insanity

Джим слегка сутулится, будто зверь перед прыжком и у многих, если ни у каждого, кто имел с ним дело подскакивает пульс, а глаза бегают, только бы не пересекаться с таким хищным взглядом. Но Мэйсон смотрит спокойно и прямо; будто не замечает серьезной опасности перед собой. Джим, случись им пересечься наедине, тихо присвистнул бы с подобной непробиваемой невозмутимости, но перед ребятами — он это просто так не оставит, нельзя. — До конечной, — он указывает своим на места, — До конечной, в барахолку, черти. Я буду позже. И буквально выталкивает парня на нужной пустой остановке под одобрительные выкрики ребят. — Что тебе нужно? — Мэйсон даже не растерян, он слегка склоняет голову набок отчего Джиму хочется прямо на месте вцепиться в изгиб шеи и рвать, рвать на куски. Гнев, что он старательно скрывал ранее, охватывает тело целиком. После первого удара из рук Мэйсона вылетает книжка и, стараясь отдышаться от переполняющей ярости, Джим поднимает её, мельком читает с насмешкой вслух: — Почему люди целуются? — он замечает, что парень уже опирается о стену, — Зачем держатся за руки? Так ты философ? Или сумасшедший? Рука зависает в воздухе в паре сантиметрах от холеного личика после ещё более нелепого вопроса, чем предыдущие. — Расскажешь? — Мэйсон держится за стену, но сохраняя прямой, без ненависти взгляд, почти ровным тоном спрашивает, — Расскажешь мне? — Ты определённо больной, — произносит Джим, не отрывает взгляд и понимает что гнев давно перешёл в нечто иное, в то, из-за чего в чужую шею вцепиться хочется по-другому. — Как и я. Второй удар не заставляет парня выдать хоть какую-то эмоцию, зато на пальцах и щеке красуются багровые разводы. Джим не думает совсем, хватая Мэйсона за пиджак и прижимая к бетонной стенке, не даёт двигаться. Лишь оказавшись так близко, он видит в темных зрачках, — боже, точно поехавший, — интерес и немного волнения. Как подросток перед открытием главного подарка на день рождения. Нет, полный бред. Поэтому Джиму больше мысли не нужны — целует, чувствуя кровь, чувствуя адреналин, чувствуя, — и его пробирает до дрожи, когда на подобные попытки, скорее похожие на укусы, Мэйсон так уверенно и открыто отвечает. Одна рука парня держит его запястье, другая притягивает за талию ближе, с каждой секундой поцелуя забирая самоконтроль и кислород. Одно мгновение, — и Джим сам спиной ощущает твердость бетона, то как чужие пальцы переплетаются с его, пачкая все в крови. — Потому что, — Мэйсон наконец находит себе силы отстраниться, переводя дыхание, — это так приятно, да? Он тянет руку Джима к себе, их пальцы опускаются на его грудь в районе сердца, а тот, — ну что за проклятый день, — будто заворожённый следит за каждым движением. — Вот тут очень тепло, — голос Мэйсона становится хриплым, — Просто невыносимо горячо. Я никогда не чувствовал себя так. И не убирая ладони со своей груди, снова целует, а Джима в который раз слепит вкус крови и чужих губ. — Ты, — пытается слепо оттолкнуть, но не может, тянет за запястья обратно, — просто сумасшедший. — А это плохо? — в свете одинокого фонаря лицо Мэйсона будто в ореоле, да он сам выглядит как ангел, слишком идеальный. — Для всех остальных — может и да, — Джим буквально что не рычит; остается только быть предельно честным. — Но для меня даже лучше.