***
Воздух на завтрак, дешевая зубная паста и полная раковина ледяной воды. Надо заставить себя выглядеть как нормальный человек и двигаться, а не разлагаться на футоне. Пустой желудок, щетка в стакане, голова в раковине. Осаму смотрит на заткнутый слив прямо перед глазами и выпускает изо рта пузырь за пузырем. В такие моменты она почти соглашается с прозвищем от Чуи — скумбрия, — в воде она себя чувствует гораздо спокойнее, чем на суше. Болтаешься в дешевом аналоге невесомости и едва ли слышишь хоть что-то. Если ты скумбрия или утопленница, то от тебя не станут ничего ждать, не станут надеяться и тебе не будут доверять. Тебе не нужно стараться. Но Осаму, к ее великому сожалению, никакая не рыба и не раздувшийся труп. Сердце бьется, мозг функционирует. Приходится вынырнуть, стереть с лица воду и зачесать мокрые пряди назад. В зеркале отражается некто привычно поломанная, острая и насмешливая с повязкой на один глаз. Застарелый и потертый (как та самая фотография из бара) образ, повторяющий все действия настоящей Осаму, только болтает о чем-то, что уже не долетает до ушей, хотя вокруг нет воды. К сожалению, она умеет читать по губам и знает саму себя, поэтому чужие слова звучат внутренним голосом и игнорировать их… легко. Заезженная пластинка, из-за которой не хочется снова растрачиваться на бессмысленную агрессию и новое зеркало для ванной комнаты. Осаму (та, что не рыба и не труп) предпочитает сменить бинты и причесаться под убеждения зазеркалья о бесполезности и глупости вот этого всего. Ощущение, будто у нее снова есть телевизор, проигрыватель и одна-единственная кассета, которую она включила для фона. Осаму улыбается этим мыслям. Отражение повторяет за ней, только улыбка похожа на кривую трещину или издевку. Дадзай предпочитает думать, что она улыбается не так, а зеркало бессовестно врет. *** Завтрак все-таки состоится, пусть и ближе к середине дня. Сегодняшнее блюдо — нотации Куникиды с примесью отчаянных попыток сделать из Осаму человека и крепкий черный чай с парой кубиков сахара. Иногда кажется, что семпай просто любит всех отчитывать, но она на самом деле беспокоится. У нее, конечно, проблемы с агрессией, но это на (несуществующей) совести Осаму, ибо часто доводит. Смеха ради. Бедная Куникида. Дадзай снова не к месту усмехается, ее все-таки отчитывают. — Что тебя так насмешило? Думаешь, я правда не запрусь с тобой в офисе, пока ты все отчеты не заполнишь? — Вовсе нет, семпай. Я просто подумала, что станете хорошей матерью в будущем. Уже на нас практикуетесь, воспитывать пытаетесь. Разве что не кормите и… — Ты ешь за мой счет. — …не пеленаете… — Куплю для тебя смирительную рубашку и буду так водить, чтобы ты снова не сиганула в реку. Ну нет, так вообще не интересно. У Доппо уже такой иммунитет к ее шуткам? Кошмар. — Хватило бы и простой веревки вокруг бедер. Но лучше вокруг шеи. Куникида неопределенно смотрит на собеседницу и все еще раздраженно хмурится. С тихим стуком ставит чашку кофе на блюдце. — Ты не собака на привязи и не преступница, чтобы я тебя так водила… Дадзай теряется. То ли ей скривиться из-за сравнения с собакой, то ли рассмеяться. Не преступница, ха? — …хотя стоило бы, за весь моральный вред, что ты мне причинила. Другое дело. — Семпай, вы меня совсем не любите! — Тогда возвращай мне деньги за все счета- Дадзай резко поворачивает голову в сторону окна. — Оя, Ацуши опять во что-то ввязалась. — Опять?! Куникида уже рефлекторно встает из-за стола, не отрывая взгляда от окна. Осаму одним махом допивает халявный чай и сбегает с места преступления. Слышит разозленное «ДАДЗАЙ!» и пытается не смеяться, чтобы не подавиться чаем. Это было бы позорно. Семпай ужасно забавная и предсказуемая. А еще отвратительно знакомая, настолько, что ее страшно подпускать ближе. Осаму бежит. Это все-таки позорно, даже без чая в трахее.***
Мясо и рис на завтрак, душ, неторопливые сборы. Уже отточенный механизм не дает сбоев — Куникида отлично чувствует время, будто у нее в голове часы, а не только на запястье. Движения доведены почти до автоматизма, не нужны даже очки, чтобы не перепутать упаковки с чаем. Они всегда лежат на своем месте — слева зеленый, черный справа. Зрение все еще расфокусировано, но чай уже настаивается, а Куникида чистит зубы и умывается. Запотевшее зеркало заботливо протерто микрофиброй, чтобы снова отразить нечто расплывчатое, пробуждающееся и спокойное. Отражение Доппо не говорит с ней, на фоне мурчит радиоприемник. Телевизор она могла бы себе позволить, но он ей не нужен — лишний удар по зрению, времени и счетам за электричество. Ей вполне хватает ноутбука и радио. Свежая груша сочится сладостью после каждого укуса. Доппо быстро доедает ее, проверяя почту. Слишком сладкая. Нужно внести последние коррективы к расписание на ближайшую половину дня, привести себя в порядок и выдвигаться. Осталось так мало сделать, а в запасе час времени, но… Доппо слишком хорошо знает себя — она будет сидеть и думать над каждым изменением около пятнадцати минут. Слишком дороги страницы ежедневника, а марать его карандашом или стирающимися ручками, которые раздражают ее еще со школьной скамьи, вообще не вариант. Они только разводят грязь и ложатся на бумагу неровно. Ужасно раздражают. Казалось бы, можно было писать планы в простом ежедневнике, однако Доппо знает — если писать обо всем в «Идеале», то это станет явью. Да, он не способен создать что-то больше тетрадного листа, но ведь о неосязаемом никто ничего не говорил. Поэтому… Никакой грязи, лишних исправлений и ненужных пунктов. Четкое и ясное будущее, на благо которого она будет трудиться. Отражение в зеркале одобрительно молчит и будто бы желает удачи, ведь она никогда не бывает лишней. *** Куникида ни разу не наивная, не страдает ни излишней доверчивостью, ни недостатком оной. Просто она предпочтет поверить предупреждению, чтобы не допустить непоправимого. Поэтому-то Осаму теперь маячит где-то вдалеке звездочкой, а ее чашка пуста. Ацуши за окном не дерется, а лишь растерянно провожает взглядом убегающую наставницу, а затем вопросительно глядит на Куникиду, мол, что это только что было? Ей остается только вздохнуть и потереть глаза, сняв очки, и сесть обратно. Колокольчик над дверью звякает, а Накаджима теперь сидит на месте Осаму. — Дадзай-сан снова что-то натворила? — вопрос скорее риторический, потому что на него не нужно отвечать. — Что-то серьезное, Куникида-сан? — Нет. Она просто все еще дура, которая не хочет за себя платить и писать отчеты. Теперь и Ацуши тоже вздыхает, но улыбается. Немного виновато, будто это она наставница, что не доглядела за нерадивой подчиненной, а не наоборот. — Я могу- — Нет, — Доппо обрывает девчушку слишком резко, от чего та напрягает плечи и немного отклоняется назад, — пускай сама отдувается, а у тебя и своих проблем хватает. — Хотите догнать ее и за шкирку в офис привести? — Ацуши по привычке заказывает воду вместо чая или кофе, от чего Куникида кривит губы. Полная противоположность Осаму. Они будто очень странным образом поделили между собой характеры: одной сплошное чувство вины, стыд и глубокая признательность едва ли не всем (спасибо, что какая-никакая гордость позволяет огрызаться с Акутагавой хотя бы), а другой — эгоизм, бесстыдство и полное отсутствие совести… — Я могу сбегать за ней, только заберите у меня документы пожалуйста. …казалось, что директриса специально их поставила в пару, чтобы они обменялись качествами. Для своеобразной диффузии, хоть они обе вовсе не отлиты из металлов… — Не надо, сама вернется, — …А ведь Доппо точно изменилась из-за Осаму. И не только в худшую сторону, как бы ни было странно это признавать. — Пошли в офис. Пятерня привычно дотрагивается до ребер слева, чтобы проверить наличие «Идеала» под сердцем. И его нет. Как и на столе. Обреченное спокойствие сменяется злостью вновь. Доппо берет свои слова обратно: ничего хорошего Осаму не принесла, только украла нервы и «Идеал». Какого черта он ей вообще нужен опять?! По лицу Куникиды все отлично видно, Ацуши не лезет, только мысленно молится здравие нервной системы заместительницы и за упокой Дадзай-сан. — Я, пожалуй, в офис пойду… Накаджима ненавязчиво исчезает из кафе, подальше от физически ощутимой ярости Куникиды. Оная тоже из заведения уходит минутой позже — надо было прийти в себя и быстро наметить места, в которых может сейчас прохлаждаться Осаму.***
Ацуши уже не знала что лучше: если Куникида-сан придет сейчас или же как можно позже. Прошло уже порядка двух часов с тех пор, как они разминулись в кафе. И дураку понятно, что вернется заместительница в ярости и уставшая… …а когда увидит Осаму, припеваючи и с «гаденькой улыбочкой» (как выражается сама Доппо) сидящей на своем месте с офисе, так вовсе либо прибьет ее, либо упадет в обморок. И потом прибьет. Ей бы взять, да и позвонить Куникиде, да только телефон куда-то пропал (возможно, стараниями все той же Осаму), или рассказать остальным членам агентства, но сегодня их было раз-два и обчелся: Рампо и Йосано. Последняя вовсе была в своем кабинете, а не в общем, где творилась история: Осаму Дадзай сидит и пишет отчеты! Рампо, кажется, впечатлена не была. И после разговора о таксах и тыквах Ацуши сомневалась, что та против игрищ Осаму. Помощи ждать неоткуда. Разве что почти посмертной. Для наставницы. Второй раз стать сиротой она не была готова. Оставалось лишь поглядывать на наставницу, мерно печатающую, будто у нее все под контролем, и ждать. Накаджима, конечно, предприняла попытку уйти, но вкрадчивое «Куда это ты, Ацущи-чан?» дало понять, что она теперь соучастница и останется здесь до конца. Пришлось быстро сморозить что-то про кофе, принести две кружки и вернуться на место. Нет, она не соучастница. Скорее уж заложница. Заложница обстоятельств Дверь открывается с привычным скрипом. Может, пришла Акико-сан, которая поможет… Не поможет. Куникида уже здесь. Подозрительно спокойная Куникида, которая даже не отвесила оплеуху, проходя мимо Осаму. Будто ничего не произошло, а заместительница просто вернулась с обеда, а не с бесцельной погони за белым кроликом в бинтах. — Оя-оя, семпай, прогуливаете? Я все расскажу Фукудзаве-сан. — Лучше бы ты мне все рассказала словами через рот, как все нормальные люди делают. — Хорошее замечание, но нет. Так неинтересно, — Дадзай улыбается донельзя довольно. Видимо, ее шутка удалась. — Чай? — Оплачен. — А что насчет… — В полиции. Да о чем они вообще говорят? Куникида достигла просветления на уровне Рампо-сан и Дадзай-сан? Ацуши не подслушивает, нет-нет, просто эти двое слишком близко и слишком громко говорят. Случайная свидетельница. Да. Свидетельница, которая хочет хоть немного контекста, чтобы понять что происходит. Еще и наставница состроила очень удивленное лицо и пару секунд молчала, хлопая глазами и не сводя взгляда с Доппо. — Не думала, что у вас такие вкусы, семпай. Я не осуждаю конечно. — Та шайка-лейка в полиции, а не…! — Куникида в секунду разозлилась (аж до порозовевшей кожи) и так же быстро успокоилась, выдохнув. — Нет бы просто рассказала мне о них, а не устраивала квест. — Ну семпай, прекратите увиливать. А! — Осаму подозрительно просияла, — Или вы хотите, чтобы я, как нормальный человек, вас напрямую сейчас спросила? — Доделаешь отчеты — отвечу. — Хитрый ход — ответите, но не факт, что согласитесь. Кстати, отчеты я сделала. Теперь настала очередь удивляться уже Куникиде. Наконец-то, шок Ацуши хоть кто-то разделяет. Еще бы понять целостную картину, а не складывать молочный пазл в уме. Очки соскальзывают с переносицы, пальцы мягко давят на глаза. Очки вновь на месте вместе со строгим выражением лица. — После работы, Дадзай. Чем меньше косяков в твоих отчетах — тем раньше пойдем. Осаму улыбается, устроив точеный подбородок на сцепленных пальцах. На секунду ее взгляд с Куникиды соскальзывает на Ацуши, сверкая ехидством. Приходится уткнуться в экран компьютера, симулируя активную деятельность. Ужасно осознавать себя единственной в комнате, кто ничего не понимает. Хоть Рампо-сан спрашивай, да только она не ответит. Хотя, может, подкупить ее сладостями?..***
Без десяти восемь. Согласно изначальному расписанию, она должна готовиться к уходу из офиса, сделав пометки о заданиях на завтра, но благодаря кое-чьим стараниям (удивительно, в этот раз правда стараниям) Куникида сейчас сидит в кафе неподалеку от работы и ждет заказ. Их заказ, потому что, очевидно, платить придется ей за них обеих. — То есть, ты специально украла мой Идеал… — Одолжила. Зачем вы на меня наговариваете, семпай? Дадзай сейчас — самая оскорбленная невинность на свете, которую несправедливо оклеветали. И ведь правдоподобно выглядит: брови домиком, пальцы в удивлении прижаты ко рту и глаза печальные-печальные. — Ты взяла его без разрешения в который раз! И без разрешения писала в нем, оставила его в своей открытой квартире, куда кто угодно мог зайти! — Куникида покачивала в воздухе Идеалом то ли грозно, будто она им отвесит оплеуху, то ли намекая на ценное содержание, — Какой смысл, если ты могла просто рассказать мне, что нашла логово этих воришек? — Это слишком просто. А еще я хотела сделать приятный сюрприз и разгрузить ваш график, он ужасен. У вас от него уже морщины появляются. Разве вы не рады, что я сделала все, о чем вы меня так долго просили? — Вот будешь выполнять действительно всё, о чем я прошу, тогда я буду рада. Не верится, что ты только ради сюрприза это устроила. Хватит водить меня за нос, Дадзай. Идеал снова оказался в надежном месте — внутреннем кармане жилета, а Куникида кивнула официантке и взялась за палочки, хмуро глядя на собеседницу и уязвленно поджав губы. Та на секунду устало прикрыла глаза и отвела взгляд с едва заметным вздохом, прежде чем тоже обратить внимание на трапезу — две миски мисо-супа. До ужаса просто и традиционно. Прямо как Куникида. — Вас только такими окольными путями возможно вытащить на свидание, Куникида-семпай, — Осаму непринужденно подула на плошку с бульоном, совершенно не обращая внимания на неприлично удивленное лицо Доппо. Будто ей вовсе не хочется смеяться, — Разве я вру, и вы бы мне не отказали, если бы я прямо попросила? Дадзай точно потешается. Снова лишь шутит и играючи обводит вокруг пальца, чтобы оставить в дураках. Как обычно. Под Идеалом немного ноет. — Отказала бы, ты едва ли трем пунктам моего идеального партнера соответствуешь. — Всего трем? Я насчитала больше пяти так точно, вы бессовестно преуменьшаете мои достоинства. Снова эта улыбка лукавой кицуне, которая сбежит, чуть рассвет тронет небосвод. На нее так легко повестись, но у Куникиды пожизненный иммунитет. Она видела разные улыбки Осаму: от невинной, как когда она прикидывается дурочкой, до острой, как трещина в асфальте после прицельного удара чем-то тяжелым. Такой она одаривает неосознанно — когда все идет согласно плану (серьезнее, чем сегодняшний) или когда речь заходит о жестоких и специфичных вещах. Она мелькает на секунду, как микро-выражение или едва уловимая рябь от ветра на воде, и бесследно исчезает. Если бы это была только трещина, если бы. На такие боятся наступать люди из-за иррациональных причин, что-то вроде коллективного бессознательного, мол, к неудаче. А эта улыбка Дадзая тогда уж расщелина без дна и края: неосторожно шагнешь и пропадешь в ней. Куникида думает, что она держится на краю буквально на пятках и смотрит в эту бездну, силясь разглядеть что-то спасительное. Бездна, конечно же, смотрит в ответ — склонив голову, подперев подбородок ладонью и прикрыв свои глаза-болота. Сидит буквально на стуле напротив и задевает, естественно, нарочно, ее щиколотку своей. Пытается сама приблизиться зачем-то. — Нет. — Проверим? Бездна тянется своей забинтованной рукой к груди Куникиды, будто бы за сердцем… Впрочем, Идеал тоже можно считать сердцем. Доппо только хмурится и напряженно, не моргая, смотрит на Осаму, когда рука упирается в твердую поверхность блокнота под тканью одежды. Та смотрит в ответ и ждет пару секунд — ни слова, (ни вздоха,) ни удара. Прозорливые пальцы закрадываются под ворот жилета. Нарочито медленно, нарочито ощутимо, нарочито интимно. Доппо закусывает щеку изнутри и не знает, что ей делать, но благодарит саму себя за выбор столика — угловой. Эту сомнительную картину видят единицы, если вообще обращают внимание. Щиколотка к щиколотке, взгляд к взгляду, пальцы на Идеале, но специально прижимаются под грудью, чтобы чувствовать сердцебиение.Боже, какой же это будет долгий вечер.