***
–Что Вы со мной делаете? Что Вы со мной делаете?! –в исступлении проговорил Пётр, с каждым словом повышая голос. Послышались истерические нотки. Эмоции, что он хранил в себе всё это время, вырвались наружу. Ставрогин просто оторвал его от себя и приложил лицом о землю. И поспешно пошёл дальше. Голова закружилась от сильного удара, из носа фонтаном хлынула кровь. Сзади кто-то подошёл. –Пётр Степанович, Вы в порядке? –послышался позади тихий голос. К удивлению Верховенского, это был Кириллов. Он мотнул головой, ничего не ответив, и бросился было вслед за Ставрогиным, но Алексей схватил его за руку. Пьер повернулся к парню, сверкая глазами от накипающей ярости. –Чего Вам, Кириллов? –голос, которым он задал этот вопрос, был похож на шипение змеи, что вот-вот нападёт. Но того это, очевидно, не волновало. –Пётр Степанович, Вам нельзя идти вслед за ним, –многозначительно проговорил Алексей, –Вам ведь нельзя...появляться на Солнце, –медленно продолжил он, не думая о последствиях. –Да чёрт с этим Солнцем! –зло выплюнул Пьер и вдруг выражение удивления показалось на его лице, когда он понял, что Кириллов в курсе всего, –Погодите, откуда Вы знаете это? –Эмм... –замялся Кириллов, явно боясь признаваться в содеянном, –дело в том, что когда Вы ко мне последний раз заходили, забыли важные бумаги... Собственно, из них я и узнал о Вашей болезни. Прошу Вас извинить меня за то, что буквально вторгся в Ваше личное пространство, хотел собрать их и вернуть Вам, но увидел часть текста об этом, в смысле, о Вашей болезни. –Кириллов, –прошептал Верховенский с долей злобы и страха, –Вы, надеюсь, никому об этом не рассказали? –Нет, не в моих принципах распространять информацию о других, –несколько оскорблённо отозвался тот. –Прекрасно, –сухо ответил Пётр и, вырвавшись из рук Кириллова, не обращая внимания на его восклицания, выбежал на солнце. Сначала он не чувствовал ничего. Да если бы и чувствовал, то не обращал бы внимания. Сейчас ему нужно было нагнать Ставрогина. Всё равно, пускай Солнце убьёт его, у него есть те, кто продолжит его дело. А больше смысла так продолжать жить, ощущая полный презрения взгляд любимого человека на себе, нет. Да и сил тоже нет. Нужно закончить все дела, а дальше можно и отправляться на тот свет спокойно. Но Пьер хотел хоть как-то повысить себя в глазах его идола. Только он постепенно начинал ощущать боль от воздействия на кожу солнечных лучей... –Николай Всеволодович! Николай Всеволодович! Помиримтесь, Николай Всеволодович! –судорожно шептал он, –Ставрогин, Вы красавец, Вы мой идол, –слова сыпались словно бусины, как заранее подготовленная речь, но Верховенский ничего не готовил. Всё просто - он говорил то, что у него на душе. Он поминутно хватал его за локоть и через каждую фразу повторял снова и снова: "Помиримтесь, помиримтесь". Нет, Верховенский не хотел его окончательно потерять. Пускай смотрит как на ничтожество, хорошо! Лишь бы был рядом... –Вы предводитель, Вы - Солнце... А я В-ваш червяк, –прошептал Пётр срывающимся голосом, стараясь не обращать внимания на нарастающую боль от солнца. Сейчас это не столь важно. "С ним лихорадка... С ним что-то случилось и он бредит", –возникла внезапная мысль у Ставрогина, который пытался хоть как-то понять, что происходит с Верховенским. С тем, кто всегда держит себя под контролем, свои эмоции и слова. Сейчас же он бормотал будто в бреду, шёпотом, неразборчиво, смотря умоляющим взглядом на Николая, будто боясь потерять самое драгоценное сокровище, что есть в жизни. –Помешанный, –сквозь зубы зло процедил Ставрогин и отдёрнул руку. "Конечно помешанный! На тебе помешанный, чёрт подери!" –отчаянно подумал Верховенский. Пётр Степанович вновь бросился вслед за своим идолом, бесом и ангелом в одном лице. Он хватал его за плечи, всё не переставая говорить. Свои же слова он слышал будто в тумане, сквозь приступы боли. Ставрогин снова ушёл. Ушёл. Опять. Пётр не стал вновь нагонять его и пошёл обратно к дому, чуть не падая - голова всё ещё кружилась после сильного удара. –Пётр Степанович! Подождите! –за спиной Пьер услышал голос Кириллова, но не собирался останавливаться - знал, что тот будет его жалеть. А ему этого не надо. Не хватало ещё, чтобы его, ЕГО жалели! Нет, никогда. Но Алексей, видимо, в свою очередь тоже не хотел его так просто отпускать, –Постойте! –схватил он Петра за руку. –Чего Вам, Кириллов? –устало спросил Верховенский, сил больше не было изображать злой или презрительный тон. Он просто устал, от всего. Возможно, просто так подействовало отношение Ставрогина к нему, того, кого он любит. Конечно, завтра снова он будет в состоянии всем грубить и угрожать. Но не сейчас, уже всё равно. –Я просто хотел сказать, –замялся Кириллов, –если Вам нужно будет поговорить, Вы всегда можете прийти ко мне, мы выпьем чаю, обсудим всё, что Вас гложет. Приходите хоть днём, хоть ночью, всё равно я обычно сижу до рассвета. Насчёт Шатова не беспокойтесь, он всё равно в другом флигеле. –Хорошо, –неожиданно даже для себя улыбнулся Пётр, хоть улыбка и вышла чуть истерической, –слушайте, Кириллов, с чего это Вы так начали заботиться обо мне? –Я, –Алексей мгновенно вспыхнул, –я не то чтобы забочусь... Просто мне Вас жаль. Не смотрите на меня так, Верховенский, прошу Вас. Я говорю откровенно, всегда говорю откровенно и Вы не исключение из моего принципа. Я просто вижу Ваше состояние и хочу помочь искренне. Я увидел ту самую светлую сторону в Вас, о которой все говорят. В смысле, не именно в Вас, а в каждом человеке, даже в самом злом. И именно сейчас я разглядел её в Вас. И хоть я знаю, что Вы умрёте, –он печально улыбнулся, –это не помешает мне сказать кое-что. А именно...Вы справитесь, всё будет хорошо. Я могу помочь со Ставрогиным и с бумагами. Не беспокойтесь. Мы...то есть Вы справитесь. –Спасибо, Кириллов, –искренне и, пожалуй, чуть печально, улыбнулся Верховенский, –только пообещайте, что Ставрогин не узнает о моей болезни, я не хочу, чтобы он меня жалел. –твёрдо сказал Пётр и, видя желание парня возразить, непреклонно и одновременно умоляюще произнёс, –Прошу Вас, ради всего свя...пожалуйста. Я хочу, чтобы Николай Всеволодович был со мной не из жалости, а лишь по своей воле. Когда человек будет смотреть на тебя как на ходячую болезнь, как на какого-то умирающего, с жалостью и ни с чем более, это просто невыносимо. –от представленной перед собой картины Верховенского даже передёрнуло, –Понимаете меня? –Кажется да, –задумчиво отозвался Кириллов и тут же ободряюще улыбнулся, от чего у Верховенского в груди разлилось тепло, коего давно не было, –не волнуйтесь, не скажу. Но если Вам удастся добиться его, обещайте, что скажете во что бы то ни стало! Пётр Степанович, –вдруг неловко начал он, и Пьер вопросительно на него посмотрел, –можно Вас попросить кое о чём? –Разумеется, говорите. –Могли бы Вы...не убивать Шатова? –выдохнул Кириллов и снова смутился, –Просто он не заслуживает этого, ей-богу не заслуживает! Он хороший человек и он не донесёт, –внезапно горячо заговорил Кириллов, –можете мне поверить, мы с ним много лет прожили вместе, там, в Америке и я его очень хорошо знаю! Если он уходит из вашего общества, это не значит, что он обязательно донесёт, я Вам клянусь! Пожалуйста, не трогайте Шатова, –тихо закончил он под конец, остудив пыл. Пётр же только ухмылялся. –Я понял Вас, Кириллов. Что же Вы так его защищаете, как любимую девушку? –Нет! Нет-нет, –щёки Кириллова чуть порозовели и он снова начал быстро убеждать, только то ли Верховенского, то ли самого себя, непонятно, –как Вы могли такое подумать, нет же, чёрт возьми! Просто я его люблю, он мне дорог, как друг, товарищ, просто я не могу оставить всё так, он должен...он не заслуживает быть убитым! Ведь он не донесёт, никогда не донесёт, –юноша окончательно сбился в собственных мыслях и смущённо опустил глаза. –Что же Вы так разволновались, Кириллов? Я же задал Вам простой вопрос, успокойтесь, –сказал спокойно Пётр, однако в глазах играл лукавый огонёк. Кириллов ничего не ответил, но когда Пётр Степанович пошёл дальше, всё равно направился вслед за ним. –Пётр Степанович, а с Вашей болезнью точно ничего нельзя сделать? Может всё-таки можно каким-то образом предотвратить...Вашу смерть? –К сожалению, ничего, –пожал плечами Верховенский, но интонация, с которой он это сказал, совсем не была похожа на печаль или сожаление. В его голосе сквозило безразличие. Кириллов на это промолчал. К чему лезть в чужие чувства, когда того не просят? Верно, ни к чему. А ворошить раны, которые возможно присутствуют, тоже не хочется. А Петру было всё равно лишь потому, что нет смысла продолжать своё никчёмное существование. Главное-закончить дела, а потом как пойдёт. Ставрогину на него всё равно, а значит ему самому тем более. Пьер знал, что этот день всё равно рано или поздно настанет, вечность убегать от смерти не удастся. И вот этот момент наступил. Только Верховенский не ожидал, что это произойдёт так быстро. Как всегда, во всех глобальных происшествиях в его виноват Николай Всеволодович. Хотя нет, виновато скорее всего безрассудство самого Петра Степановича, пора уже это признать в конце концов. "Пускай, когда я умру, то останусь в глазах народа мразью, жестоким, бесчувственным человеком, хорошо! Какая разница, мне на них плевать. Но лишь для Николая Всеволодовича хочу я остаться хоть капельку...хорошим. Противно говорить это слово, но я готов измениться ради него. Я заслужу его расположение, я смогу", –про себя решил Пётр. Внезапно ноги подкосились, боль вернулась. Против своей воли Пётр издал еле слышный стон. –Что с Вами, Верховенский? –мигом всполошился Кириллов и вовремя его поддержал - ещё миг, и Пётр бы рухнул на землю, –Быстрее, в экипаж! Аккуратнее, вот так... Давайте ко мне домой? Адрес Вашего дома я всё равно не знаю. Пётр Степанович лишь кивнул, зажмурившись, стараясь не закричать. Рукав пиджака приподнялся, оголив запястье и обнаружив синяк (скорее похожий на ожог) на нём. Пётр так и застыл на месте, мигом позабыв про приступ боли. Кириллов же, направив кучера к своему дому, тоже увидел ожог, проступивший после нахождения молодого человека на солнце. –Это что? Это оно самое? –почти шёпотом спросил Кириллов, не в силах отвести полного ужаса взгляда от "отметины". Верховенский кивнул, издав тихое "да".***
Когда они уже подъехали к дому Кириллова, Пётр Степанович уже ощущал что силы восстанавливаются, но хотя он и старался уверить в этом Алексея, тот всё равно выразил желание поддержать его за локоть. И хоть Верховенский не хотел это признавать, но такая забота была ему приятна, тем более о нём никто и никогда не заботился. Только в доме он никак не ожидал увидеть Ставрогина. Он диким взглядом посмотрел на Кириллова, как бы спрашивая, он ли это привёл его сюда. Тот виновато пожал плечами, мол, я ничего не мог сделать. Тут Пётр вспомнил, что сам сказал Николаю прийти после "заседания" к Кириллову. И мысленно хлопнул себя по лбу. И как он мог так оплошаться! –Пётр Степанович, с Вами всё в порядке? –как бы обеспокоенно поинтересовался Ставрогин, –Вы что-то очень бледны. Никак нездоровится? –Всё в порядке. Я...отлично себя чувствую, –через силу улыбнулся Пьер, осознавая, что улыбка вышла кривой. –Вас отвести в отдельную комнату? –тихо спросил Кириллов и, получив от Петра утвердительный кивок, увёл его, очевидно, туда. Ставрогину же сказал подождать.***
Пётр, когда Кириллов вышел, медленно сполз по стене на пол и взлохматил волосы. Главное, чтобы Кириллов не сболтнул ничего Николаю Всеволодовичу. Вскоре раздался тихий стук в дверь. Пётр напрягся. Боль прошла, он просто не хотел показываться на глаза Ставрогину. Тем более в таком жалком виде. –Пётр Степанович, с Вами точно всё хорошо? Может, врача? –Пьер зажмурился, стараясь не обращать внимание на очевидное, из ниоткуда взявшееся волнение мужчины. –Нет. Не нужно врача. Идите, –отозвался Пётр как можно больше безразличным голосом, –Мне надобны лишь Вы, –прибавил он шёпотом.***
–Кириллов, а что это с Верховенским? –спокойно поинтересовался Николай уже на пороге дома. –С ним всё хорошо, –замялся Кириллов. Он решительно не знал, говорить или нет Ставрогину. Однако решил не говорить, иначе предаст тайну Петра Степановича, тем более никто кроме него не знает об этом, –просто небольшие временные трудности. А я ему просто помогаю преодолеть их. Всё будет хорошо, –прибавил он тихо, как бы для себя, но Ставрогин это услышал, однако не подал вида. Николай принял твёрдое решение заглянуть сегодня к Петру домой. "Что-то тут не так, они оба явно что-то скрывают. И, очевидно, не очень радостную весть. Я должен всё выяснить, всё же мы с Петром Степановичем не чужие люди", –размышлял Николай, шагая по тропинке к своему дому.***
Кириллов вошёл в комнату, где заперся Верховенский. И с удивлением обнаружил его, сидящего на полу и плачущего. Алексей, немного поразмышляя, осторожно приземлился рядом и аккуратно приобнял того за плечи. –Что произошло? –тихим и успокаивающим голосом спросил Кириллов. Тот только помотал головой и, чему Кириллов ещё больше удивился, полностью расслабился в его руках и даже положил голову ему на плечо. Ещё примерно пять минут Кириллов ему шептал различные вещи, пытаясь успокоить, что-то наподобие: "мы справимся", "всё будет хорошо", "все эти трудности временные", "Вы нужны Ставрогину". И, когда Верховенский успокоился, Кириллов неожиданно сам для себя крепко обнял его, прошептав "мы что-нибудь придумаем". Пётр благодарно улыбнулся, прошептал в ответ "спасибо" и обнял того в ответ. Неожиданно те люди, раньше друг для друга бывшие никем, стали, должно быть, друзьями всего за час или два. Судьба всегда готовит нежданные повороты.***
Прошло несколько дней с того рокового момента. Отчасти с помощью Кириллова Верховенский улучшил свои отношения со Ставрогиным. Они даже иногда стали гулять по вечерам, как раньше. Но состояние Петра всё ухудшалось с каждым днём. Практически каждую ночь они с Алексеем пили чай и обсуждали всё на свете. Несколько раз Кириллов пытался уговорить Верховенского рассказать Николаю обо всём, но безуспешно. –Тебе ведь потом всё равно придётся сказать ему, –в очередной раз решил попытать удачу Кириллов, когда Верховенский вновь пришёл к нему после прогулки с любимым. –Когда придёт время, я скажу, –закатив глаза, ответил Пётр, которому это уже порядком надоело, –почему ты так беспокоишься об этом? –Ты ещё спрашиваешь?! –изумлённо воззрился на него Алексей Нилыч, –Неужели ты сам не замечаешь, как он на тебя смотрит? Он к тебе неравнодушен, Петь, это видно невооружённым глазом! Он должен знать! Если ты боишься, что он уйдёт, то не нужно! Ставрогин не из таких! Он будет с тобой в любом случае, Петь! –Погоди, давай разъясним всё, –остановил его движением руки Пётр Степанович, –во-первых, успокойся и сядь. Послушай, я понимаю, что он не уйдёт от меня. Но я хочу быть в его глазах НОРМАЛЬНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ, понимаешь? Просто обычным. Я не хочу, чтобы он обращался со мной как с умирающим. Я хочу быть как все. Обычным человеком. Кириллов вздохнул и взял друга за руку. Посидев так ещё несколько минут и поразмыслив над чем-то, он тихо произнёс: –Я всё понимаю. Но и ты пойми. Если ты не скажешь, твоя смерть будет для него сильным неожиданным ударом. Это сломает его. Поэтому, прошу тебя, когда хочешь, но скажи. Конечно, в любом случае твоя смерть не будет для него радостью, но так ты хотя бы хоть каплю облегчишь его страдания. Пожалуйста, Петь. Прошу тебя. –Хорошо, я скажу. И ещё, я должен поблагодарить тебя за помощь и поддержку. Честно говоря, без тебя бы я не справился, –так же тихо сказал Верховенский, опустив глаза. Было видно, что эти слова даются ему с трудом, так как он не говорил подобного ещё никому. Да и этот человек уже привык быть одиноким и справляться с проблемами сам, поэтому сказать это было для него трудно. –Пустяки, –тепло улыбнулся ему Кириллов и похлопал по плечу, –мы ведь друзья. –Друзья, –хмыкнул Верховенский и, поймав вопросительный взгляд парня, нехотя продолжил, –у меня никогда не было друзей. Я вообще не знал, что это такое. Мне казалось, это такая глупость. Друзья - всего лишь одна из слабостей человека, делающая его уязвимым, как и любовь. Я боялся стать слабым. Именно поэтому я пообещал себе что не допущу в своей жизни таких ошибок. Правда, встретив Николая Всеволодовича, я понял, что одна ошибка всё-таки прочно обосновалась в моей жизни. Ошибка под названием "любовь". Когда я это понял, я растерялся, врать не стану. И был даже разочарован в себе. Я пытался внушить, что это всего лишь помешательство. О да, много раз, –он иронично улыбнулся, –но не вышло. А потом допустил ещё одну ошибку...тебя. Получается, даже я не смог одолеть эти чувства. Это временами угнетало меня. Но не теперь. Не после того, что вы оба сделали для меня. Ставрогин дал веру в любовь, а ты стал лучшим другом для меня. Поддержкой. И я очень ценю это, поверь. –Стало быть, я для тебя-ошибка? –усмехнулся Кириллов. –Самая лучшая, что могла случиться со мной. Разумеется, после Николая, –довольно серьёзно ответил Верховенский. Но не прошло и пяти минут, как комната наполнилась искренним, весёлым смехом молодых людей.**
* Ночью Петра Степановича разбудил громкий стук в дверь. Сонно проворчав что-то наподобие "кто среди ночи в здравом уме будет ломиться в дом к человеку! Иду я, иду". Подойдя на трясущихся ногах (сказывались последствия развития болезни), он отпер дверь и к своему удивлению увидел перед собой Николая. –Николай Всеволодович? Что Вы здесь делаете? Вы что, пьяны? –Можно я войду? –усмехнулся тот то ли насмешливо, то ли истерически, –Да, я немного пьян, и что с того? Верховенский, который даже не знал, что сказать, просто отошёл, пропуская пьяного, почти не стоящего на ногах Ставрогина. Судя по его состоянию, он выпил впервые в жизни. Пока Пётр раздумывал, что делать с незваным гостем, тот уже благополучно сопел на диване. –Николай Всеволодович, –тихо позвал Пьер и, убедившись, что тот спит, ласково прошептал, –спокойной ночи. Укрыв его одеялом, поскольку ночи уже были прохладные, он пошёл к себе. Зажегши лампу, стоявшую на столе, он посмотрел на себя в зеркало и невольно горько улыбнулся. Теперь он не хотел умирать. Когда появились люди, ради которых он готов был продолжить своё существование. Но прогрессирование болезни неумолимо приближало его к роковому часу. Щёки заметно впали, скулы больше обострились, бледность лица стала ещё более болезненной. Руки заметнее тряслись, говорить становилось больнее. Симптомы развивались. На теле было множество так называемых ожогов и он как можно тщательнее их скрывал. За исключением Кириллова. Тот знал обо всём, что с ним происходит. Он сдержал обещание, данное другу и не убил Шатова. Напротив, повысил их отношения от взаимной ненависти до безразличия. Он сдержит ещё одно обещание, расскажет Николаю обо всём. Кириллов прав, чертовски прав, если Ставрогин будет знать о его участи, ему будет хоть немного легче перенести его смерть, если Верховенский действительно так дорог ему. –Ладно, пора спать. С утра со всем разберусь. Интересно, почему же ты, Николай Всеволодович, так напился? Неприятности у тебя, или ты с радости? Спи спокойно, мой свет. Погасив свет, Пётр почти мгновенно уснул, последнее, что он представил перед сном - глубокие глаза Николая. Такие же прекрасные и таинственные, как он сам.***
На утро Пётр проснулся от какого-то шума снизу. Сначала он подскочил, но затем вспомнил, что ночью к нему зашёл Ставрогин. Спустившись, он наблюдал забавную картину - Николай Всеволодович пытался навести порядок в шкафу на кухне, но в итоге уронил на себя муку и теперь был весь белый. –Доброе утро, Пётр Степанович, –сконфузившись, проговорил Николай. –Доброе, Николай Всеволодович, –ответил Пётр и, не выдержав, громко рассмеялся. Ставрогин, немного построив из себя обиженного, тоже весело засмеялся. Когда оба успокоились, сошлись на том, чтобы выпить кофе. Разговаривали они обо всём, даже оживлённее и раскрепощённее, чем раньше. Верховенский не понимал, каким образом это получилось, но ему определённо это нравилось. –Знаете, Николай Всеволодович, мне Вас не хватало, –честно признался ему Пьер, –ну знаете, наших бесед, долгих посиделок. –О, поверьте, мне тоже, –улыбнулся Ставрогин. Нет, не как всегда, не вежливо и не иронично, а как-то мягко и даже радостно (?). –Николай Всеволодович, а почему Вы выпили? Ну, я имею ввиду когда сегодня ночью пришли ко мне, Вы были пьяны. И почему Вы пришли именно ко мне, а не к кому-то другому? –Я хотел Вам кое-что сообщить, очень важное, а выпил...просто так получилось. –чуть замялся Ставрогин, –Так вот в чём дело... Я более не могу скрывать это, хоть и боюсь осуждения именно с Вашей стороны, на общество мне плевать. –Вы же знаете, что я постараюсь вникнуть в суть Вашей проблемы, но никогда не буду осуждать. –Знаю. Верховенский, не кажется ли Вам странным то, что мы так часто и непринуждённо общаемся, но всё равно называем друг друга на "Вы"? Однако ладно, я не о том поговорить хотел. С недавних пор я ощущаю странное чувство по отношению к Вам. Оно зарождалось ещё в Швейцарии, собственно, поэтому я от Вас и отдалился тогда, чтобы заглушить его. Но какая ирония - чем усерднее я пытаюсь исключить Вас из своей жизни, тем больше желание Вас увидеть, поговорить с Вами. Я не уверен, что это нормально, но всё-таки, попытайтесь понять меня. Я не уверен, что любовь мужчины к...мужчине является нормальным явлением, но всё же. Я люблю Вас, Пётр Степанович. А напился я, как бы глупо это ни звучало, для храбрости, –усмехнулся Ставрогин, –только кажется, я немного не рассчитал количество алкоголя и он меня "усыпил". –Николай Всеволодович, Вы не поверите, но у меня точно так же, –усмехнулся Пётр. –Так что, получается, мои чувства взаимны? –недоумённо спросил Ставрогин, словно не веря этому. Пьер встал из-за стола и медленно подошёл к собеседнику. Наклонившись к нему, Пётр накрыл его губы своими. Николай подался вперёд, нежно целуя его в ответ. Каждый не мог вложить в поцелуй всех своих чувств, но всё же он получился очень чувственным. "Неужели наступил этот момент", –вертелась одна фраза в уме обоих. Пётр сел на колени Николая - стоя было неудобно. Тот придержал его за талию, всё так же не разрывая поцелуй. Только скоро из-за недостатка воздуха пришлось всё-таки разорвать его. –Как видите, взаимны, –улыбнулся Пётр, ласково заправляя чёрную прядь возлюбленного за ухо. –Даже не представляешь, как долго я ждал этого, Петруш, –вдруг пробормотал Ставрогин и, перехватив дрожащую руку Петра, стал покрывать её поцелуями, как сам Пьер когда-то. –Поверь мне, представляю, –тихо произнёс Пётр, всё так же нежно улыбаясь. –Почему у тебя в последнее время дрожат руки, постоянно? –вдруг внезапно спросил Николай. Пётр осёкся, он никак не ожидал, что тот заметит это. –Тебе показалось. Они вовсе не дрожат, –как можно убедительнее проговорил Пётр Степанович. Николай недоверчиво посмотрел на него. –Петь, не делай из меня идиота. Я прекрасно вижу, что что-то не так. Рассказывай, что ты скрываешь от меня? –тихо проговорил он. –Хорошо, ты прав, –вздохнул Пётр, –но прошу тебя, давай не сейчас. Это не так важно, чтобы сейчас об этом говорить. Я хочу провести с тобой как можно больше времени! –умоляюще произнёс Пьер. "Потому что у меня его осталось мало, и я хочу провести его с тобой", - добавил он мысленно. –Нет, –твёрдо ответил Николай Всеволодович, –сначала ты мне скажешь, что происходит, а потом мы будем проводить время только для себя, наедине друг с другом, обещаю. –Ладно, –вздохнул Верховенский, –только пообещай что...не изменишь после этого своё ко мне отношение и, прошу тебя, не вини себя ни в чём, хорошо? –Ты меня пугаешь, Петь, –серьёзно произнёс Николай и вздохнул, –хорошо, обещаю. Говори. –Дело в том, что у меня есть одна редкая болезнь... Не знаю, слышал ли ты о ней или нет. Называется "ксеродерма". Если кратко, мне нельзя находиться на солнце, иначе последствием будет смертельный исход. Поэтому я всегда говорил тебе, что свободен с вечера. –Погоди, но ты ведь недавно был на солнце? Когда за мной бежал. О Господи, –вдруг вскричал он, обычно спокойный и сдержанный человек, и закрыл рот рукой. –Да, –протянул Пётр, не обращая внимания на последнее восклицание, и тут же взял его руки в свои, –ты ни в чём не виноват, это всё моё безрассудство, не кори себя в этом! –Получается, ты умрёшь? –тихим и внезапно охрипшим голосом спросил Ставрогин, мертвенно бледный. –Да, –так же тихо ответил Пьер, –возможно через несколько дней. Поэтому я хочу провести остаток времени с тобой, Николаш! Ты один из самых дорогих мне людей, но тебя я люблю больше всех! Прошу, не вини себя, тут нет твой вины. –Я не хочу тебя потерять. Я не могу. –словно в бреду прошептал Николай Всеволодович, –Почему я не признался раньше... –Да не виноват ты! –вскричал Пётр, с жаром целуя его в щёку, –Мы проведём оставшиеся дни как надо! Только пообещай мне одну вещь, пожалуйста. –Какую? –глухо спросил Николай. –Не страдай по мне всю жизнь. Найди себе ту самую женщину, с которой ты будешь счастлив. Не губи себя. Я того не стою. Я хочу, чтобы ты счастлив, даже без меня. А я...я всегда буду с тобой. В твоём сердце, –срывающимся голосом прошептал Пьер, стараясь сморгнуть навернувшиеся слёзы. –Я не знаю. Я не могу обещать. Ты мне надобен, только ты, Петь, –тоже дрожащим голосом ответил Ставрогин, подняв на него глаза, полные слёз. –Хотя бы пообещай, что постараешься. Ради меня, пожалуйста, Николаш. –Обещаю, –почти шёпотом произнёс Ставрогин, не обращая внимания на слёзы, текущие по щекам. –Я люблю тебя, –нежно прошептал Пётр Степанович, тоже плача, и заключил любимого в объятия. Ставрогин ему в плечо ласково улыбнулся сквозь слёзы: "я тебя тоже".***
Каждый день Верховенский и Ставрогин проводили вместе: гуляли по городу, ходили в гости к Кириллову. Тот поначалу извинялся перед Николаем Всеволодовичем за то, что ни о чем ему не рассказал. Но тот прервал его извинения и отвечал на них тем, что "все в порядке, я все понимаю, не извиняйтесь, на вашем месте так поступил бы каждый". Несмотря на то, что целые дни Петр Степанович проводил с Николаем, про Кириллова он тоже не забывал. Как и всегда, по ночам они пили чай и говорили о чем угодно, но только не о прогрессировании болезни и приближении того самого дня. Руководить "пятеркой" он поручил Эркелю. Видел - мальчишка талантливый, умный, он с этим справится как никто другой. Он не хотел тратить драгоценное время на это. Последние дни своей жизни он решил провести только с самыми дорогими ему людьми, а именно со Ставрогиным и Кирилловым. Никогда Петр не мог представить, что Николай Всеволодович окажется таким романтиком. Как и раньше, они прогуливались по вечерам, в сумерки. Смотрели на закаты и просто бессмысленно бродили по улице. Обоим было все равно, куда идти, лишь бы вместе. Николай Всеволодович постоянно держал возлюбленного за руку, словно стараясь поддержать. Все трое старались не заговаривать о скоропостижной кончине Петра Степановича. Только с каждым днем становилось труднее это не замечать. Его лицо заметно осунулось, было бледно, словно у мертвеца. Под глазами залегли тени. Сами глаза утратили тот лихорадочный и живой, энергичный блеск, что был раньше. Но иногда все равно можно было заметить некоторые искорки, наверное, счастья. И то только когда он был в окружении Николая Всеволодовича и Алексея Нилыча. Практически всегда все жители наблюдали Пьера в компании Ставрогина. Варвара Петровна была не против отношений сына с молодым человеком. Конечно, не то чтобы она была прямо "за", но по крайней мере не открыто возражала. Счастье Николя было для нее превыше всего. А тот, очевидно, был счастлив. С момента начала их отношений, Николай Всеволодович будто ожил, стал словно другим человеком, поэтому не высказывался по этому поводу отрицательно. -Доброе утро, Петруш, -именно так начался очередной день Петра Степановича, с ласкового шепота Николая Ставрогина. С недавнего времени они съехались и стали жить вместе в доме Пьера. -Доброе, Николаш, -зажмурился Петр от солнечных лучей, проникающих в комнату сквозь шторы и, чуть приподнявшись, поцеловал Николая. -У меня есть идея, чем заняться сегодня, -проговорил Ставрогин, ответив на поцелуй, -мы можем сходить на какую-то пустынную улицу и устроить вечер танцев. Я всегда хотел с тобой станцевать. Потом, как всегда, проведем ночь у Кириллова за чаем. А затем мы можем забраться на какую-нибудь крышу и вместе встретить рассвет. Как тебе план? -Николаш, ты серьезно? -спросил Петр, сверкая глазами, полными счастья, -это прекрасно. Я в своей жизни никогда не встречал рассвет. -Я знаю, -ласково улыбнулся Николай Всеволодович, -и я хочу, чтобы в этой жизни ты увидел и сделал то, что хотел, но не мог. И я так понимаю, с рассветом я угадал? -Не представляешь насколько, -прошептал Пьер, благодаря небеса за то, что дали ему шанс обрести такое сокровище, -я так тебя люблю, Николаш! -Я тебя тоже очень люблю, -как-то задумчиво отозвался Николай, -знаешь, я много раз представлял, как мы с тобой вальсируем в большой зале и все смотрят только на нас. Как в сказках. Только самым важным отличием сказки от реальной жизни является счастливый конец. Он есть в каждой сказке. Только в жизни не всегда бывает счастливый конец, к сожалению, -он заметно погрустнел. -Николаш, не вспоминай вновь об этом, прошу тебя. Мы ведь договаривались не говорить об этом, -он приподнял дрожащими пальцами лицо Николая Всеволодовича за подбородок и пристально смотря в его глаза, -просто не думай об этом. Знаю, сложно, молчи, -Петр остановил что-то собравшегося сказать Ставрогина и сел в постели, тот уселся рядом, -я знаю, что ты мне скажешь. Но я повторю то, что говорил месяц назад. Я хочу, чтобы ты был счастлив, даже когда меня не станет. Возьми любую девушку, которая тебе хоть как-то симпатична и махни с ней куда-нибудь далеко, в Швейцарию или еще куда-то. Забудь меня, пожалуйста. Как кошмар, приснившийся ночью. Считай, что я тебе приснился. А моя смерть - это окончание сна. Я твой сон, хорошо? Не плачь, прошу тебя, -прошептал Петр, увидав слезы, застывшие в любимых глубоких синих глазах. -Я не хочу, чтобы этот сон заканчивался. Если хочешь, я буду считать тебя сном. Но только не кошмаром, нет. Это был самый прекрасный сон в моей жизни. Словно рай, открывшийся мне на земле. И это будет, пожалуй, единственный сон, который я никогда не забуду. Никогда, слышишь, Петь? Даже если я и уеду с девушкой...это все равно будет не то, совершенно не то! Никто мне не заменит тебя. Ты единственный такой, тот, кто подарил мне жизнь. Реальную жизнь и веру в любовь, вечную любовь. -А ты мой такой единственный, -нежно произнес Петр Степанович и, притянув к себе Ставрогина, поцеловал, -и знаешь, ты тоже мне дал все эти прелести жизни. Кстати, помнишь, я говорил тебе что ты - солнце? -Николай кивнул и вопросительно вскинул брови, -я ведь говорил всерьез. Ты стал тем, кто заменил мне солнце. Не смейся, -обиженно вскричал Петр Степанович и несильно хлопнул того по плечу, но через секунду сам улыбнулся, -я ведь серьезно, Николаш. Ты стал мне солнцем. Я знаю что ты скажешь, что полная противоположность, но это не так! Ты самое настоящее солнце. Мое солнце, -и он взаправду говорил на полном серьезе. Николай на это лишь нежно улыбнулся и прижал Пьера к себе, заключая в объятия.***
-Мы пришли? -заинтересованно спросил Петр Степанович, которого Николай повел в какое-то место, где, как он говорил, находился сюрприз и теперь вел его, сказав ему закрыть глаза. На вопрос "почему?" он ответил: "по-другому будет неинтересно" и весело усмехнулся. -Почти, вот-вот подойдем, -ответил Николай Всеволодович и через минуту снова заговорил, -пришли. Открывай глаза. -Вау, -восторженно выдохнул Петр, -какая красота! Когда ты успел все это сделать? -Ну, мне помог Кириллов, так что это не я один, -усмехнулся Ставрогин, -нравится? -Не то слово. Это потрясающе! Даже не верится, что это только для нас. -тихо проговорил Верховенский. -Сюда обычно никто не захаживает, так что да, это все только для нас. Этот вечер полностью наш. Без людей, -удовлетворенно сказал Николай. И правда, было невероятно красиво. Было устроено скромно, но со вкусом. Прямиком напротив леса на поляне размещался деревянный стол со стульями, стоящими друг против друга. На столе находились свечи и различная еда. Также сюда вместился и старый радиоприемник. Они сели за стол. Поначалу они молчали. Но молчание не тяготило, оно не было неловким. У обоих не было дискомфорта от молчания, наоборот, им было хорошо. Всегда было хорошо, потому что вместе. И было ощущение, что так и нужно. Медленно сгущались сумерки, на небе появлялись первые звезды. Вот взошел месяц. Так же молча Николай налил шампанское в их бокалы. -Я предлагаю выпить за нас, -заговорил Ставрогин, взяв возлюбленного за руку, -за нашу любовь, которая изменила нас обоих навсегда. Знаешь, раньше я думал, что любовь приносит лишь проблемы и неприятности, скандалы и измены. Но наша история научила меня верить в любовь. Вечную любовь. Она творит невероятные вещи. -Я согласен, -улыбнулся Петр, -я тоже раньше не верил в нее. Считал, что это самая большая ошибка, которую совершают люди. До тех пор, пока не встретил тебя. Я изменился из-за нее. Я изменился ради тебя. Благодаря любви к тебе. И знаешь, я хочу кое-что сказать. Даже когда мы уже не будем рядом, Вселенная сохранит нас внутри себя, нашу любовь, которая будет жить вечность. Если бы наша история стала известна всем, люди, возможно, начали бы верить в любовь еще больше. И именно в вечную любовь, как ты сказал. Потому что она бессмертна. Мы неделимы, благодаря нашей любви. Именно поэтому я всегда буду с тобой, даже когда...когда меня не станет. Потому что она и есть сама вечность. Понимаешь, Николаш? -Понимаю. Я люблю тебя, Петруш, -тихо, почти шепотом произнес Николай Всеволодович и, с минуту просидев молча, вдруг встал и подал руку Верховенскому, -потанцуем? -Что? Ах да, конечно. Только знай, я не умею танцевать, -усмехнулся Петр Степанович и, опершись о поданную Николаем руку, поднялся, -так что готовься к тому, что я отдавлю тебе все пальцы на ногах. -Только тебе одному я это позволю, -рассмеялся Ставрогин и, не обращая на ворчание (впрочем, не очень правдоподобно, в нем слышались оттенки смеха и веселья) Петра Степановича, начал медленно вальсировать с ним под мерную музыку, прерываемую помехами, из радиоприемника. Со временем оба приноровились к темпу друг друга и, уже не глядя под ноги, медленно танцевали вальс, будто занимались этим всю жизнь. Вновь Петр Степанович тонул в синих глазах Николая Всеволодовича, что смотрели на него, как раньше, с теплотой и любовью. Прошло невесть сколько времени, хотя этим двоим было совершенно все равно на это. Когда последний вальс проиграл, они опомнились и спохватились о времени. -Ох, нас ведь Кириллов ждет! -воскликнул Верховенский. -Николаш, мы опоздаем! -Он поймет, -помолчав с минуту, произнес Николай Всеволодович и, отвернувшись от любимого, стал смотреть куда-то вдаль, за горизонт. -Николаш, ты чего? -обернулся к нему Петр Степанович и, тихо подойдя ближе, обнял того со спины, -Это было восхитительно, спасибо тебе за все. Ты лучший, знаешь?***
После ночных посиделок у Кириллова молодые люди чуть не опоздали ко времени восхода солнца. Ставрогин, забравшись на крышу дома, подал руку, чтобы помочь Верховенскому тоже взобраться на крышу. Медленно, но верно, тучи разрывались между собой, словно клубки ниток. Где-то за горизонтом начали показываться первые лучи солнца. Легкий и прохладный ветерок развевал волосы обоих. -Неужели я сейчас впервые в жизни увижу и почувствую солнце, его тепло, -прошептал Петр Степанович, прикрыв глаза, -но с другой стороны я его ненавижу. Ведь оно - причина моей скорой смерти. И причина нашего расставания, -Верховенский зажмурился, позволив одинокой слезинке скатится вниз по щеке. -Эй, -почти шепотом обратился к нему Николай Всеволодович, -ты ведь говорил, что мы никогда не расстанемся, даже когда это произойдет. Помнишь? -Ставрогин прижал любимого к себе. -Я помню и все еще придерживаюсь такого мнения. Просто страшно. Каково это - умирать? В моем случае наверняка это произойдет мгновенно. А существует ли жизнь после смерти, как говорил Кириллов? По сути, многие говорят, что человек живет, пока его помнят. Так что я точно могу не рассчитывать на полное забвение, -нервно рассмеялся Петр Степанович, -я точно знаю, что ты меня помнить будешь. Пожалуй, в эту и только эту часть его теории я верю. Обстоятельства вынудили поверить, при другом раскладе событий ни за что не поверил бы. -Верховенский вновь невесело усмехнулся, -Так что я в любом случае всегда буду рядом, -закончив свой монолог, Пьер положил голову на плечо Ставрогина, ожидая рассвет. -А я тебя никогда и не забуду, даже не надейся, -усмехнулся Николай и грустно улыбнулся, -но давай сейчас не будем об этом. Все-таки, надо жить здесь и сейчас, в настоящем времени. Будущее, какое бы оно ни было, мы не в силах предотвратить или изменить, жизнь - не фабрика по исполнению желаний*. А знаешь, я так говорю, чтобы ободрить себя, потому что знаю, что уже ничего нельзя изменить. Я не волшебник, чтобы повернуть время вспять и предотвратить тот момент, когда ты выбежал на солнце, а потому давай радоваться каждому моменту нашей жизни. В конце концов, мы будем существовать вечность, не забывай свои же слова, Петь. Тот лишь улыбнулся ему в плечо, устремив задумчивый взор куда-то за горизонт. А тем временем вставало солнце, согревая остывшую землю после прохладной ночи своими теплыми лучами. Лица двух молодых людей, стоявших на крыше, освещалось первыми лучами рассвета и смотрелось это довольно картинно. Они, жмурясь, но не отворачиваясь, глядели на светило, которое поднималось все выше. На улицах еще никого не было, мир просыпался, готовясь к дневной суете. Прохладный ветерок развивал светлые и темные волосы Николая Всеволодовича и Петра Степановича, переплетая их друг с другом, точно ниточки их судеб, что уже непосредственно объединились в одну. Вместо "я" существовали теперь "мы". Два человека, в жизни не знавшие настоящей дружбы и любви, дали ее друг другу и, несмотря на трудности и непроглядное, темное будущее, были все же рядом. Хотя, может будущее было не таким уж и мрачным, несмотря на грядущую смерть одного из них. Почему это так, проговаривалось выше. Так и они простояли на крыше до того момента, пока солнце полностью не взошло на небо.***
С того момента прошло уже несколько недель. Но за эти недели произошло много разных событий (ладно, всего лишь два). Во-первых, Николай Всеволодович довольно-таки романтично сделал предложение Петру Степановичу, целую церемонию они делать не хотели, решили все организовать у Кириллова, в принципе, тот не был против. Пригласили Варвару Петровну, Дашу и, по просьбе Кириллова, Шатова. Только они не успели порядком обвенчаться, лишь до свадьбы заранее обменялись кольцами на всякий случай. И вот этот случай, которого они так опасались, наступил прямиком перед свадьбой. Петр Степанович сильно опаздывал на свадьбу и Кириллов решил навестить его дом. Еще тогда в сердце Николая Всеволодовича поселилась некая тревога, сомнение. Он отлично знал Верховенского, тот не мог опоздать на собственную свадьбу. Все время отсутствия Алексея Нилыча в душе его все более поселялся леденящий страх, сковывающий мысли и тело. Это было слишком странно. Но Николай старался не думать о плохом и уничтожать в себе все зачатки ужасных мыслей. Так прошел примерно час, или около того. Кириллов вернулся бледный, едва стоящий на ногах. Зрачки были расширены, в глазах застыло выражение горя и ужаса. Сердце учащенно забилось, все внутри словно покрылось льдом. "Петр Степанович...он мертв", -это были последние слова, которые Николай Всеволодович слышал, находясь в здравом уме. "Мертв", -со скоростью света проносились мысли в голове Ставрогина. Только одно слово осталось в мыслях мужчины - "мертв". В глазах потемнело, он чувствовал, как в них медленно закипают слезы. Он чувствовал, что оседает на пол, и чьи-то руки подхватили его. Это был Кириллов, он знал. Его усадили куда-то. Взяв себя в руки и прочистив горло, Николай Всеволодович произнес: -Я хочу его видеть. Я сейчас пойду к нему домой. И не ходите за мной. Мама, не надо, -остановил он повелительным движением руки Варвару Петровну, собиравшуюся обнять сына, -я справлюсь. И он вышел из флигеля под обеспокоенные взгляды приглашенных. Он был словно в забытьи, шел, но не видел куда. Ноги сами несли его к дому Пьера. К их дому, где они жили вместе. Каким-то образом он дошел до двери их дома, здесь и остановился в нерешительности. Он думал, сможет ли наблюдать неживое тело любимого человека. В голове закралась мысль повернуть обратно и больше никогда сюда не возвращаться. Будет больно. Но тут же отогнал от себя эту мысль. "Из-за страха боли, может, и на похороны не придешь? Нет уж, боли тебе в любом случае не избежать", -язвительно и в то же время горько сказал сам себе Ставрогин. И, боясь передумать, повернул ручку и зашел в дом. С замирающим сердцем он прошел в гостиную и вновь как будто провалился в бездну. На полу сидел Петр Степанович. Поначалу он показался Ставрогину даже живым, но грудь не вздымалась, что означало, что он не дышит, да и признаков жизни он не подавал. Николай Всеволодович прикрыл глаза, стараясь выровнять дыхание. Он присел на корточки рядом с Петром. Заправил пряди, лежащие на лице, за волосы. Он был все так же бледен и красив. Усталая, но счастливая улыбка застыла на его губах. Голубые глаза не искрились любовью. Ныне они смотрели неподвижно на сидящего перед ним Николая Всеволодовича. В горле Николая будто разрастался ком. В уголках синих глаз застыли слезы. Ставрогин тихо зарычал, грудь словно сдавило тисками. Через несколько секунд в окрестностях дома послышался громкий, душераздирающий, хриплый вопль боли. Рядом с Петром Степановичем на полу неподвижно лежала фигура убитого горем человека. Его лицо ничего не выражало, будто ему было совершенно все равно на происходящее. Выдавали его чувства только слезы, что катились по щекам и падали как капельки дождя на пол. Это было и вправду похоже на дождь. Ставрогин закрыл глаза, случайно позволил себе сдавленный всхлип. Он не мог позволить себе рыдать в голос, биться в истерике, кричать и кричать без остановки, пытаясь выместить всю боль. Но он знал, что это не поможет. А так он всего лишь покажет слабость. Да и уже ничего не хотелось, одновременно с жуткой нуждой разделить свою боль с кем-то. Но он так и не вставал с пола, даже шевелиться больше не хотелось. Он просто хотел тоже вот так тихо умереть, рядом с любимым. Правда, он уже ощущал, будто умер. Да, потому что умерла его лучшая половина. А исчезновение родственной души (а Пьер был именно таким для него), не проходит бесследно. В голове уже проносились их совместные воспоминания: вот они целуются на кухне, вот пьют чай у Кириллова и болтают о чем-то таком неважном, но необходимом. Вот они танцуют в сгустившихся сумерках, гуляют по городу, встречают рассвет. А что будет дальше? Николай Всеволодович еще не задумывался об этом. Потому что не хотел думать, что будет, когда Петр умрет. Потому что после, без него, он просто не видит смысла жить дальше. Это конец. Конец всего. Свет в его жизни, единственный луч солнца, освещающий его путь, погас. От него остались лишь воспоминания. Счастливые воспоминания, причиняющие боль. Какая ирония, однако. Но забыть его не получится никогда, да и не хочется. Сейчас в нем бушевала гамма чувств, противоречивые эмоции. Хотелось рыдать, кричать, но одновременно хотелось смеяться, оглушительно хохотать. Скорее всего, истерически. А воспоминания все возникали и проносились в его голове. Все, что он говорил: чтобы был счастлив, нашел другую, забыл его. "Как я могу забыть тебя, дурак? -внезапно даже для самого себя произнес Николай Всеволодович и грустно усмехнулся, -После всего, что с нами было. После всего, что мы пережили. Я хочу перемотать время назад, вернуться в те дни, где мы были вместе. Где ты был жив. Я хочу все переиграть, успеть сделать все, что не успел. Сказать тебе все. Я старался сказать все за это время, но чувствую, что еще много не сказал. Прости меня, Петруш. Я хочу к тебе, Петь. Как же я хочу быть сейчас с тобой и остаться навсегда. Там, рядом с тобой. Потому что мое место рядом с тобой. Мы должны идти рука об руку. Ты и сам знаешь, я не смогу без тебя. Я обещал, что постараюсь и я постараюсь, но уже сейчас я на грани шага в бездну, срыва куда-то вниз. Я не хочу так. Понимаешь? Уверен, что ты бы сейчас вновь стал меня уговаривать, но я не могу так, черт возьми! Я не могу жить в мире, где нет тебя". Послышались тихие шаги, кто-то входил в гостиную. Как бы он ни боялся, не хотел показывать свои чувства другим, почему-то остался лежать, не шевелясь. Наверное, потому что на этот раз было гораздо больше безразличия ко всему, что происходило сейчас. Он даже не приоткрыл глаза. Слезы уже высохли, но боль не прошла. Да и вряд ли вообще когда-нибудь пройдет полностью. -Николай Всеволодович? -тихо позвал Кириллов и присел на корточки рядом и, выдохнув, продолжил, но еще тише, -Коль... Однако это сработало гораздо действеннее. Тот открыл глаза и чуть приподнялся, сел, стараясь не смотреть на бездыханное тело Петра Степановича. -Почему он умер именно сегодня? -севшим голосом проговорил Николай Всеволодович. -Но если бы он умер в другой день, вы бы сказали тоже самое, -грустно усмехнулся Алексей Нилыч. -Вы совершенно правы, Кириллов. Как много я ему не сказал. Знаете, какой парадокс - вроде старался за все это время сказать все, а не сказал, -истерически хохотнул Ставрогин. -Мне очень жаль, -тихо произнес Кириллов и осторожно заключил Ставрогина в объятия. Тот и не сопротивлялся, да и от тепла обнимающих его рук стало как-то легче. Уткнувшись носом в плечо Кириллова, он вновь дал волю слезам.***
На похоронах Николай вел себя как-то отрешенно, особо ни с кем не заговаривал, даже с Кирилловым. Хотя тот и не настаивал на диалоге. Нет, он не говорил речь, как это бывает обычно, его не просили, а он и не навязывался - знал же, что не сумеет сдержать эмоции. В конце концов, даже самый холодный и отгородившийся от всех человек не может равнодушно говорить речь на похоронах любимого человека. Никто, кроме Варвары Петровны, Шатова, Кириллова и Дарьи Павловны не знал про отношения Николая и Петра, а потому многие удивились, что молодой человек вообще пришел на похороны (в обществе Ставрогин и Верховенский по обыкновению держались друг с другом холодно и отстраненно, дабы не возникло подозрений), но узнавать об этом не решались. Лишь после церемонии Николай Всеволодович подошел к могиле Петра Степановича, но ничего не сказал - внезапно все слова закончились. Так он и простоял на месте минут двадцать, ничего не смыслящим взглядом уставившись на надпись на надгробии. Затем развернулся и быстро, почти бегом пошел по направлению к имению Ставрогиных, потому что боле не мог там находиться. Так он несколько недель не выходил из дома, лишь позже все стало понятно.***
Эпилог.
После смерти Петра Степановича прошло несколько недель, а то и месяц. За это время многое успело измениться. Единственный, с кем Николай Всеволодович проводил много времени, был Кириллов. Если говорить в общем, пропуская детали, Ставрогин в обществе оставался все тем же - холодным, неприступным и вежливым красавцем-аристократом, по которому сходили с ума практически все девушки. Но те, кто его хорошо знали, начали замечать в нем довольно странные и пугающие перемены, которые начали происходить с ним примерно спустя неделю после смерти Верховенского. Аристократическая бледность лица исчезла, ее сменила болезненная. И прежде он был особо безэмоционален, а теперь был так угрюм и мрачен, что, казалось, из него выкачали все положительные эмоции, да и негативные он особо не выказывал. Последние несколько дней он совершенно не выходил из своей комнаты и не пускал туда никого, даже Кириллова. Чем он там занимался, никто не знал. Варвара Петровна уже начинала серьезно беспокоиться за сына, но одним утром он наконец-таки вышел из своей "обители". Как оказалось, он там печатал какие-то бумаги. Не обратив внимания на многочисленные расспросы матери, он, не говоря ни слова, вышел из дома. Одет он был, мягко говоря, не распрекрасно, да и выглядел так же. Было видно, что он долгое время не брился и не мыл голову, да и вообще особо не уделял себе внимание. Но даже в таком виде он оставался дьявольски привлекательным. На нем было длинное серое пальто, которое он даже не удосужился застегнуть. Шел он быстрым шагом, ни на кого не обращая внимания, смотря в землю и что-то тихо бормоча себе под нос. В связи с этим некоторые прохожие смотрели на него с интересом, другие как на помешанного, третьи вообще старались его обойти. Но ему не было до них дела. Он шел прямиком к церкви, к Тихону, коего ему советовал навестить Шатов, еще очень давно. Войдя в комнату, где сидел Тихон, Николай словно смутился чего-то, но только на мгновение - через секунду он вновь равнодушно смотрел на старца, с интересом его разглядывающего. Остановившись напротив стола, за которым сидел Тихон, Ставрогин быстро и резко заговорил, в упор смотря на него: -Вы меня, наверное, не знаете. Я Николай Ставрогин. -Я хорошо знаю вас, юноша. Вы уже были у нас, -спокойно и неторопливо отвечал Тихон. -Да ладно вам. Я был у вас еще давно, в детстве, -усмехнулся Ставрогин, -вы уже наверняка догадались, что я к вам за чем-то пришел? -Вполне. Так чего же вы не говорите? Вы ведь исповедываться пришли, так? -Нет, -резко и зло ответил Ставрогин и, выдохнув, более спокойно продолжил, -хотя, может и да. Я сам точно не знаю. Я лишь хотел отдать вам эти листки, -не глядя в глаза Тихону, он протянул ему те самые бумаги, что печатал долгое время дома, не выходя из комнаты. Тот их взял, -Читайте. Только ничего не говорите. Как прочитаете - все скажете, -и он сел на стул, по-прежнему не смотря на Тихона, -тут несколько экземпляров. Хочу распространить их, -он грустно улыбнулся своим мыслям, глядя в окно. Тихон взял пачку листков и начал чтение. "От Ставрогина. Я, Николай Ставрогин, отставной офицер, хотел бы поведать одну историю, весьма странно произошедшую со мной и изменившую мою жизнь в корне. Надеюсь, это не будет звучать слишком трагично, потому что история на самом деле хорошая и, несмотря на ее печальный конец, я рад, что это произошло со мной. Итак, все началось в Швейцарии. Именно там я встретил одного человека, чертовски сильного, который изменил меня и мою жизнь. Только вот умер из-за меня. У него была смертельная болезнь - ксеродерма. Поясню - человеку с таким заболеванием нельзя появляться на солнце, иначе он умрет. А Петр Степанович (так его звали), побежал вслед за мной, когда я его оттолкнул, на солнце. Только потом, когда у нас появились отношения, я все узнал. Я, честно говоря, не знаю, жалею ли я об этом. Но я счастлив, что судьба свела нас. До дня его смерти мы все время проводили вместе и это были лучшие дни в моей жизни. И даже после его ухода из нашего мира, я чувствую, что он рядом. Все просто - наша любовь вечна. А что такое вечность? Вечность - это множество переплетающихся между собой бесконечностей, маленьких и больших**. И бесчисленное число бесконечностей образуют самую большую бесконечность - вечность. И эти бесконечности существуют вечно. Звучит замысловато, но надеюсь, вы поняли. И мы, наша любовь друг к другу именно эти соединившиеся бесконечности. Мы - сама вечность. Прошу заметить, не он, не я, а именно мы. Я чувствую его присутствие рядом, всегда. В этом заключается вечность. Несмотря на то, что его нет в живых, он все равно незримо рядом. Я это точно знаю. Я не верю в иной мир, в перерождение. Я верю в вечность, в вечные чувства и любовь. Надеюсь, эта история поможет людям поверить в настоящую вечность и изменить свою жизнь к лучшему, найдя своего человеку, как я когда-то. И последнее, что я хочу сказать - отношения между людьми одного и того же пола - нормально. Если вы счастливы с этим человеком, никто не вправе говорить вам, что вам нужно расстаться только потому, что это не естественно. Пожалуй, на этом я закончу свою историю. Спасибо, что дочитали до конца. И если она поможет хоть одному человеку, значит, я все сейчас рассказывал не зря и произошедшее не ушло бесследно." -Ну, я должен сказать что это довольно вдохновляющая история, которая действительно может помочь многим людям, -чуть улыбнулся Тихон, -я вам помогу их распространить, -и он убрал все экземпляры в ящик стола. Николай Всеволодович смог лишь кивнуть, сглотнув неизвестно почему появившийся комок в горле. -Спасибо, -прочистив горло, выговорил Ставрогин отрывисто, но уже спокойно и встал со стула, -я тогда пойду. -Вы должны отпустить его, -внезапно решительно, но в то же время мягко заговорил Тихон, -вы должны принять тот факт, что он мертв. И хоть вы верите, что он рядом (и я этого не отрицаю), все же лучшим решением будет отпустить его, либо хотя бы простить себя. За то, что он выбежал на солнце ради вас. Я вижу, это не дает вам покоя. Сделайте это, вам станет легче, -проникновенно закончил свой монолог Тихон. -Я не могу отпустить его, -помотал головой Ставрогин, словно в исступлении, -я не должен отпускать его, и не хочу. Не учите меня, что делать, -внезапно резко и снова злым тоном произнес Николай, -психолог, -словно выплюнул он это слово и, презрительно хмыкнув, скрылся за дверью.***
Новое утро, уже осеннее. Дождь идет уже с ночи, к утру значительно уменьшился. Ставрогин задумчиво смотрел, как по окну стекают немного кривой дорожкой капли дождя. Как всегда, он был хмур и бледен, да и погода оптимизма не прибавляла. К Кириллову он не ходил уже как три дня. Вам покажется, что это мало, но дело в том, что обычно Николай ходил к Алексею Нилычу чуть ли не ежедневно. Хотя, Кириллов частенько такую непостоянность походов Ставрогина к нему списывает на все же не прошедшее потрясение из-за смерти Верховенского, хотя это было далеко не так. Да, Николай Всеволодович, безусловно, тосковал по Петру Степановичу, но его смерть он давно принял и понял, так что никакого потрясения не было. На подоконнике стояли цветы, а рядом лежала веревка. Рассеянным взглядом Николай рассматривал природу за окном. Практически везде были лужи, земля была мокрая и грязная. Наверняка, если сейчас выйти и пройтись под ней, она будет звучно хлюпать под ногами. Дождь тем временем вновь начал усиливаться. Было еще рано, из всех обитателей Скворешников не спал только Николай Всеволодович. Только начинало светать, солнце почти показалось на горизонте. Только Ставрогин не мог на него смотреть и, отвернувшись, решил было уходить, вот только одна безумная, страшная идея пришла ему в голову. Он посмотрел на потолок, взгляд его зацепился за крючок. Взяв веревку, он вновь посмотрел вверх, и его лицо озарила улыбка. Наполовину радостная, наполовину наполненная горечью. Но решение уже было принято. "Прости меня, Петруш. Ты ведь знал и знаешь, я все равно не выдержал бы. Потому что я должен быть рядом, там же, где и ты, а без тебя не смогу. Надеюсь, матушка, Кириллов и остальные меня поймут. Хотя, я знаю, они меня поймут. Думаю, даже записка тут не нужна. Я скоро буду рядом, Петь. Я люблю тебя" , -размышлял Николай, делая петлю. Он закрепил веревку на крючке получше и, надев петлю на шею, в последний раз оглянувшись вокруг, улыбнулся краешком губ, и - спрыгнул. Навстречу Петру. Навстречу вечности.