The Dancing Queen

Зачем искать принцев, когда можно стать королевой и заявить права на короля?

Он застыл на полпути к сцене, нерешительный, напуганный, как пацан у стоматолога, и в воцарившей тишине промямлил что-то невразумительное. Дени позвала его ещё раз, едва ли не взмолилась. Уйдёт Джон, и её королевский титул будет потерян. Будет потеряно всё, о чём она мечтала, на что надеялась, и, что хуже всего, она будет опозорена. Сёстры Джона, которым она никогда не нравилась, будут глумиться над ней… фото в школьном альбоме будет изрисовано, она не сможет с гордостью рассказывать детям о том, что их родители… — Я не могу, — повторил он и попятился назад. Улыбка Дени из ласковой стала дьявольской, и она, заискивающе улыбаясь перед публикой и директрисой, почуяла, что земля уходит у неё из-под ног. Она знала, что её слова не имеют значения, видела ехидные улыбочки; и поняла вдруг, что ненавистников у неё больше, чем последователей. Что она скажет? Может, напомнить, что благодаря её инициативе в столовой понизили цены? А может, о курсах подготовки в университеты и колледжи, о личном знакомстве с представителями Лиги Плюща… нет, всё это без толку, ничто не спасёт её. Дени взглянула на директрису в надежде, что та придёт на помощь; но та словно не хотела отнимать у неё место под солнцем, и плевать, что оно перестало греть и норовило оставить от неё кучку пепла. Тогда произошло самое страшное. Кто-то присвистнул, кто-то обозвал Джона голубым, а Дени — его прикрытием. Они начали считать; дойдя до трёх, незнакомые Дени голоса грянули Гимном Гордости, кто-то заржал. Ненависти с каждой секундой становилось больше, она кипела в зале как в огромном котле на открытом огне, и все, с кем она боролась, кого хотела выгнать на краткий период своего управления школьным советом, вернулись, зализав раны. Дени закричала, что это ничего не меняет, но её никто не услышал. Она подскочила к микрофону, но запнулась о провод, схватилась за стойку; раздался шум, разом всех заткнувший, и Дени надеялась, что теперь-то её наконец-то послушают, но вместо собственного голоса услышала дребезг тиары, упавшей с её головы на сцену. Пластиковые аметисты выскочили из окантовки и рассыпались как капли замёрзшего снега. Она уставилась на них незрячими глазами так, словно это были выплюнутые из груди капли крови; и кто-то завопил: «А король-то голый!» То ли злоба, то ли боль подступали к горлу; Дени зажала рот, будто из него могло вырваться чудовище, и побежала, придерживая юбку свободной рукой. Позже она не могла вспомнить, как добежала до туалета, но помнила собственный визг, разорвавший кромешную тьму. Он закончился, загнав боль в угол, заставив её испугаться и не оставив после себя ничего, кроме неверия. В горле першило, тьма молчала, и на какое-то мгновение её посетило странное желание закрыть дверь, лечь на холодный пол и забыться. Может, земля разверзнется и поглотит её? Может даже, случится как-нибудь само, потому что состояние как будто подходящее?.. Малодушие тревожило её совсем недолго; она поднялась, нащупала в темноте выключатель. Шмыгнула носом, сморгнула слёзы, сняла туфли и, бросив их в углу, подошла к зеркалу. Гордо подняла голову. «Они не могут видеть моих слёз», напомнила себе она. И снова шмыгнула носом. Лучший способ бороться с ненавистью — игнорировать её. Уничтожение оной лишь порождает больше ненависти, а ненависть умерщвляет всё на своём пути. Лучший способ избавиться от бывшего и сожалений о нём — танцевать так, словно ты искренне довольна одиночеством. Да, так оно и будет. И пусть корона разбита, её это не волнует; она найдёт себе новую, и даже лучше. Только прежде, конечно, поправит волосы, насколько это возможно… умоется, подождёт, пока краска сойдёт с лица… — Дени? Чёрт подери, я уже начал за тебя волноваться. Я услышал крик, и… Джон Сноу сидел подле дамского туалета, невольно подтверждая слухи о своей ориентации. Стоило Дени его увидеть, и всё, что она себе только что сказала, вся её решимость пойти и просто повеселиться рассеялись как дым. Она поняла, что не простит этого предательства; поняла, что доверяла Джону слишком сильно. — Да ты… ты… ты знаешь, кто ты, Джон Сноу?! — Ну?! — выплюнул тот, выпучив глаза и враждебно скрестив на груди руки. Никогда прежде Дени не замечала, какого Джон невысокого роста, как отвратительно пульсирует жилка на его шее, когда он злится, и насколько… насколько ненадёжным он может быть. А ведь она, подумать только, едва не размечталась о свадьбе, о детях, о летнем домике в Брайтоне! Джон, всегда спокойный, хладнокровный, походил на разъярённого быка, и она закрыла глаза, чтобы этого не видеть. Знала, что не успеет посчитать до десяти, что он прервёт её, а она сорвётся; злые слова вырвутся из её груди, отпружинят и ударят его по носу, исказив физиономию злобой и того сильнее; Джон раскраснеется и, конечно же, ничего не скажет ей в ответ, но… но, быть может, он поймёт, какое он разочарование?! Дени распахнула глаза. Джон, кажется, понял; он всегда был человеком отходчивым, не то, что она. — Дени… — вдруг начал он. — Прости меня, ну, я просто… — его жалкие попытки оправдаться только ещё сильнее выводили Дени из себя. — Я, правда, не думал, что так далеко всё зайдёт. — Ты не думал… не хотел, значит, или… не рассчитывал… — проронила Дейенерис, и голос её, против её же воли, задрожал. Нет, только бы не заплакать, только не сейчас, когда долгожданные регалии королевы школьного выпускного почти у неё в руках. — Ну, у меня вроде как… ценности другие, знаешь. Не очень-то я и хотел королём быть, в общем-то. — Значит, и врать не стоило, что хочешь. До этой секунды у неё было всё: идеальные оценки, любовь и зависть, капитан собранного ей же отряда против хулиганов, а теперь… теперь он взял да заскромничал, вы только поглядите, не захотел быть королём школьного выпускного. Оказался не готов, как будто к его ногам уже сложили флаги всех государств… «Это просто школьная корона», хотелось сказать ей; собственный голос в голове звучал так слабо и жалко, что ей сделалось противно, а потом нечто злобное, ядовитое заявило: «Ради тебя он даже на такую мелочь не способен…» — Зачем ты так поступил?! — крикнула Дени, так и слыша, что голос срывается на визг. Подсознание рыдало от унижения, и это распаляло ещё сильнее. — Ну, просто, — пробурчал Джон, так низко опустив голову, что подбородок касался его накрахмаленных воротничков, — я не хочу короны, я… и с хулиганами-то… я просто хотел, чтобы людям было как лучше… — Хочешь сказать, что я помогаю людям ради престижа?! — Ненависть росла в её груди, будто раздуваемая кузнечными мехами. Джон явно не ожидал, что скажет подобное, и, казалось, пытался ретироваться, подобрать слова, глупо раскрывая и закрывая рот, но ничего умного в его голову так и не пришло. Поэтому, тряхнув узлом завязанных и утыканных шпильками волос, она снова спряталась в уборной, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Он довёл её до слёз, и это видят все. Все, кто за неё голосовал, кто болел за них, кто в них верил… Конечно, в слезах нет ничего страшного, и многие плачут, навсегда покидая школу, но расплакаться здесь, сейчас, показать ему и всем остальным, что он всё-таки заставил её заплакать, Дени не хотела. Люди плачут, не в силах расстаться с прошлым, изменить своё будущее, но вот в её случае всё иначе… Она повыдёргивала шпильки, позволив волосам беспокойно рассыпаться по плечам. Теперь у неё ничего нет — зачем притворяться ухоженной? Она с ненавистью посмотрела на позолоченные туфли, стоявшие в шкафу с незапамятных времён, сорвала их и бросила в тот же угол. Их покупал её брат, Рейегар, ещё когда был жив. Он сумел волшебным образом предсказать её размер ноги и подарил эту пару в первый день Дени в школе. И сопроводил это ласковым: «Однажды ты станешь королевой», а через неделю покончил с собой, не оставив близким и тени на адекватное объяснение. Только хлопнув дверью, Дени поняла, что было бы лучше, если бы она ушла гордо. Это было бы по-королевски; то королевой, то принцессой Рейегар её и называл. Ему бы это понравилось — уйти, преисполнившись гордости, оставив всех гадать, что творится в твоей голове… Или ничего бы не изменилось? Джон продолжал что-то говорить, стучал в дверь; думал даже, кажется, зайти. Может, и он не виноват; он просто глупый мальчишка, совершивший ошибку, и всё. Он не желал ей зла, он просто не подумал; а, может, не знал, насколько для неё всё серьёзно. Не думал, когда приглашал её на выпускной… не осознал. Это всего лишь мелочь, и даже до неё он не сподобился. Теперь слова Миссандеи о том, что он делает это только ради престижа, не показались ей такой уж глупостью. На негнущихся ногах она подошла к раковине, вспоминая тех, кому отказала, ожидая приглашения от Джона Сноу. Дрого, её первая любовь; Дени боялась утонуть в его медвежьих объятиях. Даарио, её лучший друг, в чувствах которого она не могла разобраться, тоже сказал ей, что с радостью её сопроводит, если не найдётся более достойного кандидата. Из-за того, кого она посчитала таковым, у Дени теперь потекла тушь. Блеск пурпурных глаз посреди чёрных клякс походил на несмелые звёзды, из любопытства высыпавшие на небо посреди глубокой тьмы. Дени снова обругала себя за то, что продешевила с выбором косметики; теперь она не королева выпускного бала, а скорее кукла из фильма ужасов. Не хватает только тесака, смоченного в кетчупе; или дракона, готового поджарить каждого до хрустящей корочки. «Милый, ты перестарался. Зачем было жечь так много? Котлета не должна была сгореть, она ведь теперь не съедобна!» Дени чувствовала кипящую в ней злобу, словно та копилась в ней уже не первый день, и наконец-то нашла шанс себя проявить… но во всём виноват один только Джон Сноу, напомнила она себе, поворачивая красный кран. Остальные, все, кого она могла бы прикончить, будь она действительно проклятой куклой, здесь не причём. Хорошо, ей стоит обратить внимание на тех, кто завёл песню о Гордости с явно гомофобными намерениями; на хулиганов, которых она поклялась изжить из этой школы. Как приятно, подумала она, брызнув на лицо водой и улыбнувшись себе в зеркало. Зрелище было то ещё, зато её альтруизм всё ещё с ней. Всех своих достоинств она тоже не растеряла; она, как прежде, идёт на диплом с отличием, её инициативы в школьном совете… в следующий раз, подумала Дени, ударив кран ладонью, скажу, что нужно повысить оклад водопроводчикам. Какого чёрта вода-то идёт холодная из-под горячего крана?! Они все, каждый, кто пришёл на выпускной, всё ещё остаются… её подданными, вот только, чёрт подери, от воды тушь не смывается, ни от холодной, ни от тёплой; Дени лишь сильнее размазывает её по щекам. На лице теперь ещё и обжигающая морозная плёнка, стягивающая кожу… противно. Выйти так? Перед одноклассниками?! Сказать, что ей на всё плевать, что она безумна, если способна обнажить свой худший облик, и принимает это? Дени подняла взгляд на себя в зеркало, чувствуя, как бешено колотится сердце, и как паника окатывает её будто из ледяного душа… это всё было не ради Джона Сноу, это было ради меня, и я позволила ему всё испортить. Безумие за дверью, но я могу ещё воздержаться и не открывать её. Я могу не открывать этот ящик Пандоры, не разразиться безумным хохотом, добиться чего-то в жизни, а не кончить как Рейегар. Обратного пути нет? Пальцы Дени напряглись и крепко вцепились в края раковины… как вдруг дверца одного из туалетов скрипнула; Дени не успела ничего сделать, чтобы спрятаться, правда выйдет наружу, сейчас же, в лице Аши Грейджой. Она открыла дверцу лениво, почти безразлично, будто растягивая время, одетая наполовину в сети, наполовину в чёрное, коротко стриженная… — Принце-е-е-есса, — протянула она совершенно не трезвым тоном, — что, бросил тебя твой принц? «Никакой он и не принц», подумала Дени. «Буду ещё я перед тобой отчитываться». — Только не говори мне, что спала в этой кабинке. — Есть такой грешок. Но я надеялась, меня разбудят звуки оргии, а не визг брошенной королевы. Это, конечно, лотерея, но я вытянула худший билетик из возможных. По критериям Дейенерис, Аша Грейджой попадала в список тех одноклассников, которые ей завидовали; хотя, говоря по правде, последней на неё было глубоко наплевать, как и на всех, кто в глазах Аши считался высшим обществом. Вот и сейчас, едва переставляя ноги, она без особого интереса наблюдала за крайне подозрительными махинациями; из-под крана бьёт водопад, поднимая горячие клубы пара, Дейенерис, явно не обращая внимания на температуру, трёт свою кожу так усердно, что ещё немного, и покажется мясо… Аша тяжело вздохнула. Женщине и правда может не быть дела до другой женщины вплоть до момента, когда в жизни одной из них появляется неблаговерный мужчина; таких, эволюция, увы, произвела немало, и для борьбы с ними-то женщины обычно и объединяются и забывают о своих глупых, навязанных обществом склоках. Аша сделала несколько решительных шагов, разом выключила воду и, крепко схватив Дейенерис за плечи, развернула к себе. Та, не осмеливаясь поднять на неё глаза, пыталась унять просившуюся в губах дрожь — делала всё возможное, чтобы больше не плакать и не уродовать и без того мокрое лицо. Аша горестно вздохнула. — Ну, и что ты творишь, а? Такую рожу красивую испортила — и из-за парня! — А это не твоего ума дело, — процедила та, и Аша жёстко выпустила её плечи. — Ну, как скажешь. — Аша не испугалась; злость и гнев достойней скорби по настолько нелепому поводу. Не отходя, она ждала, пока Дейенерис спрячет шипы и позволит помочь случайному прохожему. Много времени на это не ушло; может, принцесса пожелала удовлетворить её любопытство и отвязаться, и произнесла тусклым, безжизненным голосом: — Это… это должен был быть мой день. — Ой, нужна тебе эта корона, — Аша плюнула в сторону и закопошилась в сумочке, выискивая ватные диски. Дейенерис произнесла с неистовой горячностью: — Эта корона — символ признания. Символ любви. Это символ того, что люди любят меня, и… что я вообще заслуживаю этого, понимаешь? — добавила она вновь осипшим голосом. — Любви-то? — переспросила Аша, выложив пачку дисков на раковину, и Дейенерис кивнула. — Ой, да себя бы полюбила для начала, а то, что остальные думают — так это хрень полная. — Никто не любит меня так, как я сама люблю себя, — поспешно возразила та. — И не полюбит! — заявила Аша, отодвигая подол юбки и вытягивая из-под чулков… Дени не поверила своим глазам: вытянутую мензурку, наполненную прозрачной жидкостью. Проследив за её взглядом, Аша весело хохотнула: — Да, всегда мечтала это сделать. Ну, не мензурку в чулках носить, конечно, а пронести водку в школу. — Откупорив сосуд (пробка была явно самодельная, и Дени не сдержала ухмылки), Аша смочила один из дисков: — Я в интернете вычитала, что спирт помогает стереть тушь. Кожа тебе за это спасибо не скажет, будет щипаться, злиться, брыкаться… — Терять мне уже нечего, — произнесла Дейенерис и, неожиданно даже для себя, улыбнулась. Возможно, она и ошибалась насчёт Аши Грейджой, и она просто прятала свою любовь лучше прочих. Она коснулась диском её лица аккуратно, едва ли не нежно, повела вниз, размазывая одно из пятен… — Как же это так? Есть чего! — произнесла она сосредоточенно, снова промокнув диск водкой. От Аши пахло спиртом, нафталином и ещё чем-то неприятным, но Дени сейчас было всё равно — она оказалась рядом, а это было главнее всего. — На школе ведь… жизнь не заканчивается, правда? — оглянув обмякший диск, она тут же бросила его на пол; вата почернела. — У тебя вон… мозги на месте… и вся эта общественная деятельность, ну? Думаешь, тебя в Лигу Плюща не возьмут? — Возьмут, — произнесла та, улыбаясь сквозь слёзы. Она планировала подавать документы вместе с Джоном, но вовсе не из-за Джона… Аша продолжала гладить её лицо, вновь превращая в ту, что достойна носить корону. Конечно, она бы и лохматая, с размазанным по лицу углём оставалась королевой, но кто пошёл бы за ней тогда? Только такие, как та, что спасает ей сейчас задницу… Миссандея, пожалуй, тоже. Но, может, в конце концов, такими-то подданные и должны быть? Верными даже, или, может, особенно в тёмное время? Отойдя на несколько шагов, Аша её оглядела; Дени хотела развернуться к зеркалу, но та запретила, сказав, что это должен быть сюрприз. Впрочем, судя по её улыбке, последствия безудержной и внезапной истерики были устранены — значит, наступило время восстановления. В крохотной сумочке Аши нашёлся и карандаш для глаз; а в том, что она способна нарисовать хорошие стрелки, Дени не сомневалась. — Спасибо, что потратила на меня свою водку, — произнесла она, когда Аша надавила грифелем на её закрытое веко. Та только ухмыльнулась: — Да ладно… ты ведь, вообще-то, никогда мне зла не делала и не желала. Раз уж я оказалась в нужное время в нужном месте, то… — в тот же момент дверь туалета щёлкнула, внутрь забежала парочка щебечущих школьниц, но, столкнувшись с взглядом Аши, тут же юркнула прочь. — Нет уж. Пусть станет сюрпризом для всех. Когда и стрелки были готовы, осталось ликвидировать катастрофу на голове. Дени пожалела, что так быстро расколошматила то, что Миссандея заботливо создавала на её голове больше часа… она вложила Аше в ладонь шпильки, жемчужинки, ленты и резинки, но та лишь взглянула на них и спросила, скривив бровь: — И ты думаешь, что я сейчас это всё… я, знаешь ли, не Господь Бог. И у меня у самой, — она указала на собственные торчащие волосы, — творить не из чего, так что у меня даже расчёски с собой нет… — Дени тяжело вздохнула: она была так уверена, что целый вечер проходит с налаченными волосами, что и не подумала о расчёске. Судя по выражению лица Аши, собственная идея ей нравилась не особо, но выхода не оставалось: — Знаешь… с распущенными ведь корона будет лучше смотреться. Правда, если не возражаешь, я расчешу тебя не гребешком, как полагается, а… пальцами. Дени рассмеялась. Пальцы Аши с трудом продирались сквозь застывшие локоны, она хмурилась, морщилась, чертыхалась, но ни разу не отвесила Дени нелицеприятного комментария. Действительно, в конце концов, какая разница, если от неё пахнет нафталином? Важен ведь не запах, а то, что она рядом; что оказывает ей такую услугу, хотя никто и не просил её об этом. Неважно и то, что Аша — совсем другая… когда Бейонсе поёт, что миром правят девушки, она не разделяет их на благовоспитанных и неформальных, на тех, кто будет учиться в Лиге Плюща, а кто готов хоть сейчас в музыкальный фургончик и колесить по стране… — Знаешь, — вдруг произнесла Аша, словно прочтя её мысли. — Меня ведь, вообще-то, здесь быть не должно. Я и вырядилась-то так… — она бросила взгляд на кожаные штаны, на чёрный ремень с пряжкой в форме жуткого мифического осьминога, и высокие сапоги на шнуровке. Объёмную грудь, полноценно созревшую и без бюстгальтеров с пуш-апом, она даже не спрятала, а накрыла тонким чёрным шёлком, едва-едва не нарушавшим нормы приличия; а вот ключицы и руки до запястий покрыла чёрной сеточкой — вот уж точно, дочь моряка! — Я надеялась, мои друзья сегодня соберутся погонять по ночным улицам, а там… патруль, — она скорчила совершенно бесстыжую рожицу, — небось с твоими-то родичами, да? Куда ни сунься, повсюду вы… ну, я и примчала сюда. Не думала, что скажу это, но чтобы спасти тебе задницу. — Почти как ангел-хранитель, — вдруг произнесла Дени абсолютно спокойным голосом, на что Аша только отмахнулась: — Я, и ангел? Скорее уж демон-искуситель… — тем не менее, Дени видела, что Ашу её слова порадовали; на мгновение она даже как будто бы смутилась. Тогда-то она, проведя по волосам Дени в последний раз, поправив их набок и отойдя на пару шагов, промолвила: — Ну… по-королевски ты смотришься, вот что я тебе скажу. И чего так ревела из-за мудака этого, а? — Дени уже собиралась было развернуться, чтобы взглянуть на себя в зеркало, когда Аша, со всей свойственной себе бесцеремонностью, спросила: — Девственность отдала, что ли? Без пышной причёски она и правда выглядела в разы скромнее, но вот стрелки на глазах оказались даже аккуратнее тех, что прежде. «Таких, как он, нерешительных слабаков, сотни… из тех, кто осмелеет, власть придержит лишь один, и сегодня этим человеком буду я». Она снова надела туфли, закрепила пряжку и подумала о Рейегаре. Да, он покончил с собой, но такие, как он, неизбежно становятся ангелами; быть может, Аша — это его подарок? — Ну и правильно, не говори мне ничего, — заметила Аша с такой родительской улыбкой, будто они были знакомы уже несколько десятков лет. — А то вдруг здесь в туалете ещё его рыжая прячется… Игритт, которая по нему сохнет уже хрен знает сколько времени. — Может его забирать. — Дени гордо шагнула к выходу. Аша наверняка боялась, что Игритт прячется в одной из кабинок и всё подслушивает… и если так, возможно, этими словами Дени сделала её счастливой. Но дверь туалета хлопнула, Игритт, если она и правда там была, осталась позади… впереди Дени ждала корона, восхищённые взгляды, поздравления… И пусть у неё не будет танца с королём. Если от неё этого потребуют, она выйдет на танцпол одна и всем покажет, что она думает обо всех, кто не чтит одиночество и презирает его. Кто сказал, что королеве обязательно нужен король? Она подмигнёт ди-джею, попросит поставить «Run The World» Бейонсе, или даже «Single Ladies»… а, может быть, «I Wanna Dance With Somebody» Уитни Хьюстон, если ей всё же станет тошно… — О чём ты думаешь? — спросила Аша, приметив её мечтательный взгляд. — О плейлисте. Пытаюсь представить, кто прозвучит лучше: Бейонсе или Уитни Хьюстон… — Ни та, ни другая, — фыркнула та. — Господь, или Сатана, подарил нам Джоан Джетт именно для таких вечеров. I don't give a damn about my reputation… Шаги Дени звучали даже громче игравшей в зале музыки. Яра не особенно-то спешила за ней, её ботфорты не издавали столь же громких звуков… Дени бросила взгляд через плечо, подумав, что Аша, возможно, оделась не под стать выпускному, зато ей гораздо удобнее… и чувствует она себя гораздо комфортнее. Потому и поёт бесстрашно, даже зная, что не попадает в ноты, и начиная смеяться каждый раз, когда путает слова… Что, если она будет подниматься на сцену, за своими регалиями, оступится и упадёт? Второго такого позора она не переживёт. А может, дело вовсе не в каблуках, а в том, что рядом не будет того, кто её поймает? Мимо прошмыгнуло несколько парочек, слишком занятых друг другом, чтобы обратить на них внимание. Счастливые, молодые, влюблённые, готовые совершить огромную ошибку сегодня, чтобы со смехом вспоминать о ней через двадцать лет… или через девять месяцев. Или даже быстрее — через пару недель, тут уж кому как повезёт. Вовсе это неважно, подумала Дени, застыв перед дверью в школьный зал. Это неважно, что она осталась без пары — отношения заканчиваются, чувства гаснут, люди взрослеют, находят себе других людей… — Если бы не знала, кто ты такая, решила бы, что ты боишься. — Ещё чего, — твёрдо произнесла Дени, толкнув дверь. Музыка играла столь же громко, кто пел, Дени разобрать не могла; у стола с закусками всё так же толпились одиночки и дотанцевавшие до кондиции парочки… Дени оглянулась. На неё почти никто не смотрел, кроме пары ребят из футбольной команды, сидевших на скамье вдоль стены. Дени нашла глаза Джона и, увидев его раскаяние, гордо подняла подбородок… шагнула вперёд, отвернулась. Люди и теперь её не замечали, хотя стоило ей пройти шагов пять, и кое-кто всё-таки начал шептаться. Вряд ли они ожидали увидеть её снова… Дени бросила взгляд через плечо и благодарно кивнула Аше. Та только закачала головой и, взяв Дени за локоть, шепнула на ухо: — Ты решила, что я тебя оставлю? Нет уж, как ангел-хранитель, доведу сразу до врат в рай. «Она поймает меня, если я упаду», подумала Дени, но вслух произнесла: — Сейчас все подумают, что я совершаю каминг-аут. — А мне-то что до этого? — фыркнула Аша; Дени не сдержала благодарной улыбки, но руку всё же высвободила и поплыла дальше, чувствуя себя лебедем, наконец открывшим истинное оперение. Люди таращились, она наслаждалась их вниманием; и даже жалела, что не может взять Ашу за руку и всем солгать… может, это бы и не было такой уж плохой идеей? Ведь Аша тоже не отказалась бы взбесить целую свору подростков, среди которых есть и незрелые гомофобы. Этой школе не помешало бы две королевы сразу. Дени знала, что на неё смотрят все, что музыка остановилась ради неё (пускай всего на несколько секунд), и что её час настал. Она подошла к сцене, где резвился школьный комитет по сбору голосов. Похлопала Сансу по плечу, и та, развернувшись, широко ей улыбнулась; едва только в ладоши не захлопала. — А я знала, знала, что ты вернёшься! Ура-ура-ура, у бала будет королева! — Дени с трудом проглотила раздражение. Санса не поддержала её, когда было нужно, да и прежде от неё не было толку. Она не заявила, что её брат — полный придурок, и что ей стоит проглотить обиду и… — Ты всё же готова выйти на сцену и принять корону? Дени кивнула, даже не будучи уверенной в том, что это правда. Теперь, после того, как её бросили на глазах у всей школы, выйти на сцену значило не только признать уверенность в собственных славе и величии, но и в позоре. Слишком много чувств для демонстрации подданным. Вы полюбили меня, но тот, кто был со мной рядом, меня предал. Если это сделал он, что помешает вам поступить так же? Санса поскакала по ступеням и жестом попросила ди-джея выключить музыку. Она затихла, но стоило Сансе взять в руки микрофон, как он зафонил, заставляя всех зажать уши. Очередная отсрочка, очередная попытка Вселенной лишить Дени короны. Быть может, вы решите, что я лгу вам? Если и так, пускай в меня летят помидоры. Я готова на это. Она поставила ногу на ступеньку, приподняла подол платья, поставила ногу на следующую и спряталась за огромной колонкой. Вот сейчас. Сейчас, ещё мгновение, и… Аплодисменты. Она так разнервничалась, что даже не услышала, как Санса представила её и, лучась восторгом, отошла от микрофона. Быть может, ей не стоило её судить? Глаза прочих школьников блестят радостью, ладони хлещут друг о друга, создавая неимоверный шум, гвалт, кто-то свистит, выкрикивает её имя… это ли любовь, которую она всегда ждала? Любовь, которую, как всегда знала, заслуживает? Дени подступила к микрофону. Нет, дело вовсе не в их любви. Дело в той любви, что она несёт в себе. Сейчас ей остаётся стать дискошаром, излучая эту самую любовь. Стать луной, освещающей тёмное небо… Она почувствовала, как на что-то наступила, услышала хруст; аметисты, выпавшие из её тиары, рассыпались, превратились в песок, но сам символ своей власти Дени всё же подняла. Пускай теперь в нём не было пластиковых драгоценностей, а на месте отлетевших стразов зияли пятна клея. Ну и пусть: то, что опустело, всегда можно заполнить чем-то другим. Она оглянулась, ожидая увидеть Ашу неподалёку, но та стояла внизу, у сцены, и уже протягивала ей влажную салфетку. Дени водрузила тиару на её законное место, взглянула в толпу. Она видела глаза, блестящие от слёз восторга; видела искренние растроганные улыбки. Быть сильной ради них, ради этих девушек; не поддаваться слабости во имя тех, кто пытается её унизить. Не признание позора вдохновляет других, но превращение слабости в силу. — Я знаю, что многие из вас сегодня пришли в одиночестве. Не решились… пригласить того, кто вам нравится, получили отказ, или даже не думали никого приглашать, потому что влюблены в известного музыканта или актёра… в того, кто никак не может причинить нам боль, — она выдавила из себя слабую улыбку. Несколько смешков придали ей уверенности. — Какая глупость, правда? Надеяться на то, что хоть когда-нибудь у нас кто-то будет, потому что мы не представляем, как… как обойтись без этого. Без мужчин, без девушек… без тех, кто будет нас… любить за то, кто мы есть. Это так… глупо, — она засмеялась в микрофон, надеясь, что слёзы не подступят в самый неудобный момент. Нет, она должна быть гордой, она должна скрывать свою боль от тех, кто ей вдохновляется. — Потому что привыкли, что… короля не бывает без королевы, и наоборот. Потому что нам хочется, чтобы в старости вокруг нас собрались наши дети и внуки… всё, что мы оставили после себя. И… мы выпускаемся, и думать о старости нет никакого резона, как и о будущем. Сегодня вы сказали мне, что любите меня и… считаете королевой этой школы. Я добилась того, о чём мечтала с первого класса, и… позволила мужчине испортить этот вечер. Я собиралась поблагодарить вас за доверие и за мечту, но… но вы видели, что произошло. — Джона Сноу на мыло! — крикнул женский голос в толпе; второй поддакнул, раздался третий; десять человек пожелали Джону всего наихудшего, и он не выдержал — вскочил со скамьи и вышел в ту же дверь, в которую не так давно вошла Дени. Сдержать смешок ей всё-таки не удалось, как и подступившие слёзы:  — Чуть позже он вам всё объяснит, но… скажет, что просто не хотел короны и вообще борется за вас не ради короны… — А ради баб! — крикнул очередной голос, и его Дени узнала: это была Аша. — Чтобы поматросить и бросить! Вот, каков он, этот ваш Джон Сноу! Он не захочет вас слушать, даже не подумает, а если вы ляжете с ним в постель, будет то и дело любоваться своим стояком! На этот раз Дени хохота не сдержала и даже не пыталась: она смеялась, плакала, зажимала рот и едва не согнулась пополам, не в силах разобраться в своих чувствах. Смех, который она слышит — это не смех над ней. Снова раздались аплодисменты. Дени боялась, что корона упадёт, и сделала изящный реверанс, вложив в него всю старательность, как мужской голос в толпе закричал: — Отдайте ей корону короля тоже! — члены школьного комитета, кажется, не отрицали, что это возможно, но, слегка посовещавшись, решили, что две короны на одной голове не поместятся. В знак уважения (и преданности) они предложили отдать мужскую корону ей, но Дени отказалась, не задумываясь. Она одна, и этим гордится, спускаясь по ступеням и пожимая руки тем, кого ещё два часа назад посчитала бы своими подданными. Они видели моё падение, думала Дени, я ошиблась, став точно такой же, как они. Музыка заиграла снова, но подскочившая к микрофону Санса настойчиво её перебила: — Конечно, короля у нас нет, но… — Дени, уже догадываясь, что последует, попыталась знаками показать Сансе, чтобы она замолчала. Та, кажется, интерпретировала её сигналы совершенно иначе, закивав с диким энтузиазмом: — Но это не значит, что королева нашей школы не заслужила хорошего… — Выпускного секса, — сказала Аша, но слишком тихо; услышали её немногие. — Выпускного танца! — с торжеством воскликнула Санса, вскинув руки к потолку. Должно быть, она ожидала, что титул королевы школы привлечёт к Дени больше парней, или что ей вообще будет до них дело… но Дени, приподняв брови, только отвернулась к столу с закусками. Ей хотелось спрятать смущение; хотелось, чтобы слёз никто не увидел, если они вдруг подступят… Аша встала за её спиной как телохранитель, словно готовая защитить от любой угрозы, но ни угроз, ни подарков не последовало. Вместо этого спустя минуту неловкого ожидания, снова заиграла танцевальная музыка. На Дени смотрели, но она коснулась короны в волосах, глубоко вздохнула и глотнула лимонада. — Ты как? — громко спросила Аша. Дени улыбнулась, вполне искренне, облизнув пенку на губах: — Я — отлично. Ты же не думаешь, что я так просто отдам свою новоприобретённую любовь к самой себе? — ответ Ашу более чем устроил, и она рассмеялась. Дени вернулась к пуншу, стремясь угомонить жажду и никуда не исчезнувшее желание расплакаться; но чего ради — ведь всё в порядке? Это слёзы счастья, совершенно точно, иначе и быть не может. Дени видит, как Аша начинает подрыгивать плечами в такт музыке, и кивает ей, отпуская от себя — Ашу поглощает толпа. Одну песню сменяет другая, третья, очередной медленный танец неизбежен, а Дени не может найти в себе силы расслабиться — даже здесь, сейчас, она чувствует себя страшно одинокой и… помимо всего прочего, её ноги устали от каблуков. Ногам Дени смогла помочь, сгоняв к школьному шкафчику и выудив из него пару кроссовок для физкультуры. Корону она оставила на полке, напоследок бережно проведя пальцем по её блестевшим граням. Когда Дени вернулась и с трудом нашла Ашу в толпе, та поприветствовала её крохотное преображение с огромным энтузиазмом и сделала всё возможное, чтобы Дени не боялась танцевать. Но она и не боялась. В кроссовках была свобода, в волосах, не державших корону — тоже. Проиграло три песни Эда Ширана, One Direction и Шона Мендеса, и Дени уже не чувствовала себя королевой. «Вспомни, — повторяла себе она, вскидывая над собой руки и складывая губами известные ей строчки, — что то, что тебя окружает — это твоя молодость. Твоя школьная пора, всё, что ты захочешь вспомнить, всё, о чём захочешь рассказать детям…» — Конечно, я не король, — раздался голос над её ухом, — но, кажется, тоже могу составить приятную компанию. Дени резко обернулась и расхохоталась, увидев лицо Робба Старка — слегка смущённое, мерцающее под диско-шаром. — Робб? Привет! — закричала она, легко двинув его кулаком в плечо. — Как у тебя дела? — Дела? — непонимающе прокричал тот. — Да… в полном порядке! А у тебя? Дейенерис снова засмеялась, явно не улавливая главного. Робб Старк, один из самых близких друзей Джона, подошёл к ней на танцпол, предлагает свою компанию… не иначе как Джон передумал, и теперь хочет попросить у неё прощения, увидев, что потерял, и пожалев, что все лучи славы достались ей одной. Как хорошо, что музыка слишком громко играет для продолжительных разговоров, и что Робб очень скоро поймёт, что шансов у Джона нет никаких… чтобы его отвергнуть, Дени хватит всего-то одного перерыва между песнями. И ничего, что Робб Старк, деликатно взяв её за локоть, наклонился к её уху и произнёс: — Ты со мной потанцуешь? Как назло, в тот же момент заиграла ABBA. «Танцующая королева», оставшаяся без короля. Если так, тогда какого чёрта Робб Старк ей так улыбается? Дени бросила взгляд в сторону стойки ди-джея — рядом с ним стояла Санса: недвусмысленно улыбаясь, она выставила перед собой оба больших пальца. Неужели для того чтобы её отношения с Сансой пришли в норму, ей всего-то стоило привлечь внимание её родного брата? — Что-о-о-о? — переспросила Дени, думая, что он её разыгрывает. Джон Сноу — твой лучший друг, хочется сказать ей, твой брат, но она молчит, глядя на то, как Робб, не отрывая от неё взгляда, начинает потихоньку, в такт песне, двигать плечами. Пытается разогреть её под её любимый мотив, и… и совсем даже не для Джона. А для себя дрыгается под завывание одной из вокалисток, улыбается с неугасимым энтузиазмом… судя по зловредной ухмылке Аши, она возражала, невзирая на то, что была на голову ниже и слегка задирала шею, чтобы иметь возможность нахально уставиться Роббу в глаза: — Вот теперь, значит, как? Будь уверена, Дени, я была бы тебе верна, даже не будь ты королевой! Это показалось Дени то ли лестью, то ли враньём, то ли попыткой выставить её в лучшем свете — в свете королевы, бесстрашной перед лицом одиночества. Тем не менее, Роббу стоило отдать должное: его-то эти затаённые угрозы ничуть не напугали. — Да нет, дело-то не в короне вовсе, — продолжил он, всё так же дрыгая плечами. — Дело в Джоне. Он мой друг, поэтому я не решался подойти, но… — Роббу явно не терпелось поговорить с Дейенерис, так часто он бросал на неё застенчивые взгляды, но Аша его не пускала, появляясь перед его лицом каждый раз, когда он обращался к ней. Дени это забавляло, а вот Робб в конце концов не выдержал: — Слушай, быть может, позволишь королеве решать самой? — Если я отойду, — Аша презрительно сощурилась, — ты можешь начать распускать руки. И это будет значить, что… — Аша, — осадила её Дени с улыбкой. Даже если это была шутка, её новоиспечённая защитница старалась уж слишком сильно. — Если вдруг ты мне понадобишься, я тебя позову. Судя по ответному взгляду, Аша не особенно-то одобрила это решение. А может, просто не поняла, что Дени пыталась продолжить шутку, и вовсе не хотела быть высокомерной? Робб сделал шаг вперёд, улыбнулся уже уверенней, склонил голову, как заправский английский лорд. Дени не знала, радоваться ли ей или опасаться, но всё же была заинтригована… во всяком случае, даже если это ничем не кончится, Джон будет ревновать… Впрочем, кому, в конце концов, какое дело до того, что скажет Джон? — Так ты не против? — снова спросил Робб. Дени не торопилась с ответом: — Аша была права. Мне король не нужен. — Пускай я буду не королем, — сказал Робб, мягко взяв её за руку, — а простым учителем танцев. Или крестьянином, которому оказана честь… в конце концов, и ты можешь оказаться простой девушкой. Дени это поразило; ей показалось смешным, что она только что думала о том же самом. И это, и то, что Робб оказался рядом, когда играла одна из её любимых песен; когда она сама была этой юной, невинной девчонкой 17 лет, вышедшей на танцпол в поисках короля… в какой-то момент она, впрочем, совершенно забыла, кто был рядом с ней, хотя его лицо то и дело мелькало перед ней. Приятное лицо, ничем ни хуже, ни лучше других… разница лишь в том, что и он, как и Аша, оказался рядом. Робб, впрочем, не знал, с чем ей пришлось сегодня справиться, что пришлось победить, не был частью её борьбы с самой собой. Этот танец — ради неё самой, ради её силы воли, ради любви самой к себе… любви, которой никогда не будет удостоен ни один мужчина. Позже, конечно, когда песня закончилась, всё изменилось. Робб и не заметил, как мало ей было до него дела; а даже если и заметил, то не принял близко к сердцу. Предложил принести ей чего-нибудь попить, видя, как тяжело она дышит, потерял в толпе и прождал целых три песни, держа в руках потеплевший лимонад и наконец дождавшись, пока Дени найдёт его сама. Разгорячённая, взлохмаченная, она как будто нравилась ему ещё больше… а может, он всё ещё был так счастлив её благоволением, что и не замечал сквозившего от неё холода. Дени полагала, что холод с её стороны может пройти, если Робб покажет себя достаточно настойчивым, или разрастись, если он позволит себе зайти дальше намеченных границ… границы эти, впрочем, были столь же подвижны, как игриво было её настроение. Полноценный человек может позволить себе что угодно; может не бояться причинить боль и не бояться потерять человека… ни за кого не цепляться, не бояться одиночества. Время текло как быстроходная река, и Дени танцевала, возвращаясь к Роббу, переговариваясь с другими одноклассниками и снова замечая за собой, как переглядывается с лучшим другом Джона… или же ищет в его толпе, будто надеется, что он так и остался стоять на месте, дожидаясь свою королеву. Ей приходилось одёргивать себя, напоминать, что Робб ей ничего не должен, что он даже не её король… ей приходилось напоминать самой себе о недавно обнаруженной целостности, о том, что ей никто не нужен, чтобы чувствовать себя счастливой… внезапно даже возможность полюбить кого-то показалась жестоким посягательством на её независимость. Она даже разозлилась бы на себя за то, что так безответственно нарушила собственное спокойствие, если бы не пообещала клятвенно вовсе не допускать негативные мысли в свой разум. У Робба получалось растопить её сердце, а она-то думала, что одной ошибки хватит, чтобы оно заледенело навек. Именно это его шаткое положение заставило её усомниться в его предложении провести вместе медленный танец. Ей не хотелось проигрывать, хотя и казалось, что было бы лучше защитить себя от возможных неудач, от негативных последствий, разбитого сердца. Отказаться от любви, остаться в одиночестве. Гордиться им, полюбить его, полюбить собственное отражение в зеркале. Не она ли говорила, что никакой мужчина не полюбит её сильнее, чем она уже любит себя? Дени согласилась. Королева вольна выбирать, оставаться ли ей одной, искать ли себе фаворитов… — Почему ты не подошёл, когда Санса призывала подарить мне «хороший выпускной танец»? — спросила она, когда они оба, натанцевавшись, вышли из зала и шли на улицу — подышать. — Я не хотел привлекать внимание. Не хотел, и… всё ещё не был уверен, что Джон не будет против. К тому же, хотел дождаться, пока ты сложишь свои регалии. Боялся, что ты мне ноги отдавишь. — И что, — заговорила Дени, не в силах скрыть любопытства, — ни с кем больше не танцевал? — Нет, — глухо ответил Робб. Выдержал паузу. — Я, в общем-то… ты будешь смеяться, но я ждал тебя. Вопреки его словам, Дени засмеялась далеко не сразу. Она застыла в двух шагах от двери, не в силах поверить, что действительно это слышит. Да, не от того, от кого ожидала. Да, весь этот выпускной, в целом, вышел не таким, как она на то надеялась, но… разве он стал от этого хуже? Робб, поняв, что Дени за ним не идёт, остановился у двери и оглянулся, ожидая, наверное, увидеть отвращение или злобу, но никак не просиявшее лицо. Робб, в конце концов, такой приятный парень, подумалось Дени. Когда они были в компании, она всегда смеялась над его шутками, и он всегда был с ней обходителен, даже когда это не нравилось Джону, и когда над ним посмеивались. И как она раньше этого не замечала? Неужто надела розовые очки? Если так, то почему они не разбились стёклами внутрь, как это обычно бывает, но открыли ей глаза на то, что по-настоящему ценно? Робб всё ещё стоял, когда Дени, с каждым шагом чувствуя рост власти над ним не как над очередным подданным, но как над королём, равным себе, обняла его, уткнувшись носом в шею. Почему она так долго искала принца, когда король был прямо под её носом? — Влюблён в девушку лучшего друга? Какое клише, — засмеялась она ему на ухо и отстранилась. Робб и правда влюблён, судя по взгляду и тому, как он запинается, произнося: — Ну… такой уж я. — Да, и это ничего страшного, — продолжала улыбаться та. — Мне нравится. Нет, правда, мне очень нравится! И плевать, что скажут ненавистники, будто бы ты пришёл ко мне только за короной. Между нами говоря, я справилась бы и без короля. Её безудержное щебетание, смех, блеск белоснежной улыбки и непередаваемое чувство раскрывшихся крыльев едва не угасли от неосторожно брошенной фразы: — Корона мне не нужна. Это пластик, да ещё и некрепкий, к тому же. На мгновение Дени вспомнила тот момент вечера, когда всё пошло решительно не так; когда Джон в тех же словах отказался её сопровождать и от того, о чём, как ей казалось, они мечтали вдвоём… но Робб быстро её утешил простой фразой, приправленной мягким прикосновением к её талии: — Нужна-то мне ты. Холодный ветер обдал лица их обоих, и вместе с дверью на воздух Дени открыла дверь в новую жизнь.