Сжечь

       Она ненавидит этот отличающийся мир. Она ненавидит каменную Японию, достаточно разнообразную на природные зоны, но… Это не её страна, не её… Родина. Просторы родной страны хранятся в самых дальних закоулках её памяти, в самых глубинах души. Она та, кто погибла от случайности, та, кто скорее всего была маленькой заметкой в бегущей строке по местным новостям. В лучшем случае.        Она в этом маленьком тщедушном тельце существует ровно девять лет. Ровно девять лет ненавидит своё существование и лучезарно улыбается матери. Савада Нана не виновата в смерти своей дочери. Не виновата в том, что потасканная жизнью женщина переродилась в уже погибшем от выбросов мощного пламени маленьком теле, своей силой воли заставляя маленькое сердечко биться о такие тонкие рёбра. Эта женщина по-своему оплакивала невинную душу ребёнка. Эта женщина покарает уродов, запечатавших такое мощное пламя в погибшей дочери Наны Савады.        Она всей душой ненавидела душную Японию, в особенности историю этой страны. Многообразие эпох, сёгунов и куча всяких реформ вызывали ужас на контрольных вопросах проходных экзаменов, выезжая общими познаниями в локальных войнах и громкими государственными столкновениями с другими странами. С огромным трудом перескакивая опасную красную линию на слабую переходную, она слишком хорошо разбиралась в иностранном для этой страны языке — русском. Она всегда ходила по школе с томиком по зарубежной литературе — русской литературе — от легендарных классиков до третьесортных бумагомарателей и обязательно на оригинальном языке без внедрения японских горе-переводчиков.        Она не станет той Тсунаёши, что помнит по анимэ и тех немногих прочитанных фанфиков. Она с малолетства училась управлять пламенем и занималась с легкомысленным взмахом материнской руки гимнастикой, скалолазанием и брала частные уроки уличной борьбы. Она не верила, что мафия не тронет девочку из богом забытой Японии. Ведь «папочка» настолько любит свою родную никчёмную «дочурку», что обязательно втянет в свои политические игрища со старым маразматиком с доброй улыбочкой.

***

       Она не удивляется свалившемуся, как снег на голову жарким июлем, из ниоткуда репетитору. Лишь молчавшая столько лет паранойя заголосила, повторяя одно: «Беги! Прячься! Сразись за свою жизнь!» Этот ребёнок в дорогом костюме заставил пробудиться ту женщину, которая с таким трудом научилась купаться в чистой любви матери, не ища скрытого подтекста в простом движении половника, периодически сама готовя «заморские» блюда для такой простой и доброй женщины. Эта женщина полюбила нехитрую и по-родному солнечную Саваду Нану. Эта Тсунаёши Савада сделает всё, лишь бы уберечь вечерние посиделки мамы и её дочери за чашечкой чая или свежеприготовленного супа под странным названием «борщ».        — Теперь я твой репетитор. — Произнёс младенец, вбивая каждым словом гвозди в нескреплённые доски её будущего гроба, — Моё имя — Реборн. И сегодня ты умрёшь.        Она знала, что произойдёт через какую-то долю секунды. Она знала, что пуля попадёт ровно в центр лба, он же киллер. Профессиональный киллер. Но эта Тсунаёши слишком полюбила тёплую, домашнюю и такую уютную Нану, с её житейскими и такими простыми шуточками, с её мягкой кожей на тонких пальцах во время обработки ссадин или сбитой кожей на казанках во время тренировок или школьных драк за отстаивания своей странной для местных внешности и хождения с «неяпонскими» книгами. Её Нана — её мама — знала обо всех нормальных увлечениях дочери и сама покупала на праздники или просто так свеже изданные книги русских писателей, после слушая переливы чужого языка с губ Тсу-чан, и перевод-пересказ новой книги или любой другой на выбор. Эта Тсунаёши Савада будет своей кровью и пламенем защищать улыбку матери при новой грамоте за участие в региональных соревнованиях. Она уже не сможет бросить такую душную каменную Намимори.        Только тогда тонкий голос перебьёт крики паранойи, открывая вход в бездну, всего одним словом: «Сожги…»        Выпущенная пуля из слишком большого пистолета для руки младенца не достигает ни мозга девочки-подростка, ни вспотевшей чуть загорелой кожи лба, ни выбившейся пряди волос из низкого хвоста. Пуля исчезает в вспышке яркого пламени, которая не оставляет даже пепла, заставляя репетитора от шока, не слишком прилично по правилам этикета, приоткрыть рот. Тсунаёши не слишком заботится реакцией киллера, случайно уловив своё отражение в зеркале. Её тело перестало казаться тщедушным, обрастая небольшими, но стальными и слишком сильными для её комплекции мышцами, делая фигуру более округлой, стройной и женственной. Круглое в веснушках лицо не отражало ни единой эмоции, застыв маской полного безразличия, маленькие, чуть пухлые губы кривились оскалом, а в глазах отражалась бездна. Пламенная бездна чистой ненависти с щепотью тихой ярости.        Выпущенный из клетки бешеный зверь до последней капли крови будет защищать то единственное место, где он чувствует себя в безопасности. Где обитает его семья.        Реборн не прячет глаза за краями шляпы, не ухмыляется с ядовито-дебильными фразочками. Не отрывая своих черных глаз от карих глаз Тсунаёши, он ждёт, когда пистолет перевоплотится в сотовый телефон и без прелюдий спрашивает, когда с другой стороны за долю гудка отвечают на звонок:        — Что ты, ***, сделал со своей дочерью?        Киллер не скупится на грязные ругательства, высказывая всё что думает о дрожащем «папочке», который всё-таки втравливает свою дочь в самую жопу этого мира — сицилийскую мафию. Репетитор матерится сквозь зубы, когда Тсунаёши сжигает абсолютно все пули пущенные в её голову ради тренировки или помощи с более превосходящим противником. Но именно ей этого и не требовалось.       Эта женщина, являясь Небом, обращает внимание только на Облако с Туманом, назвав их достаточно интересными собеседниками и партнёрами. Эта Тсунаёши при своём «папуле» и всей дополнительной свите для мини войнушки за побрякушки предлагает Занзасу объединение для уничтожения старых маразматиков. Заявляя, что мамуля будет грустить без своей шебутной дочери, которая любит читать вслух книги на русском и балуется приготовлением странных, но очень вкусных блюд, что хвалят даже вредные Кё-кун и Му-чан.        Скайрини с ручной Акулой заливаются смехом, не надеясь в зачуханной Японии встретить интересных личностей, но неожиданный сильный союзник будет отличным козырем для престарелого поколения, которому лет десять пора на пенсию. Рукопожатие резко сменяется объятиями в руках Занзаса, которого не волнуют тонфа с трезубцем у самой своей черепушки, предлагая отметить последующую победу над врагом в кабинете будущего Десятого босса Вонголы — главной правящей семьи всей сицилийской мафии — за бутылкой великолепного коньяка полувековой выдержки.        Под взглядом бледнеющего «папочки» Тсунаёши даёт неопределённый ответ на заманчивое предложение, выпутываясь из загребущих рук и вставая под защиту своих цепных псов, обещая напоследок подумать после ухода Девятого и всех его прихвостней, которые посмели запечатать пламя в маленькой девочке, приговорив невинную душу к принудительному перерождению. Помня, что из мафии только вперёд ногами в роскошных костюмах и покойным выражением лица.        Эта женщина, ставшая Тсунаёши Савадой, сделает всё, чтобы полюбившая ей солнечная женщина — Савада Нана — слушала вечерами книги на непонятном для коренной японки русском языке с последующим пересказом на японском. Если для этого нехитрого существования нужно сжечь несколько сотен пуль, то оно того стоит.