Свеча горела

И все терялось в снежной мгле Седой и белой. Свеча горела на столе, Свеча горела.

Джиму снились ледяные города с хрустальными домами, с обжигающе-холодными звёздами под чужим небом и кружащими в воздухе осколками снега. – Лихорадка, – закусив губу, констатировала Перо, стараясь не смотреть на взволнованно мельтешащего за спиной Джека. – Организм борется с болезнью. Это нормально. На последней фразе голос предательски дрогнул. Разве это нормально? Разумеется, доктору Файрвуду удалось бы убедить собравшихся в том, что бояться нечего и всё обойдётся, всего парой фраз – право слово, просто простуда с осложнениями, волноваться не стоит. Дать пациенту нужное лекарство, прописать покой на пару дней и просто побыть рядом – порой казалось, что Джим и мёртвого поднимет. Талантливого доктора не зря за спиной называли волшебником – он обладал удивительным даром одним своим присутствием внушать надежду на счастливый исход. Вот только он сейчас лежал на диване, взмокший, горячий, как раскалённый металл, и бормотал что-то бессвязное, заставляя окружающих нервно вздрагивать от боя часов и упрямо жаться у порога, позабыв про дела и дрожа от беспокойства. Джим упрямо брёл по заснеженной дороге вперёд – впрочем, из-за разыгравшейся пурги он был в этом не столь уверен. Сколько раз он терял свои следы, которые тут же заметало снегом, сколько раз он с трудом поднимался из сугробов, куда его безжалостно швырял злой северный ветер… Но стоять на месте означало верную гибель. Пару раз старший Файрвуд вырывался из плена болезни и настойчиво бормотал сидевшему у его ног брату о ягодах; Джек кивал, шептал что-то успокаивающе-невнятное, ясное только им двоим, и Джим снова проваливался в забытье. Перо растерянно перебирала содержимое походной аптечки доктора. Ярлыки с размашистыми названиями на латыни на склянках помогали мало, как и отсутствующие надписи на таблетках в маленьких холщовых мешках (и где только достал?). И ещё меньше помогали обвиняющие взгляды лидера Подполья, которые тот время от времени кидал на девушку. В конце концов, ради кого его простуженного брата понесло на задний двор за треклятыми ягодами? Почти выбившись из сил, Джим устало привалился спиной к ледяной стене, о чём тут же и пожалел – озноб рысью пробежал по телу, отчего дышать стало в разы труднее. Мысли в голове крутились одна мрачнее другой. В самом деле, куда он идёт? Зачем? Хватит ли у него сил? Не проще ли просто закрыть глаза и провалиться в сон, обещающий тепло и забвение?.. Слабый отблеск на снегу заставил его резко выпрямиться и открыть глаза. Он понял, куда ему идти. – Джек, может, ты… – Нет. Младший Файрвуд раздражённо мотнул головой – уйди, не мешай. Почему-то совершенно по-девчачьи захотелось расплакаться. В конце концов, она ведь хотела как лучше, а подпольщик только ругался вполголоса и упрямо не подпускал Перо к своему брату ближе, чем на пару шагов. Волнуется, конечно; но девушка волновалась ничуть не меньше, и Джек мог бы постараться её понять. Впрочем, возможно, стоило поблагодарить его хотя бы за то, что больше в комнате никого не осталось – едва ли не рыча от раздражения, парень выставил за дверь всех искренне тревожащихся, излишне жалостливых и просто любопытных. Перо испытала от этого странное чувство удовлетворения – словно её пустили на запретную территорию, куда остальным допуска не было. Отчасти именно из-за этого так больно били запреты Джека – она своя, она хочет помочь и… Пожалуй, она действительно виновата?.. За окном – совершенно обычным окном с покосившейся рамой, в совершенно обычном деревянном доме, что так чужеродно смотрелся среди величественных ледяных строений, за окном с выцветшими кружевными шторами с геранью на подоконнике горела свеча. Когда Джим зашёлся в приступе неконтролируемого кашля, соблюдение дистанции отошло на задний план – сталкиваясь плечами, Перо и Джек склонились над больным, слишком хорошо понимая друг друга в этот момент – оба были бессильны помочь и что-либо сделать. Влажное полотенце на лбу выглядело откровенно смешно, а про детский сироп от кашля, что оказался у одного из новеньких пленников, и упоминать было стыдно; да и доктору, как выяснилось, требовалось совсем не лекарство. С трудом откашлявшись, Джим произнёс всего одно имя. Джек молча поднялся и вышел за дверь, прислонился лбом к прохладной стене и наконец-то выдохнул с облегчением. Перо верила, что всё будет хорошо, присаживаясь на колени возле дивана и осторожно убирая влажные пряди с мужского лица. Он позвал её. И она будет рядом. Джим дошёл. Он замер перед дверью, боясь оглянуться и вновь оказаться в холодном плену пустых заснеженных улиц, боясь сделать шаг вперёд и обнаружить, что дверь заперта. Но позади не было ничего; а на снегу сиял, манил к себе прямоугольник света, что отбрасывала свеча за окном… Мужчина глубоко вздохнул и взялся за резную деревянную ручку, что удивительно привычно въелась в ладонь сотней колющих шипов. Перо ласково, трепетно-осторожно коснулась губами мокрого лба Джима. Полотенце за ненадобностью было отброшено в сторону; температура всё не спадала, и девушка почти отчаялась, в очередной раз обжигая губы… Обжигая ли?.. Джим зажмурился от потока яркого света, резанувшего по глазам после долгих скитаний под безлунным небом, в последний момент углядев у окна знакомый силуэт со свечой в руках. Перо разрывалась: её душили рыдания, ей хотелось убежать и хлопнуть дверью, вылить на голову этому наглецу тазик с водой и омерзительно мокрым полотенцем, влить в него всю бутыль сиропа от кашля и завязать в плед… Джим лишь рассеянно улыбался, слушая не то обвинения, не то благодарности в свой адрес. Спасибо, что вернулся; но какого чёрта, какое ты имел право уходить и так всех пугать? Он слишком хорошо знал этот голос, что приветствовал его там, в холодном, чужом городе, сливаясь с тихим потрескиванием свечи. – Добро пожаловать домой, Джим.