Лазурный фонарь в ночи согревает сердце

      — Лан-гэгэ, отведи меня к папе, отведи меня к папе, пожалуйста! — с тех пор, как его высочество наследный принц Тайхуа внял бесконечным мольбам оставшегося на его попечении Гуцзы и собрал осколки души Ци Жуна в фонаре, малыш постоянно просился в эту комнату и мог часами разглядывать мерцающий зеленый свет. «Счастье», свалившееся на голову Лан Цяньцу, было весьма неожиданным. Долгие годы принц искал возможности отомстить за свою семью. И вот, когда его злейший враг наконец найден и остается только в порыве праведной мести протянуть руку и уничтожить коварного демона, этот самый демон вдруг умирает героической смертью, защищая собой дитя. Никто, хоть однажды пересекшийся с Ци Жуном, не сказал бы, что он способен на такой поступок. Любил ли он мальчика в действительности или до последнего следовал одному ему ведомым замыслам, сказать сложно. Но Гуцзы всей душой верил в своего «отца». Лан Цяньцу просто не мог оставить мальчика на произвол судьбы. Гуцзы был таким великодушным ребенком: даже в самой сухой и увядшей душе он мог отыскать свежие бутоны. Он поразительно быстро привязался к Лан Цяньцу и никогда не винил того в смерти Ци Жуна или его прежнем враждебном отношении, но каждый день, несмотря ни на что, упорно продолжал спрашивать, когда же вернется его отец. Лан Цяньцу потратил много сил и времени, собирая те жалкие крупицы, что остались от души Ци Жуна и подыскивая для них подходящий сосуд, все время задаваясь вопросом, зачем он это делает. Но он понял. Понял, когда увидел этот блеск в глазах Гуцзы. Мальчик восторженно смотрел на зеленое мерцание, осторожно касаясь маленькими ручками фонаря со словами: «Отец…». До сих пор Гуцзы рос, можно сказать, на улице, и Лан Цяньцу счел своим долгом взяться за обучение и воспитание ребенка. Тот имел большой потенциал: все схватывал буквально на лету. Несмотря на многочисленные обязанности божества, Тайхуа всегда выделял время, чтобы лично обучать его и быть рядом; он чувствовал, как все сильнее привязывается к мальчику. Однажды, когда Гуцзы было восемь, Лан Цяньцу решил, что пришло время для серьезного разговора. Он долго собирался с духом и немного боялся реакции мальчика на предстоящие слова:  — Гуцзы, ты уже большой. И пришло время сказать тебе кое-что, что ты, быть может, слышал, когда был малюткой, но еще не понимал. Там, в лазурном фонаре, не твой отец. Это осколки души свирепого демона Ци Жуна, захватившего его тело много лет назад и выдававшего себя за него. Раньше была возможность изгнать демона из его тела, но твой настоящий отец мертв уже много лет, и его не вернуть. Мальчик слушал со спокойным лицом, а потом тихо произнес:  — Я знаю. Лан Цяньцу ожидал чего угодно, кроме этого.  — Я знаю, — повторил Гуцзы. — Я много думал об этом. Как мог мой отец, простой крестьянин, вдруг начать пожирать людей, ссориться с божествами, которым всегда поклонялся, и обзывать их последними словами, все время влезать в непонятные стычки и творить прочие чудеса? Но больше меня удивляло вовсе не это. Отец никогда не слушал меня, отмахивался, как от бесполезной дряни, постоянно поносил бранными словами и говорил о моем ничтожестве. Хоть я и был так мал, я никогда не чувствовал любви от него. А Ци Жун часто говорил со мной, хвастая своими успехами и рассказывая о планируемых подвигах так, что мне казалось, будто он говорит это специально для меня, и ему действительно важно, что я слушаю. Он говорил, что зажарит и сожрёт меня, как тех людей, когда я не слушался, но я видел в его взгляде, что он не причинит мне вреда. Я думаю, я уже тогда знал, что это существо не может быть моим отцом. Мой настоящий отец никогда не закрыл бы меня своим телом перед лицом смерти.Что бы ни говорили про этого демона, он навсегда останется моим героем. Лан Цяньцу был потрясён. Он не ожидал, что тот, кого мальчик держит в своем сердце столько лет, вовсе не его отец, а именно Ци Жун. С того дня Гуцзы часто рассказывал истории об их совместных приключениях, которые он запомнил. Некоторые были полны мерзких отвратительных вещей, которые уж никак не следовало видеть ребёнку, но даже о них Гуцзы рассказывал такими словами, что невозможно было удержаться от улыбки. Все эти разговоры как-то сами собой велись в комнате с лазурным фонарем, и фонарь этот ярко мерцал на самых острых моментах, так, что создавалось ощущение, будто он всё слышит. Лан Цяньцу не заметил, как его чувство неудовлетворённой мести переросло в любовь к своему воспитаннику, и теперь Ци Жун уже не вызывал той неконтролируемой ярости при одном упоминании имени — хоть принц и не мог поклясться, что, встреть он живого демона вновь на своём пути, не захочет придушить его, душа в фонаре уже стала чем-то вроде члена семьи, и невозможно было представить эти тёплые посиделки без нее. Годы шли, и мальчик становился взрослее. Когда Гуцзы минуло тринадцать лет, Лан Цяньцу решил отдать его в школу заклинателей. Юноша воспринял эту идею с большим азартом, ему не терпелось начать свой путь самосовершенствования, чтобы однажды вознестись подобно его высочеству Тайхуа: в том, что у парня имеются все необходимые задатки, Лан Цяньцу не сомневался. Конечно же Гуцзы собирался взять фонарь с собой, но правила в клане были строги, и никаких вещей иметь при себе не дозволялось. К тому же, сотоварищи могут задавать вопросы, а сосуд с душой свирепого демона — вовсе не тот предмет, который следует хранить в спальне ученика клана. Раз в три месяца ученики могли посещать дома, и Гуцзы навещал Лан Цяньцу и рассказывал о своих выдающихся успехах в комнате, где стоял фонарь с душой Ци Жуна. В остальное время помещение, как правило, пустовало: что было там делать принцу без своего воспитанника? Как-то раз у Лан Цяньцу выдался свободный день, и он решил заглянуть в комнату, сам не зная, почему. Вещи Гуцзы лежали в идеальном порядке, словно он вышел минуту назад, и взгляд божества остановился на фонаре. Что-то с ним было не так. Его свет, прежде ярко-изумрудный, теперь едва мерцал. В прошлый визит Гуцзы, около месяца назад, все было в порядке. Лан Цяньцу подошел ближе и коснулся фонаря. Короткая вспышка на миг озарила комнату, затем вернулся слабый призрачный свет. Мысли об этой странности никак не выходили из головы принца, и на следующий день он вернулся в комнату, но фонарь по-прежнему еле теплился. С этого дня Лан Цяньцу посещал помещение ежедневно, наблюдая, иногда даже разговаривая с Ци Жуном, но ничего не помогало, напротив, казалось, что свет становится всё слабее, как будто душа демона истончается с каждым днём. Однако Лан Цяньцу, кажется, точно мог сказать, в какой день свет снова станет ярким. Через два месяца вернулся Гуцзы. Он с упоением рассказывал о недавнем тренировочном походе против мелких демонов, в котором сумел отличиться. Лан Цяньцу слушал с улыбкой и хвалил юношу, а лазурный фонарь горел прежним ярким светом. Как и ожидал принц, когда мальчик уехал, свет стал еще слабее, как будто Ци Жун тратил последние силы на поддержание яркости при нем. Лан Цяньцу не стал говорить Гуцзы о проблеме: он знал, как мальчик будет тревожиться за «отца». Вместо этого принц начал собирать всевозможные сведения о демоне, попутно проводя с Ци Жуном все больше времени: он выносил фонарь из комнаты, совершая с ним долгие прогулки, читал вслух все письма Гуцзы и рассуждал о том, каким достойным юношей тот растет. Все это, говорил себе Лан Цяньцу, он делает только ради Гуцзы, зная, как мальчик привязан к этому фонарю. Но ничего по-прежнему не помогало. С каждым днем свет души становился все призрачнее. В поисках решения Лан Цяньцу пошёл к Се Ляню. Его высочество иногда один, иногда в компании Хуа Чэна часто навещал Гуцзы прежде. Тайхуа, толком ничем не аргументировав свой визит, попросил рассказать всё о Ци Жуне. Собиратель цветов под кровавым дождём коротко и ясно выразил своё мнение о презреннейшем жалком демоне, оставив своего возлюбленного наедине с гостем со словами, что больше не хочет слышать даже имени Ци Жуна. История, рассказанная слегка озадаченным Се Лянем, не могла не впечатлить Лан Цяньцу. Кто бы мог подумать, что в детстве Ци Жун пережил такие тяжелые события, как издевательства отца, смерть родителей, а в последствие был вынужден вечно находиться в тени своего царственного брата, наблюдая гибель родного государства. Се Лянь не питал к брату ненависти, но напряженность в их общении разрасталась год от года. Благодаря своей натуре Ци Жун не привлекал ни людей, ни демонов, так что, в конечном итоге, Гуцзы был единственным, кто спустя столько лет смог затронуть его сердце. Разумеется, ничто из этого не оправдывало богомерзких деяний демона, но в душе Лан Цяньцу шевельнулись какие-то неведомые ранее нотки. Принц не стал рассказывать Се Ляню подлинную причину его интереса к демону. Больше Лан Цяньцу не расставался с фонарем. Он всюду брал его с собой, бережно храня за пазухой, попутно перерывая тонны трактатов, всех, которые только мог найти. Он не желал сдаваться — ведь единственный способ убить демона по-настоящему — развеять его прах, а прах Ци Жуна не мог не быть в целости и сохранности. Но все же огонь медленно угасал. А Лан Цяньцу все больше казалось, что он говорит не с осколками души, а с живым существом: фонарь мигал в ответ на его слова, словно разговаривая. Минуло три года обучения Гуцзы, когда в один из его визитов фонарь перестал гореть. Лан Цяньцу мог поклясться, что еще вчера свет был. Он оставил фонарь на ночь в старой комнате, чтобы к приезду юноши тот нашёл его на прежнем месте. Зачем, зачем только он оставил Ци Жуна? Мальчик в ужасе уставился на пустое стекло, едва вымолвив севшим голосом:  — Отец… Это напомнило Лан Цяньцу сцену, когда полуживого малютку доставали из рук обгоревшего трупа, а тот в таком же неверии смотрел на того, кто был для него целым миром. И сейчас Тайхуа ощущал, как внутри него что-то опускается, нечто большее, чем сочувствие и страх за мальчика. Кажется, ему было действительно не всё равно, жив ли Ци Жун. С тяжелым сердцем Лан Цяньцу рассказал юноше обо всём, что произошло за последние три года, о медленном угасании и о его бесплодных попытках воскресить демона. Он поделился своими соображениями, что угасание связано именно с отъездом юноши, как с потерей самого дорогого человека, поддерживающего жизнь Ци Жуна. Как мальчик мог не сокрушаться? Он потерял отца во второй раз, не имея возможности хоть как-то этому препятствовать и даже не зная, что что-то давно было не так. Оставалась последняя надежда получить хоть какие-то объяснения, но никто не мог сказать, согласится ли тот, кто мог их дать, в этом участвовать. Хуа Чэн. Разумеется, Хуа Чэн и ухом бы не повёл, умри Ци Жун хоть ещё сотню раз, но разве он мог долго противиться слезным мольбам отчаявшегося Гуцзы и просьбам самого Се Ляня. Долго изучая содержимое фонаря, он наконец высказал свое суждение. Осколки души еще не пропали совсем, но они сейчас тоньше паутины и не в силах поддерживать свет даже в этом крошечном фонаре.  — Есть ли способ восстановить душу? — после слов, что свет еще не погас до конца, в сердце Лан Цяньцу затеплилась надежда.  — Я знаю лишь один крайне радикальный способ, — ответил Хуа Чэн. — Но осуществить подобное практически невозможно. Душа демона нуждается в теле-носителе, более того, поскольку она сейчас крайне ослаблена, подойдет лишь богатый духовной энергией человек, добровольно согласившийся впустить демона. Другими словами, требуется заклинатель с высоким уровнем духовной силы, готовый уступить свое тело, при этом восстановление души потребует как минимум три дня, а по их истечении демон сможет выйти и принять свой истинный облик, но только если сам пожелает, или остаться в этом теле навсегда, кроме того, вероятность выживания даже самого сильного человека после подобного контакта крайне мала, а если он умрет до истечения трехдневного срока, с ним погибнет и демон. Вам придется буквально убить человека ради воскрешения этого вашего Ци Жуна. Готовы ли вы пойти на такое, решать вам, Ваше высочество, — Хуа Чэн изогнул бровь. В помещении повисла тишина. Где же найти богатого духовной силой заклинателя в столь короткий срок, да еще и согласного на такую безрадостную перспективу? Да и это все равно, что послать человека на смерть: зная Ци Жуна, даже если заклинатель окажется достаточно сильным и выживет, разве Лазурный фонарь согласится покинуть его тело? Между тем душа его тает с каждой минутой, и времени на раздумья совсем нет. Гуцзы, не проронивший ни слова за все это время, вдруг решительно заявил:  — Я готов, — взоры собравшихся устремились к юноше. — Я тренировался, у меня должно хватить духовной силы. Отец однажды спас меня от смерти, пришло время отплатить ему тем же. Несмотря на то, что настоящая личность Ци Жуна давно известна мальчику, тот продолжает звать его отцом. Эта мысль возникла в голове у всех присутствующих.  — Гуцзы, ты не можешь, ты слишком слаб! — воскликнул Се Лянь.  — Он прав, ты можешь умереть! — вторил ему Лан Цяньцу. Но Гуцзы уже держал неизвестно когда оказавшийся в его руках фонарь и открыл крышку. Маленький зеленый огонек поднялся в воздух: еще секунда, и мальчик вдохнет его. Не задумываясь, Лан Цяньцу бросился вперед, с силой оттолкнув юношу и подставив открытый рот навстречу огоньку. Тот легко проскользнул внутрь, а через секунду голову божества пронзила боль, будто тысячи иголок впивались прямо в мозг, и он упал в забытьи. ***  — Забавно…  — Неужели я все еще жив?..  — Чье это тело?..  — Нет, такого не может быть… Слабый голос проносился будто во сне, и, наконец, Лан Цяньцу смог немного прояснить сознание и спросить:  — Ты здесь?  — Бл*дь! Какого хрена ты сделал?! Зачем ты впустил меня в свое тело?! — этот давно забытый голос звучал у него в голове. Ци Жун.  — Ты мог умереть иначе, — спокойно ответил принц.  — А тебе то что? Разве не этого ты так отчаянно желал? Что мне теперь сделать? Отбить сотню поклонов, вознося тебе вечную благодарность?  — Я закрыл собой Гуцзы. Он бы умер, если бы твоя душа попала в его тело.  — Будто мне есть до этого дело, — голос Ци Жуна все же дрогнул, когда тот услышал имя Гуцзы. — Чего вы все так привязались к моей душе? Разве она кого-то интересовала, когда занимала мое собственное тело? Разве мой царственный брат и его красный пёс, таскающийся по пятам, не пытались меня убить по сотне раз на дню? Разве ты сам не с той же целью отправился меня разыскивать?  — Гуцзы не хотел, чтобы ты умер. Он правда любит тебя. Помолчав минуту, Лан Цяньцу добавил:  — Я тоже не хотел, чтобы ты умер… — внезапно принцу послышались какие-то странные всхлипы. — Ци Жун, ты что, плачешь?  — Вот еще! Чтобы я, величайший из демонов… — дрожащий голос Ци Жуна говорил, тем не менее, об обратном. — Любит? Можно подумать, меня кто-то когда-то любил! Хотя то был всего лишь голос, сейчас Лан Цяньцу хотелось просто укутать в объятиях это беспомощное создание и сказать, что, по крайней мере, двоим людям в целом мире он не безразличен. Да, пора признать, принц уже не мог представить себе жизнь без Ци Жуна. Он тихо спросил:  — Ты помнишь, что было, когда твоя душа была в фонаре?  — Гуцзы вырос, — ответил демон слегка успокоившимся голосом после недолгого молчания. — Славный парень, может, хорошо, что я не успел привить ему свои привычки. Потом он стал приходить реже, и я начал слабеть. А ты вдруг зачем-то повадился меня повсюду таскать с собой. Хотя… — Ци Жун понизил голос, — надо признать, некоторые твои речи были довольно занимательны. Последнее время я уже почти не отличал ничего вокруг. Лан Цяньцу улыбнулся. Он так и думал, что душа в фонаре способна все понимать.  — Зачем ты все же впустил меня? Ты ведь мог дать огню рассеяться, Гуцзы бы пережил это, он сильный. Ты же понимаешь, что я, как злобный демон, могу захватить твое тело и начать творить бесчинства. Лан Цяньцу помедлил с ответом, наконец тихо вымолвив:  — Я больше никогда тебя не отпущу…       *** Гуцзы сидел у постели, держа принца за руку. Близился исход пятого дня, жар, охвативший тело Лан Цяньцу поначалу, спал на второй день, и теперь он просто лежал абсолютно неподвижно, но на губах все же теплилось едва заметное дыхание. Се Лянь недавно проверял состояние духовных каналов, энергия циркулировала без отклонений. Оставалось только ждать. Внезапно Лан Цяньцу резко поднялся и открыл рот в беззвучном то ли крике, то ли кашле. Задремавший было Гуцзы вскочил, сжимая его руку, находившиеся в другом конце комнаты Се Лянь и Хуа Чэн тоже бросились к принцу. Зелёный не в пример бодрый огонёк наконец вылетел изо рта, тут же материализовавшись в красивого, очень похожего на Се Ляня молодого человека в лазурных одеждах с хитрыми бойкими глазами, которого Гуцзы видел впервые.  — Ну что, не так то просто от меня избавиться, да, братец? — одарив взглядом Се Ляня, Ци Жун потрепал Гуцзы по голове. — Каким статным юношей ты вырос, сынок, весь в отца! Взгляды присутствующих вернулись к Лан Цяньцу. Принц смотрел на Ци Жуна со счастливой улыбкой.