нет счастливых концов.

Он видел то, что произошло. Он буквально своими глазами видел, что произошло с Деку, он видел, как его тело со всей дури грохнулось на землю, при этом один раз подскочив от удара об асфальт, а его руки безвольно рухнули по обе стороны от пострадавшего. Тот даже не вскрикнул, а просто резко вздохнул от внезапного удара о твердую поверхность. Глаза в неверии расширяются, зрачки сужаются. Каччан идет к Деку. Каччан срывается на бег. Каччан в полминуты достигает с помощью своей причуды того места, куда упал Деку. Каччан пытается его растормошить, привести в чувства. Он хватает его сначала за грудки, а потом за плечи, переходит от резких движений к более мягким, сначала кричит на него, а потом всё время шепчет. Он очень-очень тихо говорит ему, что нужно подождать, что помощь вот-вот придет. Он очень-очень тихо просит, чтобы Изуку не закрывал глаза, чтобы тот не опускал его руку, которую Деку с силой пытался сжимать. Пытался зацепиться за что-нибудь, что могло бы задержать его здесь ещё. Хотя бы ненадолго. Ещё чуть-чуть. Пожалуйста. Глаза Изуку самопроизвольно закатываются, он уже больше не в силах держаться за что-либо. А может, просто хотелось чтобы это всё просто закончилось уже наконец. Чтобы кровь уже вытекла из его пробитой на сквозь грудной клетки и больше никогда не текла, не пачкала геройские костюмы обоих парней, ведь отстирать её потом будет проблематично. Мидория Изуку смотрит на Бакуго Кацуки. Такими глазами, которыми никто и никогда не смотрел на Бакуго. Такими глазами, смотрят на дорогих людей, которых приходится оставлять. И пусть его глаза мутные, в них больше нет того задорного блеска, но эта особая забота Изуку, которой тот окружал всех и каждого очень четко прослеживается в его взгляде. Наверняка этот задрот сейчас думает о том, не пострадал ли Каччан? Какая разница, Деку. Разве непонятно, что сейчас намного важнее? Деку снова отличился, снова спас всех. Но, только вот, кто спасет его самого? Веки Изуку тяжелеют. Тело слабеет. Дыхание выравнивается. Рука опускается. Пульс останавливается. И Бакуго кричит. Так отчаянно и протяжно, так резко и больно чтобы весь чертов мир наверняка услышал. Мидории Изуку больше нет. Кацуки плохо помнил, что произошло потом. Его рассудок помутился, когда он голыми руками полез на того злодея, что прикончил его друга детства. Кацуки долго кричал, нанося удар за ударом, взрыв за взрывом, что убьет его к черту, сыпался ругательствами и проклинал всё на свете. И он бы действительно убил бы его, если бы его не остановили. Бакуго невозможно было остановить, заковав во всевозможные цепи, что уж там лед или пламя. Поэтому Тодороки заморозил огромным слоем льда щуплого злодея с огромным набором лезвий. Этим двоим точно нужно было запросить подкрепление про-героев, но черт бы побрал это стремление помочь всем Мидории и гордость Бакуго. Разве что, Мидория написал Тодороки сообщение о том, что нужна помощь. Когда злодей оказался скован и не в состоянии пошевелиться, а может, он просто не хотел, Бакуго всё равно не успокоился. Он кричал уже давно осипшим хрипящим голосом, порывался снова и снова мочить этого ублюдка, снова и снова сжигать заживо его тело, от которого уже достаточно несло палёной плотью, несмотря на то, что злодей мог регенерировать, прям как настоящий Ному. Видя состояние Бакуго, Двумордый схватил его со спины за плечи, заключая в захват из рук. Бакуго мог бы вырваться, мог бы просто подорвать к чертям всех, кто сейчас к нему лез, но у всего есть свой предел. А предел Бакуго сейчас лежал трупом на залитом кровью асфальте. И Бакуго, глубоко дыша, позволил себе опустить руки. Тодороки повернул его к себе лицом и Кацуки уткнулся мокрым от крови и пота лбом его в плечо. Двумордый ничего не говорил, но слова сейчас не нужны, лишь тоже прерывисто и быстро дышал. Слова могут сделать лишь хуже. И мысли тоже. Сам Шото тоже видел тело, и тоже не поверил в это. Он проверил всё, чтобы действительно убедиться в реальности происходящего, от пульса до дыхания, но ничего. Он был мертв. Он был мертв, а Шото не было рядом. И если бы Шото не получил то смс с просьбой прийти поскорее. Если бы оно пришло чуть раньше. Если бы… Шото лишь сильнее стиснул зубы, и рванул искать Бакуго. Он же был здесь, об этом свидетельствует запах чего-то паленого и темные участки на стенах от взрывов, а если он был здесь и не смог защитить своего друга, то противник действительно опасен. Бакуго наверно в ярости. Но как оказалось, всё намного хуже, чем Тодороки себе представлял. Ноги Бакуго подкосились и он стал падать. Тодороки пришлось опуститься и сесть с ним на холодный асфальт. Бакуго всё ещё опирался на плечо Шото, но повернулся чуть в бок, уткнувшись носом в теплую шею двумордого и отключился. Может от усталости, а может просто хотел сбежать из реальности, в которой его друга больше нет. Тодороки слушал его бешеное сердцебиение и не отпускал его до тех пор, пока не передал его в руки медиков. — Расскажите, как всё произошло? Взгляд Бакуго отсутствует, он смотрит в никуда. Может, он снова и снова переживает тот вечер, когда лишился самого важного человека в своей жизни. Детектив приходит сюда каждый день. Ещё чаще наведываются психологи и одноклассники. Его друзья. Детектив устал, ему не хочется больше мучить парня, он прекрасно видит то состояние, в котором сейчас находится Бакуго, но это его работа. Ему даже выдали специальный пропуск в эту больницу, чтобы он смог пообщаться с тем, кто был там, когда всё произошло. Он уже беседовал с Тодороки Шото неделю назад, но Тодороки пришел слишком поздно, почти под самый конец, а для полноты картины нужно было, чтобы кто-то рассказал о смерти студента UA. Но Бакуго не мог. Бакуго с того случая ни слова не обмолвился о том, что произошло до прихода Тодороки. Ни слова. Он даже толком не вставал с кровати, лишь сидел и смотрел в никуда, в пустоту. Прямо тогда как в глаза Де… — Послушай, — детектив потер переносицу. — Я знаю, что это тяжело. Но об этом необходимо рассказать. Ты же понимаешь, что один ты не сможешь нести эту ношу на себе, так? Бакуго не слушает. Он всё ещё слышит дыхание умирающего парня и хриплое «Каччан…», которое эхом до сих пор отдаётся в его ушах. — Его больше не вернуть. Бакуго слышит. Бакуго слышит, сживает кулаки настолько, насколько хватает сил, скрипит зубами и говорит. — Больше никогда не приближайтесь ко мне. Детектив уходит, слегка прикрыв дверь. Не то, чтобы он был расстроен или удивлен поведением юноши. Просто он понимал, какого терять того, кто дорог. Бакуго выписали через пару недель. На занятия не вернулся. Его родители понимали то, что пришлось пережить их сыну, поэтому хотели лишь помочь своему ребенку. Они были на похоронах, они знают. Все были на похоронах, все знают. Кроме Бакуго. Он не мог заставить себя просто приблизиться к той могиле, не то чтобы побывать рядом с гробом, в котором лежало тело того, кого он не смог спасти. Дни шли, Бакуго не выходил на занятия. Учителя думали, что эта травма серьёзно сказалась на нем, и ему нужно дать немного времени. Всем нужно дать немного времени, но время Тодороки Шото уже заканчивалось. Он не показывал этого, просто привык скрывать свои настоящие эмоции за ледяной маской его причуды. Но у всего есть свой предел, но предел Шото был пройдет давным давно, ещё тогда, когда тело его первого и единственного лучшего друга разбилось с крыши об землю. И Шото не выдерживает. Он решает навестить Бакуго Кацуки во чтобы то ни стало. Просто потому что так нужно. И вовсе не потому что так бы сделал тот, из-за кого Бакуго чуть не грохнул того злодея. Прошло слишком много времени, дольше, чем положено. Родители Бакуго пропускают Тодороки в дом, хотя тот едва представился. Бакуго внешне очень похож на свою маму, но и характером видимо тоже. Отец Бакуго проводит Шото в комнату Кацуки, и попросил звать, если что. Шото кивает и негромко стучится, представляется, чтобы Бакуго понял кто пришёл, прежде чем дверь приоткрывается и его пускают внутрь. Бакуго сразу понял, что кто-то пришел. Об этом свидетельствовало то, что весь его дом затих, и раздавались ещё какие-то тихие шаги в перемешку с громкими шагами его родни. Бакуго лежал на своей кровати, смотрел в белый потолок и даже не думал подниматься или выходить из своей комнаты. А смысл? А смысл дошел до него, когда Кацуки услышал тихих три стука костяшек об его дверь и тихое: «Бакуго, это я. Можно?». Этот голос он не мог перепутать ни с чем другим. Это был определённо голос Двумордого, только вот что ему здесь нужно? Кацуки не хочет думать об этом. Кацуки перебарывает боль в мышцах, всё равно встает и идёт открывать дверь. На пороге действительно Тодороки Шото собственной персоной, только уже в повседневной одежде. На нем обычные джинсы и кофта с курткой. Шото больше не спрашивает разрешения зайти, а просто заходит, с непривычки путаясь в полумраке, ведь шторы задернуты. Оценить обстановку комнаты Бакуго сложно, но здесь явно был погром, который был кое-как убран. Шмотки и книги валялись где попало, но не было заметно, что хозяина комнаты это беспокоило. Не сейчас точно. — Так и… Зачем пришёл? — Бакуго неловко потирает затылок, но это было скорее способом отвлечься, потому что Двумордый просто всем своим видом является ходячим напоминает о том, что случилось. — Хотел увидеть тебя, —ответ не однозначный. Бакуго фыркает, садится на незаправленую кровать. Двумордый садится рядом, на край. Тодороки ничего не говорит, лишь смотрит на Бакуго. Тот одет в черную майку и мешковатые домашние штаны. Его руки были забинтованы от пальцев до локтя, а глаза покрасневшие, то ли от жесткой бессонницы, то ли от того что Бакуго плакал. Тодороки не осуждает. По правде говоря, он тоже плакал, закрывшись в своей комнате, чтобы никто не видел. Тодороки ничего не спрашивает, потому что слова могут навредить. Но бездействие навредит ещё сильнее, если он не спросит. А Бакуго перехватывает его мысль и начинает говорить первым. — Знаешь… Это довольно сложно, кхм, — Кацуки запустил ладонь в светлые и торчащие во все стороны волосы. — Ну знаешь… Честно, — горькая усмешка, но больше похожая на резкий выдох. — Я бы никогда не подумал, что такое вообще может произойти. И Бакуго ложится на спину, смотрит в потолок и действительно начинает говорить. Потому что Тодороки был там и чувствует тоже самое. Он был там, он всё видел, он точно знает, наверняка. Бакуго говорит, как они тогда шли с их парного задания по практике. Был вечер, почти сумерки, как вдруг они услышали оглушительный крик. Так мог кричать только человек, попавший в беду. И они, не задумываясь ни на минуту, рванули туда, потому что они же герои. А герои всегда всем помогут, ведь это же их работа, помогать всем подряд. И что с того, что они всего лишь студенты. Забраться на крышу, куда ускакал злодей со своей жертвой было просто. Отвлечь внимание злодея на своего одноклассника и отнести пострадавшую девушку на приличное расстояние было просто. Смотреть, как его напарник, как его друг летит с четырнадцати этажного здания с прорубленной грудной клеткой было просто невыносимо. Бакуго Кацуки никогда не думал, что смотреть на то, как Мидория Изуку умирает у него на руках, просто невыносимо. — Знаешь, а я ведь даже не знал, что он написал тебе. Просто не заметил момент, вот настолько был поглощен событиями, — Бакуго больше не смотрел в потолок, он всё так же лежал, но его лицо было спрятано в сгибе локтя. Если честно, то это было очень сильно похоже на неумелую попытку спрятать слёзы. Тодороки не отвечал и не перебивал, глуша отвратительный осадок от рассказа Бакуго где-то на дне желудка. Двумордый просто сидел на кровати Бакуго, подогнув под себя одну ногу и внимательно слушал тихий рассказ о том, как они оба потеряли то, за что цеплялись всеми руками и ногами в своей жизни. Вот так делать может только он. Только он врывается в чужие жизни, выискивает чужие проблемы и помогает их решать, хотя его об этом никто и никогда не просил. А теперь, и не попросят. — Знаешь, я только сейчас, после всего этого задумался, — голос Бакуго хриплый, он ломается на последней фразе, срываясь в шепот. — А какого ему тогда было? Какого это, лететь с чертовой крыши… И вот. Бакуго сел и показал перебинтованные руки Двумордому. Тот внимательно на них посмотрел, а затем перевел обеспокоенный взгляд на Бакуго. Его жизнь была сплошным кошмаром, в котором тот просто запутался. А его собственного лучика света в этой кромешной тьме больше нет. Тодороки делает осторожное движение в сторону рук Бакуго, Кацуки слегка дергается, но рук не убирает. Тодороки почти невесомо проводит кончиками пальцев по шершавой поверхности, а затем просто берет ладонь Бакуго в свою. Бакуго смотрит на этот жест, который должен означать поддержку и сочувствие, но для Бакуго он означает боль и нежелание сдаваться. Потому что так держал его тогда Де… Поэтому он просто вырывает свою ладонь из ладони Тодороки. И тогда Шото начинает говорить. Он говорит много и долго, не слишком громко, но и не слишком тихо, тщательно подбирая каждое слово. Много говорит о том, что стало с классом 1-А, да и вообще со всеми после произошедшего, и совсем мало о том, что чувствует сам. Бакуго не спрашивает Двумордого ни о чем, тот сам обо всем говорит. Бакуго впервые не хочет его убить. Он хочет слушать. А когда Тодороки сообщает о том, что тот злодей скончался от болевого шока из-за причуды Кацуки, тот вздыхает от облегчения. Бакуго опирается локтями о колени и прячет лицо в руках. — А знаешь, какими были его последние слова, когда он пришел в себя? Бакуго не знает. — «Я не хочу умирать…». У Бакуго по спине проходят мурашки. — «… не так». Бакуго хочет закрыть себе уши. — «Ведь Каччан…». Бакуго резко закрывает рот Тодороки, тем самым заваливая его на кровать. Разноцветные глаза смотрят в покрасневшие красные. Причуда злодея позволяла повторять слова, словно тот был чертовым попугаем, и он определённо был связан с Лигой Злодеев, раз обладал несколькими причудами одновременно, но это уже было не важно. Бакуго не знает зачем Двумордый вообще начал повторять его последние слова. Точнее, знает, но признавать не хотел. Он поступил правильно, что всё-таки грохнул того ублюдка. Но противный вязкий ком всё равно ныл внутри Бакуго. Бакуго отпускает челюсть Тодороки и ложится рядом. Они оба смотрят в потолок. «Какого это, лететь с чертовой крыши». Шото знает о чем сейчас думает Бакуго. Потому что он сам думает о том же. Бакуго думает, может, так сможет искупить свою вину. Может, так он сможет попросить прощение за всё, что пришлось пережить Мидории Изуку. Бакуго жил, только для того, чтобы быть впереди всех, это то, чему он должен был следовать с самого рождения, это было его негласным правилом. Но потом появился Изуку, Кацуки обрел новый смысл. Но, только вот он всю жизнь неправильно делал всё. Он выходил победителем за счет Изуку, ведь тот был слабаком, который хотел стать всем. А потом он и правда стал всем, потом он и правда перепрыгнул Бакуго Кацуки. И всё это время, целью Кацуки было не упасть в грязь лицом и выиграть Мидорию Изуку в их негласном соревновании. В этом был его смысл. А в чем тогда смысл, если самого смысла больше нет? — Мидория не хотел бы этого. — имя режет слух, кисти Бакуго чуть заметно дергаются. — Бакуго, знаешь чего бы он хотел? Ответ очевиден. Конец. Финал. Заключение. Точка в повествовании автобиографии Мидории Изуку. Всё закончилось так, потому что нет никаких счастливых концов. Никогда не было. И не будет.