До и после

До. Франц де Гир повел плечами, наклонился, а потом сделал резкий выпад. Все было нормально. Нигде ничего не жало, не собиралась складками, не мешало движению. Комбинезон был сделан на совесть и аккуратно подогнан под фигуру магистра, но все равно ощущался чужим и неправильным. Отсутствие привычных тяжелых доспехов раздражало и заставляло ощущать себя голым, хотя черная ткань была буквально пропитана защитными заклинаниями и могла по прикидкам де Гира выдержать «эльфийскую стрелу» второго уровня и изрядно смягчит удар шестопера. Навы никогда не экономили на безопасности своих воинов. И все же иногда этого было мало. И скорее всего будет мало и сегодня. Франц прошелся по комнате, меняя привычный тяжелый шаг рыцаря на неслышную и плавную походку убийцы. Невольно усмехнулся, вспомнив, как старый Брайан де Мар учил его, еще юного кадета, этому шагу, и как морщил тогда нос Франц, считая что ему это не нужно. Глупость, конечно, наука пригодилась, не раз пригодилась. Франц проверил, как вынимаются мечи из ножен. Еще один повод для раздражения — парные короткие клинки вместо привычного одного, более длинного и тяжелого. Франц безусловно умел ими пользоваться, но раздражение от этого меньше не становилось. И это уже было неправильно, да и просто опасно. Раздражение, как и ярость, слишком часто приводит к ошибкам. А на ошибки у них сейчас нет права. И так слишком многое висит на волоске. Слишком многое зависит от случайностей и чужих, возможно спонтанных, возможно ошибочных решений, от чужой паранойи, от чужой веры и чужих представлений о чести и благе своей Семьи. — Вам идет, магистр. — Как осской крысе бальное платье, — проворчал де Гир и оглянулся на возникшего в дверях Сантьягу, тоже уже сменившего белый костюм на боевое облачение. — И гарка из меня примерно такой же. В комнате не было зеркал, а тратить энергию на их создание за несколько минут до боя — Франц еще не сошел с ума. Но он и без зеркал прекрасно понимал, что на высоких и худощавых навов не похож, как говорят челы, от слова «совсем». Оставалось надеяться, что хлипкая иллюзия и горячка боя скроют эту непохожесть хоть на время. — Это вы зря, — покачал головой комиссар. Франц в ответ только пожал плечами. — Пора? — Спросил он. — Еще есть время, — Сантьяга вошел и прикрыл за собой дверь. — Пять минут назад Орден выступил с заявление. Франц напрягся, ожидая продолжения. Это была одна из вех их ненадежного и шаткого плана. Сантьяга внезапно улыбнулся. — Скажите, магистр, почему вы раньше не доверяли Рику Бамбарде общаться с прессой? У него определенно талант к публичным выступлениям. — Прости? — Если коротко, то Бамбарда продемонстрировал отрубленную голову Шарге и заявил, что великим магистром Ордена Чудь является Франц де Гир, и так будет до тех пор, пока чуды не увидят его труп, а когда увидят, то первым делом разберутся, как их магистр вышеозначенным трупом стал, и примерно накажут виновных. А потом ваш бравый лейтенант подробно объяснил Ярге, Зеленому Дому и всем, к ним примкнувшим, куда и каким образом они могут пойти со своим предложением и чем там заняться по прибытии. — И сколько в этом заявлении было цензурных слов? — осторожно спросил Франц. О способность Рика быстро, четко, емко, красочно и очень доходчиво доносить свое мнение до окружающих де Гир знал очень хорошо, как и тот момент, почему эту способность никогда не использовали за пределами Гвардии. — В первой части почти все, а вот во второй… — Сантьяга развел руками, — предлоги, союзы. — И Тиградком это пропустил? — Франц подавил желание прикрыть лицо рукой. — Это был прямой эфир. Сперва не ожидали, а потом, видимо, растерялись. Магистр не выдержал и расхохотался. — Надеюсь, запись велась. Потому что когда все закончится, я хочу это видеть. — Когда все закончится, я найду эту запись для вас, Франц, — пообещал Сантьяга. Они оба не говорили «если все закончится удачно», только «когда все закончится», потому что закончится для них все могло только одним — победой, любой другой вариант означал не конец ситуации, а небытие для всех трех Великих Домов. Поэтому только «когда все закончится». И сейчас шансы на это стали чуть-чуть больше. Потому что Чудь усвоила страшный урок, преподанный тварями Кадаф. И ее не будет под стенами Цитадели. Не в качестве противников, во всяком случае. А будут ли они там в качестве союзников… Франц не позволил себе надеяться, что чуды все же не оставит своего магистра. Время покажет, а для себя он все уже решил. Решил еще тогда, когда снял защиту Замка, позволив войти туда Князю. — Ловлю на слове, Сантьяга, — Франц подошел к стоящей у стены скамье, взял лежащую там маску, повертел ее в руках и положил обратно. Прежде чем ее надевать, следовало кое-что сделать. Франц достал из-за голенища сапога нож и снял с волос кожаный шнурок. Обрезать волосы было жаль почти до слез, и к тому же не хотелось делать это самому — царапало где-то на краю сознания памятью об изгнанниках и дурных приметах. Но если непокорная даже своему хозяину рыжая грива вылезет из-под маски раньше, чем они с Сантьягой доберутся до Ярги, то в лучшем случае ловить бывшего Князя они потом будут до пробуждения Спящего. — Вы с ума сошли! Руку перехватили до того, как нож коснулся волос. — Сантьяга, не мешай, — де Гир аккуратно высвободился из хватки нава. — Я знаю, ваши обычаи, магистр. Волосы у вас обрезают только изгнанникам. Тем, об кого жалко марать мечи, или тем, кто сам отрекся от Чуди. Для остальных это оскорбление и дурная примета. — С каких это пор комиссар Темного Двора верит в приметы? — невесело усмехнулся Франц. — Тем более чужие? Сантьяга помолчал, а потом сказал то, что Франц не думал когда-нибудь от него услышать. — Я сейчас во все готов поверить, лишь бы помогло. Мне страшно, Франц. Это признание было из тех, после которых небо падает на землю, и которые обсуждаются потом шесть поколений подряд. Как же! Великолепный Сантьяга чего-то боится! Сенсация тысячелетия! Но де Гир смотрел в черные глаза и понимал природу этого страха. Тысячелетиями Сантьяга делал все, чтобы Темный Двор процветал, чтобы как можно меньше лилась кровь его вассалов, чтобы они жили так хорошо, как это только возможно. Но сейчас все его военные и дипломатические умения, все его интриги и многоходовки, вся его магическая мощь, вся его преданность и готовность жить и умереть за свою Семью могут оказаться бесполезными. И ценой за это станет не одна или несколько жизней, а само существование Нави, жизни всех, кто доверился, всех, кто не опустится перед Яргой на колени, а потом и всех, кто сделает это, потому что бывший Князь не остановится. Безумцы никогда не останавливаются. Сантьяга, возможно, впервые в жизни встретил достойного противника и осознал, что сейчас не получится разгрести жар чужими руками, не получится отвести беду, сейчас придется делать то, что виделось ему, должно быть, в кошмарных снах — проливать кровь своих, навов. Но Франц де Гир его понимал, и пожалуй, лучше многих. Потому что за его спиной темным склепом возвышался Бастион Лучников, в котором были похоронены Леонард де Сент-Каре и все те чуды, которые погибли, потому что однажды Франц де Гир не согласился на сделку с демоном, и от того, что Чудь выстояла во многом именно благодаря решению Франца, легче не становилось. А скоро такой же склеп воздвигнется за спиной Сантьяги. Склеп, в котором упокоится не только Ярга, но и другие навы, потому что благо Семьи превыше всего. Но именно из-за Бастиона Лучников и находился здесь и сейчас одетый в боевое облачение гарок великий магистр Ордена. И именно из-за этой тени за спиной он собирался идти вместе с навами в бой. Потому что Бастион Лучников не должен повториться для Чуди. Потому что в одиночку ни Ордену, ни Нави не выстоять. Потому что Ярга страшнее тварей Кадаф. Потому что в мире, который он хочет построить, есть место только для него самого. И потому что когда-то Сантьяга все-таки отправил Кортеса к хванам. Ярга такого шанса чудам не оставил бы. Франц прекрасно понимал, что кризис Кадаф был срежиссирован Сантьягой и Князем чуть меньше чем полностью. Но за то, что Темный Двор предпочел сохранить другие Великие Дома, а не остаться единственным, Франц, рискуя всем, согласился на хрупкий, ненадежный план и остался в Цитадели, а не вернулся в Замок. — Мне тоже страшно, Сантьяга. Франц развернул нож рукоятью вперед и протянул комиссару. — По нашим обычаям, если быть уж совсем точным, изгнанники действительно обрезают волосы, но их самих заставляют сделать это, а тем, кто уходит туда, откуда мало шансов вернуться, но кого ждут, волосы обрезают родные, друзья или любимые. Сантьяга взял протянутое оружие. Другой рукой и с гораздо большей осторожностью перехватил рыжий хвост. Один взмах — и живой огонь рассыпался по черному гладкому полу. Франц тряхнул ставшей непривычно легкой головой и забрал у Сантьяги нож. По Цитадели пронесся едва слышный, скорее даже ощущаемый кожей, гул. — Вот теперь пора. Сантьяга положил ладонь чуду на грудь и едва слышно произнес заклинание. Де Гир поморщился от неприятного ощущения. Это заклинания модифицировал сам де Гир на пару с одним из советников Темного Двора наспех, практически на коленке, и главным критерием была его качественная работа, а не приятные или хотя бы терпимые ощущения. Такую махину как иерарх Великого Дома поди закрой иллюзией, тем более такой, чтобы обманула одного из сильнейших колдунов всех эпох. Поэтому и упор сделали не на маскировку внешнего вида, — будет хоть отдаленно похож на гарку и ладно, — а на полное изменение отпечатка магии. Модифицировать заклинание так, чтобы маскировало нормально и то и другое просто не хватило времени. Иллюзия должна была продержаться около часа или до первого сотворенного де Гиром аркана. — Бога и Иланга вас прикроют, — сказал Сантьяга. — А ты опять в одиночку? — Меня прикроет любой гарка, — равнодушно пожал плечами комиссар. Но де Гир видел, как едва не соскользнуло с губ Сантьяги имя его первого помощника. Только вот Ортега сейчас с другой стороны, где-то среди осаждающих Цитадель. Если вообще жив. Потому что вестей от него не поступало уже сутки. Был и другой вариант, но и Сантьяга, и Франц запрещали себе об этом думать. Кивнув друг другу, де Гир и Сантьяга вышли из комнаты. Уже в коридоре Франц тихо сказал: — Жаль, что так и не получилось сразиться с тобой один на один, Сантьяга, — и отстал на шаг от комиссара, как подобает гарке, не оставив шанса ответить. Последний раунд игры начался. И они не имели права в нем проиграть. После. Вопреки мнению обитателей Тайного Города о чудах в целом и об их великом магистре в частности, Франц де Гир не любил войны. Поединки — да, мясорубку битв — нет. Но зато он любил время после войны, когда уже похоронили и оплакали павших, а выжившие оглядывались вокруг и видели мир во всей его полноте и любили его, просто потому что этот мир существует и они существуют в нем. Ведь этого достаточно для счастья. Сейчас Франц ехал, а скорее медленно тащился в плотном потоке машин и с удовольствием подмечал, как оживает притихший перед страшным столкновением город. Тогда, кажется, даже челы почувствовали надвигающуюся беду и стремились поскорее убраться с улиц, спасаясь то ли от невидимой для них войны, то ли от тяжелой ноябрьской хмари. А сейчас было ощущение, что жители Столицы дружно высыпали на улицы встречать первый снег. Снегопад накрыл город вчера ночью, за несколько часов превратил хмурые улицы в белую сказку на радость детям и взрослым и, кажется, не думал останавливаться. Пушистые белые хлопья тихо и плавно падали с неба. И даже мгновенно увеличившиеся пробки не портили настроение уставшим от печальной серости людям и нелюдям. На Ленинградке стало посвободней, и бордовый «Линкольн» наконец добрался до своей цели — монументального здания Цитадели. Ворота гостеприимно распахнулись. Франц остановил машину перед входом, вышел, прихватив с пассажирского сидения тщательно упакованный длинный сверток, отдал ключи подошедшему голему и огляделся. Он был в Цитадели через три дня после штурма, когда хоронили погибших. Тогда навы по каким-то своим соображениям еще не привели все в порядок, только убрали тела. Сейчас же по припорошенному снегом двору нельзя было сказать, что здесь шел бой. Но Франц помнил каким было это место две недели назад. Изрытая заклинаниями земля, почерневшие стены, кровь, трупы. Он бы и рад был забыть, да только знал, что не сможет. И сейчас картины снова возникали в мозгу. Вот здесь упал Иланга, прикрывший магистра собой от «эльфийской стрелы», и уже не поднялся. Франц был одним из тех, кто нес носилки с его телом во Тьму. Впервые за несколько тысячелетий навы пустили кого-то чужого на свою похоронную церемонию. Там открылись порталы чудов, которые пришли сразу, стоило только великому магистру сбросить иллюзию и потянуться к Карфагенскому Амулету, и защита Цитадели пропустила их. У Франца тогда потеплело на сердце при виде красных плащей гвардейцев и «накидок пыльных дорог» маршалов-хамелионов — пришли, все же пришли. И врубились в драку молча и яростно, без привычных возгласов и призывов. Чудь тогда пришла не драться, и даже не убивать, она пришла выкорчевать из мира тех, кто готов был отказать ей в праве на существование. Вон там лежал Гуго, которого едва не освежевали три черных моряны. Спасибо бойцам Китано, пришедшим вместе с Чудью, — отбили. Чуть дальше маршалы-хамелеоны разделались с масанами Саббат, которым Ярга дал защиту от солнечного света. Дал бы еще защиту от деревянных колов — обороняющимся пришлось бы плохо, а так хваны справились. А вот туда отлетела срубленная голова одного из Советников Темного Двора, перешедшего на сторону бывшего Князя. Убить его было не так трудно, как думалось сперва. А может быть, это получилось так легко, потому что у самого Франца просто не было времени на серьезный поединок, потому что Ярга все же не утерпел и влез в бой, надеясь лично уничтожить Сантьягу, а с ним и Князя. И тогда ловушка захлопнулась. План все-таки сработал. Франц помнил, как подключившись к Карфагенскому Амулету, уже не прорывался, а просто шел посреди боя, и ему на встречу так же спокойно и на первый взгляд неторопливо шел Князь, а между ними, ровно в точке встречи, сцепились в смертельном объятии Ярга и Сантьяга. А еще Франц помнил, как сплетались Тьма и Огонь, уже не просто существуя рядом, как это было на суде Шарге, но перемешиваясь и сливаясь друг с другом, как шептали и звали Карфагенский Амулет и неизвестный источник навов, как наполняли силой, не делая разницы между великим магистром и Князем. А потом к двум голосам присоединился третий — глубокий голос самой Земли, и у Ярги и его солдат не осталось шансов. Любой в Тайном Городе скажет, что Источник — это просто собиратель энергии. Любой в Тайном Городе знает, что нельзя черпать силу из чужого Источника. Франц и сам был в этом уверен. До того момента, как услышал все три голоса, до того момента, как их с Князем наполнила объединенная энергия трех стихий. Это было невозможно, это шло в разрез со всеми знаниями о мире, которыми обладали тайногородцы, но это случилось. И Франц де Гир до сих пор слышал, как потрескивает родной Огонь, переговариваясь с шепчущей Тьмой и рокочущей Землей, и мог бы потянуться и зачерпнуть энергию и из Колодца Дождей, и из Источника Нави. Мог бы, но поклялся и себе самому, и Князю больше никогда этого не делать, и принял такую же клятву в ответ. Слишком велика была сила. Слишком велико было искушение. Одного не выдержавшего искушения иерарха Тайному городу хватило с головой. — Великий магистр. Франц обернулся на зов и улыбнулся, увидев сбегающего по ступеням Богу. Молодой нав умудрился пережить тот короткий, но лютый бой, получив лишь пару царапин, и совершенно феерично нарвался на ловушку в одном из схронов бывшего Князя. Яргу уничтожили, но часть его союзников удалось взять живыми. Их допросили, а точнее просто безжалостно распотрошили их память. От Ярги им доставались лишь крохи технологий и знаний, полученных в Железной Крепости, но даже их хватило бы, чтобы наделать бед, поэтому оставлять их в живых никто не собирался. Как никто не собирался оставлять на произвол судьбы схроны и базы Ярги, разбросанные по всему миру. Их подвергли тщательному осмотру и зачистке. Все, которые нашли, но поиски еще идут и будут продолжаться до тех пор, пока последний схрон не будет найдет и до тех пор, пока последний чел из тех, кто служил Ярге не будет уничтожен. Первоначальной зачисткой руководил Франц — израненного Сантьягу отправили в Московскую Обитель, а Князь предпочел остаться в Цитадели, — и это тоже не было приятным воспоминанием, потому что помимо артефактов и оборудования находили еще и пленников. Кого-то из них еще можно было отправить к эрлицам, большинство приходилось милосердно добивать на месте. Бога, на которого сгрузили командование гарками, прошел зачистку почти до конца, только в предпоследнем схроне совершенно идиотски вляпался, то ли сказалась колоссальная усталость, то ли ярость — на предыдущей базе как раз нашли Ортегу. Отправляя в Обитель изувеченного нава, Франц не очень рассчитывал скоро увидеть его, а вот поди ж ты, прошло всего лишь две недели, и Бога жив, здоров, и не далее как вчера старый де Вер застал его в спальне свое дочери, а потом с утра пораньше прибежал жаловаться на наглеца. Франц только рукой махнул. Вот делать великому магистру больше нечего, кроме как всяких навов из постелей своих подданных вытаскивать. Внебрачных детей в данном случае быть не может, смертельные дуэли на ближайшие десять лет запрещены, а все остальное… Дело молодое, сами такими были, а если кто успел забыть — его проблемы. — Добрый день, Бога. — Здравствуйте, магистр. Комиссар срочно понадобился Князю. Но он просил вас встретить и проводить к нему в кабинет, — Бога приглашающе кивнул на дверь. В Цитадели по-прежнему царили идеальный порядок и тишина. Здесь всегда, сколько помнил Франц, было так. А не так было отсутствие привычной пустоты. За все предыдущие визиты, кроме тех нескольких дней перед последним боем, когда он находился здесь постоянно, Франц никогда никого не встречал в коридорах. Более того, всегда было ощущение, что в здании нет никого, кроме охраны на входе, провожатого и того, к кому идешь. А сейчас Цитадель перестала прятать от де Гира своих обитателей, и гулкие помещения больше не выглядели пустынными. Несколько навов вежливо кивнули, проходя мимо. Задержался у какой-то двери, чтобы поздороваться, Вега, принявший командование гарками, когда ранило Богу. Уткнувшегося в планшет и увлеченно что-то объясняющего Тамира Кумара, появившегося из-за поворота, удержал от столкновения с гостем его напарник. Сам аналитик даже, кажется, не очень понял, что произошло. А у самой двери в кабинет Сантьяги их нагнал Ортега. Глядя на него, Франц вспомнил одну из присказок Тайного Города — «заживет, как на наве». Следов от ран не осталось, и сейчас уже не скажешь, что две недели назад Ортегу вынесли из схрона едва живым. Хотя в принципе, помощнику комиссара повезло — он прокололся тогда, когда у Ярги уже не было времени хорошенько им заняться. Но и того, что увидел Франц, взломав клетку, хватило, чтобы пожалеть о слишком быстрой смерти бывшего Князя. Великий магистр многое мог понять, и многое мог сделать сам, даже не поморщившись, но была грань, которую он не перешел бы никогда, даже во благо Чуди, потому что переход этой грани автоматически переводил из разряда разумных существ в разряд бешеных зверей, которых можно только уничтожать и как можно быстрее. — Рад вас видеть, великий магистр. — Взаимно, Ортега. Вижу, ты тоже уже в строю. Ортега пожал плечами. — Эрлийцы знают свое дело. А как себя чувствует капрал де Виарт? Мне сказали, он сильно пострадал? Франц поморщился. Николас де Виарт был той еще головной болью и занозой в заднице, при чем такого класса, что выдернуть, выкинуть и забыть — себе дороже. Мальчишка вопреки приказам решил поиграть в шпиона и вместе с несколькими приятелями отправился к Ярге якобы присягать на верность. Что удивительно, бывший Князь их даже не убил на месте. Возможно, тут сыграла роль жгучая ненависть юных чудов к Сантьяге и Темному Двору — все они потеряли близких в «Лунной фантазии» и кроме того считали, что де Гир не по праву занял трон великого магистра. Ярга не учел того, что преданность Семье окажется сильнее ненависти и обиды. И благодаря этим мальчишкам и Ортеге союзники получили воистину бесценные сведения, позволившие им подготовиться на должном уровне, а самому де Гиру еще и остаться в живых. Позже, разбираясь с последствиями кризиса, Франц задал капралу один единственный вопрос «Зачем?», получил в ответ крайне честное и абсолютно нелестное мнение о себе и лекцию о том, что Чудь превыше всего. После чего волевым решением перевел де Виарта в свои адъютанты, а его товарищей раскидал по подразделениям и Ложам, наказав командирам и наставникам гонять их в хвост и в гриву. На вытянувшиеся лица мальчишек, ожидавших минимум понижения в звании, было приятно посмотреть. А на вопрос ошарашенного де Виарта магистр так же абсолютно честно ответил: — Мне нужен кто-то, кто сможет сказать мне «нет». Ты — сможешь. И умолчал о том, что лет через пятьдесят, когда ему придет время снять корону великого магистра, для нее уже будет готовый кандидат, которого поддержат Гвардия и Ложи. У друзей де Виарта были все задатки для того, чтобы занять ключевые посты. — Де Виарт вляпался в Плен Пустоты. На ближайшие полгода эрлийцы запретили ему пользоваться магией. Ортега едва заметно нахмурился. — Жаль. Я обещал ему поединок, — сказал он и тут же добавил, уловив едва заметную настороженность великого магистра, — дружеский. Франц расслабился, удивляясь про себя, когда эти двое успели спеться. Вроде, обоим не до того должно было быть. Хотя… Жизнь всегда и везде берет свое, и чем сложнее и страшнее мир вокруг, тем сильнее любое разумное существо тянется к тому, кто оказался рядом. — Ну, раз дружеский, не имею ничего против. Ортега кивнул, хотел что-то добавить, но не успел из-за появления Сантьяги. Комиссар Темного Двора как всегда казался воплощением энергии. Он поздоровался, забрал у Ортеги папку и пригласил де Гира в кабинет. В просторном помещении было вопреки ожиданиям довольно светло и на вкус великого магистра довольно пусто — стол, пара кресел, огромное окно и три картины на стенах. Франц не любил таких помещений, но Сантьяге здесь, похоже, было комфортно — кабинет при всей пустоте не выглядел необитаемым. — Вы хотели поговорить, великий магистр? — спросил Сантьяга, предложив гостью занять одно из кресел. — Не совсем, — Франц подошел к столу и положил на него прихваченный из машины сверток, — хотел вернуть это. Думаю, они больше не понадобятся. Сантьяга расстегнул ремешки, удерживающие ткань, и развернул сверток. На столе теперь лежали две навские катаны и тщательно вычищенный от крови и грязи, аккуратно сложенный комбинезон гарки. — Когда гарка получает такие мечи, они остаются с ним до конца жизни. Гарки или мечей, значения не имеет, — Сантьяга коснулся лезвия кончиками пальцев. — Я не могу их оставить, — покачал головой де Гир. — Я не гарка, а рыцарь Чуди. Это прекрасное оружие. Но не мое. — А я не могу их забрать, — улыбнулся нав. — Могу только взять на сохранение. Если когда-нибудь понадобится, они будут ждать вас, великий магистр. Он аккуратно прикрыл черные клинки тканью, отодвинул на край стола и не давая Францу времени ответить сказал: — У меня для вас тоже кое-что есть. Сантьяга подошел к стене и нажал на что-то не видное глазу. Часть стены с тихим щелчком отошла в сторону, открывая внутренности потайного шкафа. Сантьяга что-то взял из него и вернулся к столу. На гладкую поверхность легли маленькая флешка и небольшая жестяная коробка. — Я обещал вам запись выступления Рика Бамбарды. А это… — он приподнял крышку коробки, — ваше по праву. На выстланном бумагой дне лежали свернутые в кольцо рыжие волосы. Можно было не сомневаться, что аккуратные навы собрали все до последнего волоска. Франц улыбнулся. — А говорил, что знаешь наши обычаи. Если тот, у кого волосы были срезаны, вернулся, их отдают Огню. Если погиб — хоронят вместе с телом. Или вместо него. Их нужно сжечь. Комиссар кивнул и протянул руку, творя заклинание. Пламя взметнулось над краем коробки и опало, не оставив после себя ни дыма, ни пепла, ни копоти. — Теперь правильно? — Теперь да. В кабинете повисло молчание. Двое мужчин стояли друг напротив друга, разделенные столом, и смотрели друг другу в глаза, словно искали что-то в лицах друг друга. — Что тебя беспокоит, Сантьяга? — в конце концов спросил де Гир, не особо рассчитывая на ответ. И тем не менее получил его. — Правильно ли я поступил? Можно ли было по-другому? Сантьяга провел рукой по столу и сделал несколько шагов к окну, глядя на падающий снег. — Навь стольких потеряла… Можно ли было обойтись без этих жертв? — Добро пожаловать в клуб, как говорят челы. Сантьяга обернулся. — Простите? Де Гир невесело усмехнулся. Последние дни он словно бы заново узнавал комиссара Темного Двора. Не то, чтобы он хорошо знал Сантьягу, — хорошо знать нава может только нав, — но некоторые моменты в его характере раньше полагал невозможными. Сантьяга прожил несоизмеримо дольше, но кое-что он понял только сейчас. Точнее, осознал, прочувствовал всей своей сутью. И ужаснулся. — Раньше тебе никогда не приходилось идти против навов. Многие тысячелетия Темный Двор воевал только с чужаками. Идти против своих всегда больно. И всегда потом остается вопрос «А можно ли было иначе?» И всегда на него один ответ — нельзя. Снова повисло молчание. В конец концов Сантьяга встряхнулся и заставил себя улыбнуться. — Вы правы, магистр. Благодарю. На самом деле Франц говорил прописные истины, и не сомневался, что Сантьяга и сам все прекрасно понимал, но иногда легче, когда кто-то проговаривает прописные истины вслух. И именно за это нав и благодарил. — Помнится перед боем вы пожалели, что у нас с вами не случилось поединка. А если мы исправим это упущение? — Сантьяга вернулся к столу. — Сейчас? — Если вы не торопитесь. Примерите его еще раз, — комиссар провел рукой по ткани комбинезона. Де Гир задумался, а потому улыбнулся. — А почему бы нет. Только на улице, а не в ваших залах. — Как скажете, магистр. Идемте. Сантьяга провел своего гостя по бесчисленным коридорам сперва в небольшую раздевалку, где оба сменили одежду на комбинезоны гарок, а потом в небольшой двор, вымощенный камнем. И комиссар Темного Двора и великий магистр Чуди были прекрасными бойцами. И пусть у Сантьяги было несоизмеримо больше опыта, де Гир был ему достойным противником. В этом поединке не было места магии, только оружие и личное мастерство. Парные катаны звенели, соприкасаясь лезвиями, и этот звон казался смехом. Казалось, что остро заточенные клинки прекрасно понимают, что этот поединок не всерьез. Да и сами сражающиеся тоже улыбались, получая удовольствие и от несерьезность боя и от мастерства оппонента. Они кружили по засыпанному снегом дворику, нанося и получая удары до тех пор, пока де Гир не поскользнулся на присыпанном снегом камне и не упал на колено. Сантьяга метнулся к нему… И едва успел прикрыть лицо от наспех слепленного снежка, которым де Гир попытался выиграть себе время, чтобы подняться. — Грязный прием, магистр, — констатировал нав, отряхивая с ресниц все-таки попавший на них снег. — С кем поведешься… — хмыкнул де Гир, — продолжим? — Разумеется, — ответил Сантьяга. А в следующую секунду в де Гира полетел ответный мокрый и холодный подарочек. Франц рассмеялся, уворачиваясь от снежка и, стремительно наклонившись, зачерпнул еще пригоршню снега. И катаны были забыты. Двое противников нашли себе новое оружие. Благо материала для него было вокруг предостаточно. А снег все падал и падал, укутывая выживший город пушистым белым пледом, пряча под ним грязь и пролитую кровь. Ему радовались и дети, и взрослые, и челы, и навы, и чуды, и люды, и все прочие обитатели Тайного города. Кто-то любовался снегом из окна теплой квартиры, кто-то специально выходил на улицу прогуляться под первым снегопадом, кто-то просто останавливался на минутку и ловил снежные хлопья иногда на ладонь, а иногда как в детстве на язык. А в одном из скрытых двориков Цитадели великий магистр Ордена Чудь и комиссар Темного двора играли в снежки и смеялись.