Неведомая мне

Однажды я получу письмо. Там будут жетон и справка. - Эшелон, вроде как, встанет на несколько часов на вокзале. - На каком, блять, вокзале? - На каком-то из трёх вокзалов, я не знаю. Предлагаю посидеть у тебя, выпить, в конце концов, чайку – мы все уже охуели по домам шкериться. Идёт? - Не знаю, моя мама и так против этой затеи, Диппер, - ответила Джил и громко высморкалась по ту сторону провода. – Ну, ладно. - Мы встречаемся в парке в три тридцать. - Телеграфируй. Я дрожащей рукой заправил вымытые в кой-то веке волосы за уши и стал похож на гоблина. Серый цвет моего лица в вечном полумраке комнаты не транслировал ничего хорошо. Уже несколько минут я стоял перед зеркалом и не видел там ничего, кроме серого пятна. У меня были казаки. Родители запрещали их носить, потому что они смотрелись вызывающе и мне, в общем-то, не были к лицу. Но я надел казаки, потому что решил, что это мило. Если ему вообще будет до них дело, что изначально сомнительно. - Мейбл, собирайся, пожалуйста. Мейбл сидела, скрючившись, на кровати, с телефоном в руках. - Что мне в пропуске писать? – спросила она глухо. - Напиши, что провожаешь друга в армию. Я так написал. Это должно работать. - Мне немного стрёмно, Диппер. - О, ты тоже «против этой затеи»? – скривился я. Она отмахнулась и продолжила натягивать колготки. Я рекомендовал бы ей одеться поспортивнее, на случай, если нам придётся, например, лезть через забор или ещё куда-нибудь, но разговаривать о чём-либо с Мейбл в последнее время было в принципе чревато. Когда мы оба были готовы к выходу, я занервничал. Я вывалил содержимое сумки на пол, чтобы удостовериться, что ничего не вылетело из головы. Апельсины, конфеты, носки, три пачки ибупрофена, дезодорант, тетрадка, несколько фломастеров, пауэр-банк. Бритвенный станок. Наверняка, мне бы тоже стоило быть против этой затеи. Я собрал дребедень обратно в идиотскую сумку с клубничками и наклеенным на неё скотчем с надписью: «В/ч 000541 «Белая ограда»». - Блин, секунду, я кое-что забыл, - я стукнул себя по голове и ринулся в комнату. Чуть отдернув плотную занавеску, я нащупал рукой стакан с водой, вылил его в маленький квадратный горшок с желтеющим бонсаем. И со спокойной душой зашторил окно обратно. Мы вышли из дома. Я оглянулся на полуразрушенное снарядом здание некогда ларька, заботливо укутанное строительными лесами и москитными сетками, и мы двинулись к автобусной остановке. Мейбл отгородилась от мира наушниками и едва ли волочила ноги. Мне казалось, она делает это специально, вполне вероятно – так и было. Автобус приехал минут через двадцать, канонично пустой, за исключением контролёра, который проверил наши пропуска и сел досыпать. Мы забрались на самые задние сидения. В парке нас ждал Яков, притулившись к косяку обветшалой беседки и закурив. Толстенные линзы его очков заволокло дымом. И, в отличие от меня, тратить время на марафет он, очевидно, не стал. «Не на свадьбу ж прёмся», уже предвкушал я. Яков молча кивнул и обнял нас, подпаливая Мейбл куртку. Она вяло затрепыхалась. - Ну, чего слышно? – уже по дороге осведомился он. - Ни-че-го. - В лучших армейских традициях… - Он обещал позвонить, как их посадят в поезд. - С высоты прожитых лет… вместе с ним… Спрогнозировать не выйдет. - Ага, ну, в нашем репертуаре, - промямлила Мейбл. Яков притянул её к себе и потёр голову кулаком. - А чего это наша подружка сегодня такая угрюмая? Ссышь? – Мейбл отпихнула его и окончательно скрючилась. Мы были уже у дома Джил, с пригорка за невысокими домами центра виднелись шпили вокзалов. На крыльце у полуразвалившейся антикварной двери на корточках в дырявых носках сидела сестра Джил и курила, задумчиво вперившись в испещрённый трещинами и птичьим говном асфальт. - Здорово, Марта, - в один голос сказали мы. Марта вскочила и улыбнулась нам. - Привет, ребята! – нервно воскликнула она, и мы сразу поняли, что Марта что-то не то с утра понюхала. Сегодня она была особенно похожа на маленькую старушку. - Привет! – крикнул Яков ей в лицо. Марте очень нравился Яков. – Мы пришли к вам в гости! Где Джил? - Джил разлила тональный крем на штаны! – с охуевшим выражением лица протараторила зардевшаяся Марта. – Она застирывает их в ванной! - Отлично! Мы сегодня едем ловить Билла! – накаляя обстановку, закричал ей в лицо Яков, и мне стало так стыдно, так обидно за Марту, и захотелось оставить Якова здесь, потому что он был гадким и холодным человеком. Он всегда издевался над всеми, особенно над теми, кому он нравился, а нравился он, несмотря на дебильные очки, многим. - А что он натворил?! – испугалась Марта. - Ничего, - мгновенно охладев к своему водевильчику, ответил Яков и прошагал мимо неё в дом. Я обнял разнервничавшуюся Марту и последовал за ним. Мы расположились на кухне, я заваривал чай. Мейбл жевала печенье и пялилась в телефон. Яков мыл голову в раковине. Джил носилась по коридору в поисках щипчиков для завивки ресниц. - А где мама с папой? – спросил я. - Уехали в магазин. Вдруг что-то зазвенело у меня в кармане. Что-то. Сердце ухнуло вниз по трубопроводу и упало на самое дно. Почему? Я не знаю и не понимаю. Я трясущимися руками вытащил свой мобильник из кармана и едва сдержал болезненный вздох. Нажимая на кнопку «ответить», я собрал всю свою внутренность в горсточку. Настроение прыгало с чудовищной амплитудой. - Да? – голос предательски сорвался. - Пизда, - он хрипло хихикнул на том конце провода. - Чего? – не оценив шутку-минутку, переспросил я. - Короче такая ситуация. Мы выехали. Но через Сакраменто проезжать не будем. Будем стоять до половины девятого в Реддинге, а дальше уже на границу поедем. Я осип и оглох мгновенно. - И что нам теперь делать? - Сидите дома, блин, затейники, - он снова странно посмеялся, - как-нибудь потом увидимся, как поспокойнее станет. Всё равно скорее всего выпускать не будут, да и впускать тоже. Это же эшелон. - Ты издеваешься? Мы последние несколько дней как на углях сидим, дома, не дома, какая разница? У нас для тебя посылка и… - Сидите дома, я говорю. Не надо сейчас никуда ездить, никуда высовываться, - вдруг очень серьёзно сказал он. - Мы не виделись с двадцать третьего августа, Билл! И если тебя сейчас увезут – мы вообще хрен знает когда тебя увидим! – взбеленился я. А он бросил трубку. - Так! – я заорал. – Экспозиция такая – едем в Реддинг. - В смысле? – спросила Мейбл, напрягшись. - В коромысле, блять. Короче, тупая армия, тупой Билл – они стоят в Реддинге до половины девятого и уезжают. А сейчас уже четыре. Так что – у нас есть максимум полчаса, чтобы отыскать доступную для передвижения машину, и ещё максимум три часа, чтобы добраться до Реддинга. - Чего? – в один голос поинтересовались ребята. Мы стояли около продуктового гипермаркета, Джил упрашивала отца, сутулого загнанного мужичка, дать ей погонять машину «ну вот чисто на часик, ну пожалуйста, я только руль потрогаю и газ нажму». Часы заигрывали со мной поминутно, шевеля в груди беспокойство. 16.33. Было чуточку весело, что казалось мне совершенно нездоровым. А потом Яков подошёл и сдавил папе Джил руку добела. Мы все остолбенели, особенно папа, который под взглядом Якова весь позеленел и осыпался. - Дружище, мы к другу едем, к солдату, понимаешь? Его на фронт забирают, дядя Дэн. А знаешь, что там, на фронте, с молодыми бритоголовыми ребятами делают? Нет, дядя Дэн, не знаешь. Я тебе расскажу – как два пальца об асфальт. Их потрошат шрапнелью, накалывают на штыки, заживо сжигают в БМП и замуровывают в братские могилы. Война, дядя Дэн, это как желудочно-кишечный тракт, и, господи-боже, кто это высрал? А вы жжёте потом над ними свой вечный огонь, чествуете некоего коллективного деда и заворачиваете голову в фольгу, дядя! А мы едем друга повидать – его забирают на фронт! Может, мы его вообще в последний раз видим... Я так вспотел. Ужасно. Пот струился по пояснице под резинку трусов, пальцы похолодели. Я так хотел оставить Якова здесь, так хотел убить этого Якова. Ничтожество. Чванливый лицемер. Я действительно начинал переживать за своё ментальное благосостояние. Мы сели в машину. Джил вытерла слёзы и начала ругаться с Яковом, заводя машину. - Яков, замолчи, - попросил я, - ты вообще неадекватный человек. Я хочу, чтобы ты заткнулся на как минимум следующие два с половиной часа. Я не хочу слышать и звука с твоей стороны, иначе я тебя высажу – пойдёшь пешком. На фронт. - Чё? Если бы не я, вы бы сейчас с голой жопой на морозе стояли, извините, пожалуйста, какие мы нежные! – заёрничал Яков. - Чтоб тебе сгореть. Заживо. В БМП. Трепло, - огрызнулась Джил и вдавила гашетку в пол. Яков съёжился и промолчал. Мы стояли в пробке на выезде из Сакраменто, в машине было страшно тихо и душно, над дорогой нависла серьёзная туча. У меня раскалывалась голова. Яков курил свои вонючие сигареты и снова меня бесил. Неумолимо утекало время, и меня внутренне трясло. Снова завибрировал телефон, на этот раз сообщая об SMS-ке. «Мы куда-то поехали» «Куда?!» – написал я, сдерживая истерику. «Хз» «Ща спрошу» - Они куда-то поехали, - сказал вслух. Джил подняла тяжёлую голову с руля и уставилась на меня, не мигая. Все трое навострили уши. - Не знаю, куда. - И что будем делать? А если они сейчас, блять, в Сакраменто поедут? Мы замолчали, и я вдруг почувствовал первый за последние несколько часов приятный холодок, пробежавшийся вдоль позвоночника. Куда бы они ни поехали – наплевать. Куда бы они не поехали… А пошёл бы я на фронт, будь я совершеннолетним? Кто б меня спрашивал? Пошёл бы с ним, и сдох бы с ним. Как миленький. Ужасно. Может быть, мне правда стоит задуматься о психиатре? «Короче можете не ехать, бесполезно» «Он в промзоне встал» «Будет здесь стоять пропускать» «Сейчас по радио передали – ни зайти, ни выйти нельзя будет, типа ЧС» «Передать что-то тоже» «Извините, что так вышло» «Это эшелон, самый низкоприоритетный поезд» «Я придурок» «Реально, извините» Машина кое-как тронулась. Я уткнулся лицом в стекло и захотел немножко всплакнуть – очень разморило. Ужасная спазмическая кодла образовалась в животе и отбивала барабанную дробь. То-ре-адор, на-на-нананана…. Замахнувшись раз перед быком красной тряпкой… Дурацкие и ненужные мысли лезли мне в голову, и как-то так и не выплыл на поверхность факт, что мы едем в никуда к никому, и звать нас всех никак. «В каком ты по счёту вагоне?» – написал я. - Ну чё там? - Отогнали в промзону. Где-то в километре от вокзала. Всё окей, едем. Но на сообщение он так и не ответил. И на звонки больше не отвечал. Мы выскочили из машины и бросились под дождь к маленькому провинциальному вокзалу. Я тащил сумку с клубничками, Мейбл прыгала через лужи, Яков снова вонял своими сигаретами. Джил на правах солдатской жены бежала быстрее всех. Мы ввалились в здание вокзала и бросились к прозябающему полицейскому. - Здрасьте, а вы не подскажете, где тут?... - Эшелон ищите? – улыбнулся с пониманием он. – Вы на ногах? - Нет, на машине. - Тогда как выедете на главную улицу с вокзала, езжайте под тремя мостами и через пути – а там по правому краю будет видно. - Спасибо вам огромное! – мы с Джил хором поблагодарили его. - Только вас не пустят… Крикнул он нам вслед, но я схватил за руку Джил и потащил за собой. Хотелось громко смеяться и упасть на проезжую часть с пеной у рта. Мы прыгнули обратно в машину, и понеслось ориентирование на заусенцах. Билл не отвечал на сообщения, и мы всё ближе подбирались к обнародованию факта сокрытия мной информации. Приехали мы ни зачем и ни к кому. В пустошь, на раздолбанные железнодорожные пути, под моросящий дождь. Машина неслась параллельно рельсам, то и дело скрывающимся за кустами или заборами, и мы пристально смотрели – искали единственный пассажирский поезд среди десятков газовых цистерн. - СТОП! – заорал я. Джил резко затормозила, и машину едва ли не перевернуло на бок. - ВОТ ОН! ВОН ТАМ, ВИДИТЕ?! ПОСМОТРИТЕ В ПРОСВЕТ! Мы выскочили вон, Мейбл грохнулась в лужу и выматерилась. Через пути, в метрах пяти от нас, лезли толстые бабка с дедом. За тремя огромными товарняками виднелся эшелон. - Вы тоже к солдатам?! – крикнула Джил. - Да! – ответили они и продолжили взбираться на товарняк. Мы побежали следом. Пока пенсионеры вскарабкивались на поезд, мы кое-как подлезли под ним. Мейбл порвала колготки и заматерилась пуще прежнего. Мы ринулись к следующему и протиснулись между вагонов. Яков извозил руки в дизеле, Джил обронила ключи от машины и судорожно принялась их выискивать среди камней. Когда все три поезда были форсированы, перед нами предстал эшелон, охраняемый по периметру военной полицией. - В чем дело? – шепнула мне на ухо Джил, успевшая садануться об днище цистерны. - Добрый вечер! Мы приехали навестить друга. Билл Сайфер, он... - Нельзя. Ребята опупели мгновенно. - В смысле нельзя? – уточнил Яков с явным вызовом, и я занервничал. - Эй, ребята, у нас тут туалетная бумага и апельсины, ничего личного, - плаксиво затараторил я. - Нельзя. В стране ЧС, - ответил безэмоциональный конвойный в неприметной форме. - А что можно? Увидеть его можно? - Нельзя. Выходить или входить нельзя. Можно находиться на расстоянии полутора метров от поезда. Я сделал шаг назад. Ребята посмотрели на меня странно. Вдоль поезда напротив некоторых окон стояли люди. В основном старики и молодые девушки. Напротив же, за стеклами без форточек сидели ребята с телефонами наперевес. - И ничего нельзя сделать? Ну, возьмите себе, потом передадите…, - я достал из кармана мятую сотню и протянул её конвойному. Тот отмахнулся от меня автоматом. - Нет. Лучше уходите. Ребята растерянно смотрели на меня. - В каком он вагоне? – вдруг спросила Мейбл. - Не знаю. - Позвони ему. - Он не берёт трубку. Не отвечает, - отчаянно пробормотал я. И вдруг бросился к близстоящей девушке, которая трепалась с молодым бритым парнем. - Девушка! Девушка, спросите, пожалуйста, есть ли в вагоне Сайфер! Спросите, пожалуйста! – я в истерике схватил её за плечо. Девушка испуганно закивала. - Нет, говорит. Сайфера нет, не знают, кто это. И никто не знал. Я уж было засомневался, тот ли это поезд, или, скорее, был ли Билл в числе пассажиров, потому как обратно пропорциональное представлялось куда более для него, как для личности непредсказуемой, логичным. И, наверное, я бы обрадовался. Но что-то мне всё-таки подсказывало… Я бегал вдоль поезда, как угорелый, упрашивая людей спросить про рядового Сайфера в вагоне. Джил на каблуках кое-как поспевала за мной. - Диппер, тормозни! – крикнула она. Я остановился и посмотрел на неё. Мейбл с Якобом вяло ковыляли за нами, пронюхавшие масштаб кидалова. Джил указывала на одно из окон. К стеклу лопоухий солдат, улыбающийся, приложил бумажку с надписью. Я исподтишка подобрался ближе и разглядел там надпись… «SOS». Смешно и страшно одновременно. Они с сослуживцем разулыбались, когда мы все обратили на них внимание. И тут-таки мне в голову пришла толковая идея. Я бросил сумку с передачками на землю и вытащил из неё тетрадку и фломастер. - Яков, иди сюда, развернись! – скомандовал я. Яков быстро догадался, в чём дело, и подставил мне спину. Я положил на неё тетрадь и принялся писать. Фломастер козлил, как сука. - Джил, дай другой, пожалуйста! – я говорил очень громко и отрывисто. - Чего ты так разнервничался? Как будто мы твоего отпрыска на войну отправляем..., - недоумевал Яков. Джил хихикнула. - Он очень любит Билла, - пробормотала Мейбл. – Они ж типа закадычные друзья. Отвечаю, если бы предки дали согласие – он бы за Биллом на фронт ускакал. Но, как бы иронично это не звучало, поезд ушёл... Яков закатил глаза, Джил хмыкнула. Я цокнул языком, пропуская её издёвку мимо ушей и старательно обводя буквы красным цветом. Когда «баннер» был готов, ситуация приняла нешуточный оборот, потому как мы обнаружили, что часы пробили пятнадцать минут девятого – следовательно, у нас оставалось ровно пятнадцать минут на то, чтобы найти Сайфера, попытаться запихнуть через форточку в тамбуре посылку и сказать ему те слова любви и ненависти, что грели нас изнутри. Я подошёл ближе к окну и показал новобранцам бумажку. Беззвучно за бронированным стеклом они произносили фамилию «Сайфер» и пожимали плечами. Тогда я бросился дальше, к следующему вагону. Ребята едва успевали за мной. Яков и Мейбл страшно раздражали меня своей медлительностью и… Честно говоря, я сам не очень-то отдавал себе отчёт в той неистовой спешке, а уж тем более в агонии, которая разъедала мое нутро. Почему-то мне казалось, что увидеть его сейчас, даже если не передать посылку, для меня очень важно. Изредка мы созванивались. Точнее он и Джил созванивались, мне он практически не звонил, только писал короткие повествовательные сообщения, полные опечаток и традиционных армейских баек. Однажды он позвонил мне, чтобы рассказать, как старшина заставил их всем взводом прыгать до утра через кровать, чтобы «усыпить» его неспокойную совесть. Он сказал, что эта «игра» называется «Колыбельная», он очень вдохновлён этим образом, и ему начинает нравится старшина. Он ничего не говорил по поводу того, как странно мы распрощались, и хочет ли он вообще увидеть нас, всем скопом, в ближайшем будущем. Меня в частности. Он стал окончательно сухим в армии. Раньше, хоть бы Джил, но он баловал какими-то завуалированными метафорами. На сегодняшний день богатство его лексикона сократилось до сдавленных уставом матов, чахоточного кашля и скупых, очень детских шуточек. И всё-таки он писал мне каждый день. Что-нибудь да писал. Я не ждал утонченных метафор. Ну чему тут петь дифирамбы? Но я очень хотел влезть в его шкуру, и рассекретить все его тайны, которые он собирался… Унести с собой на фронт? Ага. Эти тайны очень волновали меня, может быть, они даже были у нас немножко общими. Не знаю. Я бросился к очередному окну, демонстрируя табличку с фамилией «Сайфер» ещё каким-то ребятам. - Диппер, они что-то показывают, - пробормотала сощурившаяся Джил. Я отошёл на несколько шагов, чтобы разглядеть активно жестикулирующих новобранцев. Человек семь столпилось у окна, они, пихая друг друга, что-то изображали на пальцах. - Первый вагон? Первый вагон с конца, наверное? – прошептал я и бросился наперегонки со своими мыслями. Джил побежала за мной. Я обернулся назад и увидел, что Яков закинул Мейбл себе на плечо. Когда мы были у первого вагона, у нас оставалось чуть менее семи минут. Яков тяжело дышал, перхая и проклиная свои прокуренные лёгкие, Мейбл оплакивала, как оказалось, павший в бою каблук. Я замахал табличкой перед окнами. В вагоне закопошились. За стеклом замаячили костлявые лодыжки. Нечто длинное и тощее, расправляя широкие обнажённые плечи, сползло на пол. Блеснул жетон на шее. Бледная с подпалинами и горбатым тонким носом морда показалась в стекле. Лысая, с редкими островками криво остриженных выгоревших волос, башка. Я замер. Светло-карие глаза округлились, рот, обветренные белёсые губы, раскрылся в немом вопросе. Он покачал головой, вертя пальцем у веска и что-то говоря попутчикам. - Привет! – взмахнул рукой и крикнул я, не успев подумать, что он меня не услышит. – Мы приехали! А потом он исчез. Просто скрылся в глубине вагоне. - Может он нас избегает? – спросила Мейбл, впервые хоть как-то проявившаяся за сегодняшний день. Я не мог поверить своим глазам. Я посмотрел на часы – пять минут до отправления. Посмотрел на Джил – слёзы навернулись ей на глаза. - Козёл…, - прошептала она. - А ну не реви, - выдавил я и дрожащими губами улыбнулся, - не реви, говорю. - Вот же придурок гордый, - вставил свои пять копеек Яков и неловко посмеялся. Джил вытерла слезу кончиком пальца и засунула его в рот, как ребёнок. Нос покраснел. Я неловко погладил её по плечу. - Джил, не… Тут у меня зазвонил телефон. Пока Мейбл обнимала Джил, не мигая глядящую в окно поезда, я посмотрел на незнакомый номер и, больше ни секунды не теряя, нажал «ответить». - Подойдите к тамбуру, - послышался хриплый голос. В мутном окошке тамбура стоял согнувшийся Билл в форменной зелёной водолазке. На его губах играла странно-перекошенная улыбка, в глазах прыгали истерические огоньки. Джил закрыла рот руками и отвернулась, судорожно вздыхая. А я смотрел на него. И он смотрел на меня. - Чё вы за идиоты? - спросил он. Связь дико сбоила. - Я кому говорил дома сидеть, Сосна? Где у тебя мозг расположен? Я молчал. - Я…, - на несколько секунд отвёл взгляд, поджимая губы. - Поезд отправляется через две минуты. Вас не впустят. - У нас есть для тебя посылка, - как зачарованный пробормотал я. И тут я понял, что посылка была успешно проёбана где-то по пути. Я в панике огляделся. - А где посылка?! – взвизгнул я. Яков вылупился на меня в изумлении и без слов бросился её искать. - Забейте на неё. Серьёзно, передать не получится, - он откашлялся и снова посмотрел на меня, болезненно щуря глаза. - Я включаю громкую связь, - сказал я. - Что ж вы… Ох, твою мать…, - он развернулся к нам спиной. - МЫ ЕХАЛИ ТРИ ЧАСА! МЫ ПРОСТОЯЛИ В ПРОБКЕ НА ВЫЕЗДЕ ИЗ САКРАМЕНТО СОРОК МИНУТ, МЫ ПРОЛЕЗЛИ ПОД ТРЕМЯ ПОЕЗДАМИ, НЕСКОЛЬКО РАЗ ОББЕЖАЛИ ВЕСЬ ПОЕЗД ПО ПЕРИМЕТРУ, ДОЕБАЛИСЬ ДО КОГО ТОЛЬКО СМОГЛИ, ПЫТАЛИСЬ ПОДКУПИТЬ КАРАУЛ, ЧТОБЫ НАЙТИ УБЛЮДКА, КОТОРЫЙ ВЫРУБИЛ СВОЙ ТЕЛЕФОН, А ТЕПЕРЬ ЕЩЁ И ВЫЁБЫВАЕТСЯ! – заорала Джил. – БУДЬ ДОБР, ПОВЕРНИСЬ ФАСАДОМ НА ТУ МИНУТУ, ЧТО У НАС ОСТАЛАСЬ! Билл нехотя развернулся, вытирая красные глаза. - Реально? Вы лезли под поездами? - он хлюпнул носом и широко улыбнулся. Я кивнул. - Ты чё, мать, меня хоронишь? Он прислонился лбом к стеклу. Джил мокро усмехнулась и покачала головой. - Я не смогу выйти, реально, ребят, мне пизда будет… Поезд… - Мы не виделись больше трёх месяцев. Мы приехали просто увидеть тебя. Причесон дурацкий. Но тебе – идёт, - прошептал я. Яков кое-как прыгал по путям, с сумкой в руках. Джил по-прежнему пряталась в объятьях Мейбл и тихо плакала. - Выруби громкую связь, - вдруг попросил Билл, и я вырубил. Он заговорил очень быстро. - У меня дома на окне стоит бонсай. Я его тебе показывал, помнишь? Забери его к себе, пожалуйста, если он ещё не сдох. И поливай, раз в два дня, если что, чтобы он не сдох. Ладно? - Ладно, - бормотал я. - Так, что ещё… Я буду тебе отправлять свою зарплату. Часть отдавай моей воспитательнице из интерната, Маргарет. Ты её знаешь. Не хочу париться с кучей счетов. Часть оставляй себе. Лучше их откладывать. Мало ли что... - Ладно. Вдруг поезд издал механический стон и дёрнулся. - Блин, это – просто ужасно!.. - сквозь зубы процедил Билл. - Что такое? Что ужасно? – я медленно пошёл за поездом боком, глядя в окно. - Мне так пиздецки жаль, ты себе даже не представляешь… Короче, когда, ну… если меня, ну… однажды ты получишь письмо… ты можешь получить письмо… Ну, справка и жетон. Я указал в анкете твой адрес. Не знаю, не переезжай пока, пожалуйста?.. Я хочу, чтобы ты знал. Я чувствовал, как мои внутренности скручивались в узел параллельно ускорению поезда. Я всё быстрее перебирал ногами. Я не слышал, что он говорит, я не разбирал смысла, его заглушал стук сцепления. - Не буду. Возвращайся скорее, ладно? Хорошей службы! Пиши, пожалуйста! Пиши, звони, как угодно! Я могу приехать как-нибудь, только напиши – куда, хорошо? Я приеду куда угодно! – я кричал трубку и бежал параллельно вагону, глядя на него, цепляющегося за стекло и отчаянно глядящего на меня. Мне хотелось прыгнуть между вагонами и уехать с ним. Мне так сильно, страшно, невыносимо не хотелось с ним расставаться, глядя на его угловатую, общипанную, сгоревшую физиономию, красные глаза, на весь этот бредовый сон. - Сосна, ты, короче… Да, я буду писать, ясен пень, буду. Только ты не приедешь. Окей? - он вытер нос. Я бежал так, что едва успевал перебирать ногами. - Но когда я вернусь, мы отправимся в кругосветку, как договаривались? Я тебе клянусь, и ты поклянись. С палатками и примусом. Я умею разводить огонь под дождём, я… Мы поедем. Но вдвоём, без прицепа, лад… - Я клянусь! – заорал я трубку, перебивая шипение и короткие гудки. И поезд ушёл – в неведомую мне войну. Я бежал за ним по инерции. А он все набирал скорость. Раздался ещё один звонок, я сдавил экран. Послышался скрежет, какое-то улюлюканье, снова гудки. Ещё раз. Всё то же самое. Я остановился как вкопанный, тяжело дыша, и всё смотрел ему вслед. В неведомую мне войну. Ребята кое-как нагнали меня – зарёванная Джил, бледный и странно молчаливый Яков, очень хмурая Мейбл, сморкающаяся в рукав. - Что он сказал?! – Джил почему-то закричала и схватила меня за воротник. – Зачем он попросил выключить громкую связь?! С ним что-то плохое? - Нет-нет, всё супер, - мёртвое спокойствие расцветало в моём солнечном сплетении, пуская корни по всей периферии. Я ощутил, как что-то всё-таки трескается внутри, как холодеют и как будто отнимаются руки, которые я вроде бы сейчас складываю на груди, как... – Просто он увидел, что ты не в кондиции. Он просил передать, чтобы ты не переживала, он сразу же напишет тебе, как будет возможность. Всем вам огромное спасибо, тоже, да, передал. - Ты попросил его быть осторожным? – я кивнул и убрал мокрые волосы с её лба. – Он будет в порядке, он вернётся, Джил, всё нормально. Попросил меня ухаживать за его бонсаем, чтобы тот не сдох. Вот. Поехали домой? Я чувствую себя выжатым. Предлагаю вскрыть пакет с апельсинами... - Блин, бонсай же остался в квартире, не? – нахмурился Яков. - Диппер бы этого не допустил, - Мейбл вдруг разразилась гадким хохотом. И что-то во всём этом было такое неправильное и такое больное от начала до конца, что мне снова захотелось плакать. В Мейбл, которая знала, которая смотрела на меня волком, в Якове, который тоже знал и притворялся дурачком. В Джил? Она была хорошая девчонка, но я по сей день сомневаюсь в её неосведомлённости. Это напоминало нечто вроде круговой поруки. Вопрос, кто из нас? Я или он был истыканным ножами телом? Разрешив подглядевшим глазам себя укорять... Но имело ли это хоть какое-то значение? Да, это я был первым номером в адресной книжке, это мой номер он знал наизусть. Ну а дальше-то что? Отчаянное ни-че-го. Джил судорожно вздохнула и сцепила зубы. Ребята покивали, и мы полезли обратно под поезд. Надо было обязательно заехать на заправку – я дико натёр казаками пятки. Медленно на город опускались сумерки. Они оседали на крышах и траве, и загорались маленькие бело-голубые огоньки, венчавшие провода. Да, я получил это письмо. Не однажды, а прямо в рождественское утро. Там, наверное, были жетон и справка. Но я не стал его распечатывать. Бонсай чувствует себя нормально.