По уставу. По закону. Действовать. По правилам. Как надо. Как нужно. В тишине улавливая нотки бездушия. Тепло наружу.
-Развод. Слово, что отдается эхом в сознании и разбивается вдребезги, плашмя падая к ногам, задевая пальцы и разрезая тупыми осколками мизинцы. Слово, от слияния звуков которого в обмякшем, а впоследствии черством и закаленном старыми ранами теле сливаются лишь боль и обида. Лишь два этих чувства, лишь две эти эмоции. Как в детстве из-за пропущенного отцом выступления на утреннике или несоразмерного наказания матери за нелепую оплошность, в которой виновен даже не ты. Слово, которое просто давит. Давит на еще недавно замершую в томном ожидании, но уже только что получившую ответ на вечно терзающий душу вопрос грудную клетку, которая теперь непременно взорвется от спазма, вызванного этими шестью буквами. И теперь есть только ты. Один на один со страхом всей своей жизни. А он всё строит стену. Стену, которая быстрым вьюнком вздымается ввысь над тобою и нависает над опустошенной обстоятельствами и пустой от безысходности головой, пытаясь укрыть хотя бы жалкое подобие твоего разума. Но волна ужаса накатывает с новой силой, разбивая стену между тобой и твоим спутником, уверенно дрожащим над твоим таким же столь жалким созданием. И минуты молчания пугают, к сожалению, уже не его. А ты молчишь грубо так, строго так, смешно переминая костяшки пальцев рук, снова и снова возвращая обратно на время одолженные у фаланг суставы. И нервно-спокойно кусаешь нижнюю губу, уже давно привыкшую к подобного рода терзаниям. Гортань пересохла, и слюни бесследно исчезли, оставляя во рту лишь знойную пустыню и привкус такого знакомого пива, которое каждую пятницу пьет твой без пяти минут бывший муж.Слышу лишь: «А надо?» Может не надо. Диким торнадо Разрушится вмиг то, что строилось. Днями, неделями, месяцами. Годами. Веками. Веками взор укрывая. Ресницы ломая. Дрожа, замирая. Пленяя и вновь отпуская.
Непринятие. Абсолютное, полное. Отказ слышать, видеть, понимать, воспринимать, принимать. НЕпринятие. И ты правда глохнешь на этот период. Врезавшиеся в сознание злополучные шесть букв ровно с таким же неуспехом вылетают наружу и растворяются в апрельском воздухе. Таком холодном, чистом, свежем, твоем, его, вашем. Точно таком же, как год назад, только отныне другом, изменившемся сиюминутно, мгновенно, прямо здесь и сейчас после одной случайно оброненной фразы. Или, может, вовсе не случайно? Ты, конечно, привыкла терпеть его импульсивность, его странные, безбашенные, внезапные идеи, его резкие слова, нелепые усмешки ни к месту. Но разве сейчас это было похоже на нелепость? Оплошность? Снова зря и напрасно вычлененные звуки, не значащие ровным счетом ничего, кроме очередного звоночка о его нервном расстройстве? Успокаивай себя, продолжай, ведь тебе так легче, проще. К черту этот тернистый путь ему навстречу. Ты не слышала, значит, он не говорил. Но томный, холодный, пустой взгляд возвращает тебя к реальности и неистово кричит, как на зло напоминая о только что сказанном. Обмануть себя оказывается сложнее, когда все зависит не от тебя одной, и он видит это, слышит твои мысли, считывает эмоции с содрогающегося лица, все ещё непринимающего. -Ты не ослышалась. Я сказал это, — отвечает за тебя и выпускает из своего плена, который сам зачем-то так долго, мучительно, прочно и надёжно строил на протяжении полутора лет, будто былое неважно, уже не нужно, будто его и не было никогда прежде. Действительно, зачем? И вот ты на воле, и вот ты свободна. Но надо ли тебе это теперь, в эту минуту, здесь и сейчас, когда за стенкой так сладко сопит плод вашей взаимной нелюбви? Опускаешь глаза в пол, мечтая провалиться под него прямо тут, на ровном месте, но не находишь ни единого люка, который бы смог стать твоим спасательным кругом в данный момент. Спаси себя сама, - теперь уж определенно точно, сто процентно и бесповоротно. Ноги подкашиваются, и пятисантиметровый каблук уже не кажется таким устойчивым. Готова утонуть, задохнуться, упасть в пропасть, разбиться, хотя бы куда-нибудь, блин, провалиться, но ни одна даже самая скверная яма не хочет принимать твоё бренное тело сейчас. И снова отказ. Отказ верить. Он не мог, не посмел бы, не стал, не пошёл бы на это. Но, черт возьми, твой супруг только что дважды подтвердил, что ты, увы, не ослышалась. Не ослышалась.Дрожа, замирая. Пленяя и вновь отпуская. Выпуская наружу. На холод. На стужу. И ты безоружен. Я обезоружена.
Почему? Немой вопрос в глухую пустоту. За что? И снова крик о помощи. Неужели не знает, не чувствует, не любит? Как могла упустить момент, и разве теперь сможешь отпустить так просто и бездумно? Но вы, к сожалению, поменялись ролями, и теперь не ты, а он неприступная крепость, к которой подойти ближе, чем на расстояние в бесконечность километров, не удастся никому, кроме своих, самых близких и родных. Но он уже не тот, и ты уже не та. Ты не они. Зачем? А цели нет. Ни цели, ни проблемы, ни задач. Теперь не ты, а он палач в вашей взаимной нелюбви, который только что напрочь перерубил все, что до поры связывало вас, одним своим словом. Все, кроме самого важного и по-прежнему безмятежно спящего в соседней комнате. Но почему даже оно не держит? И что теперь делать, как быть?Секунда и пропасть. Где там далеко, глубоко. А что там, внизу? Ничего. Пустота. Пустота без конца и без края.
-Устал, тяжело, больно. Понимаешь? — опять усмешка, казалось бы, ни к месту. Но он так не думает. Смешно ему, но не тебе. Он здоров, не болен, и вообще все в полном порядке. Ты с тем связалась, и это судьба, и ты его любишь, и он тебя тоже... Нет. Не любит? -Люблю, дура, больше всех и каждого. Но ты — боль, в которой я тону. Ты ранишь, терзаешь и каждый день ломаешь ему крылья, пока он все так же безуспешно пытается взлететь с тобой. А что не так? Ссоры, бытовые, полюбовные, каждодневные? И что? Не говоришь, что любишь? Ни разу не сказала? За год? И что? Ревнуешь к каждому столбу, но сама не проявляешь никакой нежности и заботы? И что? Не доверяешь? И что? Любишь? Любишь. Но не доказано. Это, казалось бы, аксиома, но тут этот факт точно не играет вам на руку. А ему только тонуть и остается. Ты тянешь его на дно за собою, сама незаметно всплывая и оставляя в одиночестве. Каждый вечер. Каждое утро он просыпается один на широкой двуспальной кровати, ведь ты еще ночью ушла в соседнюю к дочери. Он не видел тебя, не вдыхал тебя, не касался тебя, потому что ты не даешь ему этого сделать, ты просто, блять, ему не даёшь. А любишь? Любишь. Тогда в чем проблема?Он тонет. Ты тонешь. Теряешь, вновь ищешь. А край? Где конец? Замирай. Улыбку не спрятать. А нужно? Не нужно. Послушно Говори и молчи. Кричи. Не кричи. Не кричи! Уйди. Уходи. Наружу. На холод. На стужу.
-Не верю. Возьми, прижми, обними, поцелуй! — слетает с твоих до крови искусанных губ, а его даже не вздрогнули. Но уже поздно. Он холоден впервые, а ты уже давно и в последнее время всегда. Только сейчас понимаешь, как больно делаешь и как сильно ранишь, как жестоко мучаешь. Увы, только сейчас. Простишь? Простишь. А он? Хватаешься за руку, как за последнюю надежду, такую холодную, как сердце, которое остыло. Но ты не веришь. Он не остыл. Он любит, хочет, ждёт тебя! Ты одна ему нужна, помнишь? Больше никто. Верь, успокаивай себя, продолжай, ведь так тебе легче, проще. Но ни один мускул его лица не дрогнул, глаза не наполнились слезами отчаяния, он не жалеет. Он все ещё думает, что поступает правильно. Ведь ты тоже так думаешь, не правда ли? Думала. Кидаешь ему короткое «прости», но такое чистое и искреннее. С минуту молчишь, а потом добавляешь вынужденное «если сможешь». А потом гордое «если ещё любишь». А затем лишнее «если вообще любил». Что за ветер в его голове? Какие мысли отчаливают от пристани, а какие причаливают вместо? И меняются ли они вообще местами, отступают ли? В открытое настежь окно врывается тоскливый апрельский ветер, но ты не чувствуешь холода, пробегающего по открытым коленкам, не чувствуешь, что продрогла насквозь, вся, до мозга костей. Он тоже не чувствует. Он тебя просто больше не чувствует. Давно не чувствует рядом. А кто виноват? Сама. Твои слезливые глаза уже не выручают, сердце не оттаивает, струны души все так же остаются нетронутыми. Не дотянулась. Тогда просто целуй. Впервые задолго целуй. И губы сразу такие податливые, знакомые, родные, его. Понимаешь, что близко, но не осмеливаешься отойти, чтобы посмотреть и проверить, убедиться. Стоишь на носочках, ведь даже неустойчивый каблук бессилен против его ста девяноста. И на секунду думаешь, что получилось, но так ли это? А строчки знакомого стиха срываются теперь с его отстранившихся губ и говорят все сами за вас двоих.Наружу. На холод. На стужу. Пленяя и вновь отпуская. И выпуская на волю. Укрою? Не думаю. Что-то придумаем.
Что-то придумаем. И в сердце снова зашла весна, и апрель снова тот же. Любимый, твой, его, ваш. Один поцелуй? Всего-то. Но столько нежности, давно забытой. И любовь. Глупые оба, как дети. Но свои и друг друга. На всю жизнь? Навсегда.