Попытайся... Вспомнить.

...И тут я проснулся. Это был очень странный сон, который, к сожалению или к счастью, снился мне уже вторую неделю подряд. В этом сне, казалось, было всё, но, в то же время, ничего. Я видел, словно сквозь искажённую призму, своё прошлое ― ни намёка на будущее или настоящее ― только прошлое. Но я даже не уверен правдиво ли оно. Просто какие-то обрывки, складывающиеся в единую картину, прожитых мною шестнадцати лет до этого... В безумно реальную картину. Я никому не говорил об этом сне... даже психологу. Вернее именно психологу об этом знать не следует. Он неплохой человек, но у него есть качество, которое никогда не сделает из него профессионала. У него слишком “своя” картина мира. Говорю же, это неплохо, но этим он, по-моему, всячески мешает моему выздоровлению. Если ещё не стало понятно, то я не помню ничего из того, что было со мной до этого года. Меня зовут Эд. Если точнее, то Эдуард Ларин. Но это имя... ужасное. Кто меня так назвал? Наверное, мама. Которая либо бросила меня, либо умерла. Другого не дано... Сейчас мне семнадцать лет. Меня нашли во время пожара в чьём-то особняке. Я не думаю, что такое возможно, но никто не знает, кому принадлежит этот дом. Даже документов на него никаких нет. Дом сгорел дотла. Пока его тушили... Неизвестно, были ли внутри ещё люди. Считается, что моя жизнь это чудо. В том смысле, что на момент прибытия пожарных я был близко к выходу... Сам я ничего из этого не помню. То было начало июня, а мои воспоминания начались с его конца. Время “между” я провёл в больнице. Мне пересаживали кожу. Подлечивали лёгкие. Лечили сотрясение. И пытались вернуть память. Из этого мало что вышло. Прооперировали меня, видимо, кое-как. Потому что рубцы и ожоги, которые, по обещанию врачей, должны были зажить в течение года, сразу же превратились в шрамы. Вряд ли я когда-нибудь от них избавлюсь. С лёгкими у меня теперь тоже проблемы. Бегать я не могу, объёма лёгких не хватает, и дыхание быстро сбивается. Любой дым - и я начинаю задыхаться. Только сотрясение, вроде, вылечили. Хотя мой психолог ― Валерий Константинович, констатировал, что у меня гаптофобия. Вроде это не связано с травмой головы... Но кто его знает? И память не вернули. Лёгкие проблески в сознании ― всё, чего они добились. Я пролежал ещё пару недель в больнице и в середине июля меня отправили сюда... в Александровку. Вернее в детский дом имени Александра II, но кто его так будет называть? Здесь меня почему-то сразу приняли. Даже более того, решили, что я их покровитель. Меня это совершенно не радует. Хотя определённые плюсы в этом есть. Например, меня никто не трогает. Вокруг меня образовался ограниченный круг “друзей” ― они-то и отгоняют от меня нежеланных собеседников. В общем-то, это время я провёл здесь относительно неплохо... Если исключить собственные мысли, конечно. Потому что в мыслях я отчаянно не хотел, чтобы наступало первое сентября. Конечно, этого хотят многие, но я стану сиротой именно в этот день. Не сказать, что я раньше не являлся таковым... Просто органы опеки решили, что до этого момента дадут полиции шанс найти моих родителей. Сегодня 31 августа. Последний день. Неужели так трудно хотя бы узнать, кому принадлежал сгоревший дом? А медальон? У меня есть медальон с фотографией... Там изображены мама, папа и я, наверное, лет пяти. А на обороте выгравировано моё имя. Причём Эдуард ― затёрто наполовину. Только Эд Ларин. Моих родственников не нашли даже по моему имени! Сейчас должен прийти Микс ― этот парень не поддаётся определению. Кому-то на меня срать. Кто-то входит в “круг”. Ещё некоторые меня ненавидят, неизвестно из-за чего. Микс же не относится ни к одной из этих категорий, он вроде... Просто дружит со мной? ― Эд, открывай, соня! ― вспомнишь солнышко, вот и лучик. Микс барабанил в мою дверь. Несмотря на то, что я уже открывал её. ― Что так долго? ― Смеёшься? ―хмуро уточнил я ― Нисколько! ― серьёзно ответил он. ― Мы договаривались, что полчаса назад ты будешь стучаться в мою дверь! ― Сам понял, что сказал? ― я, конечно, понял, просто это звучало странно, учитывая, что это он должен был прийти полчаса назад. ― Пиноккио, осторожно, нос стену проломит! ― Рад, что ты всё же шутишь, хоть и неудачно! Ладно, пошли. ― Я не хочу отмечать, ты же знаешь! ― вчера весь вечер ему это втолковывал, а он всё равно меня как-то убедил. ― Возражения больше не принимаются, ― с важным видом заявил Микс. ― Я всем обещал, что ты будешь там! ― Достал... ― на самом деле нет. Я почему-то не злился на Микса. ― Зачем я там? ― Ты же признанный король школы, ― с воодушевлённым видом начал просвещать меня он. ― Все тебя обожают! ― Какой школы? ― Поверь, если называть Александровку школой, то будет гораздо легче... ― Окей... ― я задумался. ― С чего ты взял, что все меня обожают?! ― Ты красивый! ― на автомате ответил Микс, а затем мгновенно покраснел, на что я благородно решил не обращать внимания. ― Согласись, здесь это важно. ― Боже, каким было моё прошлое, если я с этим согласен? ― задал я риторический вопрос в никуда. ― Хорошо. Ладно. Тем более что я уже согласился... Но что там будет? Я очень сомневаюсь, что мирное чаепитие! ― Ни в коем случае! ― Микс протестующе замахал руками. ― Кино, пьянка. А дальше как дело пойдёт! Может, как в прошлом году, в бутылочку поиграем... ― мечтательно протянул он ― Боюсь себе представить, как пьяные парни будут играть в бутылочку... Я точно пить не буду! ― А что ты делать-то тогда будешь? ― немного сник Микс ― Вот и у меня примерно тот же вопрос был: зачем я туда иду? А алкоголь мне всё равно нельзя, сам знаешь... ― Хорошо, хорошо! Всё, найдём тебе лимонад, а теперь пошли! Я злобно посмотрел на Микса, и мы вышли из комнаты. Было уже поздно, так что по пути мы не должны были никого встретить. Вообще, было даже немного страшно, ведь если нас поймают, то... Лучше сейчас об этом не думать! Тем более, что нам остался один поворот, а там уже и комната Лекса. Но, конечно же, сработал закон подлости! За поворотом стоял директор и ещё какой-то высокий мужчина. Это всё, что мы успели увидеть, так как пришлось быстро прятаться, чтобы не увидели уже нас. Правда шансов найти укрытие у нас явно не было. Уйти тоже, так как говорившие замолчали и теперь могли нас услышать. Мы замерли. Если кто-то из этих двоих пойдёт сюда, то нам точно крышка! ― Не понимаю. Почему Вы не даёте никому усыновлять детей? ― вдруг заговорил незнакомец. ― Если бы людям действительно нужны были эти дети, то они бы не опускали руки из-за пары, обронённых мною случайно, слов. ― Нет. Я всё равно не понимаю, ― у говорившего был довольно-таки приятный голос, словно бархатный. ― Так было всегда? ― Да. Но я уверен, ты поработаешь немного среди нас и... ― Но получается, что у меня так и не появилось семьи из-за Вас! ― ...примешь и поймёшь это. Дима. Люди, которые хотели усыновить тебя, были далеко не лучшими. Тебе повезло, что ты не знал их. Снова молчание. Мы с Миксом переглянулись. Микс рос здесь с рождения. Его мама умерла при родах, а отца и не было, можно сказать. Всё это время, даже сейчас, Микс надеялся на новую семью. И вот как, оказывается... Мы оба понимали этого неизвестного Диму. Это было безумно обидно. Мне даже пришлось останавливать Микса, который, сжав кулаки, собирался выйти из нашего укрытия и высказать директору всё, что он о нём думает. Конечно, мы оба понимали, что жить с семьёй, даже не важно, как они к тебе относятся, лучше, чем здесь. ― Я надеюсь, ― снова заговорил директор. Столько вкрадчивых и уговаривающих ноток в его голосе я ещё не слышал, ― что то, что ты узнал, никак не повлияет на твою работу здесь? ― У меня нет выбора, Александр Степанович. ― Замечательно, Дмитрий Владимирович! ― рассмеялся директор, ― Знаешь, где находится твоя комната? Тебя проводить? ― Я знаю. Спасибо, не надо. До завтра. ― Конечно. Спокойной ночи! И они разошлись, судя по звукам шагов, в разные стороны. Один из них направлялся прямо к нашему повороту... Только бы не директор! Шаги завернули, и я столкнулся лицом к лицу с нашим новым учителем. Он был... Не похожим на наших серых преподавателей. Нет, его внешность была вполне себе обычная - прямой нос, пухлые губы, резко очерченные скулы и живые карие глаза. Но... было в нем что-то... не знаю... притягивающее. Некогда аккуратно собранные в хвост цвета вороного крыла волосы были растрёпаны, галстук съехал в сторону. В душе появился порыв поправить его, который я тут же подавил. Прикасаться к людям... ― Сделайте вид, что нас здесь нет, прошу! ― прошептал я одними губами. Если быть честным, то я не очень-то верил, что мужчина согласится. Всё-таки он - учитель... Но, к моему удивлению, он еле заметно кивнул мне и, как ни в чём не бывало, прошёл мимо нас. Когда шаги в конце коридора утихли, он вернулся к нам. ― Ну и что вы тут делаете? ― вот теперь я видел, что перед нами учитель... ― Э... ― сразу замялся Микс, ― Мы... ― Мы в комнату к Лексу, ― выпалил я, а про себя подумал: "Ну а что такого? Этот Дмитрий же нас точно не отпустит!" ― На вечеринку в честь последнего дня лета? ― улыбнулся Дмитрий, а Микс зло посмотрел на меня, ― Директор их разогнал. Так что сейчас они в комнате Славы, кажется. ― Вы нас отпускаете? ― не веря своим ушам, посмотрел я на учителя. ― Да. И даже предупреждаю, что я дежурный по этажу, и в полночь у меня обход. Не хотелось бы вас наказывать! ― Но зачем Вы нас отпускаете?! ― в голове у меня крутилось одно: "Где? Каким местом этот парень с озорной улыбкой учитель?". ― Разве Вы не должны запретить нам? ― Эд, что ты несёшь? ― подал голос Микс. ― Спасибо большое! И в итоге мы оказались здесь... Я с отвращением посмотрел на пьяные лица сожителей. Ненавижу алкоголь. Он делает слабой самую сильную часть человека - разум. Его надо укреплять и развивать, а не ослаблять дешевой выпивкой. Где же те времена, когда за пьянство людей сажали в бочку и, прикрепив табличку с обидным прозвищем, выгоняли на улицу? К своим "товарищам" я относился с пренебрежением, а они ко мне - с обожанием. Их притягивала моя неординарная натура, которую многие ошибочно принимают за "крутость". А я лишь с вожделением ждал возможности уйти из "Александровки". От размышлений меня оторвал парень, который повис у меня на шее. От него за милю несло перегаром и дешевым одеколоном. Он обхватил меня руками и полез целоваться. Сердце бешено застучало в ушах, где-то глубоко внутри зарождался животный страх, который буквально сковал все мое тело. Спина стала мокрой от пота, а руки трясло мелкой дрожью. Я судорожно вдохнул и, кое-как удержав себя от крика, брезгливо оттолкнул навязчивого пьянчугу от себя. Немного успокоившись и уже чувствуя себя более уверенно, я пошел в сторону выхода. Но путь мне преградил мой сосед. Мы уже несколько месяцев живем в одной комнате, а я так и не запомнил его имени. Мне это просто не нужно. Тем временем парень, усердно тыкая в меня стаканчиком с подозрительной на вид жидкостью и еле ворочая заплетающимся языком, начал уговаривать: -Ну Эд, че ты как... ИК... малинький? Ну нимножечка выпей! Меня передернуло от его поведения, слов, состояния в конце концов! Он и трезвый мне покоя не давал. Я лишь ловко вывернулся и пулей выскочил в пустой коридор. Дышать сразу же стало легче. Я по привычке начал теребить медальон. Не смотря на то, что я не помню родителей, мне была дорога эта вещица. Значит раньше у меня была жизнь, значит я не появился из ниоткуда. Уныло оглядев пустой коридор, я перебирал в голове лица тех людей, которых знал и понял, что не к чему не привязан, если мне скажут что "Александровка" сгорела до тла со всеми ее обитателями, я смогу со спокойной душой ответить "Мне-то что?". Хотя... может быть что-то изменится. Было холодно. В комнату идти не хотелось. Скорее всего там уже кто-то был и занимался не совсем приличными делами, пользуясь тем, что почти все преподаватели сейчас на первом этаже, и не следят за "торжеством". Я обхватил себя руками, осел на пол и занялся тем, чем занимаюсь большую часть своего времени - попытался вспомнить. Вспомнить свою старую жизнь, то что было до "Александровки". Психологи советовали разные упражнения, которые, конечно, не помогали. Я разработал свое упражнение - я просто пускал разум на волю, позволяя ему думать о том, о чем пожелается. Особых результатов это не приносило, но мне казалось, что так я становлюсь как никогда близок к разгадке своей личности. Вдруг я почувствовал, как кто-то трясет меня за плечо. Опять же еле удержался от вскрика. - Ты спишь что-ли? - Отстань, я тебя не знаю и знать не хочу, - лениво сказал я и тряхнул плечом, сбрасывая руку парня. И опять откинулся к стене, продолжая размышлять о своем прошлом. Иногда я просто придумывал его. У меня есть маленький шрам на коленке, и я придумал красочную историю о том, как я его заполучил. Я думаю было так: я шел по улице, и увидел, как на девочку рычит огромная собака. Я бросился на помощь и в последний момент успел оторвать девочку от земли, а собака впилась зубами мне в ногу, оставляя кровавое месиво. А шрам маленький потому, что мой папа - лучший хирург города и очень хорошо меня подлатал. Я конечно знаю, что это не правда, но что прикажете делать человеку без прошлого? - Я Артём, знаю тебя, сегодня пью с тобой... Ты меня вообще слышишь?! ― опять меня вырвали из размышлений. Это уже начинает раздражать. Я лишь гневно уставился на "собеседника" - Да кого ты из себя строишь? Весь из себя крутой! А на деле - хрен без масла. Ненавижу таких как ты! Прикидываются непонятно кем, и все их любят. Это не за тобой должны следовать люди, не для тебя должны приносить выпивку! - Если ты думаешь, что мне это нравится, ты еще больший идиот, чем хочешь показаться. Мне их внимание нахрен не надо, если хочешь, забирай их себе, мне они не нуж... Договорить мне не дали. Я почувствовал как меня буквально оторвали от земли, и теперь я еле касаюсь ее носками. - Да что ты о себе возомнил?! Весь из себя недоступный, отстраненный мальчик! Это за мной должны следовать! - Да ради Бога! Мне же лучше сделаешь, забрав это стадо безмозглых баранов! - меня чуть ли не трясло от близости постороннего человека, и я усердно пытался это скрыть. Я пнул его между ног и попытался вырваться. Парень зашипел и прижался ко мне всем телом, чтобы я не мог двигаться. Воздуха критически не хватало, сердце то билось через раз, то пускалось в бешеный галоп. В уголках глаз начали накапливаться слезы. В голове вертелось лишь одно слово - "ХВАТИТ!". -Что с тобой, Эдуард? Я дернулся. Это имя... Меня так кто-то называл. Кто-то плохой. Я был в таком шоке, что даже панический страх отошел на второй план. Это было первое, что я вспомнил за три месяца. Ни одному специалисту не удалось сделать то, что получилось у этого парня. - Убери руки, - я стараюсь говорить как можно меньше, чтобы голос меня не выдал. Я старался успокоится, но начинал нервничать еще больше. Парень проигнорировал мою просьбу. - Артем, пожалуйста, отойди от меня! - может он хоть на вежливость купится. Мой голос дрожал, но Артем, кажется, этого не заметил. - Фу, ты чего весь вспотел? Черт, сейчас мой организм работает против меня. - Отстань! - мой голос сорвался на визг. Теперь он точно заметил. - Чего это ты так разнервничался? Трясешься, визжишь как сучка, вспотел весь? Тебе не нравится когда тебя трогают? - А кому это нравится, придурок?! -зло зашипел я, чтобы не выдать свой страх, который лавиной накрыл меня при его последнем предложении. - Не-е-ет, - противно протянул он, - с тобой явно что-то не так! Он резко схватил меня за шею. Откуда он знает самое уязвимое место?! Из глаз брызнули слезы, я начал задыхаться, ненавидя себя за это. А он просто прикоснулся, даже не начал душить. Сердце дико болело, и, казалось, постоянно билось о грудную клетку. Он удивленно уставился на меня и на мою реакцию на его действия. Он заскользил ладонью ниже и положил ее мне на грудь. -Твое сердце... стучит как у колибри... Какая-то часть моего сознания даже удивилась тому, что эта горилла знает о других представителях фауны, и не просто знает, а знает их физиологию. Но эти мысли занимали лишь сотую долю моего сознания, остальная часть была затоплена страхом. - Ты боишься прикосновений? У тебя фобия! - вынес он приговор. Слезы потекли еще сильнее от осознания ситуации. Моя истерика стала подтверждением его слов. - Да или нет?! - зарычал он.Я лишь замотал головой. - ДА ИЛИ НЕТ?!!! - он уже кричал мне прямо в ухо. Он был слишком близко. Мне не хватало воздуха. Казалось, еще секунда, и я умру. Но костлявая так и не пришла. Я лишь обреченно кивнул и сжался. Напряжен был буквально каждый мускул. - Значит тебе не понравится если я сделаю так? - шептал он, кладя руку мне на талию. Я напрягся еще сильнее, хотя, куда уж там дальше, и всхлипнул. - И вот так? - он продолжил искусную пытку, опуская ладонь ниже и ниже. Его рука мягко скользила от моей талии до бедра и обратно. Я начал вырываться из последних сил, но их было крайне мало. Я был весь мокрый от холодного пота и просто хотел умереть. На очередном круге его ладонь не пошла обратно вверх, как обычно, а опустилась ниже и сомкнулась у меня на промежности. Я тихонько заскулил, но не от удовольствия. Я скулил от отвращения. Отвращения к людям, к жизни, к Артему! Вторая рука отпустила шею и легла на сжатые ягодицы, сминая и поглаживая. Я уже рыдал в голос: - Артем, прекрати. Артем я уйду из детдома, только прекрати... Но он и не думал. Он сильнее сжал обе руки, и я не сдержал стон. Он, неправильно истолковав его, залез мне в брюки и обхватил пальцами мой член, массируя уретру и лаская яички. Я опять не удержал стона. Мне было противно, что этот человек прикасается ко мне, сознание устроило жесточайшую битву с организмом. Одна часть меня твердила, что прикосновения, это зло, что это противно, и они должны пугать, вторая - что они не так уж плохи. Каждый занял свою территорию. Страх - в сердце, удовольствие - чуть по ниже. Сердце колотилось как от лошадиной дозы адреналина, а возбужденная плоть просыпалась от умелых ласк. Меня бросало то в жар, то в холод. Неправильность всего происходящего давила неподъемным грузом на сознание. Казалось еще одна эмоция, еще одно чувство, и я просто взорвусь. - Хватит, - я сказал это уже шепотом. На большее меня просто не хватило. Я лишь как ненормальный шептал "Хватит, хватит,хватит". Но Артем заткнул меня грубым, властным поцелуем. НЕТ! Прекратите! Дайте мне умереть! Я не хочу. Я замотал головой из стороны в сторону, но он убрал руку с моей задницы и зафиксировал лицо. Я попытался его укусить, но он болезненно сильно сжал мои яички, и я решил больше не кусаться. Я был полностью в его власти. Поцелуй создали, чтобы любить. Этот же поцелуй был лишь для унижения. Я не знал сколько продолжалась эта пытка. Сколько времени я провел в объятиях этого монстра. Сколько слез я пролил. Он наконец оторвался от моих губ и посмотрел мне прямо в глаза. Этот взгляд добил меня окончательно. Даже если бы мне в руку вложили заряженный пистолет с разрешением на убийство, я бы тупо не смог поднять его. Из зала послышался голос: -Эй, Эд, ты тут? И я потерял сознание.