Вечер перемен

Юля ловит себя на мысли, что плохо понимает, как оказалась сейчас тут, у Тины дома. На дворе поздний вечер, в доме никого, кроме них двоих. Почти допитая бутылка красного вина, полумрак, расстеленный у горящего камина большой ковер из белого искусственного меха, две девушки, разместившиеся на нем. Юля лежит на спине рядом с камином, скрестив вытянутые ноги, руки сложены на животе. Взгляд ее захвачен пламенем. Подле нее полулежит Тина, опершись на одну руку и вытянув обе ноги в сторону, и также смотрит на огонь. На Юле одно из мерчевых худи черного цвета и джинсы, на Тине – светлое платье чуть выше колен, на плечи накинут кардиган, в руке бокал с остатками вина. Волосы Юли распущены, Тинины – собраны в пучок. Юля за последние месяцы часто думала о том, что почти каждое их с Тиной взаимодействие происходило настолько естественно и по ощущениям было таким правильным, что, растворяясь в моменте, девушка возвращалась к своему привычному ходу мыслей, только когда они с Тиной расставались или прощались. Вот и сейчас, лежа на полу у нее дома и позволив огню загипнотизировать себя, Юля с трудом припоминала цепочку событий, приведших их в эту точку. С трудом – не потому, что события эти были незначительными и не стоящими внимания, а потому что они текли до такой степени непринужденно, что, насколько бы ей самой такой исход ни казался невероятным и невозможным, другого варианта, кроме как им двоим оказаться сейчас здесь в такой двусмысленной обстановке, просто не было. Двусмысленность, по мнению Юли, вообще была одной из главных характеристик их с Тиной отношений. Отношений, ха - усмехнулась про себя Юля. Какое громкое слово для того незначительного, что есть между ними. Как-то, пересматривая и переслушивая их выступления и интервью, Юля поняла, почему ее и Тину вообще начали шипперить. Красной нитью через всё, что они делали и говорили, находясь рядом, проходило нечто неуловимо и глубоко интимное, недосказанность, некий подтекст. Даже самые невинные прикосновения и объятия, которые в исполнении любых других девушек воспринялись бы как совершенно обыденные, благодаря необъяснимой наэлектризованности, существующей между ней и Тиной, превращались в немые комплименты, бессловесные признания в любви, безмолвные откровения. Две вселенные, при взаимодействии которых возникает новый мир. Юля видела подобную фразу где-то в комментариях под их видео, и подумала, что это близко к истине. Какая ирония, усмехнулась про себя Юля, ведь они ничего такого не имели в виду. По крайней мере, она точно; за Тину она говорить не могла, вполне возможно, что это была ее задумка. Другое дело, что подтекст в их взаимодействиях мог быть неосознанным отражением реальных чувств, прорывавшимся помимо воли обеих. Юля восхищалась Тиной, еще будучи подростком. Поражалась силе характера певицы и ее многогранному таланту, с гордостью встречала очередное ее карьерное достижение и в последние пару лет со смущением ловила себя на мысли, что едва заметив свою коллегу – на экране, в жизни ли – не может ею не любоваться. Да, природа ее щедро одарила в плане внешности, но то, во что Тина превратила свое тело, девушку приводило в неподдельный восторг. Поп-дива была до предела женственной и в то же время чертовски сильной, и ее тело открыто об этом заявляло. Тина могла вести себя, как маленький ребенок, носить детские платья взрослых размеров, но при одном взгляде на мышцы, играющие под мерцающей кожей, становилось понятно, что эта женщина далеко не так проста и слаба, как кажется на первый взгляд. Юлю завораживало это неправдоподобное сочетание силы, женственности и детскости. Ей хотелось смеяться, дурачиться вместе с Тиной, делиться взглядами на мир и женскими секретами, но больше всего – быть под ее крылом, перенять хоть какую-то часть ее уверенности и несокрушимости, ведь эта женщина знала, чего хочет (а хотела она только всего самого лучшего), и всегда добивалась своего. Помимо всего прочего, Тина оказалась на удивление приятной в личном общении, чего Юля никак не ожидала, и это только подлило масла в огонь ее восхищения. Юля же покорила Тину своей нестандартностью, оторванностью от мира материи; при этом Юля, как никто другой, умела облечь фантастические замыслы в понятную большинству форму и самые смелые решения своих стилистов преподносила с королевским достоинством. То, что творила фронтвумен Хардкисс на сцене, Тина иначе как волшебством назвать не могла. Как зачарованная следила за ее выступлениями, и каждое движение артистки, сопровождающееся ее с ума сводящим вокалом, неизменно вызывало преклонение перед ее талантом и мастерством. Тина даже временами опасалась того, насколько теряет от нее голову – до такой степени, что может перестать себя контролировать на публике, - но изменить это не представлялось ей возможным. Их совместная работа открыла Юлю для Тины с новой стороны: агрессивная неформалка, которая излучала секс и уверенность, граничащую с наглостью, в реальной жизни оказалась человеком довольно обычным и скромным. Тине первое время, когда они только начали работать над дуэтом, казалось, что это кто-то другой, не Юля; разве может это невинное утонченное создание быть той самой Юлией Саниной? Тем не менее, она понимала, что это всего лишь искусно вылепленный образ, и вот эта заново открытая ею Юлия Санина заинтересовала Тину еще больше. Юля как-то обмолвилась, что на сцене может позволить себе всё, в отличие от реальной жизни; Тина отметила про себя, что такая пропасть между вымышленным персонажем и реальным человеком о многом говорит. Так же как в любой шутке есть только доля шутки, в любом вымышленном персонаже есть только доля вымысла. Всё остальное – суть его создателя. В эту ночь они говорили обо всем и о многом молчали. Та простота общения, та самая «химия», которая поначалу Юлю удивляла и даже слегка пугала, позволяла им с одинаковой легкостью обсуждать и события, произошедшие в мире, и то, что было дорого сердцу, к чему допуск имели лишь единицы избранных. Тина оторвала взгляд от огня и с легкой улыбкой и хитринкой в глазах оглядела гостью с головы до ног. Такая простая и одновременно такая необычная, размышляла блондинка. Такая красивая. Она никак не могла себе толком объяснить, почему ее так тянет к этой девушке. Это не желание подружиться, не влюбленность, не сексуальное влечение. Не только и не столько. Что-то большее, то, чему Тина не могла подыскать определения. Просто ей было хорошо рядом с Юлей, а Юле – она прекрасно это видела – было хорошо с ней, и Тине не хотелось ничего больше, чем окунуться в этот поток и позволить течению нести себя. Ярлыки и понятия «правильно – неправильно» - с кем угодно, только не с Юлей. Она настолько не вписывалась ни в один шаблон, настолько была не от мира сего в хорошем смысле, что всё, частью чего Юля являлась, уже не было подвластно ни одному ярлыку и стереотипу. С любой другой девушкой Тину не покидало бы ощущение неловкости при мысли о том, на что намекает вся эта интимность вечера, погашенный свет, разожженный камин, свечи и вино, тихие разговоры по душам и комфортное молчание. Разум твердил, что гораздо логичнее было бы, если бы на месте Юли сейчас лежал мужчина. Сердце же ее тихонько ликовало: она знала, нет, чувствовала, что сейчас, здесь ее примут любой, выслушают то, что она скажет, и то, о чем смолчит, и обязательно поймут. С Юлей все было так естественно. Тина любовалась огненными всполохами на Юлином лице и волосах; губы хозяйки дома растянулись в широкой теплой улыбке: девушка подумала, что попроси Юля сейчас ее о чем-нибудь – она непременно это исполнит. Не затем, чтобы произвести впечатление, продемонстрировать власть или чувства, а потому, что других вариантов просто нет. Сейчас это ей казалось таким же непреложным, как когда за выдохом следует вдох. Тине не нужно было лишний раз придумывать, что Юле сказать – слова лились сами собой, звуча временами нелепо, крайне неоднозначно, но неизменно понимались Юлей правильно и ничуть ее не смущали. Та фраза, которую радостно подхватили фанаты в соцсетях, «единственная, в кого я готова влюбиться», возникла так же – искренне и спонтанно, хотя Тина впоследствии жалела, что была настолько откровенна на такую широкую аудиторию. Сейчас же обстановка для откровений была как нельзя более подходящей. И слова сами слетели с Тининых губ. - Юль, а Вал правда был твоим первым? Юля повернула к ней голову. - Да, - даже не задумываясь. Тину удивило, что во взгляде Юли не было и тени смущения или неловкости. - А по тому, как ты держишься на сцене, и не скажешь, что ты настолько неискушенная в этих делах, - задумчиво произнесла девушка, покачивая в руке бокал и разглядывая его содержимое. Юля пожала плечами. - Ну, это иллюзия. Красивая иллюзия, - она подчеркнула последние слова. Тина кивнула. Да, иллюзия, я это уже поняла, рассуждала она про себя, но ведь кто-то эту иллюзию создает. И этот нежный цветок, судя по всему, даже в отсутствие определенного опыта по своей сути не такой уж нежный и невинный, каким хочет казаться. В памяти в очередной раз всплыли моменты со съемок их клипа. Аккуратные до целомудрия касания, с каждой минутой становившиеся всё смелее, одно на двоих дыхание и удивительный Юлин парфюм. Унисекс. Кажется, именно бесполость ее аромата стала одним из первых нюансов, смешавших Тине все карты и чувства. Под конец съемочного дня, проведенного фактически в Юлиных объятиях, она открыла для себя, что в ее отношении к Юле появился новый оттенок – дозволенность. Как будто в уже обжитом ею доме вдруг возникла дверь, которой раньше не было, и в которую она теперь могла в любой момент войти. Или впустить кого-нибудь. Тина сделала глоток из бокала, облизнулась и закусила губу. На ее лице возникло выражение ребенка, задумавшего какую-то хитрость и решившего этой хитростью удивить кого-то из взрослых. Блондинка опустила глаза и вкрадчиво произнесла, понизив голос: - А с девушками ты целовалась? – Пауза. Голос стал тише. – Ну, просто на съемках ты была такой раскованной… Хоть и не с самого начала. Юля усмехнулась, отвела взгляд. Тина, не удержавшись, звонко расхохоталась. - Да я с парнями-то почти не встречалась и не целовалась, какие там девушки! Вопрос застал Юлю врасплох; она поняла, к чему он мог быть задан, но вида не подала. Ей стало ужасно любопытно, к чему всё приведет. Тина склонила голову набок и бросила взгляд в сторону, поджав губы, как бы не соглашаясь со сказанным, однако не без удовольствия подметила, что поднятая тема не показалась гостье неудобной. Следующий вопрос вылетел из уст Тины прежде, чем она подумала, стоит ли вообще его задавать. - А хотела бы? Брюнетка догадалась о значении фразы скорее не по словам, а по тону собеседницы. Ум Юли подыскивал ему определение и через несколько секунд, наконец, нашел. Предвкушение. Тина смотрела на Юлю сверху вниз, и во взгляде хозяйки и всём ее облике читались смех, смущение, возбуждение, опьянение, ожидание, опасение, надежда. Эта смесь чрезвычайно интриговала Юлю, как интриговала и возможность поцеловать девушку, которой она втайне восхищалась столько лет. Интриговал и зачаровывал шанс на физическом уровне ощутить то, что она чувствовала сердцем – какую-то необъяснимую близость с Тиной и принадлежавшее только им двоим эмоциональное пространство, в котором две равноценные величины безусловно, без остатка растворяются друг в друге. Это казалось таким естественным и для Юли сексуальную окраску носило в меньшей степени. Это виделось ей логичным продолжением ее восхищения этой сильной личностью и красивой женщиной; логичным настолько, что, по мнению Юли, иначе просто не могло быть. И она ответила: - С тобой – хотела бы, – глаза широко распахнуты, а непосредственность, с которой была произнесена эта фраза, обезоружила Тину и в то же время подстегнула ее. Теперь обе широко улыбались, глядя друг другу в глаза с нескрываемым интересом; от стеснения и страха не осталось следа – каждая понимала, что интерес взаимен. Тина поставила бокал на пол у камина и подсела к Юле ближе. Опираясь на одну руку, неспешно наклонилась к Юлиным губам и сквозь улыбку к ним прикоснулась. Осторожно, но уверенно провела своими по их нежной коже; нарочито медленно, изучая. Потом еще раз. И еще. Юлина улыбка постепенно сошла на нет вместе с мыслями о несерьезности того, что происходило. Девушка поразилась собственной реакции. Ожидая нечто полумеханическое-полушутливое, Юля была совсем не готова к той трепетности и бережности, с которой ее целовала ее спутница, и это тронуло ее до глубины души; брови Юли непроизвольно взметнулись вверх, а с губ слетел мягкий стон. Где-то глубоко в ее теле, помимо ее воли, занялся огонек возбуждения. Дыхание Тины становилось всё шумнее и тяжелее, а ее поцелуи – всё настойчивей, блондинка чувствовала столь же интенсивную ответную реакцию, и это только распаляло ее; не отрываясь от Юли, она скинула с себя кардиган и отбросила его в сторону. Их близость затянула ее гораздо сильнее, чем она ожидала. Гораздо сильнее. Тина и сама слабо понимала, зачем сделала то, что сделала: хотела ли просто попробовать или же искала предлог для чего-то большего, в том числе, предлог для самой себя, чтобы воплотить то, что давно ее преследовало. С того самого съемочного дня. Конечно, она рассчитывала, что целовать Юлю будет приятнее, чем большинство мужчин, с которыми Тина спала, в том числе и потому, что помимо физиологии к ощущениям примешивались восхищение и искренняя симпатия, а еще ее к Юле тянула какая-то незримая связь; но к тому, что процесс поглотит ее до почти полной потери контроля над собой, готова не была. Только, нехотя призналась она себе, все шло именно к этому. Девушка не форсировала события, позволив им течь так, как подскажет момент; ей не хотелось напугать гостью или, что еще хуже, вызвать у нее отвращение поспешностью или чрезмерным напором. Она прекрасно осознавала, что сейчас благодаря опытности лидерство было именно за ней, и с готовностью взяла на себя ведущую роль. Влажным кончиком языка провела по Юлиным губам, и они тут же раскрылись шире; приглашение было незамедлительно принято. Тина проникла в ее рот и почувствовала, как тело девушки с шумным выдохом подалось вверх, к ней, а ее рука легла ей на затылок, притягивая ближе. Тина опустилась на ковер рядом с Юлей, опершись на локти. Они целовались до умопомрачения медленно и моментами до неприличия глубоко, пробуя, анализируя, как бы продолжая разговор посредством тел. Обе признавали, что непринужденность, сопровождавшая их общение, распространялась и на его физическую сторону. Движения губ, языков и тел – всё происходило легко, естественно, будто они делали это далеко не в первый раз. Спустя несколько десятков, а может, сотен мгновений забытья, Юля услышала собственный громкий стон и внезапно оторвалась от Тининых губ, учащенно дыша. Звук напомнил ей о втором (и до Тины единственном) человеке, который будил в ней такое же желание. Вал. Юле стало стыдно. Что она делает? Что ОНИ делают? Ведь до этого дня у нее и мыслей не было об измене. Валера заполнял собой все пробелы Юлиной души; они с Валом за десяток с лишним лет слились настолько, что порой она не могла вспомнить, какая привычка – ее собственная, а какую она переняла от мужа, не различала, что ей нравится просто так, само по себе, а что - потому, что это нравится ему. Иногда ее это пугало. Временами она очень остро чувствовала, что без него, всемогущего, всезнающего, ничего из себя не представляет, не знает, чего хочет и зачем ей всё то, чего она достигла. Понимала, что чересчур в нем растворяется, но ничего с собой поделать не могла. Любила. Юля любила Вала и не собиралась ему изменять. Но сейчас, чувствуя горячее дыхание девушки на своих губах и ее тело, прижавшееся к ее собственному, Юля считала то, чем они занимались, изменой исключительно с рациональной точки зрения. Ведь ее в Тинины объятия толкнула не неудовлетворенность в браке, а их эмоциональная связь, отрицать которую было бессмысленно, родство душ. Она чувствовала: им было суждено сблизиться, и то, что сейчас происходит – всего-навсего продолжение сценария, написанного кем-то свыше. Наверное, так было задумано, что в сердце Юли есть место для двоих. - Что такое? Замешательство спутницы не осталось незамеченным Тиной. Ее томный низкий голос, которым она это проговорила Юле прямо в губы, поднял в теле брюнетки ответную горячую волну, обратившую Вала и воспоминания о нем в далекие размытые силуэты. Все, что она сейчас хотела – чувствовать Тину как можно ближе и не отпускать, разделить с ней то, что никогда не могла разделить с мужем. С ним было очень хорошо, но то было скорее единение разумов и эго – душе Юли в руках Вала зачастую было холодно, хотя за годы брака она научилась обращать на это всё меньше внимания и компенсировать за счет других сфер. А с Тиной она чувствовала себя… на своем месте? как дома? Юле сложно было подобрать название тому состоянию, которое Тина у нее вызывала. Полет под руководством опытного инструктора? Пожалуй, это было ближе всего к истине. Она будто задевала грани Юлиной чувственности, которых Вал никогда не касался. И это желание, которое она сейчас испытывала, и которое – она знала – Тина испытывала тоже, было вызвано не стремлением удовлетворить физиологическую потребность, а необходимостью понять, разгадать Вселенную рядом с собой, исследовать свои к ней чувства, дотронуться до самых потаенных уголков сердца, позволить телам продолжить тот путь, который начали души. Пару секунд Юля совершенно дезориентированным, одурманенным взглядом изучала глаза напротив, потом прошептала: - Всё хорошо. Иди ко мне. С этими словами накрыла губы Тины своими, оставила на них короткий нежный поцелуй и притянула ее к себе. Тина приподнялась и легла на брюнетку, опершись на локти и мягко обхватив ее голову ладонями. Одна рука Юли по-прежнему лежала у нее на затылке, пальцы зарылись в светлые волосы и слегка поглаживали, второй рукой Юля инстинктивно обняла хозяйку дома, и их губы вновь нашли друг друга. Тина обнаружила, что ее партнерша оказалась на удивление умелой в том, что делала; поначалу была несколько скованной, но с каждым прикосновением вела себя всё более по-хозяйски. Юля сама не ожидала от себя такой смелости; наверное, остатки ее смущения испарились в тот миг, когда ее губ так ласково коснулись Тинины, когда она осознала, что это не поцелуй подруг, решивших просто попробовать, каково это, и что чувства, которые Тина к ней испытывает, чисто дружескими назвать нельзя. Этот прозрачный намек на взаимность и сорвал Юлины тормоза. Они целовались очень долго, совершенно забыв о времени и реальности; гостья спустилась поцелуями на подбородок Тины, потом на ее шею, и – боже! – как же Тине было хорошо. Юля при всей своей неопытности филигранно точно находила наиболее чувствительные участки, будто бы заранее знала, когда требуется лишь невесомое касание, а когда – влажный плотоядный засос, где нужны лишь губы, а где – язык и зубы. Знала, как крепко нужно прижимать к себе ее тело и когда именно ослабить хватку. Мужчины в большинстве своем Тине такого удовольствия не доставляли, с ними все было предсказуемо и почти всегда тривиально. Понимание того, что только женщина в точности знает, что нужно другой женщине, мелькнуло в сознании Тины ноткой сожаления: к женскому полу она была, в общем-то, равнодушна, ее напарница по дуэту – исключение из правила. Юля вообще занимала в ее сердце особое место, определение «любовь» для которого было слишком узким и не охватывало всей гаммы чувств, которые испытывала певица. С Юлей она будто прикасалась к чему-то прекрасному, вечному, будто открывала для себя новый, неизведанный доселе мир, в котором, как ни странно, была самой желанной гостьей. Тина привыкла быть ведущей во всем и сегодня первой ступила на неисследованную территорию, однако это не помешало ей охотно передать лидерство Юле и, по правде говоря, она бы позволила ей вообще всё. Опьяненная нежностью и чувственной эйфорией, Тина поймала себя на мысли, что еще чуть-чуть – и она совсем отпустит себя (ее спутница, кажется, уже это сделала), и случится то, о чем они обе впоследствии будут жалеть. Или, быть может, не будут, но их отношения уже никогда не будут прежними. Тина запустила обе руки в темные волосы, а из ее приоткрытых губ вырвался негромкий, но глубокий гортанный стон, когда язык Юли прошелся снизу вверх, оставив на ее шее влажную дорожку. Гостья приподнялась и села, вынудив Тину оседлать ее бедра и упереться коленками в ковер, одной рукой обвила ее талию, а вторую положила ей на живот. Блондинка обхватила ладонями Юлино лицо и оставила на ее губах невесомый поцелуй; призналась себе, что в этом импровизированном плену могла бы оставаться вечно. - Что мы делаем? Ты замужем, - выдохнула Тина; дыхание частое, прерывистое. - Знаю. Юля открыла глаза, посмотрела на нее так, будто Тина – самое прекрасное, что есть в ее жизни, и у той больно кольнуло в груди. В порыве нахлынувших чувств она прижалась губами к Юлиному лбу и так замерла на пару безмолвных мгновений. Вскоре брюнетка продолжила целовать ее, перешла на шею и постепенно спустилась к ключицам (благо платье их не скрывало), а Тине ничего не оставалось, кроме как выгибаться в ее объятиях да глубже вплетать пальцы в ее пряди, время от времени сопровождая всё это стонами. Она поняла, что для Юли это была точка невозврата. Задумалась, что ждет их двоих после: необходимость скрываться, тщательно фильтровать каждое свое слово, просчитывать каждый шаг; естественно, никаких больше совместных интервью – в потоке спонтанной «химии» и фронтвумен, и она сама вполне могут обронить случайную фразу, которая их выдаст, да и разница в поведении все равно будет заметна. Они обе хорошие актрисы, но вечно играть невозможно, плюс от ребят из команды скрыть все будет непросто – так или иначе поползут слухи, всплывут фотографии… Тина с горечью признавала, что эти отношения дамокловым мечом повиснут над ее карьерой, и именно она, Тина Кароль, случись что, из-за них больше потеряет. У Юли – имидж бунтарки, благодаря которому роман с представительницей своего пола только прибавит популярности; у Юли муж и многолетний брак, который, скорее всего, измену переживет. А что есть у Тины, кроме карьеры? Сколько поклонников захотят прийти на концерт народной артистки, узнав про ее отношения с девушкой? А сколькие из них переключат канал, увидев на экране шоу с ее участием? И как она объяснит это Вене? Ей вдруг стало страшно. Продолжая прижимать к себе Юлю и чувствуя жар ее тела, внутри она вся похолодела от осознания, глаза ее в ужасе распахнулись. Одна ночь – и годы упорной работы над собой, над образом, репертуаром и репутацией пойдут псу под хвост. Она не могла так рисковать, ведь сцена была ее воздухом, всей ее жизнью, и, как бы Юля ни была ей дорога, переступить сейчас эту черту между ними для Тины было сродни самоубийству. И она приняла единственно верное решение.