***
Доктору Ватсону нужно было уехать. Уехать и оставить Рози на попечении высокоактивного социопата (его слова) и бывшей «экзотической танцовщицы» (опять же её слова). Он пытался убедить себя, что они взрослые люди и не один раз оставались с его дочерью, пока он был на работе, но всё было тщетно, как только доктор Ватсон открывал холодильник и встречался взглядом с мирно покоящейся в банке парой глаз. Определённо человеческих глаз с немного подёрнутой пеленой зелёной радужкой. Ему помнилось, что он перестал замечать подобные вещи буквально спустя месяц проживания на Бейкер-стрит, но теперь, примерив на себя роль отца жутко любопытного ребёнка, он начал понимать, что зря сдал их с Мэри квартиру. Рози росла и её очаровательный носик теперь доставал до тех мест, которые Джон ещё не успел изучить на предмет присутствия колющих, режущих, самовоспламеняющихся, накаченных формальдегидом и так далее по списку развлечений Шерлока вещей. Но доктору Ватсону действительно нужно было уехать. Когда он открыл письмо, пришедшее на его имя, Шерлок сразу понял, что это приглашение на панихиду. А когда Джон привычно вытянулся по стойке смирно от одного лишь печатного текста, Холмс понял, что доктору Ватсону нужно уехать. И он уедет. Так было решено на семейном совете, где единственный человек, которого связывало с Джоном кровное родство, мирно спал, вольготно устроив светлую головку на плече своего крёстного отца. Для пущего спокойствия доктор Ватсон позвонил своей сестре Гарри. Он попросил её заглянуть в один из двух дней его отсутствия, чтобы у него был взгляд со стороны. Они нечасто общались, но те два раза, что они встретились за чашечкой кофе в Брикстоне, заставили его поверить во все рекламные брошюры о чудесах, которые творили с людьми на реабилитации. Гарри была ходячей её рекламой в том смысле, что она абсолютно не выглядела так, словно буквально год назад прошла курс лечения. Довольно успешно. Она даже пригласила Джона на своеобразный «вечер выпускников», где зачитала такую пронзительную речь, что удостоилась неуклюжего, но главное искреннего объятия. Теперь его некогда потерянная в волнах бушующего моря искушений сестра ходила с гордо поднятой головой, много улыбалась и говорила, а также требовала еженедельного фотоотчёта о своей племяннице, так что Джон просто предложил ей самой прийти и посмотреть как там Рози, пока его не будет. И Гарри согласилась. Не сказать, что доктор Ватсон уехал со спокойной душой, но его, по крайней мере, утешала мысль о том, что с Рози ничего не случится за два дня и одно утро, пока она под присмотром самого умного человека в его жизни, самого заботливого человека в его жизни и его сестры.***
Первое, что Шерлок заметил, когда Гарриет Ватсон вошла на второй этаж дома 221 Б по Бейкер-стрит, так это то, что она куда моложе, чем он предполагал, основываясь на редких упоминаниях Джона. Он подумал, что ей 28 или 29 лет, несмотря на мимические морщины, потому что мы все знаем откуда они. Ещё он заметил про себя, что вещи на Гарри явно с чужого плеча, а значит денег, заработанных за кассой в магазине (из-под пальто виднелся кусок ткани такого же цвета, что носили работники одной известной сети), хватало только на секонд-хэнды, но зато гордости, чтобы не просить помощи у брата, было навалом. О характере Гарриет также говорил тот факт, что несмотря на то, что Джон безвоздмезно оплатил её лечение, теперь она раз в месяц присылала определённую сумму денег на Бейкер-стрит. Это вводило доктора Ватсона в ступор, – он никак не мог решить радоваться ему новообретённой сознательности сестры, злиться за то, что она не принимает его бескорыстную помощь или беспокоиться хватает ли ей самой. Ещё Шерлок предположил, что в сумке у Гарри лежит плюшевая игрушка – слишком уж наполненной казалась сумка для своего повидавшего жизнь вида. Он также подумал, что Гарри удивительно хорошо борется со своей зависимостью, раз отказалась от чая с доброй порцией бренди, которую ей неосторожно предложила миссис Хадсон. Всё это Шерлок, сам того не замечая, подумал вслух, поэтому слегка нахмурился, когда услышал, что Гарри говорит впопад его мыслям. – Тётя Гарри не пьёт больше, да, Рози? – проворковала она и посадила племянницу к себе на колени, одёрнув рубашку с фирменным логотипом магазина возле дома, где она с трудом, но самостоятельно снимала квартиру. Наградив Шерлока взглядом, в котором он сразу узнал Джона, Гарриет улыбнулась и сделала глоток чая без бренди, каким-то чудесным образом не позволив Рози облить ни одну из Ватсон. – Ты такая молодец, Гарри, я вот никак не могу отказать себе в капельке бренди, – сказала миссис Хадсон и с самой на свете невинной улыбкой сделала глоток бренди с чаем. Шерлок замалчивал перед Джоном, который в последнее время повадился следить за здоровьем миссис Хадсон, некоторые слабости своей арендодательницы, а она в свою очередь не замечала, что время от времени арендуемым комнатам требовался непредвиденный ремонт. Пока Шерлок наградил миссис Хадсон одной из своих улыбок, которая доставалась только ей и его маме, Гарри прошла долгий путь от интригующей воображение незнакомки до самой любимой подруги в удивительном мирке, принадлежавшем мисс Ватсон. Шерлок подумал, что им бы стоило чаще видеться, хотя бы для того, чтобы у Рози была в жизни планка чуть выше, чем консультирующий социопат с нестабильным доходом и господь-не-приведи какими скелетами в семейном сундуке. – Не надо с собой так жестоко, Шерлок! – воскликнула миссис Хадсон и встала на ноги, потому что её чашечка опустела. – Моё бедро сегодня не даёт мне покоя, я пойду вздремну немного, раз с Рози её тётя и крёстный, – сказала она и направилась к лестнице, время от времени забывая прихрамывать. С уходом миссис Хадсон в гостиной стало тихо. Во многом потому что Рози заинтересовало присутствие на её крошечных ступнях совершенно невыносимо отвратительных розовых носков. В этой хрупкой тишине Гарриет осмотрелась, казалось, впитывая комнату взглядом и замечая отдельные детали, которые то и дело вызывали у неё вопросы. Совершенно непонятно почему она их не задавала, если её так мучило любопытство. – Джон дал чёткие инструкции – с Шерлоком не говорить, в глаза не смотреть, лопатку в песочнице не отбирать, – сказала Гарри вслух, хотя можно было и обойтись без подобной формальности. – Мескалин? ЛСД? МДМА? Шерлок и бровью не повёл от резкой смены темы, только передал Рози её любимую погремушку, которую обычно прятал между подушек своего кресла, потому что она создавала слишком много шума. Но иногда немного треска не помешает. Несколько словесных росчерков, словно рапирой в воздухе, и дальнейший разговор перешёл в беспредметную плоскость. Только самому пытливому уму удалось бы уловить в разговоре о необычайно солнечной погоде в вечно угрюмом Лондоне тонкие, словно вуаль, наброшенная на их диалог, отголоски их старых привычек. Привычек, которыми Гарриет и Шерлок были неуловимо связаны и которые пришлось оставить в прошлом ради Джона. Но они не могли отказать себе в удовольствии время от времени, по строго определённой очереди, бросать друг на друга полные почти детского любопытства взгляды. Они оба были другой стороной жизни Джона Ватсона, в которую он не допускал ни того, ни другого. За все годы дружбы Шерлок знал о Гарри лишь то, что она отдала брату телефон, который напоминал о неудавшемся браке. Гарриет же знала о Шерлоке только то, что позволял ей узнать Джон в своём блоге. Поэтому неудивительно, что им нашлось о чём поговорить.***
Гарриет весь вечер вела великосветские беседы с малышкой Рози, которая обожала, когда с ней говорили как со взрослой состоявшейся личностью. Она посмотрела на Шерлока, делающего попытки придать себе занятой вид на кухне, где делать было решительно нечего, и не сдержала улыбки, услышав его голос: – С детьми так и нужно разговаривать, разве нет? У меня есть подозрение, что голос на тон выше натурального разжижает детям мозг. Гарри ничего не знала о разжижении мозгов, да и не нужно было, потому что она определила высказывание Шерлока как шутку и рассмеялась. И очевидно сделала верный вывод, потому что после некоторого смятения, автор её улыбнулся. Для человека, который называет себя высокоактивным психопатом, мистер Холмс порой слишком долго думал. – Социопат, – поправил он и вернулся в своё кресло, явно чтобы насладиться тем, как Рози играет свою версию «Пер Гюнта» на детском ксилофоне. Получалось у неё так себе, произведение можно было узнать с трудом, но каждый отвратительный звук, который издавал видавший виды инструмент, нивелировался восторгом исполнительницы и её неудержимым стремлением к идеалу. – Сомневаюсь, что она действительно играет «Пер Гюнта», – заметил Шерлок. Его смех оказался неожиданно приятным, так что Гарри приняла его на свой счёт. Рози за весь вечер так ни разу и не отошла от своей тёти дальше, чем на пару шагов. Она показала ей все свои игрушки, рассказала все истории на своём языке, который был смесью отдельных фразочек на английском и простого детского лепетания и всецело окружила её пузырём своего внимания. В конце концов она заснула в объятиях Гарри, доверчиво положив светлую головку на её плечо, отчего их светлые волосы смешались, доказывая и без того понятную степень родства. Гарриет не решилась потревожить сон Рози, так что просто устроилась в кресле Джона поудобнее и улыбнулась, встретившись взглядом с сидевшим всё это время напротив Шерлоком. Она подумала, что его нынешняя причёска ему ужасно не идёт, – кудри явно нуждались в том, чтобы их отстригли покороче. – И они станут занимать куда меньше времени, – закончил мысль своей оппонентки Шерлок и задумался. – Но это моя отличительная черта. Как пальто, как глупая охотничья шляпа. – Я думала, что твоя отличительная черта – ум.***
Джон вернулся так скоро, как только позволили приличия. Он с некоторой опаской вышел из такси, словно ожидая, что на месте дома 221 Б могут оказаться руины, но нет, – стены, крыша, окна, облицовка, всё было на месте и ровно в таком же состоянии как до его отъезда. Он заметил, что в окне второго этажа одёрнуты шторы, что было странно для такого солнечного дня – Шерлока обычно раздражал активный солнечный свет, так что гостиная постоянно прибывала в полумраке, – и зашёл в дом. Поздоровавшись с хлопотавшей на своей кухоньке миссис Хадсон, Джон стремительно поднялся по лестнице и тут же увидел, что Рози сидит на диване совершенно одна, радуясь собственной компании. Доктор Ватсон поспешил к дочери и взял её на руки, как всегда невольно улыбнувшись от того, с какой радостью Рози его встречала. – Эй, ты испортил такой кадр! – послышался возмущённый голос Гарри, заставший Джона врасплох. Он обернулся и увидел сестру, которая стояла рядом с Шерлоком и из-за его руки смотрела на экран телефона. – Гарри? Как ты здесь? – спросил Ватсон, поудобнее перехватывая Рози, которая заинтересовалась мягкими плечиками его парадно-выходного пиджака и теперь с любопытством ощупывала отцовское плечо. Затем его внимание привлёк Шерлок, а увиденное заставило его замереть, как будто лучший друг его в жизни так не удивлял, как сегодня. – Что… ты подстригся, Шерлок? – Так удобнее, – объяснил Шерлок, посчитав, что Джона волнует не сам факт стрижки, а причины к ней приведшие. – Выглядишь… взрослым, – неуверенно сказал Ватсон, чуть нахмурившись. Ещё больше он нахмурился, когда Гарри, его сестра, хлопнула по протянутой ладони Шерлока, его лучшего друга. – Так, что здесь происходит? – спросил он строгим голосом, который научился применять не только в отношении Рози, но и всех обитателей дома на Бейкер стрит. Но тут мисс Ватсон решила отвлечь внимание отца на себя и громко провозгласила: – Гарри! – Что… Тебе понравилась тётя Гарри, да? – улыбнулся Джон, с нежностью поцеловав её в крошечную ладошку. – Буду приходить почаще, – сказала Гарриет и с какой-то уж слишком хитрой улыбкой взлохматив волосы Шерлока, ставшие заметно короче. Ватсон от удивления открыл рот, а потом снова заговорил своим строгим тоном. – Так, что здесь происходит?