Бьёт - значит, (не) любит

Чувствами Кацуки это не назвал бы. То, что он ощущает к Деку — гораздо сильнее. Это искрящаяся, чистая ненависть. Глубинная неприязнь с самого детства. Правда, это только он сам себе так говорит. Деку, этот жалкий, слабый, никчёмный ботан. Бакуго считает, что он мерзкий. Мерзкий настолько, что Кацуки сам не замечает, как начинает искать его тупую зелёную башку, которая, по его мнению, выглядит как брокколи, и эта башка, как и сам Деку, конечно, ему отвратительны до скрежета зубов и… Дико бьющегося сердца, когда он видит первый взгляд, обращённый на этого половинчатого. Бакуго всё равно, естественно, ему нет никакого дела, но он же точно не случайно посмотрел, да? А на самого Кацуки Деку смотрит так, интересно? То есть, нет, совсем не интересно. Бакуго остаётся только цокнуть и отвернуться, поймав непонятные взгляды одноклассников. То ли осуждающие, то ли понимающие. Бакуго нет никакого дела, когда Деку смотрит на Тодороки второй раз, гораздо дольше, чем в первый, и улыбается. Растягивает свои щеки и свои дурацкие губы, на которые Бакуго больно смотреть от того, насколько они мерзкие, в улыбке. А стоило Кацуки перевести взгляд на половинчатого, который стоял и смотрел в ответ, говоря что-то. Говоря что-то Деку, что-то такое, от чего он улыбается своими мерзкими губами, которые такие на самом деле красивые и… Неважно. У Бакуго срывается дыхание на тренировке, когда они бегут рядом и щебечут, как голубки, и Тодороки снова заставляет Деку радоваться, в то время как Бакуго его никогда не заставлял. Разумеется, Кацуки глубоко наплевать, когда на задании им приказали разделиться по парам, а Деку пошёл к Тодороки. Урарака игриво ухмыляется, глядя на них, и Бакуго хочется взорвать её круглую голову так сильно, как никогда раньше. Бакуго думает, какой же этот Деку отвратный, шагая по лестнице школы. Блевотный до такой степени, что хочется… хочется взорваться, думает он, натягивая школьную форму с утра. Такой слабый и беззащитный, что Бакуго хочется убить его, чтоб не мучился. А лучше защитить. От всего на свете, от всех Лиг злодеев и особенно от всяких там половинчатых. Бакуго так противно, когда он видит маленькую фигнюшку (что-то вроде цветка, но ему не хватило сил разглядеть детали) изо льда у Деку на парте, что хочется блевануть. А этот ботан сидит такой счастливый, улыбается как дебил и на Кацуки даже не смотрит. Это бесит. Половинчатый на задней парте буквально дымится от самодовольства. А Кацуки бесится. Бесится так, что в глазах двоится и зубы скрипят. И хочется кого-нибудь взорвать. Кого-нибудь с двухцветными волосами, например. По приходу домой Бакуго так противно, что наворачиваются слёзы. Когда Киришима невзначай спрашивает про самочувствие Деку после боя с Лигой, у Бакуго в башке короткое замыкание. У Бакуго в жизни короткое замыкание. А у Деку с Половинчатым любовь. Потому что он, а не Бакуго сидит у больничной койки. Он подает стакан воды, когда Деку просыпается. Он спрашивает «Как дела?», а не Бакуго. У Кацуки таких привилегий нет. И никогда не было. То, что он издевался над Деку в школе, повлияло на его выбор? То, что он издевался над Деку в детстве, повлияло ли это на то, что ботан решил, будто Тодороки лучше Бакуго? Или ему нужны были слащавые подарочки, вроде цветка-или-что-это-там-было от Половинки? Ему хотелось, чтобы Кацуки делал так же? Был сопливой рамазнёй? Тогда Кацуки встал бы с этим разноцветным ублюдком на один уровень? Всё, что надо было делать: подарить пару вшивых букетов? Погладить по мерзкой зелёной головушке? Или надо было… Воспринимать Деку как человека и без причуды? Стала бы ситуация лучше, не будь этих лет унижения? Кацуки знает ответ, но признаться нет сил. Даже самому себе. Кацуки будет делать эту херню. Будет дарить подарки и целовать в лоб, если нужно. Нельзя, чтобы из-за этого ботана так болело и ныло внутри. Надо это прекратить. Бакуго взял, наверное, самый красивый, по его мнению, букет в магазине. Потратил карманные деньги, личное время, и ответ: — Эм… Каччан, — боязливый шёпот. Словно опасаясь злой псины. Сука. — Ты сейчас серьёзно? — Что ещё тебе нужно, блин? — У Бакуго скоро начнёт дёргаться глаз. — Дарю цветы. На. Забирай. Приятно? Ты мой теперь. Деку слабо, нервно улыбается. — Бакуго-кун. Ты не понимаешь. Я уже с Тодороки. Нельзя просто подарить цветы и присвоить себе. Вот так. Бакуго-кун действительно ничего не понимает. Разве должно в душе быть так мерзко? Решается. Секунда. Две. Уже ничего не исправить. — Это из-за того, что я делал раньше? — спрашивает Бакуго-кун, словно ребёнок, которому нужно всё разъяснить. — Отчасти. — шепчет этот-дурацкий-Деку. И его вид такой уязвимый сейчас, хотя Бакуго знает: захочет — врежет так, что мало не покажется. — У тебя, наверное, были шансы. Вот так. Просто Бакуго-кун их прошляпил. Всё прошляпил. И дружбу, и любовь, и шанс на счастье. И что теперь делать? Как починить то, что сломал сам, то, что уже в починке не нуждается? То, что уже нашло кого-то другого, кто никогда не сломает, будет бережно носить с собой повсюду, будет заботиться и любить. Если бьёт — значит любит, тогда Кацуки любит Деку больше, чем Тодороки.