caramel

Юнги выглядит сейчас, по мнению Намджуна, просто очаровательно. Короткая розовая юбочка задралась до утончённой талии и теперь его маленькая, воздушная попа совсем голенькая, если не считать трёх полосочек женских стринг. Тонкие запястья сковывают такие же розовые наручники с мехом, а само лицо этого чуда застыло с глупым выражением.  Мальчишеские бедра напряжены, кажется, до предела, и мальчика трясёт от эмоций. Он пыхтит и мяучит на ухо мужчины, будто это как-то поможет в данной ситуации, но Намджуну настолько нравятся эти стоны-мяуканья, что прекратить их выше его сил. Ким водит своими мозолистыми ладонями по молочным бёдрам и мальчика трясёт с новой силой, а из уголка рта скатывается капелька слюны и вылетает ещё один слишком женский стон. Намджун смотрит на всё это с улыбкой, зачёсывает пепельные волосы Юнги назад и видит прекрасные трепещущие реснички, глупо открытый рот и капли пота, стекающие по его вискам. Выражение лица малыша бесценно. — Ты такая отчаянная сейчас, принцесса. — Голос мужчины сладкой патокой расползается в голове Юнги. Мальчик действительно хочет понять смысл этих слов, но уже невыносимое возбуждение не даёт думать ни о чём. — Маленькая, отчаянная принцесса. Ты так хорошо стараешься для меня, малышка. Такая хорошая девочка. — Он целует мальчика в потный лоб и зарывается пальцами во влажные волосы, оттягивая слегка корни. Знает, что Юнги всегда ведёт с таких жестов. И впрямь. Мальчик стонет ещё отчаянней, но даже намёка на привычные мужские нотки в голосе нет. Потому что Юнги даже на слух девочка. Маленькая, милая девочка для Намджуна, готовая на всё ради похвал и ласк. — Нам… мммм… Н-намджун… Он сильнее начинает трястись и слёзы скатываются по его щекам. Сейчас он в таком подавленном состоянии, что любое слово может вывести на эмоцию. Он начинает елозить задом по влажным простыням и надеется получить хоть какую-то стимуляцию для члена, но всё, что он получает: горящий след на правой ягодице и слишком приятную (даже нужную в данный момент) боль. — Что такое, милый? — Музыкальными пальцами мужчина забирается под рубашку, проходясь ими по каждому из рёбер. Губы у мальчика трясутся, пальцы на ногах поджимаются. Он сильнее жмётся к чужому телу, стараясь «сбежать» от щекотки. Юнги слепым котёнком тычется в шею мужчины и еле слышно пищит тому на ухо. Он готов принимать всё, что бы не сделал Намджун. Именно поэтому, когда другой бы человек сбежал, оттолкнул от себя, чтобы уйти от щекотки — Юнги придвигается к мужчине сильнее, губами тычется в жилистую шею и таким образом надеется найти защиту. Будто не Намджун его сейчас сводит с ума, будто именно в нем есть спасение от состояния, которое подходит быстро и очень заметно. — Сними… —  Юнги пищит, не способный нормально говорить сейчас. Его слова не формулируются во фразы, сейчас он просто не способен на такое. Возможно, что это его слабость, о которой Намджуну прекрасно известно. — Сними, пожалуйста! Юнги давит в себе желание завизжать от беспомощности в данной ситуации. Его ноготки впиваются в ладони, оставляя маленькие красные месяцы, тонкие губы сжаты и прикусаны изнутри, а из оленьих глаз маленькими кристалликами падают слёзки. Омежка выглядит действительно разбито сейчас. И, о, как приятно осознавать альфе, что это из-за него. Как томно и невозможно приятно представлять, что малыш будет выглядеть ещё очаровательнее, когда сломается полностью. Когда Юнги будет превращён в хнычущее, плачущее нечто, не способное даже говорить. Боже, его мальчик в эти моменты слишком прелестный. — Ох, — Намджун как-то показушно охает. Его ладони вмиг покидают тело, оставляя только после себя фантомное, прекрасное чувство. — И почему же я должен это сделать, дорогой? — Он зарывается пальцами между потных прядей, массирует кожу головы (господи, Юнги правда замурчал бы от такого, если бы был котом) и слегка сжимает волосы в кулаке — Мне кажется, что тебе стоит быть хоть чуточку вежливее, особенно после того, как ты ослушался меня. Не думаешь?  Он вдруг резко дёргает волосы, заставляя смотреть точно в глаза. Это приносит какое-то садистское удовольствие. Юнги хочется ломать и ломать. Медленно. По кусочкам. Больше ласками, лишь иногда прибегая к небольшой грубости. Делая боль даже нужной, но будто мелькнувшей на фоне. С Юнги невозможно быть другим. Просто потому, что, как малыш реагирует на это, въедается в тело, мозг и куда только можно. А потом собирать по кусочкам самому же. Смотреть, как заплаканная мордашка тычется куда-то в ключицу, как тонкие пальчики сильно впиявливаются в мужскую рубашку, и слышать, как из приоткрытого рта вырываются не то всхлипы, не то стоны.  Намджун видит, как после его слов на лице мальчика появляется ручеёк слёз, как маленькое тело начинает трястись ещё сильнее, а из рта вырывается уже плач. Юнги хрипит уже от беспомощности, от обиды на Намджуна, который издевается над ним. Его член, что находится в клетке, весь покрасневший, влажный и больно упирается в железные прутья. И самое жестокое, что виброяйцо, прикреплённое к ним, усиливает свой режим и Юнги ломает. Подбрасывает на кровати, что несчастная скрипит и сама, кажется, скоро заплачет. Из-под железных прутиков вытекает струйка предсемени, а тело прошибает сильными судорогами. Под Юнги маленькая-маленькая лужица и Намджун только смотрит на это очень недовольно, в пренебрежение щёлкая пальцами по клетке несколько раз и цокая языком. — Ты такой беспорядок устроил. — он берёт в руки влажную клетку, специально нажимая на яйцо, дабы услышать жалобный сдавленный стон. — Я по-моему говорил, что тебе запрещено себя самому удовлетворять. Так в чем причина такого поведения? — он берёт в пальцы подбородок, заставляя смотреть на себя. Но видит лишь расфокусированный взгляд и почти закрытые глаза. — Юнги! Тихий — тихий писк в ответ и всё. Мальчика до сих пор трясёт  и даже соображать ему не то что не хочется — он не в состоянии это сделать. — Юнги, не смей теряться! Я жду ответа. Но мальчик уже в прострации. Его мысли там, далеко. Он ломается полностью, тело бьёт непроходимая дрожь, в глазах лишь темнота и, боже, Намджун пахнет сейчас так приятно, что пальчики на ногах сами по себе поджимаются. —Мин Юнги! Если ты сейчас не приведёшь себя в порядок, то мы на этом и закончим. — Намджун волосы в кулаке сжимает сильнее чем следовало бы, но Юнги это нравится-нравится-нравится, Ким точно знает. — Н-нет… Пищит совсем еле слышно и сжимается весь. Его ресницы дрожат и из них начинают течь слёзы. Господи, Намджун настолько любит это чудо. Такой сломанный, маленький и, о боже, такой нуждающийся! Совсем раскрасневшийся и очень очаровательный. Он начинает уже плакать от беспомощности и его конкретно так трясёт. Такой прекрасный и только для Кима, что у Намджуна внутри горячая карамель прекрасного чувства разливается по всему телу. Особенно в пах. Он прижимает к себе это маленькое плачущее недоразумение и зарывается в пепельные волосы, прижимая эту мордашку к своему плечу. Он тихо смеётся на ухо мальчику и целует его ушко, шею и висок, шепча какие-то розово-сопливые фразочки, стараясь успокоить это чудо. Снимает и откидывает эту чертову вибрирующую игрушку куда подальше, не заморачиваясь о её целостности после «полёта». Он гладит мальчика по вздрагивающей спине, а тот сам прижимается ближе и всё ещё хнычет, от чего на рубашке мужчины образовывается влажное пятно. — Тшшшш, принцесса, давай, успокаивайся. Мурлычет он на ушко Юнги и приподнимается, отстраняясь, чтобы снять наручники и снять рубашку, напоследок чмокая Юнги в его искусанные губы и слыша разочарованный стон и тихий всхлип. Мальчик почти успокоился, но всё ещё продолжает хныкать. Когда мужчина снимает наручники с «лапок», то Юнги всеми способами хочет дотронуться до него. Он тянет свои пальчики и выгибает руки, лишь бы дотронуться до родных рук, даже пищит от того, что запястья сводит от его «стараний». Но когда одна рука становится свободной, то он тут же переворачивается на спину и скорее тянет руки к мужчине с объятиями. Вот только руки его отталкиваются почти сразу же, а он куксится и смотрит так обиженно. — Не будь таким жадным, Юнги. Намджун снимает с мальчика наручники, тоже кидая их куда подальше. Хватает этого маленького засранца под собой за запястья, удерживая те над головой мальчишки, который всё ещё хотел и хочет прижиматься к Намджуну. Господи, Юнги и впрямь очень тактильный и чувствительный. И это заставляет Намджуна, как кот на сметану реагировать. Мужчина целует эти желанные губы долго, мягко, желанно и до невозможности сладко. Юнги сам по себе как карамель. Его бы только целовать, холить и пробовать эту кожу, эти губы и эту красивую шею на вкус. Кажется, что мальчик сам по себе сделан из сахара, что Намджун сдерживать себя иногда не может, зажимая своё сладкое чудо когда выпадает любая возможность. А Юнги уже задыхается и тихо попискивает от переизбытка эмоций. — Мой мальчик... Господи, Юнни, ты такой прекрасный! — Намджун как в бреду это шепчет, наслаждаясь тихими поскуливаниями, когда начинает целовать шею и ключицы, оставляя небольшие засосы — Такой хороший! И только мой... — На последнем слове он кусает мальчика в шею особенно сильно, оставляя самый яркий засос-укус. Юнги визжит и губы прикусывает — Лежи смирно, детка, будь хорошим мальчиком. Он отпускает запястья и ведёт руками по бокам, разрывает к чёрту рубашку, юбку и трусики мальчика, чтобы в следующие пару секунд просто любоваться этим красивым телом. — Т-тв-вой. Юнги же весь красный, зарёванный и тихо попискивает от любых действий. Мальчик губы кусает и дышит рвано, прерывисто и тяжело. Его грудь вздымается, а Намджун не может взгляд оторвать от его возбуждённых очаровательно-розовых сосков. Малыш такой прекрасный, чёрт побери! Он сжимает эти соски не сильно, но ощутимо, чтобы Юнги начал ёрзать под ним и стонать. Губами выцеловывает плоский животик (всё же оставляя парочку отметин для приличия) и поцелуями пробирается к мальчишескому члену, который всё ещё находится "под папочкиным присмотром". Намджун целует рядышком. Совсем близко к клетке и мальчишеские ерзанья и стоны становятся на порядок выше. Разводит чужие бёдра, чтобы потом целовать худые бёдра и их внутреннюю сторону ближе опять таки к члену, зная, что его малыш там особо чувствителен, и специально долго, с оттяжкой и в то же время со вкусом оставляя в этом месте одни из самых ярких отметин, что в скором времени будут розами цвести на любимом теле. Напоследок, мужчина кусает за тазовую косточку, принимаясь снимать клетку. Юнги, который и правда лежал смирно, держа руки над головой и лишь выгибая спинку для больших ощущений, вдруг сдаётся и зарывается в родные черные волосы, стараясь притянуть к себе. Ему правда так отчаянно хочется больше поцелуев! А Намджун хмурится, снова прижимая руки этого чуда к изголовью. — Ещё раз так сделаешь и я снова воспользуюсь наручниками, поняла меня, детка? Юнги пищит, но послушно кивает, через силу оставляя руки на месте, когда мужчина снова начинает целовать его бёдра. Но слава всему живому, это продолжается недолго и в скором времени его член наконец-то оказывается свободен. И Юнги стонет облегчённо, как-то не замечая, что его таз двигается вверх вниз. Мальчик постанывает, а Намджун смеётся. Это чудо такое чудо! Мужчина слезает с кровати и смотрит в затуманенные глаза омежки. Ловит взгляд из под пепельных потных прядей и начинает раздеваться. Медленно стягивает майку, специально напрягая мышцы, зная, что его принцесса смотрит на него. Расстёгивает пуговицу, тянет вниз собачку... Штаны и трусы он почти рвёт, когда срывает с ног. Забирается на кровать волком, настигшим жертву, и глазами поедает это кукольное тело. — Раздвинь, приподними ноги и достань смазку из под подушки. Говорит томно, грубоватым своим голосом и у Юнги мурашки бегут. Ему требуется пара секунд, чтобы понять что от него хотят. А потом ещё время, чтобы приподнять бёдра и не задохнуться от чувств, когда их члены соприкасаются. Он еле как достаёт смазку, трясущимися руками протянув её мужчине, а тот в это время подсовывает под поясницу мальчика подушку. Намджун смазки выливает с излишком, но не особо беспокоясь об этом. Размазывает её меж ягодиц омежки и просовывая сразу три пальца, ведь его принцесса растянута и должна всегда быть растянута, но помучить это чудо - святое. Он находит простату почти сразу же, неистово начиная растирать её подушечками пальцев. Юнги визжит, стонет, почти кричит от этого. На его глазах снова наворачиваются слёзки, которые мужчина сцеловывает, но руки малыш не смеет опускать. Такой послушный. Его милый, совсем уже малиново-красный член весь влажный и почти готов спустить, но мальчик, блин, держится! Ему нельзя! Нельзя, пока Намджун не разрешит. И он терпит! Но силы его на исходе. Пока Намджун терзает его простату, то Юнги за это кусает мужчину не сильно за шею, отомстив. Намджун усмехается. Он трахает его пальцами, ведя омежку по краю. Доводя почти до оргазма, а потом останавливаясь. И так несколько раз. Пока мальчик не начинает молить! — Сегодня, принцесса, я буду тебя трахать так, как никогда не делал! Чтобы ты блять стал похотливой текущей сукой, понял меня? — он переворачивает красного как рак Юнги на живот, ставя в коленно-локтевую и утыкая его лицом в подушку, чтобы его бледная задница оказалась откляченной и открытой. Чтобы видеть этот идеальный прогиб... — Я заставлю тебя думать только, блять, о моём члене, понял меня? — и оставляет горящий след на одной из половинок. — Я спрашиваю, понял? Отвечай! Он хватает его за волосы, чтобы прижать спиной к своему торсу и кусает в шею. Юнги визжит, но послушно кивает и пищит согласие. И это почти что конец. Его снова тычут лицом в подушку и начинают трахать. Трахать именно как и обещали, как текущую суку, до сорванного голоса и лужи под ними из-за предсемени, пота и смазки. Трахают, пока перед глазами не становится темно и пока каждая частица тела не начинает хотеть лишь одного: члена Ким Намджуна. Юнги хрипит, лежит безвольной куклой и дрожит от каждого толчка, что прошибает током удовольствия. Он и впрямь начинает молить о разрядке, но отказывают ему не раз и не два, сильно сжимая член у основания, что звезды перед глазами танго пляшут. А потом настигает нега. Он слышит на ухо такое желанное: "Кончай... Кончай, детка!". И всё. Мир расплывается так же, как и сознание, он падает на мокрые простыни и ему срать на то, что они все мокрые, да и сам он весь в сперме. Он оказывается где-то между сном и реальностью, пока его тело колотит от оргазма, а потом эта черта рассеивается туманом и сон побеждает. Он дышит тяжело, но на губах играет блаженная улыбка. И мальчик не понимает даже, что с ним творят потом. Но он точно чувствует прохладные простыни гостевой спальни и сильное тело, к которому он интуитивно прижимается во сне.