Осколки витражей

      В один из прекрасных весенних дней Мира решила облагородить гильдию. Неделю она приставала ко всем и каждому с вопросами кто какой цвет любит, кому какие запахи нравятся и что хотелось бы сделать. После пятого захода Грей откровенно взбесился и написал ей все на бумажке – уверенным, хоть и слегка корявым почерком. Люси же радостно повторяла все ответы. Натсу честно пытался, но так и не смог. А после драки с Греем, чьи язвительные комментарии легко выводят из себя даже менее вспыльчивых людей чем сын Игнила, они еще и получили по голове от Эльзы. И почему-то оказавшегося рядом Лаксуса.       Спустя некоторое время всех собрали на заднем дворе, где после предпоследней отстройки гильдии вокруг только восстановленного бассейна печально зияли черной землей бывшие клумбы. Мира деловито разбила их на пары и тройки, сверяясь с огромным списком, раздала всем перчатки, лопатки и мастер пригласил всех к накрытой тканью большой куче чего-то. Что-то оказалось ростками, кустами, совсем еще маленькими деревьями и мешками с семенами. День садоводства начался. Все с большим или меньшим энтузиазмом корпели над посадкой доставшихся им растений, а Мира скользила туда- сюда светлой тенью иногда усмехаясь в кулак.       Усмешка ее успешно превратилась в добрую, почти материнскую улыбку, когда Мира отметила в очередной раз якобы случайно сплетенные пальцы мага молний и аловолосой волшебницы. Эти двое по совершенной случайности получили в свое распоряжение наиболее удаленный от гильдии кусочек сада, который они старательно засеивали семенами заморских цветов. Совершенно случайно находясь не просто близко, а практически на грани допустимого и приличий. Сводническое сердце дьяволицы просто таяло от увиденного. Ей всего-то понадобилось несколько месяцев разговоров по душам с Лаксусом -помнится, вся гильдия решила, что у них с Мирой роман. Ужасное время, бедная девушка тогда еле выдержала допросы почти с пристрастием от коллег по гильдии. Также как ревнивые взгляды Фрида и Эльзы. И где-то столько же визитов в кондитерские по все Магнолии, а иногда и в других городах – и тогда уже она сама опасалась за сохранение своей фигуры. В конце концов, только Титания умудряется есть неимоверно много тортиков и совершенно не поправляться, вызывая тем самым острое раздражение не таких везучих девушек. К счастью, подозрений про роман с Эльзой слышать не пришлось. В какие-то момент в светлую голову главной сводни всея Фейри Тейл - а вообще-то, всей Магнолии и окрестностей- даже приходила мысль бросить все это к чертям и заняться все еще не сложившимся романом братика, но Штраус-старшая отличалась поистине дьявольски упорством. И вот, наконец, это дало результат: невидимая другим за пока чахлыми кустиками диких роз, творилась своя, особая магия. *       Фейри Тейл не такие как все – это известная аксиома. Но когда весна растопила надоевшие всем, кроме отмороженного Фулбастера, снега, и пришло время заняться садом, дорогие согильдийцы пробили новое дно в глазах старшей Штраус.       Нацу и Грей, которые громко выясняли по чьей вине их растение не прижилось (конечно, криотерапия с последующим запеканием очень полезна, это все знают). Люси, которая фирменным пинком отправила надоедающего ей Локи прямо в еще до конца не прижившуюся глицинию. Эвергрин, которая в ответ на очередной мужицкий комментарий Эльфмана превратила его в статую и теперь поливала слезами пока еще чахлый ствол юкки и наотрез отказывалась расколдовать братишку. Визитор, который протанцевал по белым фиалкам- гордости и любви Миры. Макао и Вакаба, которые как оказалось страдают аллергией на амброзию, и, конечно же, решили спрятаться за ее цветущими ветвями вместе с кружками холодного пива. Мастер, который в ответ на просьбу призвать всех к порядку пока сад не разнесли допил очередную кружку чего-то очень высоко градусного и удивленно спросил какой сад….       Мира уже почти готова была внести свою лепту в этот хаос и ужас с помощью Души Сатаны, когда проверка привела ее в тот самый уголок. Шиповник разросся на удивление хорошо и высоко, сформировав своими гибкими ветвями некое подобие зеленой изгороди, уже расцвеченной нежными розовыми бутонами. Маленькая лужайка прямо за ним была покрыта зелеными стеблями с пока тоже редкими вкраплениями красных пятнышек. Странные, эфемерные, неправильной формы цветы что Лаксус притащил откуда-то издалека качали хрупкими головками в еле заметном весеннем ветре. Горели ярким огнем зависти, не в силах затмить алые всполохи волос сильнейшей волшебницы Гильдии. И тем ярче казались на фоне этого пожара светлые, почти золотые пряди волос младшего Дреяра.       Они стояли близко настолько, что Штраус снова отметила как на самом деле хрупка фигура непобедимой королевы фей. Картина всегда прекраснее в подходящем оформлении, и Дреяр-младший чудесно оттенял и дополнял Эльзу. Будто бы отражая ее свет, и от этого сам загораясь ярче его молний. Мира затаила дыхание, наблюдая, как нежно всегда циничный маг молний касается губ Эльзы. И как горят непривычным огнем чего-то очень похожего на счастье глаза ее заклятой подруги.       Все было бы просто супер, если бы не Натсу с Греем. Заклятые друзья как всегда начали драку и выкатились спутанным разноцветным клубком прямо к ногам парочки магов. Когда разъяренная и пылающая гневом и румянцем Эльза отправила их пинком прямо к ногам Миражанны, та лишь улыбнулась ласково и сказала всего три слова. Душа Сатаны. Релиз. *       На следующий год алые, хрупкие цветы разрослись целой поляной, вытеснив все, что Миражанна пыталась посадить рядом или вместо них. Вопреки всем источникам, цвели они с ранней весны до поздней осени, заплетая все вокруг алым ковром. Замученный Мирой, Лаксус молниеносно умчался туда где нашел это чудо и притащил с собой назад в охапке местного ботаника. Сдал икающего и трясущегося человечка прямо в руки Мире и убежал, крича что-то про отпуск, сборы, сложности и свое желание выжить.       Мира заулыбалась- вся гильдия была в курсе того, что Дреяр-младший проспорил одной вспыльчивой особе двухнедельную поездку на море. И серьезность настроя Эльзы она уже успела оценить вчера, когда во время привычного чаепития (ничего, что это был не совсем чай, правда?) она помогала магу оружия укладывать вторую тележку чемоданов. По словам Скарлет, их отношениям срочно нужно дать пинок, или она за себя не ручается. Миражанна не смогла сдержаться и все-таки дала пару вредных советов (не расслабляйся, Лаксус) и много полезных. Их с Фридом отношения развивались вполне себе спокойно и гармонично, и только вчера он гордо преподнес ей кольцо. Как положено, с бриллиантом, тонкое, красивое - все, как ей нравится. Правда, предложив себя в довесок. Штраус старшая ответила да и отправила возлюбленного на задание. Потому что ему тоже не стоит расслабляться.       А потом они с Эльзой скупили половину белья в магазине потому что Скарлетт- перфекционист, и если она уж строит планы соблазнения, то они должны быть идеальны. Мира старается не хохотать, когда представляет засыпанного всем этим кружевным богатством Лаксуса. Она надеется, что Титания все же сможет выбрать из многообразия всего купленного тот самый идеальный вариант. Иначе кондитерские этого города обогатятся, а славный род Дреяров может и пресечься.       Забытый ранее ботаник, расстроенный доставкой в стиле «схватил и принес» робко поинтересовался зачем он тут и что прекрасная госпожа желает? Прекрасная госпожа желала знать, что именно им принес Лаксус и почему оно такое не убиваемое. И как если что от этого избавиться?       Ошарашенный ботаник с непроизносимым именем долго рассматривал залитую алым клумбу – едва ли не грыз цветки, стебли и корни, обнюхивал землю, долго что-то копал… И признался что не знает. Потому что у них этот цветок в садах не садят. Потому что он - к несчастьям. И вдруг ей что-то кольнуло в сердце. *       Спустя год после шумной свадьбы Мира, уже не Штраус, немного успокоилась и наконец отказалась от роли бармена, вняв мольбам мужа и друзей. В конце концов они правы, сложно сохранять былой стиль жизни, когда осталось всего три месяца до рождения детей. Фрид ждет мальчика, Эльфман -девочку, остальные просто ждут. А Мира точно знает, что их двое. И ей все равно мальчики, девочки… она будет любить их всех.       Но как же скучно оказалось просто сидеть дома! Слава все богам что Эльза, не смотря на свой занятой график мага С-класса и любимой девушки снова же мага С-класса, почти всегда находит время для прогулок с подругой. А то запертая невероятно заботливым мужем дома Мира уже исчерпала весь запас развлечений. Она даже связала столько пар носочков, что даже если вдруг каким-то странным образом у них родятся многоножки, то им хватит, хватит и про запас, и останется еще на несколько наборов таких же чудных существ. Миражанна представила счастливого мужа с многоножками в руках, и почему-то расхохоталась. Идущая рядом Скарлет всполошилась, закружила вокруг беловолосой выспрашивая все ли хорошо, и не позвать ли Фрида, и не надо ли ей присесть или прилечь – или что там надо беременным девушкам? И где лакрима для срочной связи? И почему Эльза такая пустоголовая, и…       Миражанна вытерла выступившие от смеха слезы, нежно обняла свою почти-сестру и наконец озвучила то, что решила еще когда поняла, что детей у нее будет двое. Эльза Скарлет, Титания, и все такое прочее станет крестной матерью ее ребенка. Точка. Не обсуждается. А теперь вперед, их ждет гильдия и Мира очень хочет проверить как же там поживают высаженные пару месяцев назад азалии. Миражанна идет вперед и старается незаметно сморгнуть слезы умиления от того, каким счастьем засияли глаза Эльзы в ответ на просьбу дьяволицы. И как мило она смотрелась с румянцем радости и сомнения.       Чуть позже, после того как Натсу в очередной раз выступит с требованием "смахнуться" с ее детьми- когда родятся, конечно, беременных обижать нельзя – и отхватит по бедовой голове от почти всех присутствующих за саму идею. Когда Грей с преувеличенно равнодушным лицом в очередной раз скажет, что быть крестным тяжело, но он готов – и спровоцирует братика Эльфи на очередную мужицкую разборку. Когда все остальные тоже решат продемонстрировать всю глубину своей одаренности и начнется привычный глазу бардак, Мира нагло использует свое положение и с легким сердцем оставит отправится в свой сад.       Азалии принялись и дивно разрастаются, и если им всем повезет, то зацветут они еще до начала лета. Любимые фиалки тоже пришли в себя- спасибо Трою и его садоводческим талантам. Шиповник же за прошедшее время стал почти зеленой стеной. Еще немного и эта часть сада станет иллюстрацией к сказке о спящей красавице. Минус замок. И собственно, красавица.       Нет, красавица как раз была. И принц имелся в наличии. По непонятным причинам и Лаксус, и Эльза обожали проводить свое время тут. И иногда увлекались, как вот, например, сейчас, когда даже давно замужняя и глубоко беременная Мира смущается от творящейся за зеленой стеной чужой страсти. Лаксус уже где-то благополучно потерял рубашку и, судя по настрою сидящей у него на коленях Эльзы, этим потери не ограничатся. Титания целует мага молний так, что у Миры загораются щеки. И в тоже время касается так нежно, что сердце бедной, повышено сентиментальной сейчас дьяволицы бьется где-то в горле. Но как чудесно переплетаются алые волосы Эльзы с алыми тонкими лепестками цветов! Как там их назвал тот чудный человечек из дальней страны? Лилия? Нет, не лилия… что-то другое… Мира кидает последний взгляд на любимую парочку и уходит назад, в гильдию. По дороге аккуратно забирая с собой сцепившихся Нацу с Греем потому что нельзя травмировать детскую психику и наработанным движением выдает анти-аллергенные препараты Макао и Вакабе. Амброзия снова в цвету, а умнеть в их возрасте видимо уже не выходит. *       За окном метет внезапно прохладными и пыльными ветрами июль, а Мира привыкает быть матерью. Ее прекрасные дети – два мальчика – уже несколько месяцев наполняют жизнь уже-не-Штраус новым светом. Оказывается, можно находить неимоверный смысле в чем угодно- от поднятия смешных, совсем светлых еще бровей, до многозначительного агуканья и пускания слюней. Мира счастлива, она просто переполнена счастьем. Быть все время дома, с любимыми детьми и мужем, что еще надо?       Выйти. Прочь. Отсюда. Немедленно. Или она станет вдовой.       Эльза появляется через десять минут после того, как забившийся в угол Фрид набирает ее. От дома где теперь живет она до места обиталища семейства Джастинов минут пятнадцать, а значит Лаксус снова будет кидать в сторону Миры сердитые взгляды. Она уже прямо представила себе привычный угрюмый взгляд обиженного котенка из-под светлых, нахмуренных бровей. Нет уж, подождет – показала она воображаемому магу воображаемый язык. Эльза не только его, она общая, и она почти что мать детей Миры. Так что придется делиться.       Ветер крепчает, и светлое было небо затягивает тучами. У Миры еще полтора часа времени, десять минут до гильдии и непривычно молчаливая Эльза прям тут. Может, они снова поскандалили? Первое время после того, как Титания оставила Холмы Фей в пользу скромного дома одного хорошо известного мага С-класса, ругались они не прекращая. Вся гильдия стояла на ушах, слушая их разборки на заднем дворе. Члены гильдии зеленели, бледнели, заикались и начинали бояться грома и любых металлических звуков. А тихий сад стал зоной стихийного бедствия. Потом все как-то утряслось, сложилось, и вместо привычных перебранок и споров воцарилась идиллия. Да такая, что Гажил при виде парочки морщился и угрожал "блевануть радугой". Мира не то чтобы была согласна, но от количества сладкого подташнивало и ее. Теперь в ходу был новый тотализатор: когда Лаксус предложит Эльзе сменить фамилию, выживет ли он после отказа или же как переживет согласие.       Привычно выглядывая из-за зеленой стены шиповника Мира мысленно пообещала себе сделать ставку сию же секунду. Потому что коленопреклоненный маг молний с теряющейся в широких ладонях бархатной коробочкой не оставлял никаких сомнений в том, когда же. А пламенеющая румянцем под стать фамилии Эльза с неоспоримо счастливым выражением лица тоже не предполагала двойных трактовок. Знать бы еще дату свадьбы…       За спиной всхлипнули несколько голосов, Мира развернулась и увидела расчувствовавшихся Громовержцев. Вся команда не самых слабых магов уже почти рыдала в одинаковые кружевные платочки с вышитым изображением Лаксуса. Идиоты, кто же так раскрывает свой шпионаж – подумала она, когда и Эльза, и Лаксус уже стояли перед ними.       Раскрытое Громовое племя перестает сдерживаться, и, заливаясь слезами, с горестными стонами в стиле "на кого ты нас покидаешь", принимается приносить свои поздравления предводителю и соболезнования друг другу. Глядя на рыдающего на груди Лаксуса мужа, уже-к-сожалению-Джастин мысленно пообещала ему очень веселый вечер и воспитательную беседу. А потом плюнула на все правила приличий, и сама разрыдалась, обнимая пунцовую от смущения Титанию. А воткнутый в переплетение алых прядей за ухом заморский цветок дрожал и качался на слишком холодном для лета ветру. *       Перед Мирой стелилось поле алых цветов. Тех самых, заморских. Которые к несчастью. И она вдруг вспомнила как их называл ботаник из восточной страны – хиганбана, паучья лилия. Паучьи лилии заливали все пространство от горизонта до горизонта неверным алым отсветом, и впервые с того самого дня в тонких, шевелящихся на ветру лепестках ей привиделись паучьи лапы, а залитое алым поле неприятно напоминало о крови. Особенно на фоне неприятно низких и светлых облаков.       Мира стряхивает незваную тревогу и идет вперед. Коварные тонкие стебли путаются в ногах, царапают нежную кожу, оплетают голени и повисают неожиданно тяжелым грузом. А внутри что-то сжимается тревожно, подгоняет вперед, быстрее, еще быстрее, прямо в опускающийся с хмурого неба белесый туман.       Силуэт с знакомыми алыми волосами появился из белой хмари внезапно. Эльза стояла спиной к Миражане, вглядываясь куда-то в хмурящееся низкими тучами небо. Белое платье беззвучно шло складками под неощутимым ветром. И алые волосы как продолжение ковра паучьих лилий в окружающей их белизне.       Мира открыла рот… и вдруг поняла что не может сказать ничего. Голос запирало что-то прямо в горле, сжимая трахею холодной рукой. А Эльза заговорила.       Она просила у Миры извинения за то, что не успеет вернуться к началу осени и за пропущенные дни рождения крестника. За то, что оказалась слишком самонадеянна, наделала ошибок и расстроила их всех. За паучьи лилии, какие-то детские обиды и что-то там еще. А дьяволица почти задыхалась от подступающих к горлу слез, потому как все это было похоже на прощание. Самое что ни на есть окончательное. Как же так, Эльза? У тебя же свадьба через месяц! И Лаксус ждет….       Эльза грустно усмехнулась будто снова поняла без слов свою давнюю заклятую подругу. И попросила Миру позаботиться о Лаксусе. Убедиться, что он не наломает дров и будет счастлив. Потому что она уже не сможет….       И наконец повернулась к застывшей в ужасе Джастин. Лицо Эльзы украшали многочисленные мелкие порезы, волосы спереди покрыты запекшейся кровью и чем-то вроде пыльного крошева, а все платье буквально залито кровью. Эльза смотрит на нее слепыми, белесыми глазами, шепчет извинения посиневшими губами и тает в воздухе зыбким маревом.       Мира делает шаг вперед, захлебываясь рыданиями… и падает с кровати в их с Фридом доме. Все вокруг такое привычное, знакомое и родное, мягкий лунный свет чертит причудливые узоры на прямоугольнике полосатого ковра, а у Миры в груди кусок льда. Страшный и слишком реальный кошмар все не выпускает дьяволицу их своих покрытых шипами паучьих лап. Перед ее глазами Эльза тает в белесом тумане вместе с полем паучьих лилий. Она сидит на кухне и греет руки о чашку теплого чая. Проснувшийся Фрид сонно жмурится на свет ночника и зовет ее назад, потому как завтра у них с Лаксусом запланирована встреча и выгул детей. Миражанна удивляется- почему только с Лаксусом, а как же, Эльза? А потом вспоминает что Эльза вчера отправилась на какое-то задание вместе с мастером Греха ведьмы. Лаксус не хотел ее отпускать- они даже поругались как в старые добрые времена, с применением криков и магии – и потому завтра Джастины устраивают антидепрессивную терапию для крестного их второго мальчика.       Вспоминает, и кусок льда в груди становится тверже. Мира не верит в предсказания, она никогда не гадала на нравящихся ей мужчин или будущую жизнь, но, когда она бежит в легких домашних тапках вперед по улицам ночной Магнолии ее неверие не помогает.       Лаксус открывает дверь не сразу, вопросительно вскидывает бровь при виде едва одетой Джастин. Мира давится слезами и предчувствием беды, рассказывает свой сон, плачет, требует что-то сделать. Ждет ответного скептицизма и сарказма, а встречает загорающуюся в глубине серых глаз тревогу. Эльза не вышла на связь в назначенное вчера время. Фрид врывается в дом спустя пару минут, когда Лаксус уже почти стоит на пороге с наспех скиданным рюкзаком. Маг письмен перебрасывается парой слов с обожаемым предводителем, впихивает в его руки переговорную лакриму и идет к жене. Мира смотрит как силуэт Дреяра исчезает во вспышке молнии и надеется, что все будет хорошо. А на внутренней стороне ее век выжжен силуэт тающей в белесом небе Эльзы, и качают головками паучьи лилии. *       Три дня Магнолию заливают ливни. Серые тучи вскрывают себе животы острыми крышами домов и изливаются непрекращающимся дождем. В гильдии впервые за долгое время тихо, все напряженно ждут новостей, и даже Натсу с Греем практически не ссорятся. Сидят вместе, напряженные и готовые в любой момент сорваться на помощь. Вся их команда не покидает гильдию ни на минуту, не смотря на то что Люси уже стоило бы переодеться, а у Венди под глазами такие круги, что впору бояться.       Мира и сама боится. Боится смотреть в зеркало, боится спать, боится держать лакриму под рукой и, еще больше, боится ее где-то забыть. Бедные ее дети последние несколько дней видят и мать, и отца редко и не долго, а дома они не были с утра после той злополучной ночи – сейчас семейство Джастинов прочно обосновалось в гильдии.       Когда распахивает дверь и в проеме показывается знакомая блондинистая макушка и силуэт пониже в черном плаще, Мира готова плакать от счастья. И она все-таки плачет, но счастье тут ни при чем – по лицу Лаксуса все становится ясно. Он двигается как деревянный, помогает снять мокрый плащ Мелоди, отметает все вопросы взмахом руки и уходит на задний двор гильдии механической походкой. Мира знаками просит Фрида разобраться и вылетает вслед за магом молний. Совсем не по-летнему холодный дождь полосует ее по лицу мелкими плетями, земля под ногами разъезжается и скользит, а шиповник рвет подол нового платья. Пытаясь выпутаться из зеленых плетей, она слышит полный боли стон, и вылетает из-за зеленой стены к их полянке как раз тогда, когда первая молния бьет прямо в заросшую лилиями землю. Молнии бьют одна за другой, небо чернеет еще сильнее от наплывших туч и кажется что гром раскалывает весь мир на множество осколков. На фоне ослепительных разрядов Мира видит лицо Лаксуса так четко, как будто он стоит на сцене в свете прожекторов. В его глазах сплошная серая жуть, океан боли и отчаяния. Плотно сжатые губы, заострившиеся скулы, побелевшие от напряжения пальцы сжатых в кулаки рук. Он ломается прямо на ее глазах, и Мира просто не может это выдержать. Она ревет в голос, бежит к нему и влетает в автоматически раскрытые объятья. Утыкается носом в твердую грудь и рыдает так, что даже гром кажется тише. Она кричит что-то, стучит кулачками в напряженные мышцы, ругается. И плачет, плачет, плачет.       Лаксус стоит как каменный, и на несколько секунд ей кажется что они обнимает статую. Если бы не заполошный стук сердца где-то под щекой. А потом, когда ее глаза уже совсем опухают от слез, голос становится как комариный писк и все тело сотрясает толи истерическая, толи обычная дрожь, он кладет неимоверно тяжелую и горячую руку ей на голову и говорит, что пока рано сдаваться. Он еще не сдался. Небо над их головой все еще плачет дождем, а горящие паучьи лилии пахнут отвратительно горько. *       Спустя пару месяцев на выжженной и покрытой кратерами лужайке снова прорастают первые ростки тех самых лилий. Мира ненавидит их, выдергивает и выбрасывает прочь как сорняки. Не помогает, и скоро лужайка снова залита алым. Этот алый как пресловутая соль на все раны мира, как постоянное напоминание. Вся гильдия ищет Эльзу, и не только они. Синий Пегас и Чешуя Змее девы, Пята русалки и Четырёхглавый Цербер. А близнецы-драконы Саблезуба так вообще едва ли не ежечасно созваниваются со штабом Хвоста Феи и обсуждают новые варианты. Даже в королевском дворце знают об их беде, и принимают участие. Но не смотря на брошенные силы результаты все еще близки к нулю. Мира отпускает мужа без лишних слов, хоть и опасается, что дети скоро забудут, как выглядит отец. Но за Лаксуса она опасается больше. Вернее, боится. До ужаса, до гадких мурашек, до бессильно закушенных губ. Она смотрит на потерянного мага молний и думает, а знает ли Эльза как сильно ее любит этот грубый на вид мужчина? И если да, то как она может пропадать где-то так долго?       Мелоди похожа на тень себя, медленно поедаемую чувством вины и страха. Оказывается, в день, когда они втроем должны были идти на задание, она повредила ногу. Да так сильно, что не могла толком встать с постели еще несколько дней. Сначала Жерар и Эльза ждали, а потом вдруг собрались и ушли вдвоем. Обещали только сходить на разведку и сразу же вернуться, но… больше Мелоди их не видела.       Время катится вдаль чередой бессонных ночей, лето близится к концу, а дети Миры усиленно пытаются сказать что-то осмысленнее пресловутого "агу". И в детском лепетании сыновей ей постоянно слышится что-то вроде "эр-за".       Эльза возвращается домой пыльным утром сентября. Команда Натсу и здесь отличилась, и именно им суждено было привезти Титанию назад, в ее королевство. Королева возвращается домой, пусть даже самой ей уже все это не важно. Мира сама открывает настежь ворота гильдии, а молчаливые и будто бы погасшие Грей и Натсу заносят внутрь два кристалла льда. Жерар и Эльза не были вместе при жизни, но смерть они встретили плечом к плечу. Когда чуть позже Грея прорывает, он рассказывает Мире где и как они их нашли. Спустя три месяца в горах сложно восстановить события, но судя по всему Жерар защищал свою первую любовь до последнего. И они не сдались легко - вокруг того самого места полегла по меньшей мере целая гильдия. И нет, Грею это совсем, не капельки не помогает. Ему плохо настолько, что Мира даже не плачет сейчас.       Вся гильдия сейчас - это слезы, боль и страдания. В какой-то степени Мире легче, ведь она знала что все плохо уже давно. Еще тогда, когда неслась по будто вымершей Магнолии к дому Лаксуса той летней страшной ночью. Надеялась, все еще верила, но уже знала, понемногу привыкая к тому, что заклятая подруга бросила их всех. Остальные же не верили. Это четко видно стоит лишь взглянуть на оледеневшего снаружи и изнутри Грея, тихого и вылинявшего до пепельно-серого Натсу, непривычно неухоженную и молчаливую Люси, погруженную в себя и совсем не плачущую Венди. Остальным не лучше, но для этих четверых потеря особенно яростно остра. Они были командой, в которой каждая часть дополняла другую и заботились друг о друге. Они были маленькой семьей внутри большой семьи.       Мира не плачет даже когда одевает холодное тело подруги в свадебное платье, что они всего три с половиной месяца назад покупали в одном из лучших магазинов Магнолии. Великолепное произведение портновского искусства из шелка, кружев и белого жемчуга удивительно шло Скарлет тогда, а сейчас оно смотрится как жалкая мешковина, глупая подделка. Может, все дело в том, что Эльза не открывает глаза – думает Мира, и утирает украдкой бегущие слезы.       Лаксус появляется в дверях гильдии вместе с падающей на город ночью. Тогда, когда в гильдии уже не осталось никого, кроме Миры. Ей почему-то казалась невыносимой идея оставить Эльзу одну-одинешеньку в темной, занавешенной черными полотнищами гильдии. Так же как оставить с ней кого-то другого. И она знала, что Громовержцы возвращаются сегодня.       Лаксус входит в зал и будто бы не замечает ничего кроме стоящего по центру зала хрустального гроба. Эльза в нем как принцесса, ожидающая своего принца. Как Белоснежка, только с алыми волосами. Она будто бы спит и ждет. Но даже когда Лаксус целует ее, королева не просыпается. Мира уходит прочь, давясь слезами, но не позволяя себе плакать вслух. Еще не время, ее боль переживаема, и она справится. Громовержцы пытаются пролезь внутрь гильдии к своему предводителю, но Мира не дает. Это их время, это его шанс сказать что-то глядя Эльзе в лицо. Завтра ничего этого уже не будет, останется лишь холмик земли да бездушный каменный памятник.       Закрывая дверь в гильдию Мира видит стоящего на коленях Лаксуса, прижимающегося лицом к холодной руке своей невесты. И это больно настолько, что она плачет беззвучно и горько, не снимая приклеившуюся к лицу привычную добрую улыбку. *       Утро похорон начинается с ливня и головной боли. Мира натягивает на себя ненавистное черное платье, созванивается с няней, уточняет как дела у ее малышей и с трудом заставляет себя поесть. Любимые вафли на вкус как картон. Фрид сегодня не ночевал дома, он остался под гильдией чтобы проследить за Лаксусом.       Когда Мира открывает двери в гильдию, Лаксус все еще сидит возле Скарлетт. Бывшая Штраус хочет подойти к нему, но муж останавливает ее. Он сам уводит Дреяра-младшего куда-то наверх, забирает с собой сменную одежду, мимолетно обняв жену. А Мира получает свои пять минут с наедине с подругой.       В полдень перед воротами не пропихнутся. Члены едва ли не всех гильдий континента собрались тут – оказывается, Эльза была дорога многим. Куда более многим чем ожидала Миражанна. Она почти не видит лиц вокруг, не слышит слова поддержки и соболезнования, она не видит ничего кроме болезненно прямой спины в черном плаще. Громовержцы вокруг Лаксуса оправдывают свое звание телохранителей. Они стоят между ним и другими людьми как стена. Хлипкая, ненадежная на вид, но успешно отсекающая людские волны.       До собора Кардия от гильдии минут пятнадцать пути, но они не торопятся. Горожане провожают в последний путь легенду Хвоста Феи в абсолютном, полном молчании. Цветы летят из окон, с крыш, с обеих сторон дороги. И все это в тишине, лишь изредка прерываемой сдержанными рыданиями. Гроб Эльзы засыпан паучьими лилиями и периодически алые цветы выпадают прямо под ноги. Мира с каким-то садистским удовольствием давит туфлями алые венчики. Цветы несчастья, цветы смерти и пожаров. В саду теперь их нет, Лаксус срезал все до единой. Слезы туманят глаза, а ливень становится все сильнее. Джувии тоже больно, и сейчас Грей-сама не может ее утешить. Он вообще ничего не может, как и вся команда Натсу.       На кладбище тихо, пахнет сырой землей и цветами. Мира не помнит кто и что говорит, она все время смотрит на лицо Эльзы и мысленно просит ту проснуться. А потом обрамленное алыми волосами и цветами лицо исчезает под толщей полированного дерева, и это больше чем можно выдержать. Почти также больно, как с Лисанной. И куда более безнадежно.       Мира оцепенела, закостенела, смерзлась где-то внутри. В гильдии черным-черно от людей. Все вокруг черное, и обрамленные черными лентами венки давят куда-то в область сердца. Воздуха не хватает, мир кружится и темнеет перед глазами. И Миражанна позорно сбегает прочь от всего этого. Потому что иначе она не выдержит. А ей нельзя, у нее муж, у нее двое детей, у нее обещание проследить за Лаксусом, данное чертовой Скарлетт в чертовом сне.       В саду тихо, раскисшая земля чавкает под ногами. Мокрые капли дождя отрезвляют, выбивают из головы все мысли и оставляют взамен блаженную пустоту. Мира не хочет давить на больное, но она не видела мага молний слишком давно и, как ей кажется, знает где его искать.       Лаксус стоит напротив пустой поляки где раньше алели паучьи лилии. Мира смотрит на него и закусывает костяшки пальцев чтобы не закричать. Кажется, Эльза в гробу выглядела более живой. Он весь как натянутая струна, как марионетка на кончиках готовых сорваться нитей. Она не сможет ничего делать, она просто слабая и жалкая, ей самой бы помощи попросить… но та ночная Эльза снова смотрит прямо слепыми глазами с обратной стороны век, и Мира делает шаг вперед. Размокшая земля отвратительно хлюпает, левая нога угодила в лужу, и туфелька немедленно заполняется холодной водой. Лаксус оборачивается на звук, и взгляд его смотрит куда-то вперед, на пару тысяч метров. Вроде бы смотрит прямо на Миру и не видит. Прямо сквозь нее, вдаль, в непонятные и непознанные глубины чего-то, чье имя – отчаяние. Он будто бы на самом краю и вот-вот сорвется в бездну, из которой не возвращаются. Мира не сможет, Мира не удержит, Мира не справится, Мира... не Эльза.       Лаксус смотрит на нее тем же отсутствующим взглядом, и вдруг видит. Он отмирает, и падает на колени как будто те нити, что держали его на ногах весь день моментально порвались. Мира в один то ли шаг, то ли прыжок оказывается рядом с ним, также падает не глядя, ушибая больно коленку и обнимает его со всей своей силой.       Тело мага молний дрожит под ее руками, он будто бы горит и замерзает одновременно. Мира гладит мокрые светлые волосы и пытается сглотнуть комок в горле. Лаксус замирает, вырывается из рук и утыкается лицом ей в колени. Он буквально воет от боли, и все его сильное тело сотрясается от судорог. Он плачет, но это не те слезы что смывают с души боль. Это слезы злого и бесконечного отчаяния, и Мира снова не знает, что делать. Сказать что все хорошо? Жизнь продолжается? Это пройдет? Время лечит? Да она сама не верит ни во что из этого сейчас. Лаксус плачет, уткнувшись в черное траурное платье, а Мира гладит его по голове и ждет. *       Время не то чтобы лечит, но залечивает. Мира видит это во всех вокруг. На улице зима, скоро Рождество и гильдия не оживает, нет, но пытается ожить. Это пока робкие и неумелые попытки, похожие на первые шаги ребенка, но они смогут. Они справятся. Но не все.       Лаксус все еще похож на тень самого себя, и Мира постоянно волнуется за него едва ли не больше чем за собственного мужа. Фрид спокоен и знает за что ему бороться и зачем возвращаться. А Лаксус уже не знает. В нем почти ничего не осталось и он почти ни с кем не говорит даже когда он заходит в гильдию в редких перерывах между все удлиняющимися заданиями. Просто сидит в саду если позволяет погода или на втором этаже. Просто приходит и уходит. Для него Хвост Феи больше не дом. Дом там, где сердце, а осколки сердце Лаксуса раскидано между зеленой травой кладбища у собора Кардия, тихой полянкой сада гильдии, их с Эльзой квартирой и еще тысячей мест так или иначе значимых для них.       Весна подкрадывается с аккуратностью ассассина. Мира чертовски занята своими малышами и просто не успевает думать о чем-либо ином. У них одновременно меняются зубы, и спят они сейчас только на улице. Мира привозит их в сад гильдии и долго катает коляску по засыпанным светлым гравием дорожкам, наслаждаясь редкой сейчас тишиной. Лисанна находит ее неожиданно и вдохновенно рассказывает про их миссию с Бикслоу. Про то, какой он молодец, как они классно сработались и как он ей нравится. И что они встречаются. Старшая все-таки-всегда-Штраус рада за сестру, но предлагает озвучить это все позже, потому как у Эльфмана вполне может случиться приступ острого братского комплекса. Лисанна соглашается, и предлагает отдать племянников ей на время. Пусть сестренка отдохнет, а то у нее круги под глазами как у панды, и вообще. И укатывает коляску прочь прежде чем дьяволица успевает возразить. Мира прикидывает возможные последствия, тяжело вздыхает и идет в дальний уголок сада. Шиповник все разрастается, и она хвалит себя за идею посадить его именно тут. Тогда это было просто капризом, сейчас- почти спасание.       Она поворачивает за границу зеленой изгороди и привычно видит сидящего на земле мага молний. Он опирается спиной о выжившее тогда дерево и вполголоса что-то рассказывает, глядя на оставшиеся паучьи лилии.       Лилий с каждым днем все меньше, а Лаксус все реже заходит в гильдию, но он все еще возвращается и Мира благодарна всем богам хотя бы за это. Его задания все сложнее и дольше, он все меньше говорит с кем-либо и даже его дед не может пробиться сквозь пелену окружающего внука отчаяния и безнадёжности. Макаров и сам сильно сдал после потери Эльзы, ему самому бы опереться на кого-то, но двое мужчин почему-то не могут найти утешение друг в друге.       Мира по чуть-чуть возвращается к работе, дети растут, жизнь продолжается. В середине июля стоит невыносимая жара, город плавится под лучами солнца и кажется пытается утечь к морю. После полудня гильдия пуста, и спустившийся со второго этажа Лаксус молча отдает ей листок с заданием. Мира аккуратно переписывает текст заказа в книгу, желает хорошего пути и улыбается, глядя как привычно взлетает рука над блондинистой макушкой уходящего в жар летнего полдня Лаксуса. И вдруг ее будто обжигает предчувствием беды откуда-то изнутри – надо остановить, надо вернуть, надо не пустить. Она выбегает наружу молниеносно, не думая, но вокруг пусто и только далекие облака будто расцвечиваются молнией.       Последняя паучья лилия сгорает на жарком солнце в конце июля. Лаксус не возвращается.