***
Киришиме пять, и он внимательно всматривается в нить на своем запястье. Она всегда была там, мелькала на периферии, однако только сегодня он задается вопросом, а что это, собственно, за ниточка. И, конечно, он идет к своей маме, самой-самой доброй и понимающей маме. Мама своего сына выслушивает, а потом мягко-мягко улыбается и рассказывает сказку, историю о тех, с кем ты связан на всю жизнь. И говорит, что эту нить всегда сможет видеть лишь он и человек на том конце. Человек, с которым он будет счастливее всего. Конечно, ребенок ей верит, загорается решимостью двигаться вперед. Тогда он впервые задумывается о карьере героя, потому что они все — медийные, известные личности. А по словам мамы через запись тоже можно увидеть нить, но только тому, кто твоя родственная душа. (Когда Эйджиро красит волосы в красный, он больше руководствуется не тем, что восхищается Алым Бунтарем, нет. Он смотрит на правое запястье и с уверенной улыбкой сжимает упаковку краски для волос.)***
Когда Фэтгам слышит о том, что Тамаки собирается привести первогодку, чтобы познакомить их для будущей возможной стажировки, герой только пожимает плечами. Ему на самом деле интересно, с кем там успел так сдружиться парень. Ну, или кто настолько активный и яркий, что смог его доконать. Ожидал ли он увидеть перед собой мальчишку, на чьем правом запястье будет алая нить? Конечно же нет. Однако все именно так. Парень представляется Киришимой Эйджиро и говорит, что сам настоял, чтобы Амаджики познакомил их, а Тайширо даже не знает, что сказать. Только смотрит-смотрит-смотрит, запоминает каждую черточку, будто бы прямо сейчас все будет разрушено, стоит только одному слову слететь с его губ. Ничего не происходит. Киришима то ли делает вид, что ничего не замечает, то ли правда все так и есть — герой успел за двадцать девять лет прочесть множество историй, где иногда нить могла связать с человеком, у которого был совершенно другой соулмейт. Поэтому Фэтгам и сам делает вид, будто бы ничего сверх не произошло. Только иногда, очень редко он впивается взглядом в чужое запястье, а потом отмахивается от Тамаки со смехом, переводя тему. Не то чтобы это помогало, однако Амаджики с вопросами вскоре перестал лезть, будучи сам не слишком психически сильным и устойчивым. И, боги, Тайширо готов признать, что этот парень — лучшее, что вообще случалось в его жизни. Эйджиро едва ли не светится изнутри, когда простые люди начинают благодарить его и спрашивают его геройское имя. Он горд и рад, но не из-за того, что его хвалят, а от того, что смог помочь окружающим, быть нужным и полезным, быть настоящим героем. (Он очень старается не думать о том, как волновался, когда пуля с наркотиком попала в подростка, или когда он понесся за последним из банды, принимая на себя весь урон.)***
Ему совершенно не хотелось допускать участия Эйджиро в том чертовом рейде по спасению Эри, однако это было бы совершенно не справедливо. Да и как он сможет это объяснить? Нитью? Смешно и совершенно не профессионально, учитывая то, что даже их учитель согласился на участие четырех первогодок в этом. У него было отвратительное предчувствие насчет всего этого. Которое, конечно же, оправдалось. Когда они проваливаются вниз, Фэтгам хочет только грязно выругаться. Но у них на это совершенно нет времени, и вид Киришимы, вбитого в стену и с разрушенным отвердением причуды, разжигает в нем самую настоящую ярость. Тойомицу сражается с тем парнем, собирая силы, и хочет только одного — уничтожить его едва ли не полностью. А потом этот невероятный парень встает на его защиту. Встает, преодолевая собственные пределы, разрушая их своим желанием защищать, идти вперед, а не стоять на месте, будучи позади всех остальных. Поэтому Тайширо собирает все свои силы в один удар, только краем глаза замечая, как Киришима смотрит на свое запястье, а потом на него самого. Следующие минуты становятся для него маленьким бесконечным адом. Персональным наказанием, потому что до прибытия полиции у него дрожат руки, а в груди поселяется страх, что они просто не успеют. Что ранения подростка окажутся сильнее, чем это выглядит, и тот… Успевают. Они, черт побери, успевают, и Киришиму, ничего не видящего, но улыбающегося Киришиму увозят в больницу вместе с ним. Только облегчение от знания, что все будет хорошо, удерживает его от осознания всей той боли, что ему несут раны, полученные в бою. Конечно, учеников выписывают раньше, чем всех про, пострадавших во время рейда. Тайширо знает это, но совершенно не взволнован на этот счет. (Это ложь, но он позволяет себе немного вольности.) Чего он опять не ожидает, так это того, что перед выпиской и отправкой в общежитие Киришима зайдет к нему. В своей форме Юэй, с привычным задором в глазах и радостью на лице. Он выглядит абсолютно так же, как и при их первом знакомстве, будто бы их не связывает абсолютно ничего. И его сердце сжимается от боли, несмотря на то, что Фэтгам понимает, что так — правильно, намного правильнее, чем начинать какие бы то ни было отношения с подростком. Они ничего не говорят, просто смотрят друг на друга, и это, честно сказать, нервирует, поэтому Тайширо сдается первым. Он открывает рот, что-то что-то сказать, и в следующее мгновение чувствует прикосновение чужих губ. Слишком легкое, мимолетное, совершенно не напористое, однако этого достаточно, чтобы мужчина захотел большего. Захотел прижать к себе, поцеловать по-настоящему, выплескивая все свои чувства. И он даже протянул руку, чтобы схватить подростка за одежду. Получилось ли у него? Конечно же нет. — Скорейшего… — Киришима перед ним смущенный, румянец расползается по его щекам, а взгляд бегает по всей комнате, только бы не смотреть на него, отчего внутри пузырится смех. — Скорейшего выздоровления. Надеюсь, еще увидимся, господин Фэтгам! Эйджиро сбегает, однако менее смешно ему от этого не становится. Он вспоминает то, как нить обхватывает чужое запястье и тихо выдыхает, довольно жмурясь, когда ложится на кровать. У них еще будет время, чтобы поговорить.