ромашковый шторм

      Лишь стоило первым утренним солнечным лучам упасть на прекрасное лицо парня, как тот сразу же открыл свои карие очи. Очередные цветочные сны, после которых неприятно жгло левую лопатку, где красовалась его татуировка с букетом ромашек. Это было словно насмешкой судьбы, пытавшейся вернуть парня на «путь истинный». Джин давно перестал верить в сказки с соулмейтами, перестал искать сам и перестал ждать, пока найдут его. Слишком редко встречались пары соулмейтов, ведь найти того единственного было очень сложно. Татуировка с любимым занятием половинки, предназначенной тебе свыше? Настоящая шутка. Везло лишь тем, кому доставался рисунок, значение которого можно было быстро понять, но в большинстве случаев всё было слишком неоднозначно. Также невозможно было сыскать добровольцев, показывающих свои тату первому встречному, да и места их могли оказаться слишком интимными для подобного (надо быть совсем идиотом, чтобы раздеваться практически наголо перед человеком, которого ты видишь первый раз). Но проблемы на этом не заканчивались: даже если парочка узнавала тату друг друга и увлечения вроде бы совпадали, было невозможно проверить, правильно ли ты нашел его. Никаких волшебных чувств, светящихся тату или чего-то подобного – не было буквально ничего. Родственным душам зачастую было сходиться ещё сложнее, чем обычным парам, из-за чего такие союзы реже сохранялись.       Джин всё чаще задумывался и в своих мыслях использовал совсем не лестные слова для того, кто создал этот мир. Когда Ким был маленьким, как и другие дети, он всё время мечтал о своем соулмейте, пытался представить его образ у себя в голове. Он гадал, какой будет его родственная душа: каждый раз, составляя его или её портрет, ему казалось, что всё равно чего-то не хватает, любой образ казался лишь жалкой пародией. В снах Джина преследовали ромашки: луг, заполненный нежными цветами и расплывчатый силуэт, который парень как ни старался – не мог разглядеть; этот силуэт манил, звал к себе, но каждый раз во снах мальчик не мог и шагу ступить по направлению к нему. Маленький наивный ребёнок, чьи надежды ещё не были разрушены суровой реальностью, проверял всё, что могло бы быть связано с ромашками: обходил все цветочные магазины, просил родителей отвезти его в деревню, на поиски его половинки там, где больше всего растут эти бело-желтые цветы. Он также пытался найти тот луг, но каждый раз, когда он просыпался, с каждой последующей секундой, видение ускользало, словно песок сквозь пальцы. С каждой попыткой кусочки детской наивной веры рассыпались, превращаясь в пыль, собрать которую уже было невозможно. В четырнадцать лет вся его комната была забита набросками того самого места, откуда манил неизвестный. В семнадцать Ким решил для себя, что больше не будет заниматься поиском, последние надежды разрушены, этот бой с самим собой он проиграл, да и ведь взрослые вокруг него прекрасно жили без своих соулмейтов. В это же время, получив в подарок первую свою камеру, Ким окунается с головой в мир фотографии. Сохранять моменты жизни становится главным смыслом его существования, которому он отдает себя без остатка. В двадцать лет он становится достаточно известным фотографом в своих кругах; особый подход к клиентам, и безграничная страсть стали тому причиной. Каждая съемка становилась неповторимым произведением искусства, не важно – среди высоких многоэтажек, в зелёном парке, в квартире или где-то вдали от шумного города. Звонок в дверь отвлёк Джина от размышлений, нехотя он встал с кровати, которая ещё хранила его тепло, и побрёл к двери. Открыв её, парень увидел курьера, принёсшего алые розы для предстоящей фотосессии. – Ким Сокджин? – произнес молоденький паренёк, явно смущенный столь откровенным видом хозяина квартиры. – Да, это я, вы привезли цветы для госпожи Пак? – ответил Ким, явно довольный собой. – Рас-с-спишитель пожалуйст-та здесь, – заикаясь, сказал курьер, ещё больше краснея. – Да, конечно, – протянул фотограф, забирая бланк заказа из чужих теплых рук. – Ваши щеки так же нежны, как лепестки этих роз? – заигрывая, расписывался он. – Н-н-не знаю, не мне с-с-судить об эт-т-том, – лишь больше занервничав, ответил парень. – По их виду – очень похоже, может быть вы хотите чаю? – П-п-простите, у мен-н-ня ещё мно-г-г-го раб-б-боты, спас-с-сибо за з-з-заказ, – буквально выхватив из рук Джина планшет с бланком, проговорил курьер и со скоростью звука исчез в лестничном проёме. Реальность его пребывания могли лишь подтвердить слабый аромат парфюма и оставшиеся стоять в коробке алые розы. – Эх, а он ничего был, ладно, всё равно какой-то слишком пугливый, – подумал парень, затаскивая цветы в квартиру.       Жилище Сокджина вряд ли можно было назвать обычным: просторная квартира как бы была разделена на две части – обычную жилую, где была его спальня, кухня, ванная; и рабочая – практически пустая часть, которую он запросто мог переделывать под ауру клиентов, устраивая эксклюзивный приём. На этот раз, сама клиентка попросила цветочную фотосессию, настояв на том, чтобы лично она купила цветы и оплатила их. Джин лишь посоветовал, какие лучше подойдут к её образу. И то, что он видел перед собой сейчас, совершенно отличалось от его рекомендаций. Написав об этом клиентке, он стал искать ближайшие цветочные магазины, которые ещё не успели его разочаровать. Свободного времени оставалось не так много, поэтому он выбрал магазин с неприметным названием «Цветочная лавка», находившимся в 5 минутах езды от квартиры фотографа. Джин быстро собрался, успевая при этом спорить (наставлять на путь истинный) с клиенткой. Когда он садился в свой автомобиль, спор уже был решён, а в навигатор был введён нужный адрес. Сокджин не стал медлить, повернул ключ зажигания, плавно нажал на педаль газа. Он вел свою машину, пока улочки за окном расплывались в этой скорости. Остановившись по нужному адресу, фотограф увидел небольшой магазинчик с простой деревянной вывеской, создающей какой-то волшебный уют. Кашпо с петуньями, украшали магазинчик на улице, цветы словно пытались стать водопадом, спуская свои соцветия поближе к земле. Звон колокольчиков, висящих у входа, оповестил о появлении нового клиента. Аромат кружил голову, а разнообразие всевозможных цветов заставляло разбегаться глаза. Подняв свой взгляд с цветочного великолепия, Ким увидел мечту своей жизни (о чём он сам узнал только в этот момент). Флорист перед ним словно был солнцем, так сладко улыбающимся и излучающим мягкое неосязаемое тепло вокруг себя, от чего всё вокруг становилось эфемерным, как во сне. Его глаза напоминали горячий шоколад, который так любил в детстве Джин (буквально на секунду ему даже показалось, что он чувствует тот запах из своего прошлого). Очнувшись от сию минутного изучения молодого человека перед ним, Ким наконец смог подойти к прилавку. – Здравствуйте, можете пожалуйста показать самый прекрасный цветок, что у вас есть? А хотя нет, не надо, я и так сейчас на него смотрю, – сказал Джин, зачесав свои волосы назад. – Добрый день, извините, я не знаю вашего вкуса, могли бы вы быть поточнее при описании нужных вам цветов? – с улыбкой на губах ответил парень. – Сначала мне нужны были розы персикового или лососевого цвета, но сейчас мои планы поменялись, – придвигаясь ближе, сказал Ким. – Пройдёмте за мной, а покажу вам наши розы, – сказал флорист, проходя к холодильным камерам с цветами.       Разница температур вызвала толпу мурашек, которые мгновенно пробежались по горячему телу (или может быть причина была совсем в другом). Холодильник преимущественно был заполнен розами, благодаря чему лишь стоило Джину войти внутрь, их запах приятно проникал в парня. Уже издалека он видел нужные ему создания природы (он всё ещё пытался думать, что здесь от только ради роз), нежные бутоны манили к себе, как бы говоря «прикоснись ко мне, ощути нежность моих лепестков». Они ничуть не наталкивали на мысли о флористе, а вот герберы цвета топленого молока, стоящие немного дальше, были словно созданы по подобию этого парня. В голове у фотографа уже выстраивались картины, как он будет укладывать флориста на цветочный ковер из гербер, или же из полевых ромашек, что он часто видит во сне… Да, кажется, они тоже прекрасно подойдут этому чудесному созданию. Он обязательно сделает множество фотографий, запечатлит каждый миллиметр его тела, выжжет это у себя в памяти, а если повезёт, собственноручно изучит его полностью. – Вам что-нибудь приглянулось? – вырвал из грёз мягкий голос. – Мне пожалуйста все розы этого цвета и одну герберу, – ответил через минуту Ким, показывая попеременно на нужные ему цветы.       Флорист не выглядел сильным, но то, с какой лёгкостью и нежностью тот взял охапку цветов, не могло не заворожить Джина. Первоначальный порыв помочь этому солнцу, был вырван с корнем, без шанса на выживание. Ловкие руки уже вовсю обрабатывали стебли, отрезая всё лишнее, Взгляд Кима был словно примагничен к незнакомцу, хотелось узнать этого парня, желательно как можно быстрее. – Надеюсь, однажды я смогу поймать вас в объективе своей камеры, – сказал Сокджин, протягивая свою визитку. – Я бы отвёз вас куда-нибудь за город, или, если вам больше нравится город, в моей квартире достаточно мест для сотворения шедевров, а ещё у меня очень удобная кровать, которая даже не скрипит, – продолжил он, подмигивая. – Не могу ничего обещать, я не доверяю незнакомцам, ваши цветы готовы, – ответил флорист, назвав при этом достаточно кругленькую сумму за цветы. – Это можно исправить, я Сокджин, а как ваше имя? – отдав деньги, сказал фотограф. На мгновенье их руки соприкоснулись, от чего Джину показалось, будто его ударило током. Буквально на секунду, в течение которой он заглянул в глаза солнечному парню, в чужих очах Ким разглядел яркие молнии, так быстро исчезнувшие, не оставившие после себя ни следа. – Хосок, – сорвалось с его губ, казалось, что это произошло инстинктивно, и парень на самом деле очень сомневался, стоило ли раскрывать это.       Что–то бросив на прощанье, Сокджин покинул магазин. Смакуя на языке имя, он всё больше погружался в водоворот своих мыслей. Джин словно в трансе сел в машину, он не помнил или как добирался до своей квартиры, лишь цветы напоминали ему, что всё это было реально, что всё это не было очередным, таким желанным сновидением, заставляющим рассыпаться на части по утрам. Фотосессия прошла как по маслу, контроль эмоций и полное погружение в свою работу имели в этом не последнюю роль. Этот день выдался слишком насыщенным и изматывающим, и лишь голова Джина прикоснулась к подушке, его глаза закрылись сами собой, утягивая в совершенно другой мир.       Пред ним раскинулся великолепный белый луг, словно тот пережил многочасовую снежную бурю. Но было лето (или по крайней мере поздняя весна), а под его ногами тысячи белоснежных ромашек с ярко-солнечными сердцевинами. Джин огляделся вокруг, его взгляд упал на темное пятно, медленно приближающееся к нему. Он весь был покрыт густым туманом, не дающим разглядеть его. Парень двигался по направлению к Джину, с каждым его шагом, внутри фотографа всё замирало, комкалось и ломалось на мелкие осколки, поражающее само его сердце. Парню было интересно, кто же скрывается за полупрозрачной пеленой, но чем ближе он подбирался, тем сильнее была защита чар, скрывающая правду от глаз Сокджина. На расстоянии ста метров фигура вдруг остановилась, что-то напоминающее руку приблизилось к земле чтобы сорвать одну единственную ромашку. Словно разгневанный улей цветки поднялись в воздух, превращая свои лепестки в тысячи лезвий. Помимо этого, из-за большого количества цветков в воздухе, Джин не видел даже свою вытянутую руку. Белые лезвия попадали и внутрь, заполняли собой лёгкие, разрезая плоть, отрезая пути к спасению. Упав на землю, Ким увидел стоявшего над ним парня, его лицо теперь было видно, даже слишком отчетливо. «Хосок,» – последнее, что сорвалось с губ Сокджина.       Всё закончилось также стремительно, как и началось. Ким очнулся от своего кошмара, осознавая, как сильно это видение было похоже на те, что он видел в далёком детстве, но впервые он увидел парня так близко и отчетливо. Откуда-то из глубин подсознания всплыла мысль «а может он и есть мой соулмейт?». Нет, вряд ли может быть так просто. Давно похороненные мечты о родственной душе словно почувствовали трещины в самообладании парня, вновь прорываясь из глубин сознания, расползались подобно плющу, душили как в детстве. Хотелось вновь увидеть того парня из цветочного, рассмешить его, чтобы увидеть смущенную улыбку, обязательно прикоснуться, взять за руку, переплести с ним свои пальцы. Всё это было слишком странно и ново для Джина, неизведанные чувства и эмоции распространялись по всему телу, иногда вызывая и липкое ощущение страха. Он был словно в объятьях болезни, от которой не придумали ещё лекарства, и фотографу ничего иного не оставалось, как медленно ждать своей погибели.       Дни сменяли друг друга, всё сплелось в один непонятный ком, ему казалось, что смысл существования вдруг исчез. Более пугающим было то, что, перерыв просторы интернета, он не нашел ни одного похожего случая. Он не знал, что с ним такое: злой рок или благословение небес? Возможно это что-то третье, какая-то ошибка в заложенной программе, так сводящая с ума. Джин никак не мог решить, что же делать со всем этим. Первой мыслю было вернуться в тот цветочный, поговорить с Хосоком, разобраться в происходящем. Но его останавливала мысль о том, что эти симптомы могут быть односторонними, ведь у солнечного парня осталась визитка, и тот мог уже давно позвонить либо написать. Но от него нет ничего. Второй, не менее важной причиной был характер Сокджина – его любовь к свободе, нежелание оставаться с кем-то дольше одной ночи, поиск новых ощущений. У Джина не было в планах заведение семьи и воспитание детей. Лишь независимость во всём, что было вокруг него. Но только кошмары не давали ему забывать о таком парне как Хосок.       Джин не ждал звонка, сидя за компьютерным столом он был предельно сосредоточен, выполняя свою работу фотографа. Меняя множество настроек, подбирая лучшее их сочетание, придавал каждой фотографии неповторимый шарм. Ему нравилась эта работа, и ни за какие деньги он не променял бы её. Когда он перешел к следующей фотографии от работы его отвлек звонок. Неизвестный номер, который бы в другой ситуации Ким отклонил, в этот раз как будто просил, чтобы на него ответили. Зелёная клавиша – и тихое испуганное ало на другом конце трубки. «Это он,» – мгновенно понял фотограф. Восстановить спёртое дыхание, сделать глубокий вдох и ответить – Сокджин действовал по своему плану, который заканчивался сразу после третьего пункта. Отступать некуда. – Да, вы звоните самому лучшему фотографу, хотите записаться на фотосессию? – Если у вас есть свободные даты, – ответил голос на том конце трубки. – Для такого парня как вы у меня всегда найдётся свободное местечко, например на моих коленках, – сказал Джин, не упуская возможности подразнить флориста. – Ну раз всегда есть место, то давайте завтра. – В 11 утра вас устроит? – Ким понимал, что больше не продержится и суток без этого парня, его голос пробудил ещё больше потаённых желаний, чем в прошлый раз и теперь, все они рвутся на свободу. – Да, идеально, меня интересует домашняя фотосессия, надеюсь вы сможете устроить такую? – как будто дразня, говорил Хосок, фотограф чувствовал вызов в его голосе, который он мгновенно принял. – Конечно могу, адрес я пришлю вам сообщением. От вас требуется лишь быть таким же красивым и не опаздывать. – До встречи завтра. – До свидания.       Джин не мог осознать произошедшее. Казалось, что это просто очередной сон, со странной схожестью с реальностью. Но времени на прокрастинацию не было от слова совсем. Проверка камер, настройка и выбор освещения, продумывание плана и стиля фотосессии, а его ещё ожидала работа с прошлым клиентом. Время ускорило свой бег, не думая замедляться ни на мгновение. День сменился вечером, а тот в свою очередь – ночью. Уставший, он без сил упал на кровать, провалился в мир сновидений, где его уже поджидали всё те же кошмары. Пропустив пару будильников Ким проснулся, понимая, что времени у него в обрез. Утренние процедуры, легкий завтрак, подбор удобной одежды и он готов. На часах 10:50, ему страшно, вдруг звонок был очередным розыгрышем судьбы, и ни через десять минут, ни через час никто не придёт, а он останется снова наедине со своим одиночеством. Словно завороженный, он не отводил свой взгляд от циферблата часов, каждое движение стрелки отдавалось у него где-то глубоко внутри, заставляло замирать, иногда даже не дышать. Минута за минутой проходили бесследно, и чем ближе к одиннадцати, тем больше страха растекалось внутри Джина. Хотелось сделать хоть что-то, повлиять на Хосока, но он понимал, что здесь он полностью бессилен.       Одиннадцать – стук в дверь.       Открыв её, Сокждин увидел солнечного парня с букетом ромашек. Пригласив войти, фотограф мысленно подумал про пунктуальность гостя (он просто не знал, что, если бы он глянул в глазок пятнадцать минут назад, увидел бы Чона, не решающегося постучать или позвонить). Напряжение, что возникло между ними, лишь стоило флористу войти, было разрушено поцелуем. Хосок будто планировал это провернуть с самого начала, рискнуть, поставив на кон всю свою жизнь. Джин чувствовал всё это каждой клеточкой своего тела, жадно отвечал на действия парня. Буря, что разыгралась между ними, была соизмерима с масштабами его сна, только на этот раз, он мог это контролировать. С каждым движением на них оставалось всё меньше и меньше одежды, пока они не оказались полностью обнажены. Букет ромашек на левой лопатке и маленький фотоаппарат под ребром – ещё одна причина поверить в родственные души. Их действия менялись по силе и интенсивности: то с аккуратностью, будто боясь спугнуть экзотическую бабочку, то почти с агрессией, стараясь как можно быстрее овладеть друг другом. Тела сплетались, растворялись границы, в этот момент они не существовали по отдельности, они были одним целым.       Уставшие, в сладкой истоме, они нежились в белых простынях. Первым заговорил Хосок. «Я ведь не один чувствовал всё это?» – с надеждой в голосе произнёс он. «Не один, но я не верю в соулмейтов, если тебя это не смущает, я не против попробовать встречаться, говорю сразу – обещать ничего не могу,» – ответил Джин, глядя куда-то в потолок. Последовала длительная пауза, фотограф покорно ждал, даже не надеясь на положительный ответ. «Я готов, давай рискнём,» – всё же промолвил Чон, улыбаясь. Джин улыбнулся в ответ, затем встал, чтобы взять фотоаппарат. Пора выполнять свою работу.