Бегущая вдаль — Наутилус Помпилиус Бедная птица — Наутилус Помпилиус А снег идёт — егор натс feat. Mental Affectiоn
Антон был простым Воронежским парнем. Именно с большой буквы — Воронежским. Ну, знаете — пиво, футбол, сижки? — А он же такой… Блять, ну понимаешь, на английском шпарит, обожает фильмы Тарантино, модник ещё дохера, — парень недовольно описывал объект своей симпатии. — Как тебя угораздило-то, Тош? — с нежной усмешкой спросила Ира. Наверное, эта девушка — единственная, кого Антон искренне и всем сердцем любил. Они абсолютно случайно пересеклись на каком-то ЛГБТ-портале уже почти пять лет назад. Шастун тогда впервые задумался о своих ощущениях. своей ориентации. Раньше он геев видел только по телику, знать не знал ничего об этом. А потом, всё как в дешевом кассовом кино — влюбился в одноклассника. Он не понимал, что чувствует, боялся, метался и не знал, у кого спросить совета — дворовой шпане рассказывать его голубые мечты было бы самым глупым делом на свете. Он был всего лишь семиклассником, не знающим, что ему делать. Выход из ситуации представился один — интернет. И, о чудо, кто ищет — тот найдет. Он нашёл в чужом тексте те же самые ощущения, что и у него самого — о страхе, непринятии и «неправильности» происходящего. Текст был написан от лица девушки, с которой парень незамедлительно связался. И так в его жизни появилась самая большая в мире любовь. и он не боялся этого слова. Антон просто осознал, насколько сильными могут быть дружеские, платонические чувства. Они строили совместные планы, поддерживали друг друга и, конечно, подкалывали насчёт объектов воздыхания. Ей единственной Шаст мог полностью довериться. Да, у него были друзья, приятели, но они бы не приняли его… Таким. По крайней мере, так думал сам парень, лёжа на плече Кузнецовой с патчами под глазами. Перед ними стояла огромная миска попкорна, а на ноутбуке была открыта первая часть Шрека. — Не знаю, он просто нереальный такой. Яркий. Он чудик тот еще. Учится на четвертом курсе театрального. Но это вроде второе высшее у него. — Любишь парней постарше? — Ирка хмыкнула. Антон проигнорировал подкол и продолжил: — Ну и он красивый очень, многие девчонки визжат просто, чуть ли не по частям растаскивают. Парни, может, тоже. Но я как-то по другому это ощущаю, не как тогда, с Эдом в средней школе. Арсений такой неожиданный, что-ли. Я правда никогда не встречал раньше таких людей. И вряд ли встречу. Я словно… Хочу оказаться в его голове, понимаешь? Понять, что он думает и как может думать… Не так, как все, короче. Его голова просто чудесное место. Выслушав этот сбивчивый монолог Кузнецова смогла лишь сказать: — Шаст, ну ты и вляпался. — Знаю. Пиздец. — Он хотя бы по парням? Нет, ты, конечно и стену сдвинешь, но… — Думаю, в этот раз мой гей-радар меня не подводит. Он экстравагантный. — Что же ты не позовёшь его на свиданку, геюга? — Да как! Он же такой… Такой Арсений. А тут я, здравствуйте, получите-распишитесь — два метра семечек, пива и толстовок. — Ты не всегда такой, только в окружении друзей. Я же знаю. Это было таким клише — лучший друг гей. Но им было комфортно вместе. Валяться, в десятый раз пересматривая обожаемого Гарри Поттера, выбирать новые украшения, ласково-насмешливо называть друг друга подружками. Тоха не был таким брутальным, каким его считают его друзья. Нет, он любил проводить с ними время, гонять в футбол и пить пиво — бесценно. Но иногда было приятно и заняться чем-то, что они бы презрительно назвали «девчачьим». Поэтому эту часть своей жизни Шаст разделял с Ирой. Он вздохнул: — Ну да, вот именно, ты знаешь. А он думает, наверное, что я быдло. Блин! — Глупости не гони, тебя, такого очаровашку, нельзя не любить. Антон улыбнулся как кот. — А, вы, кстати, где вообще пересекаетесь? Или ты его просто сталкеришь? — В университетском КВН вместе играем. Я не рассказывал? Ну, как… Вместе громко сказано, у нас разные компании, но иногда приходится играть и совместно.***
— А-а-а, мы готовимся к новогоднему концерту и делаем совместные номера. Решили попробовать импровизацию, напридумывали рубрик всяких с Стасом, это препод наш. Нам с Арсением выпадает работать вместе! Вот, отыгрываем случай какой-то про больницу, а он сзади встал, взял меня за руку. И начал вот это своё: Представь, что скальпель, это вовсе не скальпель… Я чуть с ума не сошёл, — тараторил Антон лёжа на кровати. болтая это в голосовые Ирке. Она ушла по магазинам. Без него, коза. — А еще у него носки радужные, вот ведь не палится человек! Еще я узнал, что он хочет свой бренд футболок запустить. А еще он… Скрытный. Вроде болтает много, но ничего о личном не узнаешь. Время шло, парни оттачивали номера, где-то импровизировали, где-то ставили. Арсений кидался бесконечными намёками, вечно смущал Антона и не упускал возможности его облапать. — Ангел, я пошутил, — и нежный взгляд. Ну как можно быть таким, Арсений? Он уже слышал писк девчонок, и сам в голове пищал также. — Хм, запишу эту фразу, чтобы потом напечатать её на футболке. Девчонки из группы, кажется, уже зашипперили их. Им всё казалось простым и очевидным — парни нравятся друг другу и тайком бегают на свидания. Шасту хотелось бы, чтобы это было так. Мы боялись себя, мы дичились судьбы Весь мир кроме нас знал нашу мечту Но всё казалось чем-то большим, чем просто актёрской химией, хорошей дружбой… Даже больше, чем влюбленностью. Антон просто был уверен, что больше никогда не встретит такого человека. Он менял всех вокруг себя, он светил, он бесконечно много улыбался и своим оптимизмом заражал даже обычно хмурого Шаста. Он часто заводил его в тупик. Он находил нужные слова, когда в голове была пустота. С ним он мог почувствовать себя словно младше, мягче. Быть собой. С ним легче всего. Шёл уже который месяц постоянных репетиций, они тренировались допоздна, но после всего парни могли часами оставаться в гримёрке, разговаривая. Шастун слушал и всё больше проваливался в этого человека. Не тонул, а именно так — проваливался. Безнадежно. Так это представлялось в светлой Шастуновской голове. Словно он снова безумно влюбленный школьник. Ему казалось — этот человек знал всё и жаждал узнавать всё новое, новое, новое. Иногда его сложно было понять, иногда он нёс полную несусветицу — такую, что Антон думал, что тот уже точно двинулся. А еще он обожал дурацкие каламбуры. Они сидели в гримёрке. Их руки лежали рядом, но Антон не смел накрыть его ладонь своей. Для юмориста у Арсения были слишком грустные глаза. Он общался с ним, шутил с ним, выражал симпатию непонятными намёками. Но не делал первого шага. Шастун начинал думать, что, быть может, он любезен со всеми, может считает его не больше, чем другом, может он просто не его типаж, в конце концов? Наверное, Арсу было интересно с ним общаться. Но правда ли мужчина считал его достойным собеседником? Но я сидел с тобой не касаясь руки Слушая твой голос как радио небес Попов в очередной раз рассказывал что-то невообразимое про ягоды и королеву Англии. — Знаешь, а вот ты мне напомнил палитру. Или художника, который раскрашивает серый мир. Это окончательно убедило Шаста. Но настолько же это и выбило его из колеи. — Я плохо рисую, — не к месту сказал Антон. Но Попов только улыбнулся в ответ. Их общению минуло только три месяца, но Шастуну казалось — это судьба. Арсений любил зелень и мечтал найти дорогу в изумрудный город. Чем это не предназначение? Изумрудный город — такая жестокая сказка. Ведь город был самым обычным, но обманутые люди верили в его особенность. Было уже поздно, и парни засобирались домой. Был темный вечер, они шли по заснеженной аллее. И снег, крупными хлопьями падая, как в сказке, отражал свет фонарей и, переливаясь, кружился, кружился, кружился… И сердце билось в ритме вальса снежинок. Антон нашёл силы, чтобы всё же произнести: — Я просто хочу, чтобы ты знал. Ты мне небезразличен. «Возьми меня с собой в свой изумрудный город. Пожалуйста». — Тош. Антон. Я женат, и моя жена ждёт ребёнка, — обречённо. Взглядом на взгляд — как лезвие. Воздуха не хватало. Мужчина взял его руки в свои. Валил снег, закрывая всё пеленой. — Я понимаю. А я хотя бы… — он не находит сил задать вопрос. Арсений ему не скажет. Не скажет, что он и есть его изумрудный город, его художник, раскрасивший серый мир, его ангел. Как бы Арсений не хотел остаться... Нужно отпустить паренька — у него впереди целая жизнь и бескрайнее голубое небо. — Ангел, с тобой всё будет в порядке. Антон закивал со слезами на глазах. Попов пожал ему руку, и развернувшись, ушёл прочь. Когда-нибудь всё обязательно будет в порядке. Как мы делаем больно тем, кому дарим небо.