Наш рассвет

В потрескавшихся окнах дома отражается кроваво-красное небо. Значит, наступило утро. Но это утро не такое, как все остальные. Утро после Самой Длинной. Хотя, может, и не утро, уже даже и не разберёшь. В Доме непривычно тихо. Кто-то спит, кто-то поедает ослаивающуюся штукатурку, кто-то просто сидит и наслаждается этой тишиной. Все замолкли, все слушают тишину. Слепой с белыми от мела губами бесшумно летает по пустым коридорам. Он слушает. Слушает тишину. Но вдруг замирает, чуя чье-то присутствие. — Слепой, — шепчет кто-то. Это Корица. Он различает ее по запаху, он у нее особый. От Корицы всегда пахнет теплом. Таким теплом, какое бывает когда сжимаешь в руках чашку с горячим чаем. Теплом, которым не жалко поделиться. Слепому не нужно зрение, чтобы знать как она выглядит. Она не изменится, никогда. Он знает. Даже когда пройдет целая вечность, Корица всегда будет такой же, как сейчас. Веснушки на носу, которые выглядят как горсть песка, чуть рыжеватые волосы с запутавшийся в них чаинками, теплые руки с запахом полыни. Никто не знает, кто и когда дал Корице такое имя. Никто, включая ее саму. Но не смотря ни на что, это имя подходит ей как никому. Но надо спешить. Уже светает, скоро Дом очнётся вновь. Пора бежать. И они бегут. Корица умеет понимать без слов, как никто другой. Слепой летит по коридору бесшумно, а Корица — не совсем. На лестнице она оскальзывается и падает, но тут же встаёт и бежит догонять Слепого. На крыше особенно хорошо сидеть утром. И они сидят, любуясь рассветом. Точнее, любуется Корица, а Слепой все знает и так. Он сидит так каждое утро. — Они должны это увидеть, — шепчет Корица, вскакивает на ноги и спрыгивает на чердак. Быстрее ветра несётся она в дверям четвертой, распахивает их настежь. И замирает, не решаясь никого будить. Наконец подходит к Сфинксу, треплет его по лысине. — Сфинкс, — шепчет Корица ему в ухо, — проснись. Сфинкс разлепляет глаза, и ничего не понимая спросонья, таращиться на Корицу. — Ещё не утро. — объявляет он скорее себе, чем ей, и снова валится на подушку Она нетерпеливо трясет его за плечо, но он не просыпается. — Ну Сфинкс, ну миленький, ну пожалуйста! — тормошит его Корица, — Это жизненно важно! Со вздохом он отрывает голову от подушки. — Я тебе этого не прощу, — бормочет он сонно, но Корица его уже не слушает. Она стаскивает с матраса Лорда. Тот, конечно, просыпается, но молчит и не подаёт виду. Корица не без труда загружает Лорда на плечи Сфинксу. Вскидывает себе на спину Табаки и кивает. Не бегом, но тоже достаточно быстро они добираются до чердака, взбираются по лестнице. — Здравствуй, Арахна. — здоровается Корица. Сфинкс сгружает Лорда на черепицу, потом забирается сам. Корица аккуратно кладет Табаки рядом с Лордом, и умиленно наблюдает как он спит. Но потом она решает, что пора его все таки разбудить. — Табаки, вставай. — она гладит его по волосам. Шакал распахивает глаза, подскакивает на месте, и, думая что его просят пересказать события Самой Длинной, громко начинает вещать: — И тут врывается Р Первый и... — Тшш, — шикает на него Лорд. Только сейчас Табаки соображает, где он находится. Щипнув себя за руку, он издает ликующий вопль, который тут же затихает, и Шакал видит рассвет.

***

И лучше всего сидеть на крыше, отгородившись от остального мира, и смотреть, как медленно всходит солнце. Солнце утром после Самой Длинной. Они сидят и ловят этот момент, вдыхая его полной грудью, чтобы навсегда запомнить этот запах. И именно сейчас, когда все ещё спят беспробудным сном, они могут почувствовать, что рассвет принадлежит только им. Это их рассвет. — Наш рассвет.. — шепчет Табаки, как будто бы боясь спугнуть его. Как будто прямо сейчас этот рассвет может исчезнуть, и все останутся в полной темноте. — Наш рассвет. — соглашаются остальные.