~***~
Через три дня Хуа Чэн уже назначает встречу с Ши Цинсюанем по поводу рекламы его магазинов у него в видео и инстаграмме. Хэ Сюань начинает беспокоиться за мальчика (более чем совершеннолетнего мальчика), потому что ебнутый сталкер следит за каждым его шагом в сети и это напрягает. — Кровавый наш, давай поговорим, — решается наконец парень, когда Хуа Чэн накручивает уже двадцатый раз вокруг стола за три часа до встречи с инстаграмм-зайчиком. — О чем? — холодно отзывается тот, сваливаясь мешком костей и нервов на стул. Его и так не особо послушные волосы в последнее время торчат во все стороны из-за того, что их постоянно дергают в нервном припадке, глазная повязка постоянно сдвинута куда-то чуть вбок, а одежда вообще представляет из себя бесформенное нечто. Такого обычно Мистер Идеальность себе не позволял даже в детдоме, в котором сложно остаться чистым и с манерами. А этот придурок смог. — О твоем поведении, — холодно замечает Черновод, складывая руки на груди. — Ты что задумал? У мальчика аудитория, они заметят, если с ним что-то произойдет. На его слова Хуа Чэн подвисает и непонимающие пялится, пока наконец не ржет оглушающе-беспардонно. — Ты решил, что я сталкерю за Ши Цинсюанем? — почти что плача спрашивает брюнет, потирая лоб над левым глазом пальцами. — А за кем? — машинально спрашивает Черновод, неудивленно вскинувший брови на его истерику. Мгновенье позже до него все же доходит: — Тот парень в белом? — На вид ему лет двадцать, но я уверен, что он старше, — тут же бормочет Хуа Чэн, опять проваливаясь куда-то в свои мысли. Чтобы выдернуть его из этого состояния, Хэ Сюань ляпает по столу ладонью, от чего такой же одноглазый кот хозяина квартиры подпрыгивает и шипит на него. — Что за он? — еще раз спрашивает Черновод, потихоньку начиная закипать. Хун-Хун тут же тушуется и тупит взгляд на Эмина у ног: — Я не уверен. — Не уверен? Ты четвертый день истеришь, истеричка. Рассказывай давай. — Я не истерю, — огрызается брюнет, поглаживая кота между ушей, решительно отказывающийся смотреть на друга. — Помнишь, как я в детдом попал? — все же начинает он через пару минут тишины. Хэ Сюань морщится в ответ. Конечно же, он помнит. Неприятная история, как и у всех из их четверки. — Я резался перед тем, как все документы были оформлены, — спокойно начал он, занимая руки готовкой чая. — Попал в больничку, чуть откачали, хирург заштопал и в палату одноместную послал, чтобы отсыпался. Приставил еще и практиканта какого-то, чтобы присмотрел, суицидник все же. Да и по мне видно было, что не впервые. Я оклемался, буянить начал, а тот подскочил, — парень запинается на этом и смотрит куда-то на плитку перед собой, явно вспоминая те моменты. Проходит минута, прежде чем он мотает головой и продолжает: — В общем, успокоил меня, остался. Всю неделю со мной провозился, а потом меня выписали и отправили в детдом. — Не в дурку? — удивляется Хэ Сюань, одновременно пытающийся переварить все. — Не-а, — с усмешкой качает головой Хуа Чэн, — я только потом узнал, что это тот практикант постарался. У него семья в сфере медицины несколько поколений, связи есть. Он и отмазал как-то. — И ты думаешь, что это он? В ответ пожимают плечами. — Я мало что помню, но мне бы хотелось, — и улыбается по-странному нежно, отчего Черновод сразу понимает, что это ему видеть не стоило.~***~
После того, как все вопросы по поводу рекламы улажены, Ши Цинсюаню кажется, что это еще не все, так что он решается сделать шаг первым: — Как Вы нашли мои видео? — Друг показал, — добродушно улыбается Хуа Чэн, отпивая из кружки черный чай. Напиток, честно говоря, отвратительный, но это кафе по расположению было максимально удобно им обоим, так что жаловаться не стоило. Он уже выглядит гораздо лучше, чем все эти дни: чувственно-красная рубашка отглаженная и хорошо смотрится с серебряными браслетами на руках, штаны выглядят строго, но обаятельно-развратно, будучи зауженными к щиколоткам, а волосы лежат как им следует. Да и вид собранный и располагающий, а не взмыленный и несколько потерянный. — Как замечательно, — с улыбкой отвечает паренек, съедая после кусочек клубничного торта. — Но почему тогда именно я? — Захотелось, — он почти не кривит душой, когда говорит это, — мне кажется, что с Вашим обаянием мой доход взлетит до небес, — и улыбается настолько по-доброму, насколько вообще способен. Остается только надеяться, что его лицо не похоже на злобный оскал в данный момент. — Понятненько, — щебечет Цинсюань, ни капли не поверивший в столь очевидную отмазку. — Господин Хуа Чэн, давайте начистоту: у меня есть огромные подозрения на Ваш счет и связи в полиции. Улыбка с лица брюнета постепенно сползает, но он не выглядят холодно и отстраненно, как обычно это выходит, а скорее несколько виновато. В конце концов, после пары минут в неловкой тишине, за которую инстаграмм-золотце успело перенервничать, доесть свой торт и заказать еще пирог, Хуа Чэн все же решается: — Ваш друг, — импульсивно выпалил он, но достаточно тихо, чтобы слышал только собеседник. Если не сейчас, то когда? — Мой друг? — он удивленно пялится на него, начиная нервничать еще больше. — Мне напомнить про связи в полиции? — Нет, не стоит, — неловко посмеивается в ответ Хуа Чэн, машинально заправляя прядь волос себе за ухо. — Тогда в чем дело? — все также напряженно спрашивает милая булочка, хотя и прекращает так отчаянно истерить. Мозги включаются и начинают работать, это хорошо. — Ваш друг, — повторяет он, вздыхая, — кажется мне знакомым. Мне кажется, что мы раньше встречались. — Раньше встречались? Где? — В больнице, — уклончиво отвечает брюнет. — Се Лянь работает в больнице, — насмешливо фыркает Ши Цинсюань, начиная испытывать интерес к этой ситуации, а не страх. Собеседник выглядит адекватным на вид, но именно такие оказываются всегда с самыми большими тараканами в голове. — Вы хотите, чтобы он каждого встречного-поперечного помнил и с ним дружбу водил? — Он спас меня, — предпринял еще одну попытку оправдать себя и свои намерения Хуа Чэн, хотя и сказал это, буквально пробормотав сквозь зубы. Он не особо понимал: больше он злится или все же смущен. — Он периодически спасает кому-то жизнь уже лет пять, — Ши Цинсюань выглядит невпечатлено, но заинтересованно. Это очередной поклонник, который мечтает изнасиловать бедняжку Се Ляня в подворотне или что-то серьезнее? — Это было гораздо раньше, — мотает головой. — Да? — удивленно тянет парень, а после внимательно смотрит за тем, как перед ним ставят кусочек яблочного пирога и ослепляющее улыбается официантке. Когда та уходит, он возвращает все внимание к собеседнику: — Можно подробнее? Хуа Чэн напряженно смотрит на него, но вскоре понимает, что, если не расскажет, то кукиш ему с маслом, а не встреча с Гэгэ. — Девять лет назад, — он с усилием выдыхает, переводя взгляд на столешницу, — я попал в больницу с перерезанными запястьями. Он присматривал за мной и помог избежать психбольницы. — Так ты тот парнишка, из-за которого Се-сюн поругался с Цзюнь У? — шокированно вскрикивает инстаграмм-милашка, невольно заставляя нескольких посетителей кинуть на него недовольный взгляд. — Простите, — смущенно пищит он, смотря на некоторых из них, после чего вновь переводит все свое внимание на собеседника, теперь уже начиная его беззастенчиво разглядывать. — У Гэгэ были проблемы из-за меня? — он надеется, что волнение в его голосе не слишком явное. Парень вцепляется в угол стола пальцами, от чего те белеют от напряжения. Сердце начинает колотиться как бешенное из-за осознания того, что Се Лянь может помнить о нем. Если даже его друг вспомнил, то надежда есть, ведь так? Если у его личного бога были проблемы из-за него, то Хуа Чэн этого себе никогда не простит. — Нет-нет, — заметив странную реакцию, спешит успокоить его Ши Цинсюань, невольно махающий ладонью вверх и вниз. — Отец его слишком любит, так что конфликт быстро был исчерпан, а с пареньком ему действительно помогли. Так это ты? Хуа Чэн неуверенно пожимает плечами, а после кивает: — Наверное. — И что теперь делать? — сконфуженно спрашивает паренек, отламывая еще кусочек лакомства. Господи, какой стресс, какой стресс! Где веер? — Я бы хотел поблагодарить, — тихо отвечает Хуа Чэн. Он и сам не уверен, что хочет сделать. Вдруг его благодарность Гэгэ никуда не уперлась? Зачем ему вообще помнить какого-то мальчишку с улицы, да еще и с суицидальными наклонностями, с которым тот провозился целую неделю. Скорее всего Се Лянь тут же забыл о нем. Конечно, ведь у него и без Сань Лана была куча дел. Гэгэ же такой... безгранично добрый, желающий помочь всем и каждому. Такой нежный и ласковый. Ему нет нужды помнить о задрипанном немытом распиздяе и его благодарности. — Поблагодарить, говоришь, — задумчиво бормочет Ши Цинсюань с чайной ложкой во рту, печатая что-то в своем телефоне, пока Хуа Чэн предается самобичеванию.~***~
— Се-сюн? — кричит Ши Цинсюань вглубь небольшой, но просторной квартирки. Прошло около часа с их разговора в кафе и вот — они уже беспрепятственно вваливаются в квартиру человека, который дал смысл жить Хуа Чэну. Господи, какой стыд. — Иду, — раздается из глубины квартиры мягкий голос и металлический стук. Сердце Хуа Чэна ощущается сначала где-то в глотке, а потом падает куда-то ближе к коленкам. О мой бог. Зачем он сюда приехал? Зачем согласился? В голове тут же раздается отрезвляющий голос Хэ Сюаня, который говорит не быть тряпкой, взять себя в руки и перестать истерить как девчонка на первом свидании. Действительно, чего это он? Гэгэ же его не съест. Лучше бы съел, — думает Хуа Чэн, разглядывая вышедшего в коридор Се Ляня. Длинные каштановые волосы связаны в идеальный пучок, который оставляет только пряди у висков и собирает челку полукругом по бокам. Легкий белый свитер и такого же цвета бриджи идеально сидят, подчеркивая аккуратную, но спортивную фигуру. Жесты и мимика расслабленные и мягкие, но немного неловкие от смущения, когда молодой врач замечает еще одного человека в своей квартире. — Я тебе сейчас такое расскажу — ты упадешь! — возбужденно начинает Ветерок, пока Се Лянь и Хуа Чэн недоуменно смотрят друг на друга. — Хотя нет, лучше не падай, просто послушай, — тут же смеется инстаграмм-котичка и продолжает: — Помнишь, как ты на третьем курсе с Цзюнь У поругался? — Да, я тогда хотел помочь мальчику, — немного подумав и переведя взгляд на друга, все же начал Се Лянь. — Отец тогда еще не переставал говорить, что это не мое дело и всем помочь невозможно, — он хмурится, отчего тонкие брови сходятся вместе, и Хуа Чэн соврет, если скажет, что Гэгэ не выглядит все также непростительно ослепляюще. Се Лянь вновь переводит взгляд на него, отчего по коже бегут мурашки, и напряженно спрашивает: — В чем дело? Какие-то проблемы? — Да нет же, Се-сюн! — Ши Цинсюань старается звучать недовольно, но он все еще смеется, так что у него ничего не выходит. Он тоже немного нервный, как и эти двое. Это передается воздушно-капельным. определенно. — Этот молодой человек, — он указывает на Хуа Чэна веером, и тот невольно задерживает дыхание, — и есть тот мальчик. Ты помог ему, — откуда он достал веер?.. Се Лянь удивленно вскидывает брови, переставая быть таким напряженным. Хуа Чэн опрометчиво делает шаг вперед, совершенно не представляя, что ему делать. — Здравствуйте, — звучно говорит он, невольно начиная улыбаться так, как делал это несколько часов назад на своей кухне, потому что с Гэгэ иначе не получается. — Здравствуй, — Се Лянь машинально кивает, продолжая задумчиво разглядывать всю его фигуру. Так как Хуа Чэн выше него, то ему даже приходится немного закинуть голову, когда подходит совсем близко. — М-можно? — неловко спрашивает шатен, уже протягивавший руку к его повязке. — Гэгэ можно все, — Хуа Чэн улыбается еще шире, чуть щурясь при этом. Удовольствие от начинающего разговора с этим человеком заставляет его ощутить непонятную легкость во всем теле, кончики пальцев еле ощутимо покалывает. Се Лянь от такого обращения удивленно смотрит на него, а в следующую секунду отодвигает длинную прядь его челки, которая прикрывает глазную повязку, при этом стараясь загородить Ши Цинсюаня, чтобы тот не смотрел. Это не противно или мерзко, это слишком лично. — Сань Лан? — все также удивленно выдыхает врач, замечая слишком знакомый шрам на виске, продолжение которого скрывается под черным материалом. Это точно он. Невольно вспомнилось то, как, будучи всего лишь студентом, он растерянно прижимал к себе рыдающего мальчика, которому на вид вряд ли дашь больше восьми. Как он водил ладонями по хрупкой спине, пытаясь успокоить. Как тот кричал, спрашивая, почему он еще не умер. Мальчик как в бреду выпытывал, за что ему это все. У Се Ляня не было ответа. Он чувствовал, как собственное сердце сжималось от боли за другого человека, как сотрясается хрупкое тело в его руках, как рыдания душат ребенка и успокаиваться он начинает только тогда, когда слышит голос Се Ляня. Он вспоминает, как проводил часы у больничной кушетки, держа растрепанного мальчика за руку, потому что иначе он начинал просыпаться, даже будучи под сильными снотворными и успокоительными. Когда его хотели накачать до отключки, он сказал, что просто посидит с малышом и все. Он помнит, что тот перестал бессознательно впадать в истерику только на третий день, резко проснувшись и став полностью послушным. Сначала это вызвало неподдельный ужас и страх за разум ребенка, но вскоре оказалось, что он все еще нервный до усрачки, но адекватный. Он вспомнил, как проводил с ним время, завтракая, играя в логические игры, просто разговаривая или слушая несмелые капризы, которые лишь умиляли и выдавали в нем недолюбленного ребенка. — Это я, — тихо отзывается он, пока Се Лянь так же пораженно разглядывает его лицо. — Ох, Сань Лан, — тихо бормочет шатен и, прежде чем кто-либо из этой комнаты сообразит, крепко обнимает Хуа Чэна, будто он все еще тот двенадцатилетний мальчик, нуждающийся в том, чтобы его успокоили и окружили заботой. Хуа Чэн пораженно замирает от неожиданности, не разрешая себе прикоснуться к своему божеству, но, невольно заметив приободряющий взгляд Ши Цинсюаня, он все же кладет ладони на спину Гэгэ и склоняет голову к нему. — Гэгэ, я хотел поблагодарить-, — не успевает он договорить, как Се Лянь мигом отстраняется, счастливо смотря в его лицо и продолжая сжимать свои ладони на его плечах. — Сань Лан, какие благодарности? — радостно лепечет шатен, не находя в себе силы даже возмутиться и пожурить его. — Ты так вырос! Столько лет прошло, конечно же ты вырос, — тут же раздается неловкое бормотание и смех. — Как ты поживаешь? У тебя есть время поговорить? — с нетерпением спрашивает, открыто смотря в глаза. – Для разговоров с Гэгэ у меня всегда полно времени, — отвечает Хуа Чэн, чувствуя, как его окутывает что-то похожее на безграничное счастье. Гэгэ хочет поговорить с ним! И Гэгэ его помнит. — Тогда пойдем, — он хватает его за предплечье и тянет на себя, поворачиваясь в сторону кухни корпусом, но не лицом. — Я приготовил мясо по-французски, будешь? — смущенно спрашивает, потирая кончик носа свободной рукой. Где-то сбоку Ши Цинсюань пораженно крякает. – Ты готовил? — с непередаваемой смесью ужаса, недоверия и беспокойства спрашивает парень, начиная нервно осматривать все вокруг. Ему надо что-то срочно придумать, иначе Се Лянь убьет их нового старого знакомого в первый же день! — Да, я готовил, — смущенно признается Се Лянь, повернувшийся к Ветерку, но все еще не отпускающий руку Сань Лана. Хуа Чэн чувствует себя чертовски счастливым из-за этого. — У меня отпуск, могу я потратить свободное время на это? — Если обед приготовлен Гэгэ, то я с удовольствием поем, если мне это позволят, — все с той же непоколебимой уверенностью и нежной улыбкой проговорил брюнет, не обращая внимание на лицо Ши Цинсюаня, который старается спасти его от гибели, а он, дурак, не ценит! — Правда? — довольно восклицает врач, поворачиваясь обратно к Сань Лану. — Я не совсем хорош в готовке, — как бы извиняясь, говорит он, не обращая внимания на то, как подавился воздухом Ши Цинсюань на 'не совсем хорош'. — Я уверен, Гэгэ не может готовить не совсем хорошо, — отвечает Сань Лан и поддается на движения Се Ляня, когда тот все же тянет его в сторону кухни. Ши Цинсюань идет за ними только для того, чтобы вызвать скорую, когда мальчику станет плохо и его придется откачивать, несмотря на то, что в комнате уже есть врач.~***~
После целой тарелки мяса, приготовленного Се Лянем, Хуа Чэн не только остается живым и здоровым, но еще и просит добавки. Ши Цинсюань почти грохается в обморок, но держится на честном слове и рамках приличия. Еще Ши Цинсюань философски думает, что Хуа Чэн просто не человек. Потому что это единственное, что может объяснить такое положение дел. Они несколько часов спокойно беседуют, из-за чего Хуа Чэн впервые за долгое время чувствует себя спокойным и удовлетворенным. Оказывается, Гэгэ искал его после выписки, но так и не смог найти, потому что его отправили не в какой-то из городских детдомов, а в один из пригородных, потому что у него не было прописки там. Это знание греет сердце и заставляет пожалеть о том, что доставил столько нервотрепки. Хуа Чэн рассказывает немного о своей жизни в приюте, опуская криминальные подробности и всю грязь, о которой Гэгэ знать не нужно; о сети магазинов, продающих в основном мерч популярных блогеров, художников и изделия ручной работы известных или не очень авторов; о друзьях из приюта, с которыми постоянно общается и сейчас. Когда Се Лянь говорит, что у него еще две недели отпуска впереди, и он не прочь погулять, Хуа Чэн думает, что бог есть. Он определенно сидит напротив него, пьет вишневый каркаде и бархатно смеется над какой-то шуткой Ши Цинсюаня. В десять вечера он возвращается к себе домой, заходит в прихожую и видит Эмина, выбежавшего его встречать. — Ты встретился? — пораженно спрашивает Хэ Сюань, который каким-то хреном до сих пор находится в квартире Хуа Чэна. — Да, — отвечает Сань Лан, скидывает черную сумку с договором о рекламе в ней на пол, продолжая при этом улыбаться и смотреть на заинтересованного таким пристальным вниманием кота. Его погладят? — Это он? — все еще недоуменно спрашивает Черновод, прислонившись плечом к косяку. Пиздос Хун-Хун стремный сейчас, ха-ха. — Да, – только и может задушено выдать парень, опускающийся на колени перед Эмином и начинающий гладить его по черной шерстке. — Ты счастлив? — в его вопросе так и сквозит недоверие. Он никогда не видел этого укурыша счастливым. ни-ког-да. — Да-а, — тянет Хуа Чэн, который больше не может выдать ничего внятнее, чем задушенный писк, который Черноводу слышать нельзя. Парень лежит спиной на полу в своей прихожей и поднимает радостного Эмина, который счастливо что-то мякает на своем котячьем, в воздух на вытянутых руках. — Ебанутый, — вздыхает Хэ Сюань и идет обратно в гостиную, оставляя Хуа Чэна наедине со своим поехавшим эмоциональным состоянием.~***~
Они с Гэгэ идут в парк уже на следующий день, предварительно списавшись по номерам телефонов, которыми обменялись еще во время того, как чаевничали на небольшой кухне. Когда Сань Лан прощается с Гэгэ у его двери, то случайно и очень неловко шутит про то, что теперь он должен поцеловать Гэгэ, ведь так кончаются все хорошие первые свидания. Се Лянь вспыхивает как спичка и пытается убедить нерадивого мальчишку в том, что это никакое не свидание. Хуа Чэн смеется и спрашивает, пойдет ли Гэгэ с ним на еще одно не свидание. Се Лянь отвечает: ''Да''.~***~
— Так, у вас у всех есть такие прозвища? — интересуется Се Лянь, отпивая из кружки. Прошло уже три месяца после их первой встречи после столь долгого расставания. У Се Ляня теперь мало времени на отдых, но он все равно с упорством барана настаивает на встрече с Сань Ланом хотя бы раз в неделю, потому что с ним хорошо и интересно (если он, конечно, не занят, сам этого хочет и свободен от работы). Но для разговоров с Гэгэ у этого Сань Лана всегда полно времени. Он старается уговорить молодого хирурга поспать и отдохнуть в то время, которое они тратят на прогулки, кино и кафе, но Се Лянь отказывается, а Сань Лану это только в радость, хоть и очень эгоистичную. — Да, с ними связаны свои истории, — кивает Хуа Чэн, у которого от встреч с Гэгэ появляются теперь уже только счастье и спокойствие, а неловкое волнение ушло насовсем. — Правда? — тут же зажигается интересом Се Лянь. — Расскажешь? — Ну, — протянул брюнет, отрезая кусочек от купленного пирога с вишней. — Они все не очень приятные. Гэгэ точно хочет послушать? — он поднимает на него взгляд и указывает правой рукой на порезанный пирог. — Какой? — Вот этот, — указывает Се Лянь на тот кусочек, на котором поменьше вишни, но который самый большой по размеру. — Если Сань Лан хочет и может рассказать мне, то я бы хотел послушать. Они же твои друзья, мне интересно. — Хорошо, — улыбается Хуа Чэн, одновременно с этим перекладывая пирог на тарелки. — С кого бы начать. Гэгэ помнит Хэ Сюаня? — Тот мрачноватый юноша, который очень напряженно смотрел на Ши Цинсюаня в нашу первую встречу, а теперь постоянно таскается с ним повсюду? — он старается хмуриться и говорит немного недовольно, но все равно усмехается. — Или это Ветерок постоянно таскает его за собой, — пробормотал под конец шатен. — Скорее второе, — коротко хохотнул Хуа Чэн, садясь рядом за стол. — Его прозвище 'Черновод'. Когда-то мы напились и улизнули ночью на пристань, где он свалился в воду в полной темноте, но смог не только выбраться по крутому берегу, но и проплыть метров сто в холодной реке. — Ох, — коротко вздыхает Се Лянь, потупив взгляд в чашку. — И сколько же вам было лет? — М-м, — промычал Хуа Чэн, держа чайную ложку во рту. — Мне и Черноводу было по четырнадцать, Баю семнадцать, а Инь Юй только недавно тогда отметил тринадцатилетние. — Ох, — еще более сокрушенно пробормотал Се Лянь, на этот раз накрывая лицо ладонями, упираясь локтями в столешницу. — Мне так жаль, Сань Лан. Я не нашел тебя тогда. — Гэгэ, — раздается мягкое совсем рядом, а после его рук осторожно касаются прохладные пальцы. — Не стоит жалеть о таком, ты и так сделал очень многое в то время. — Но если бы я-, — начал было Се Лянь, но наткнулся на теплый взгляд его Сань Лана, который ни в чем его не винил. — Если бы все не сложилось так, как сложилось, то стал бы я тем, кем являюсь сейчас? — все также тихо спросил Хуа Чэн, не переставая улыбаться, одновременно с этим поглаживая ладонь Се Ляня в своей руке. — Гэгэ что-то не нравится в Сань Лане? — Ты такой дурачок, — коротко смеется Се Лянь, качая головой. — Гэгэ все нравится в Сань Лане. — Этот Сань Лан счастлив, когда Гэгэ так говорит, — еще шире улыбается и тянется вперед корпусом. Се Лянь тут же оживляется, теряя всю свою тучность, и обнимает парня первым, утыкаясь носом тому в плечо. — Я рад, что Сань Лан нашел меня, — тихо бормочет шатен, прикрывая глаза и не думая о том, как же смущающее это звучало. — Сань Лан тоже рад тому, что нашел Гэгэ, — Хуа Чэн тихо посмеивается, совсем по-доброму и тепло, прижимаясь при этом к щеке Се Ляня своей, выдыхая запах его домашней кофты, и чувствуя себя странно. Это чувство люди называют 'быть дома'? Они еще сидят так немного, наслаждаясь теплом друг друга, а после отстраняются и принимаются за немного остывший чай, не чувствуя напряжения. — А какое прозвище у Инь Юя? — через некоторое время спрашивает Се Лянь, вспомнив о предмете их разговора незадолго до. До этого. — Может быть, Гэгэ попробует угадать? — отвечает Хуа Чэн, довольно щурясь и походя этим на довольного кота, которому сказали, что сметана в магазинах подешевела. — Хм, — бормочет шатен, отправляя ложку с кусочком пирога в рот. — Если ты предлагаешь угадать, то значит, что это что-то очевидное. Про Инь Юя я помню то, что его внешность довольно, — он запинается, не зная, как выразиться менее оскорбительно, — обычная? Может ли ответ крыться в этом? — он кидает на Хуа Чэна неуверенный взгляд, но тот все также улыбается. — Гэгэ как всегда очень умен, — показательно сокрушается Хуа Чэн, качая головой. — Его прозвали 'Невидимка' за то, что в детдоме его вечно теряли воспитатели и ему легче всех было сбежать. Так что он чаще всех мотался в магазин. — Понятно, — с улыбкой бубнит Се Лянь, жующий вишню. Это прозвище оказалось несвязанным с такой мрачностью, с которой соприкасалось прозвище Хэ Сюаня. Было даже забавно представлять, как вечно сдержанный и спокойный сейчас Инь Юй, в младшем возрасте раздраженно бурчит на то, что его опять забыли или отправили в магазин посреди ночи. — А Бай Усянь? — У Бая прозвище 'Масочник’, — нахмурившись, отвечает Сань Лан. Он всегда становился несколько напряженным, когда речь заходила об Усяне. — У него все лицо в шрамах, мать покромсала за доставленное ''счастье'', — невесело усмехается, — прежде чем его отправили в детдом, он сумел сбежать от органов опеки, раздобыл где-то маску, одна сторона которой плакала, а вторая смеялась, и больше никто не видел его без нее. Никто не знает, зачем и где он ее достал, но после того, как какой-то мальчишка попытался снять ее с Бая, а тот ему обе руки за это сломал, никто к нему не лез. — Вот оно как, — пробормотал шатен, смотря в свою чашку. Он испытывал смешанные чувства по поводу Бай Усяня. Они еще ни разу не встречались, а теперь в голове звучал закономерный вопрос: "А надо ли"? Через секунду помотав головой, он отогнал все негативные мысли и весело посмотрел на парня рядом с собой: — А какое прозвище у Сань Лана? — Гэгэ хочет знать? — обо всех своих друзьях Хуа Чэн говорил открыто и без утайки, не колеблясь и не раздумывая, но теперь, когда очередь дошла до него, резко смутился. — Да, — Се Лянь добродушно кивает и Сань Лан сдается. — Очень хочу. — Хун-хун, — быстро проговаривает он, после чего прикрывается кружкой, отпивая из нее. — Твое детское имя? — удивленно спрашивает Се Лянь. Он не знает, смеяться ему или плакать, так что выглядит максимально растерянно. — Иногда это просто Кровавый, но его редко кто использует, — кивнув, отвечает Хуа Чэн, смирившийся со всем этим. — В детдоме первые годы я часто дрался, из-за чего одежда постоянно была в кровавых разводах и пятнах. Так и повелось звать меня просто Хун-Хуном, — он не говорит, что чаще одежды полностью залитым кровью было его лицо, но Гэгэ это знать и не обязательно. — Сань Лан был таким несносным в детстве, — качает головой Се Лянь с притворным недовольством, тем не менее продолжая улыбаться. — А сейчас? — нетерпеливо спрашивает Хуа Чэн. — Что — сейчас? — Сейчас Сань Лан послушный? — спрашивает приближающийся к шатену парень, старающийся выглядеть максимально невинно. Гэгэ заливисто смеется и тянет руки к макушке брюнета, чтобы пригладить его вздыбившиеся волосы: — Сейчас Сань Лан самый послушный.~***~
Еще через три месяца Сань Лан целует Се Ляня на все той же кухоньке, а на следующий день после этого они идут уже на официальное свидание.~***~
Се Лянь нарезает что-то ножом и Ши Цинсюань за его спиной безмолвно кричит от ужаса первые три минуты этого зрелища. Потом он отворачивается от кухонной стойки, на которой творится сие безобразие, и спокойно пьет свой чай. Господи, хоть бы он не спалил кухню в этот раз. — Се-сюн, ты уверен, что-, — хочет начать спасать положение паренек, потому что, видимо, больше некому. Но положение почему-то спасает вовремя подошедший на кухню Хуа Чэн в домашней красной футболке и трениках. Никогда еще его появлению Ши Цинсюань не радовался настолько сильно. — Гэгэ, я хочу помочь, — мягко говорит он, приобнимая Се Ляня за талию, отбирая из его правой руки нож и начиная нарезать своей, пока левой ладонью Се Лянь все еще неосознанно придерживает овощ. Теперь это что-то похоже на огурец, коим являлось. — Я бы и сам справился, — смущенно бормочет шатен, но к теплому боку его Сань Лана прижимается, довольно что-то урча себе под нос. — Но Сань Лан хочет помочь, – с улыбкой говорит Хуа Чэн, повернув голову к Гэгэ, и целует его в висок. — Ну, если Сань Лан хочет, — вздыхает Се Лянь, пока скромная улыбка расцветает на его лице, когда он смотрит на парня в ответ. Видя это ласковое выражение лица, тонкие, слегка угловатые черты, которые за последний год стали такими родными, он чувствует что-то теплое на уровне солнечного сплетения и не может не улыбнуться. Сань Лан такой... невозможный. Так вырос за эти десять лет, пока молодого врача жизнь мотала то на небеса, то в самую пропасть. Гэгэ неотрывно смотрит в глаза Сань Лану несколько минут с такой теплотой, что Хуа Чэн все же решает спросить, чем же заслужил все это богатство: — Что такое, Гэгэ? Ты хочешь мне что-то сказать? — он поднимает правую бровь, и это движение так нравится Се Ляну, что он пропускает смешок. — Ты так вырос, — он протягивает руку вперед и, поднырнув ей под подбородок, ласково поглаживает парня по правой щеке. — Таким красивым стал, — продолжает он бормотать, все еще восхищенно разглядывая его лицо. Се Лянь чувствует, как рука Хуа Чэна прижала его к мощному телу немного сильнее, но решает не обращать на это внимание, чтобы не смущать еще больше. — Этот Сань Лан рад, что Гэгэ считает его красивым, — когда он говорит, то голос звучит все также бархатно и низко, но как-то более задушенно. Это умиляет. — Конечно же это так, — смеется Се Лянь и привстает на носочках, чтобы поцеловать парня в щеку. — Все считают Сань Лана красивым, разве я не прав? — он улыбается еще шире, видя, как Хуа Чэн смущенно отводит взгляд и кладет свою правую руку на его, при этом потираясь о теплые пальцы словно кот. — Если Гэгэ так говорит... — А в детстве таким очаровательным был, — прерывает его Се Лянь, буквально начиная светиться. — Помнишь, как ты не хотел слезать с моих рук? — Мне жаль, это было тяжело... — начинает Хуа Чэн, наклоняя голову еще ниже, чтобы волосы прикрыли его смущение. Но Се Лянь тут же поднимает свободную руку, заправляя ему пряди волос за ухо, чтобы не мешали, пока вторая его ладонь все еще лежит у него на щеке. — Вовсе нет, Сань Лан тогда был совсем легким! — возражает шатен, поддаваясь еще ближе, хотя казалось, что уже ближе некуда, и берет лицо Сань Лана в ладошки, перед этим неловко переложив правую руку для удобства. — А как ты капризничал, если еду приносила медсестра, а я где-то задерживался? — кончики ушей Хуа Чэна уже полыхают, судя по его лицу, но молодой врач намеренно это игнорирует, хотя и покрывается краской не меньше. — Гэгэ так много помнит с того времени, — задушенно бормочет Сань Лан, уже даже не пытаясь спрятаться. — Конечно! — смеется шатен, ощущая, как его прижимают за талию к себе. — Тогда Сань Лан был единственным, о ком я думал так долго. Почему я не должен помнить все это? — улыбается, вновь встает на носочки и коротко целует в нос. — Сань Лан так любит Гэгэ, — вырывается у Хуа Чэна прежде, чем он целует своего Гэгэ в мягкие, чуть припухлые после стольких поцелуев губы и прячет лицо у него на плече. — Гэгэ тоже очень любит Сань Лана, — счастливо смеется Се Лянь, обнимая парня за шею и прижимая к себе максимально близко. — Они всегда так? — у сидящего за столом Му Цина такое лицо, будто он готов пойти блевать радугой в ближайший мусорный бак, если это не прекратится. Благо, что стол стоит за спинами двух влюбленных придурков, и они этого не видят. У Фэн Синя такое выражение, будто он готов кричать. — Да, — невозмутимо и на удивление спокойно отвечает Ши Цинсюань, привыкший к вот таким вот сценам прямо перед его салатом. Он делает глоток, ставит с тихим стуком кружку на столешницу и поворачивается к Фэн Синю, который явно обеспокоен тем, что на безупречность его лучшего друга кто-то посмел покуситься. — Успокоительного? — У них есть водка? — с сомнением тянет Му Цин, рассматривающий друга так же пристально, как и Ветерок. — Кажется, иным его не откачаешь. На секунду им кажется, что отчаянный вопль все же раздается где-то в квартире.~***~
— Гэгэ, — тихо зовет Хуа Чэн, обнимая Се Ляня со спины. Он кладет свою ладонь на его обнаженное плечо, после спускает руку вниз, обнимая поперек открытой груди, одновременно с этим целуя куда-то рядом с шеей. — М-м? — мычит шатен, отрываясь от книги и поворачивая голову к парню, чтобы наткнуться на его растрепанную копну черных волос и жалобную моську, которую так и хочется поцеловать. Что, собственно, он и делает через секунду. — И все же, — говорит Хуа Чэн, вновь улыбаясь как самый сытый в мире кот, — что Гэгэ нравится в этом Сань Лане? — О-о-о, — показательно тянет Се Лянь, захлопывает книгу, откладывает ее на прикроватную тумбочку и поворачивается на спину, чтобы Сань Лан мог лечь на его грудь щекой. — Это долго рассказывать, Сань Лан точно хочет послушать? — с улыбкой спрашивает, зарываясь своими тонкими пальчиками в его волосы. Полумрак, стоящий в комнате, только добавляет атмосферы, а щеки Се Ляня уже даже почти не горят. Ему кажется, что взгляд Сань Лана на мгновенье сверкает. — Для разговоров с Гэгэ у меня всегда полно времени.