Не может не прийти

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       — Знаешь, — тихо говорит Гонхак, — у меня такое странное чувство пустоты и тошнит от собственного отражения. Кажется, что я настолько ничтожен, что даже жизни не достоин…        — Гонхак…        — У меня это началось с тех пор, как…        — Как мы расстались?        — Да.        — Ты помнишь, что мы решили это вместе, пришли к обоюдному согласию, разобрав ситуацию. Ты был не против и согласился, сказав, что всё обдумал. У тебя был месяц, как и у меня мы были равны в условиях. Кофе? Чай?        — Кофе, — гудит Гонхак, ощущая затылком тяжёлый, полный молчаливого неодобрения взгляд.        Ночь на дворе, пить кофе не стоит, если он хочет выспаться перед работой. Но Гонхаку кажется, что без кофеина он не справится. Ёнджо заваривает кофе, кладёт две ложки сахара, как всегда пьёт Гонхак и размешивает. Себе не наливает ничего, ставит перед Гонхаком чашку и садится напротив. Он всегда напоминал хищную птицу, а в этом дурацком халате похож на грифа, нарядившегося в императорский наряд.         — Я всё равно очень жалею об этом решении. Давай сойдёмся снова?         Гонхак делает паузу, глядя в чашку на пузырьки с радужной плёнкой по верху. Он ведёт пальцем по ободку горячей чашки и не смотрит в глаза, потому что внутри горит, даже голос дрожит. Так не вовремя.        — Пожалуйста.        — И что изменится? — Ёнджо тяжело вздыхает и кладёт ладонь на руку Гонхака, буквально вынуждая поднять глаза. — Ты хочешь таких отношений, какими они были последние несколько месяцев?        Гонхак одновременно ощущает холод и жар, встречаясь с глубоким взглядом горячо любимых глаз, тёмных, чарующе прекрасных и таких живых, что можно читать эмоции. Губы Ёнджо такой идеальной формы, Гонхак никогда не устанет восхищаться.        — Я этого не хочу, прости. Нам было хорошо вдвоём, а потом… потом стало невыносимо. Ты хороший человек, Гонхак, но так бывает…        Гонхак дёргается, одними губами повторяя слова Ёнджо «так бывает».        — Хванун…        — Что Хванун? — резко уточняет Гонхак, а в горле неприятно саднит от низкого рыка, родившегося в груди. — Ты ходил к нему?        — Твой парень куда умнее, чем тебе может показаться, и главное — мудрее, — усмехается Ёнджо и на некоторое время замолкает, наливая всё-таки себе чай. — Он сам пришёл ко мне, заявив с порога «ты с ним спишь». Я не стал отпираться, у нас тогда уже всё было… не ахти было.        — И что ты ему рассказал?        — Всё. И то, как вы в очередной раз разбежались, а я тебя забирал вусмерть пьяного из клуба. И то, как вспыхнула искра, когда ты протрезвел и пришёл извиняться. Всё.        Гонхак дёргает уголком губ, отпивая кофе. Он не чувствует вкуса сахара, во рту мерзкая горечь, потому что под словом «всё» кроется много всего.        Например, то, что в один из дней он был в квартире, которую они снимали с Хвануном прежде, решил вернуться Хванун за вещами, а остался на одну из лучших ночей в жизни Гонхака. Смелости рассказать о другом у него не хватило.        Но он смог признаться Ёнджо, и тот принял, соглашаясь на продолжение отношений. Это «всё» и о многом, многом другом, что происходило между ним и двумя парнями, в которых он влюбился.        Он не уверен, что чувствует сейчас, зная, что Хванун остался с ним, даже узнав о них с Ёнджо, что ждал его каждый раз, когда Гонхак говорил, что у него командировка. Ждал, зная, что Гонхак в объятиях другого. А потом с улыбкой обнимал и выпрашивал поцелуй.        И что в такой же ситуации был и Ёнджо. И вина тут только его, Гонхака.        Мерзко. Тошнит от себя.        Гонхак достаёт из кармана зажигалку и непочатую пачку сигарет. Смотрит невидящим взглядом на неё, а потом медленно начинает освобождать упаковку от полиэтиленовой плёнки. Он не спрашивает разрешения, просто открывает окно, у которого сидит, и поджигает сигарету, закашливаясь от едкого дыма. Но так ему кажется, что он живой, а не выгорел изнутри.        — Ты же не куришь, — с болью шепчет Ёнджо, но ставит перед ним блюдце, молча предлагая его как пепельницу.        — Угу.        — Всё в порядке?        — В полном, — рычит Гонхак сквозь кашель.        И прикусывает горькую от никотина губу, глядя в окно на редко освещённые окна соседнего дома. Гонхак пересаживается с табурета на подоконник и смотрит вниз, даже переклоняется, отводя руку с сигаретой. Ёнджо оказывается рядом внезапно, кладёт ладони на бёдра, с усилием нажимая на них.        — Думаешь, прыгну?        — Если прыгнешь, я полечу следом, — совершенно спокойно говорит Ёнджо, берёт сигарету и глубоко затягивается, выдыхая дым, в пелене которого его облик чуть размывается, и он становится окончательно похож на императора.        — Ты же не куришь, — ошарашенно шепчет Гонхак.        — Угу.        Ёнджо делает ещё несколько затяжек, Гонхак будто видит его впервые, не может взгляда отвести. Чужое тепло ощущается даже сквозь одежду — Ёнджо стоит очень близко, Гонхаку стоит огромных усилий, чтобы не обнять. Он просто часто моргает, ощущая жжение в глазах. Ёнджо со злостью тушит окурок в блюдце и поднимает глаза. В душе Гонхака такой вулкан эмоций, что ещё чуть, и его попросту разметает по всему Сеулу.        — Плачешь.        — Нет, в глаз что-то попало, — врёт Гонхак. Ёнджо усмехается его неловкой лжи и обнимает. Гонхак обнимает в ответ и прикрывает глаза.        — Тебе пора, нужно возвращаться, — Ёнджо отстраняется, Гонхак вцепляется в полы его дурацкого шёлкового халата, но Ёнджо будто вода ускользает, вытекает из пальцев ощущением холодного шёлка. — Хванун ждёт. Он любит тебя…        — А ты?        — Я тоже… любил.        — Пожалуйста, — едва не стонет Гонхак, притягивая Ёнджо к себе и осторожно целуя.        Вкус губ Ёнджо портит никотин, но мягкость его губ и лёгкую шершавость языка испортить сигаретам не дано. Ёнджо целует его в ответ, но Гонхак чувствует — прощается. Он прав, Ёнджо всё же отрывается от его губ, глядя чуть затуманенныи взглядом, а потом и вовсе отходит в другой конец кухни, словно боится не устоять.        — Мне больно, Ёнджо.        — Выбор всегда болезнен. Но ты его любишь, ты и сам знаешь. Я думаю, что тебе больше не стоит приходить. Вообще не стоит. Забудь мой адрес, Гонхак. А теперь… уходи.        Гонхак срывается с места, обувается наспех, хватает курту и вылетает на лестничную площадку. Жмёт остервенело на кнопку вызова лифта, но решает, что ступеньки помогут развеяться и немного остудить голову. В машину он прыгает, не оглядываясь на знакомые окна. Гонхак выжимает возможную скорость, открывает окно и хватает стылый воздух города ртом, но облегчения это не приносит.        В коридоре он видит Хвануна, уснувшего на тумбе для обувания с телефоном в руках. Гонхак даже не хочет думать, сколько пропущеных на телефоне с беззвучным режимом. Наспех стянув обувь, Гонхак подхватывает Хвануна на руки и несёт в спальню, насильно разжимает пальцы на телефоне и откладывает в сторону, успевая заметить сообщения:        «Он твой, Хванун. Люби его за нас двоих. Удачи».        И короткий ответ: «Будь счастлив, Ёнджо. Прости нас. Он вряд ли придёт, но спасибо тебе».        «Он придёт, не может не прийти. Он любит тебя, я знаю».        Гонхак глотает навернувшиеся слёзы и прикрывает глаза, усаживаясь на краю кровати, он на автомате поправляет одеяло на Хвануне и тяжело сглатывает. Его тошнит от себя, от принесённой другим боли и понимания, какой он подлец. Он так сильно запутался в своих чувствах, но Ёнджо прав. Во всём и как всегда прав. Гонхак берёт телефон и пишет Ёнджо:        «Ты прав, нам стоит прекратить любое общение. Спасибо за опыт. Будь счастлив, Ёнджо».        Поколебавшись, он стирает номер Ёнджо в своём телефоне, проверяет будильник и ложится прямо в одежде в постель, утыкаясь носом Хвануну в затылок. Тот немного возится в его руках, переворачивается во сне на другой бок, тычется носом в губы и едва слышно шепчет:        — Ты пришёл.        — Не мог не прийти.