Собачонка

      С самого утра день совсем не задался. На улице было пасмурно и зябко, время от времени моросил назойливый дождь. Капли зависали в воздухе, создавая невидимую мокрую стену, и обрушивались на тебя, стоило только высунуть нос. За день я трижды выходил покурить, и спустя несколько минут сигарета становилась влажной, курить было просто невозможно. Это страшно раздражало. Не любил я ни дождь, ни сырость, и предпочитал, как и большинство нормальных людей, в такую погоду отсиживаться дома, где всегда тепло и сухо.       Дома было всяко лучше, чем в душном офисе или на влажной улице. И там можно было побыть одному.       Поэтому вечером я крайне спешил.С утра все были заведенные, взвинченные, даже наша малахольная и весьма миролюбивая бухгалтер, в обычное время щедро награждавшая всех приторными улыбками, сегодня восседала увесистой хмурой тучей за своим рабочим местом и никого не удостоила и парочкой слов. Убираться из офиса надо было при первой же возможности. Собственно, она появилась сразу же, как только официально закончился длинный и бессмысленный рабочий день.       Я не любил неравномерную занятость. Нет, кто не прочь вместо работы попинать метафорическое достоинство? Я предпочитал думать, что все. Ну, кроме тех трудоголиков, что остаются в офисах даже когда охранники на постах засыпают. Но я в целом их за людей не считал, поэтому не брался ставить в пример.       Сегодня был как раз тот самый день, когда работы не привалило, а настроения бездумно втыкать в новостную ленту тоже не возникло. До обеда я еще как-то дожил, а вот после началась настоящая пытка. Я буравил часы ненавистным взглядом, позже ненависть сменилась на мольбу, а затем на смирение, но время быстрее не шло, как бы я ни старался.       Ровно в шесть я подскочил со стула как ужаленный, сгреб в охапку куртку и сумку, бросил неуклюжее «Всемпока» и ретировался из кабинета. Не уверен, что товарищи-трудоголики мое исчезновение вообще заметили. Да и пофиг. Им бы лучше обратить внимание на более весомую вещь: на что они тратят свою драгоценную планктоновскую жизнь.       Однако стоило этой мысли пронестись в моем спешащем сознании, как мне стало не по себе. Я не любил предаваться размышлениям о вечном, особенно в такие неважные дни. Сейчас главным было скорее добраться домой, купить бутылочку пива, сообразить что-нибудь на ужин и забыть этот день как будто его и не было. Но вот я бежал по ступеням не самого престижного бизнес-центра вниз, а мозги догоняли меня, упрашивая «подуматьвотпрямщас». Я отмахивался, как мог, кажется, в самом деле махнул рукой вместо дежурного кивка-прощания охраннику и выбежал на улицу, где стало еще противнее, чем в обед. Теперь морось в воздухе не просто зависла, а как будто была этим самым воздухом. Пробираться сквозь нее было мерзко, и я в стотысячный раз пожалел о том, что до сих пор без машины.       Игнорируемая мной мыслишка о вечном вновь с надеждой подала голос из чертогов разума. Я почти взвыл.       Ну не сейчас, ну! Не порти вечер из без того дурацкого дня!       Остановка была в двух минутах ходьбы от работы, плюс-минус час и я был бы дома, если хочу еще забежать в магазин за пивом. А я очень хочу. Я, мягко говоря, был целеустремлен и намерен, как никогда.       На остановке ни души, я зашел под козырек и стал доставать сигареты. В ожидании автобуса хоть удастся нормально покурить. Прошло минут пять, я успел насладиться никотином от целых двух сигарет вместо одной, и расположение духа слегка улучшилось. Сейчас придет автобус, и жизнь вообще станет куда терпимее. Я почти расплылся в улыбке, представляя себя дома.       Однако автобус не торопился приходить. Ни через пять минут, ни через десять. Зарождающееся настроение успешно улетучилось, раздражение вновь вскипало. А заводился я очень легко, быстрее щелчка зажигалки. Да черт возьми, где эту старую колымагу носит?! Три года почти езжу с этой остановки и без фокусов, а сегодня, вот именно сегодня – в такой пустой и нелепый день – этому сраному куску железа вдруг вздумалось опоздать на чертовых пятнадцать минут. И все бы ничего, если бы не противный мелкий дождь и промозглая сырость.       Я чертыхался не стесняясь. Приложение сначала знатно тормозило, и только после нескольких безжалостных трясок телефона соблаговолило показать мне новое время прибытия злополучного автобуса: ждать нужно было еще минут двадцать, какая-то авария, простите-извините.       Ясно.       Выругавшись, я остервенело затушил окурок, натянул на голову капюшон и побрел в сторону следующей остановки. Без движения еще за двадцать минут я окоченею. Можно было, конечно, вызывать такси, но аванс так и не перечислили, а если я хочу пива, да еще и купить к нему чего-нибудь, то ни о каком такси речи быть не может. Пока я невесело брел, неосознанно дал мыслям полный карт-бланш, и изголодавшиеся демоны с победным визгом вырвались на свободу.       Ну и сколько ты будешь это терпеть?       Что это?       Сам себя! И жизнь такую…да никакую!       Ты же такие надежды подавал! Не глупый же парень, давай уже делай что-нибудь ради себя, не вечно же тебе среди этих теток сидеть и слушать их причитания, так ты и сам через пару лет в такую тетку превратишься, невыносимо же!       Ну и что вы предлагаете? Уволиться прям щас? С голоду помрем, так дела не делаются, там план какой-то нужен, ну или типа того…       Да, нужен! Да, план! Видишь, вертятся еще шестеренки в голове, не все пропил! Прекрати херней страдать, и будет тебе счастье!       Ага, легко так прямо ею прекратить страдать. Да надоели! Как будто я один такой не пристроенный и несчастный, а все кругом так топ-менеджеры с зашибатой карьерой! Щас, конечно. Если куда без мыла не пролезли, родители не подтолкнули, так и сидят в каких-нибудь задницах мира, как и я.       И что? Ты-то долго сидеть в ней собираешься? Ты же машину хотел, сюда устраивался, чтобы на нее копить, ну и где? Три года прошло, а ты пешком под дождем ходишь, тебе норм?       Да заткнись ты уже, бесишь! Иди нахрен!       Я-то пойду, ты же только туда и знаешь дорогу.       Вотгадство. Последняя надежда на настроение коту под хвост! Дождь усиливался, да и жрать охота, так тут еще и лишнее напоминание о том, какой я ноль без палочки. Класс, спасибо. То, что нужно в завершении умопомрачительно пустого дня.       И я снова выругался.       Тем временем, сигареты я почти докурил и до новой остановки дошел. Встал под крыльцо, отряхнул с куртки капли, снял капюшон и стал всматриваться в часы. Еще вроде бы пять минут. Быстро я, однако, дошел, пока спорил сам с собой. Да и что тут спорить было, все и так ясно, думать надо меньше, а больше…       Сзади меня внезапно заскулили.       Я от неожиданности вздрогнул и обернулся.       На меня уставились выпученные глаза-пуговки на крохотной узкой мордочке. Мордочка принадлежала маленькой черненькой псинке, не то дворняге обыкновенной, не то помеси этой дворняги с перекормленной чихуахуа. Она сидела на, о господи боже, таком же маленьком, как и она сама коврике, и в тон ему была одета в…ну как это назвать, что-то вроде кофточки ручной вязки, такой же, как и коврик. Я подошел ближе, присел на корточки и заметил, что несколько ядрышек корма остались нетронутыми на подстилке. Что-то в сердце неожиданно защемило.       Псинка от меня не отшатнулась, стоило мне ближе подойти. Значит, к людям ей не привыкать, не боится. Она еще раз заскулила и стала переминаться с ноги на ногу. Глаза на выкате, но такие грустные и добрые, что я сам чуть не заскулил.       - Кто же тебя так, а? Выставил-то, бедняга?       Я протянул руку погладить собачонку, но вот тут она слегка испугалась. Заерзала на своей подстилке, и из-под края коврика вдруг вылез уголок бумаги. Ага. Недолго думая, я вытянул небольшую записку. Почерк был кривой, буквы прыгали по строчкам, как будто руки, что писали, давно болели. Когда я дочитал, то понял, что писали эти слова еще и с другой болью – сердечной.       «Это Муся. Она харошая, все ест, но не суп. Ходит в туалет, играет, купатца любит, ей со мной больше никак, я в больницу»       День стал хуже некуда. От эмоций меня прямо затошнило и чутка затряслись пальцы с запиской. Сперва я дернулся вернуть ее на место, но отчего-то задумался, смял вдвое и засунул в карман. В горле образовался тугой ком. Муся больше не топталась на коврике, она как будто смиренно застыла в ожидании неизвестности. И больше даже не скулила. Просто сидела напротив меня. А я смотрел на нее в оба.       - Вот, значит, как, да? Тебе некуда было деться… –затравленным голосом обратился я то ли к псинке, то ли к самому себе.       Сердце у меня сжалось. Муся давно не щенок, я бы даже сказал, пожилая собачка. Видимо, разошлись пути со своей подругой, и что-то мне так от всего этого грустно стало, что я застыл на корточках перед ее глазами-пуговками и не шевелился. Что же это за жизнь такая, в конце концов! Если мне еще раз кто-нибудь поноет об одиночестве, я в морду дам, клянусь!       На смену грусти пришла какая-то невысказанная злость на целое мирозданье. Я даже забыл про автобус, который все не шел, не шел, и вдруг…       Я услышал, как позади меня открываются двери. Думать было некогда. Если я на этот не сяду, то вообще нафиг домой не доберусь и лучше обратно на офис идти и ночевать там с этими придурками. Но тут я сделал то, чего от себя в жизни не ожидал. И если бы мне утром кто-нибудь сказал, что меня после работы ждет, я бы ни за что не поверил. По классике.       Хотя бы потому, что я всегда был больше кошатник, чем… одной рукой я сгреб Мусю вместе с ее ковриком, собачка тихо пискнула и в последнюю секунду я успел забежать в закрывающиеся двери автобуса.       Ну, охренеть. И что теперь со всем этим делать?       Пульс отбивал в висках чечетку, а я понимал одно: не сделать этого не мог. Не оставлять же бедную собачонку под дождем в одиночестве! Что-нибудь придумаю, сфоткаю ее дома, запилю в соц.сети. Найдутся сердобольные, приютят.       Муся тем временем спокойно сидела на моих коленях. А после взяла да и свернулась на них калачиком, почти как кот, и засопела. Я протянул руку и осторожно погладил ее. Животное даже не дернулось. Сколько же в этом крохотном тельце было смирения!       Я ехал и думал о том, что мир сошел с ума. Или я сошел с ума. Но кто-то из нас двоих определенно не в себе.       Никто на меня не обращал внимания: обычное дело, парень выгуливал пса, начался дождь, зашел в автобус. Откуда случайным попутчикам было знать, что парень не гулял, да и собака вовсе не его? Кстати об этом. Как же найти эту женщину? С другой стороны, что ее поиск мне даст? Она отказалась от Муси, так как сама с трудом понимала свою судьбу, и ей наверняка было страшно. Я вспомнил, что положил записку в карман куртки. Удивительно, я был готов не оставлять псинку еще до того, как сам это понял.       Пробежался вновь глазами по строчкам: написано неграмотно. Раз бабушка пошла на такой отчаянный шаг, значит, дело с ней серьезное. А доверить собачонку больше и некому. Не обратилась даже к соседям, и тут либо отношения испорченные, либо она глубоко одинокий человек и некому было подсказать решение проблемы.       Теперь даже не узнать, жива ли она вообще. Можно, конечно, расклеить объявления этом районе, вряд ли бабулька ушла за три квартала, чтобы оставить Мусю, самое вероятное – ближайший дом и…       И зачем я обо всем этом думаю, господи?       Муся вдруг стала ворочаться на коленях, издала звук – что-то среднее между рыком и урчанием кота, и снова уснула. Я замер, не смея прикасаться к животному, которое явно жило своей собственной жизнью. Но я все еще удивлялся: почему же в ней совсем нет страха?       Когда я взял ее на руки, она даже не сопротивлялась. В этом создании было вдвое больше терпимости, чем во мне.       Я снова не заметил, как из точки «А» добрался в точку «Б». На улице стемнело, густой темно-синей смолой накрывал пепельное небо вечер. Я вышел из автобуса с Мусей подмышкой, достал из внутреннего кармана сигареты и зажигалку, но засмотрелся на собачонку, все такую же смиренную в моей руке. Не застегивая курку, я засунул Мусю вместе с ее ковриком под куртку и накрыл, чтобы не мерзла. Потом спокойно прикурил и теперь уже вместе мы пошли в ближайший магазин, куда я обычно заглядывал после работы.       Уже внутри небольшого продуктового я осознал, что собачьего корма у меня отродясь не водилось. Надо что-то купить, хотя бы на первое время. Кто знает, как долго она у меня задержится и вообще, что дальше будет? Бог мой, это же теперь выгуливать ее что ли надо?       Почти у кассы висело несколько пакетиков влажного корма. Уповать на полезность было некогда. От чипсов на сегодня пришлось отказаться в пользу корма, от пива – ни за что.       - И пачку красного Мальборо, пожалуйста. – продавщица меня давно знала и после первых десяти просмотров паспорта выучила мой возраст, а поэтому больше не требовала документы.       - Не знала, что у тебя собака есть, никогда с ней заходил! – проворковала женщина, строя глазки Мусе. Я бросил взгляд на собачонку, она подняла свою мордочку и спокойно уставилась на меня в ответ.       - Ага, я тоже не знал. Спасибо! –расплатившись, я исчез из магазина еще быстрее, чем двумя часами ранее из офиса, оставляя женщину в недоумении пересчитывать деньги.       Дома было холодно. Уходя, я всегда оставлял несколько окон открытыми, чтобы выветрить запах сигарет, и первым делом, спустив на пол Мусю с пакетом, снял обувь и поспешил закрыть окно на кухне. Муся позади меня сжалась в комок у двери и боялась сделать шаг.       - Ну и чего? – хмыкнул я, подходя к ней ближе. – Всю дорогу такая смелая, а теперь, значит, боишься? Ну, давай, я тебя познакомлю с новой берлогой. - я снова взял собачонку на руки, включил свет и понес по комнатам. – Вот это кухня. На стол запрыгивать нельзя, щас я тебе достану миску и накормлю, черт его знает, сколько ты не ела уже. Будешь драть обои, я тебя тапком отлуплю, мне за них платить хозяину потом. Найдем какую-нибудь старую майку, хотя не, майку жалко, лучше тряпку…блин, и тряпка для пола у меня одна, не будешь же ты писать на нее, короче, сейчас найду тебе тряпку и она будет твоим туалетом для всяких маленьких дел, для больших так и быть буду тебя выгуливать. Особо не привыкай тут, уверен, скоро упорхнешь к какому-нибудь ребенку, который всю жизнь о собаке мечтал, и осчастливишь его как фея-крестная… - я все болтал и болтал, а Муся не издавала ни звука в моих руках и как будто на самом деле слушала мою болтовню. Это даже немного пугало.       Но собачонка привыкала ко всему новому. Для ее маленькой души сегодня был не день, а катарсис. Сначала та, с которой она, возможно, прожила всю свою жизнь, оставляет ее совсем одну, потом ее находит какой-то странный парень и увозит черт пойми куда. И все за один день. Да как она вообще от разрыва сердца не это…не того?       - Давай мы тебя сфоткаем, а, Муся?       Я расправил ее вязаный коврик, достал записку и сразу ее сфотографировал. Посадил на коврик Мусю и сделал пару кадров. Псинка была прекрасной моделью – как посадил, так и застыла. Отлично, это есть. Кажется, была у меня знакомая, работала в собачьем приюте, искала собакам дома, надо ей, наверное, написать…       Но все эти «надо» я забросил в ящик «на потом», где подобного хлама накопилось навалом. Жрать хотелось охота, да и мелочь эту надо было накормить.       Пока варились мои пельмени, Муся исследовала квартиру самостоятельно. Смелела потихоньку. Я потягивал на кухне пиво и впервые за весь день курил действительно с удовольствием: ни тебе автобуса, который все никак не приедет, ни занудных коллег, ни мороси дождя, портившей все удовольствие. То тут, то там доносилось до меня цоканье коготков собачонки, несмело бродящей по моей небольшой квартире.       Надо будет еще хозяину сказать о прибавлении. Надеюсь, суммы сверху он не накинет, а Муся будет вести себя тихо и послушно. Но об этом я подумаю потом, в день квартплаты. Да и кто знает, может, ее уже со мной тут и не будет к тому времени.       От этой мысли мне почему-то сделалось даже немного грустно.       Я прикинул навскидку, какая миска из моих немногочисленных мне наиболее не нужна, и выделил ее для Муси. Насыпал туда аж целых два пакетика корма, и подозвал собачонку. Ела она за обе щеки. Бедная девочка, сколько же ты просидела на этой остановке, пока я тебя не обнаружил?       Вечер прошел спокойно. Как-то даже на удивление спокойно. Как будто в квартире не хватало вот этого несмелого цоканья когтей следовавшей за мной по пятам собачонки. В недрах шкафа я отрыл старую ненужную футболку, которую выделил Мусе под туалет, и расстелил в коридоре. У меня с роду собаки не было, только в раннем детстве, но тогда не мне за ней ухаживать приходилось – кормить там и все такое. Да и что там за ней ухаживать было, Барбос – а я сомневаюсь, что в те времена собакам давали другое имя – жил на даче, на привязи, в туалет ходил, куда приходилось, и ел то, что давали. Я его только гладил и играл с ним, когда нам разрешали прогуляться по деревне.       Пиво неожиданно ударило в голову, я разлегся на диване во весь рост и уставился в телефон. Надо было все-таки написать той девчонке, но мысли не связывались воедино, и я решил, что займусь этим завтра на работе. Муся улеглась в центре комнаты клубочком и снова уснула. Изнервничалась, бедняга.       А потом и я не заметил, как уснул. Прямо в одежде, на не расстеленном диване. И проспал больше, чем обычно, и самым спокойным сном.       ***       «Книги», «Посуда», «Одежда», «Всякая хрень» – каждая коробка была подписана. Все они стояли в коридоре, аккуратно собранные накануне.       Во-первых, потому что по большей части собирал их не я. Я выступал в качестве грубой рабочей силы, то есть – носильщика.       Во-вторых, уж мне-то точно в голову не пришла бы идея писать на коробках. Но у моей девушки были другие взгляды на этот счет, и она легко переубедила меня безмолвно изогнутой бровью в ответ на мое недоумение.       Я сносил их одну за другой вниз, где нас поджидал небольшой грузовик. Вещей было не так уж и много, но в мою новенькую пташку не поместилось бы столько коробок. Перед последним заходом наверх, я остановился покурить у подъезда. Ярко светило солнце, ветер ласково трепал волосы, и в воздухе уже вовсю пахло летом. Я настаивал на пикнике, но моя девушка переубедила меня переезжать в хорошую погоду. По части переездов у нее было больше опыта, поэтому возражать я не стал, особенно после нескольких рассказов о дожде и промокших вещах.       Дома из комнаты на кухню бегала взволнованная Муся с характерным цоканьем коготков о пол. Хвостик ее ходил ходуном, а стоило ей увидеть меня, как она непонимающе заскулила, словно спрашивая: «Почему все это происходит?»       Кто бы мог подумать, это кряхтящее, стареющее создание живет со мной уже почти два года. И нет, я не о своей девушке, она появилась чуть позже, примерно спустя полгода, как я привел в дом Мусю. Я часто думал позже, что это не я обнаружил ее на той остановке. Она сама выбрала меня и подала голос, чтобы я – такой нервный и недовольный всем вокруг – обратил на нее свое внимание. Понятия не имею, почему этой женщине, пускай она и собачонка, но все же, пришло в голову выбрать именно меня. Может, животные и правда чувствуют родственные души?       Со своей подругой я списался, как и пообещал себе, на следующий же день. Но утром, проснувшись, и обнаружив Мусю в коридоре на ее коврике, я так умилился и еще больше потеплел к собачонке, что в глубине души уже понимал, что мне будет очень нелегко с ней расставаться. И фотографии, которые я сделал накануне вечером, так никогда и не опубликуются ни в одной группе ни одной социальной сети.       Мы правда пробовали с той знакомой через ее других знакомых отыскать бабульку. И я честно расклеил объявления по району с номером своего телефона для связи. Не для того, чтобы вернуть Мусю или найти ей новых хозяев. Мы подумали, что той бабушке определенно нужна помощь, и хотели помочь, чем сможем, да только со мной так никто и не связался…       Забавно, но после того, как в моей жизни появилась Муся, наступила пора совершенно неожиданных перемен. Они не приходили так же внезапно, как скулящая собачонка на остановке. Некоторые смиренно ждали на пороге, прежде чем постучать и войти, но так или иначе, с тех пор как я встретил Мусю, очень много изменилось.       В моей жизни появилась еще одна женщина, и прежний мусор как-то сам собой стал выметаться из моей квартиры. И не только из квартиры.       Прошло время, и я ушел с той дурацкой работы. Решение далось мне непросто, страшно, знаете, начинать все с нуля, но выбора у меня тоже не было – оставаться в этой дыре дальше я просто не мог. Это было мое второе серьезное и взрослое решение в жизни.       Устроиться на новое место было непросто, и прошло немало времени прежде чем я нашел то, что искал, и смог позволить себе жить так, как хотел. Бывало, очень в себе сомневался, но впервые я не был со своими сомнениями один на один. Чуть позже я позволил взять себе машину. В кредит, конечно, но какая разница? Да, не Майбах, зато ту, которая всегда нравилась.       При каждом новом шаге Муся была рядом словно крохотный талисман. И я уже и не помнил, что было время, когда ее в моей жизни не было.       Знаете, нам часто претят сентиментальные истории. Мы жаждем экшена и чтобы жизнь была похожа на боевик, и так часто не замечаем, что шанс изменить хоть что-то лежит у каждого из нас под носом буквально каждый день. Я не стал героем фантастического фильма, приютив у себя Мусю, но запустил удивительный механизм перемен, который работает до сих пор.       Вчера я собрал вещи, чтобы съехаться со своей девушкой сегодня в новом месте. Нелепо было это признавать, но за два последних года рядом со смешной, пожилой собачонкой я и сам как будто повзрослел.       - Ну что, готов? – спросила меня девушка, забрасывая на плечо свою сумку, далеко не дамскую по размерам, но с девчонками так всегда – готовы весь шкаф с собой носить. Она стояла в коридоре, придерживая дверь плечом, и в свободной руке крепко сжимала поводок с Мусей. Я опустил глаза вниз и поймал взгляд черных бусинок собачонки. Она заерзала и взволнованно заскулила, явно поторапливая меня. Хотя я предпочитал думать, что так Муся выражала свою поддержку.       - Ага. – с улыбкой произнес я и вслед за девочками вышел из квартиры.       Готов.