Winter(fell) stories

У Арьи волосы мягкие и всегда растрепанные, это Пес понял давно: когда Неведомый подскакивает, пряди бьются аккурат о подбородок мужчины, целясь ему прямо в рот. А на пару эти отросшие патлы с ее по-девичьи плавными движениями — то ли от природы, то ли от дурацких водных танцев, то ли оттого, что она как-никак волчица — явно выдают в ней девчонку, и решение в голове у Пса созревает почти мгновенно: надо отстричь. Арья весь день подозрительно тихая, но это только сегодня. Робба Старка вчера убили. Зарезали, точнее, словно быка на пир: не подстрелили, как птицу или оленя на охоте, а зарезали, как скот; и свежевали его не руки благородного лорда, а грязные и воистину одичалые солдаты Фрея. Поиздевались на славу, ничего не скажешь. «Какой тупица вообще додумался до этого? — невпопад пришло в голову девочке, которая вспомнила тело брата с нанизанной на него головой его же лютоволка. — Какой толк от издевательств, если он мертв, какой толк, если другие Старки не видят, какой толк, если их тысячи, а он там — один?» «А что ты собственно хотела от Фреев, которые продались, как шлюха бы продалась тому, у кого только карманы набиты золотом?» — отвечает ей свысока внутренний голос — старая-старая, но не потерявшая хватки волчица. Арья с ней мысленно соглашается, слегка кивает и думает дальше: «Даже наслаждаться как следует не умеют, — и делает свой окончательный вердикт: — дикари». Пес к вечеру ловит себя на мысли о том, что ему даже немного страшно: не потому что она молчит, разумеется, и не потому что она может накинуться на него или сбежать, как обезумевшая, — управиться с ней хватит и мизинца. А потому что он не знал, что она может сделать через минуту, на что она вообще сейчас стала способна. Физически, конечно, ни на что, но вот сомкнутые на переносице весь день брови, сверкавшие недобрым огоньком серые глаза, которые то и дело виднелись из-под копны темных волос, и плотно сжатые губы действительно в ней пугали. Он вдруг вспомнил красивую, статную Сансу, которую в последние разы видел вечно заплаканной, с опухшими, красными и от того ярче на них выделяющимися голубыми радужками: будто бы она день и ночь оплакивала своего лорда-отца, а раз в неделю так и норовила спрыгнуть с окна какой-нибудь башни. Он видел искаженное отчаянием некогда прелестное лицо девушки, он помнил ее дрогнувшие губы, страх в глазах и крики, пронзительные крики. Ему показалось, что ее мать кричит этим голосом, лицезрея убийство собственного сына (ее, несомненно, посмотреть на это заставили). И если Санса вела себя так, как бы вел себя на ее месте любой, не лишенный чувств и разума ребенок, то поведение Арьи было совершенно другим. Вчера ночью, очнувшись у него на плече, глаза ее застилала пелена слез от осознания случившегося, от отстраненности и усталости, смешанной с бессилием. Сегодня она выглядела иначе. Злобной, вот какой она была. Арья сидела на камне, расчищая ветку от зеленых листьев, руки ее беспрестанно тряслись, движения были резкими: казалось, еще чуть-чуть, и нож рассечет тонкую кожу. Глаза ее при этом смотрели куда-то через все это, а не на острое лезвие орудия. Спустя какое-то время Пес даже услышал скрежет зубов и мельком увидел брошенный вправо полный злобы, но не ярости и ненависти взгляд. «Сейчас лопнет», — пронеслось у него в голове, прежде чем он лег спать. Глубокой ночью она все-таки его разбудила. — Джоффри. Серсея. Мерин Трант, — в темноте ничего не видно, но он чувствует, что глаза ее закрыты. Голос слишком спокойный, интонация слишком ровная, звучит она монотонно и пугающе — будто бы звучит и не она вовсе. Паузы одинаковые, кроме последней: она получается длиннее, чем все предыдущие. — Уолдер Фрей. На следующее утро он видит ее у реки: одна рука размахивает куском чересчур тонкого даже для нее металла, другая находится за спиной, и ладонь ее собрана в кулак.

***

Она уже привычно сидит перед ним, и он уже привычно предлагает откушенное сразу наполовину яблоко, но она лишь отмахивается. Ничего на первый взгляд не поменялось, только глаза в тысячу раз другие. Пес хмыкает, не решаясь что-то сказать, но встретившись с глазами спутницы, все же спрашивает: — Сама убьешь? — а она только коротко кивает.