"Или в тот день в «Кабаньей голове» был вовсе не Поттер, а его брат-близнец? Или вы предложите обычное простое объяснение, включающее петлю времени, ожившего мертвеца и парочку невидимых дементоров?" (Корнелиус Фадж, министр Магии)
— Вы действительно хотите, чтобы я ушел, мистер Блэк? — спросил Корнелиус Фадж, для пущей убедительности склонившись к собеседнику. — Макнейр и дементоры с минуты на минуту будут здесь. Если я уйду, они исполнят то, что им приказано. — Умереть от Поцелуя дементора сейчас — вряд ли намного хуже, чем гнить в Азкабане еще несколько лет, — ответил Сириус, не поднимая взгляда. — Я не пойду с вами, министр Фадж. Уходите. Пленник сидел на полу в кабинете Флитвика, прислонившись к стене. Он все еще был слаб после нападения дементоров у озера, и его взгляд не отражал даже слабого проблеска надежды. Гарри осторожно отодвинулся от края карниза, свесившись с которого он наблюдал за происходящим в кабинете. Операция по спасению Сириуса натолкнулась на неожиданное препятствие в лице Фаджа. И ведь поначалу все было в порядке. Дождавшись, когда палач Макнейр отправился за дементорами, они с Гермионой оседлали Клювокрыла, и тот доставил их прямиком к окну, за которым ждал своей участи недавний узник Азкабана. И надо же было проклятому министру именно в этот момент явиться к Сириусу с переговорами — более чем странными, между прочим. — Что там происходит? — спросила шепотом притаившаяся рядом Гермиона. — Фадж обещает сохранить жизнь Сириусу, если тот прямо сейчас отправится с ним в Азкабан. — Это же хорошо? — неуверенно произнесла Гермиона. — Я имею в виду, хорошо, что его не собираются казнить прямо сейчас… — Что-то тут нечисто, — покачал головой Гарри. — К тому же Сириус против. Все не так! Фаджа не должно тут быть… Он осекся от волны холода, прокатившейся по коже, отчего та моментально покрылась мурашками. Дементоры! Взглянув в расширившиеся от понимания глаза Гермионы, он вновь перегнулся через карниз, пытаясь уловить происходящее в кабинете. Увиденное заставило его судорожно сжать окоченевшие пальцы. У двери, скрестив руки на груди, стоял Макнейр и с неприязнью смотрел на две парившие в воздухе перед ним фигуры в черных балахонах. От дементоров веяло таким холодом и безнадегой, что Гарри поймал себя на мысли о том, что не худо было бы перегнуться через карниз еще дальше… Он явственно увидел в сознании эту картину: вот он соскальзывает с отсыревших камней и, беспорядочно кувыркаясь в воздухе, несется навстречу поджидающим внизу каменным плитам. Образ был настолько ярким, что Гарри, оцепенев, не сразу услышал продолжение разговора. — …Не думайте, что я делаю это из сострадания к вам, Сириус Блэк! — донесся до него резкий голос министра. — Вы наверняка видели последний номер «Ежедневного пророка». Каково? Обвинять меня в том, что я заметаю мусор под ковер… — Меня не интересуют ваши дворцовые интриги, министр, — презрительно отозвался Сириус. — Поднимите его! — скомандовал вышедший из себя Фадж. — На выход! Дементоры вцепились покрытыми струпьями костлявыми пальцами в плечи узнику, отчего тот вскрикнул и сделал безуспешную попытку вырваться. Макнейр распахнул дверь и отошел в сторону, пропуская жутких конвоиров с бьющимся у них в руках Сириусом. Дождавшись, когда кабинет опустеет, Фадж подозрительно покосился в окно, заставив Гарри отпрянуть, и вышел следом. Гарри кинулся к противоположному краю крыши, отчего успевший задремать Клювокрыл недовольно поднял голову. С крыши открывался вид на двор Хогвартса, и через некоторое время внизу показалась мрачная процессия. Сириус уже не пытался вырваться: он уронил голову на грудь и практически повис, удерживаемый лишь мертвой хваткой дементоров. — Идут к станции Хогсмид, — сказал Гарри. — Не думаю, — отозвалась Гермиона. — Что им там делать? Они просто покидают территорию замка, потому что в Хогвартсе нельзя… Дементоры отпустили пленника. Фадж и Макнейр схватили обессилевшего Сириуса под руки, и через мгновение все трое исчезли, оставив после себя лишь взметнувшуюся дорожную пыль. — …Трансгрессировать. Что же нам теперь делать, Гарри? Второй раз сбежать ему не позволят. Гермиона едва не плакала, да и Гарри с трудом сдерживал себя, в отчаянии кусая губы. Они ведь почти спасли Сириуса! Опоздали на каких-то жалких две минуты — и теперь его крестного ждет, возможно, самое страшное место на Земле, где даже просто выжить — настоящий подвиг. Дементоры, которых привел Макнейр, взмыли в воздух и направились куда-то на восток. Оглядевшись, Гарри увидел, как темные фигуры в развевающихся балахонах поднимаются вверх со всех окрестностей Хогвартса и берут тот же курс. Беглец пойман, и теперь им больше незачем оставаться здесь. — Возвращаются в Азкабан, — пробормотал Гарри, провожая их взглядом. — Я должен вытащить его оттуда. — Что?.. — Гермиона, я лечу в Азкабан. Я спасу его. — Гарри, ты с ума сошел! — Она схватила его за руки, словно боялась, что Гарри прямо сейчас трансгрессирует. — Это не кабинет Флитвика, это магическая тюрьма, охраняемая бессмертной стражей! Даже взрослый чародей не в силах пройти сквозь нее. Давай лучше найдем Питера Петтигрю, и тогда мы сможем доказать, что Сириус невиновен. Еще есть время. — Нет времени, — покачал он головой. — Дементоры сейчас скроются из вида, и мы не сможем за ними последовать. — Проклятье, Гарри, я не об этом! Он не без труда высвободил руки, стараясь не глядеть ей в глаза, и подошел к гиппогрифу, протянув ладонь, чтобы погладить того по голове. — Нам предстоит долгий полет, Клювик, — сказал он, забираясь на спину могучему животному. — Но ты сможешь, я знаю. — Даже если ты выживешь, тебя исключат из Хогвартса за эту выходку! — не уступала Гермиона. — И правильно сделают, между прочим. Это безумие чистейшей воды. — Прости, Гермиона. Я иначе не могу. Клювокрыл вскочил на ноги и встрепенулся, вскинув голову. Когда он уже сделал пару шагов в направлении карниза, кто-то обхватил Гарри за пояс, усевшись позади него. — Гарри, ты просто дурак, — услышал он голос Гермионы у самого уха и невольно улыбнулся. — И я не лучше. Нужно было идти на Когтевран.***
Последние полчаса они летели над угрюмо-серыми волнами Северного моря, стараясь не выпускать из вида темную стаю дементоров по курсу. По мере того, как небо на востоке темнело, поддерживать нужное направление становилось все тяжелее: черные фигуры то и дело скрывались в низкой облачной дымке, и тогда Гарри едва удерживался от того, чтобы сократить расстояние. Кожа на лице горела от плотного потока холодного ветра, глаза, даже защищенные стеклами очков, отчаянно слезились, а полет, казалось, будет продолжаться бесконечно. Гермионе вряд ли было много лучше: Гарри чувствовал, как она дрожит от холода, прижавшись к его спине и судорожно сжав пальцы. Не следовало ее втягивать во все это. Для себя он решил, что оставит ее с Клювокрылом где-нибудь на окраине острова, а дальше пойдет один. — Как ты намерен попасть внутрь? — спросила Гермиона после долгого молчания. — Я использую Патронус, — неуверенно сказал Гарри. — Они вряд ли ожидают нападения. Гермиона скептически хмыкнула. — Думай головой, Гарри! Во-первых, там не только дементоры, хотя и с ними в одиночку тебе не справиться. Кто-то должен их контролировать, и держу пари, что это сильные чародеи, возможно, что мракоборцы: как ты намерен совладать с ними? — Я не буду с ними сражаться. У меня есть мантия-невидимка… — И тебе очень повезет, если это сможет обмануть их. Но даже мантия не заставит ворота крепости распахнуться. А ведь это только начало. Там сами стены таят в себе угрозу. Даже скалы этого острова напитаны темнейшей магией — настолько опасной, что и самые сильные из чародеев не отважились разрушить это место, как хотели изначально. Кто знает, что может вырваться на свободу, если это сделать? Дементоры тогда покажутся самой мелкой из проблем. — Откуда ты все это знаешь? — Читаю книги. И тебе следовало бы поступать так же, потому что сейчас ты сам не знаешь, куда направляешься, и что тебя там ждет. После смерти Экриздиса… — Кого? — Господи, Гарри! Экриздис — могущественный маг пятнадцатого века. Безумный маг. Именно он создал Азкабан, да и весь остров тоже. Говорят, он занимался там какими-то экспериментами — чем-то по-настоящему страшным. Подвергал пыткам людей — моряков, которых ему удавалось заманить на остров. Когда много лет спустя этот остров обнаружили, побывавшие на нем отказались рассказывать о том, что видели. Люди там сходят с ума, Гарри. И я не думаю, что одни лишь дементоры тому виной. Только теперь, когда первоначальный импульс остался позади, Гарри осознал, во что они ввязались. На этом фоне даже поединок с Волдемортом не казался настолько безумным мероприятием. И Гермиона… Верная до самоотверженности, самая его близкая подруга, которая никогда не бросает его, даже прекрасно понимая, в какое сумасбродство он ее тащит. В груди у него защемило, а на глаза навернулись слезы. Если с Гермионой что-то случится, он никогда не сможет себе этого простить — даже если Сириус будет спасен и оправдан. Занимаясь самоедством, он почти упустил момент, когда сквозь плотную дымку вдалеке проступил силуэт крепости. Что-то странное было в ее облике: казалось, высокие стены главной башни кромсают само пространство своей безжизненно-серой поверхностью, и в этой иллюзии был свой резон. Башня, воплощавшая безумие своего создателя даже в архитектурном плане, представляла собой треугольную призму, и возвышалась над беснующимися волнами подобно исполинскому клинку, вонзенному в море. Куда исчезли дементоры, он так и не понял: возможно, влетели в какие-то из редких зияющих проемов в стенах. Впрочем, особого значения это сейчас не имело: с налета последовать за ними — самоубийство. Клювокрыл, едва не касаясь лапами верхушек волн, приземлился среди чернеющих скал на берегу и немедленно улегся на живот, опустив голову на рассыпь округлых камней с белой пленкой морской соли. Гарри с трудом сполз на землю, едва не упав от ноющей боли во всем теле. Гермиона последовала его примеру и, охнув, оперлась на его руку. — Ничего себе, путешествие, — проговорила она. — А ведь нам еще обратно лететь. Если повезет, то с твоим крестным. Не уверена, что Клювокрыл выдержит. — Я дам Сириусу свою палочку, и он трансгрессирует… Ну или что-нибудь еще придумаем. Он достал мантию-невидимку, накинул ее на себя и осторожно выглянул из-за скал. Ему не составило труда различить ворота на первом ярусе башни: холодный стальной блеск делал их заметными, даже если бы рядом с ними не застыли в устрашающем молчании две черных фигуры в истлевших балахонах. Ворота. Первое препятствие — и даже его он не знает, как преодолеть. Ну, допустим, дементоров можно отогнать Патронусом. А дальше? Против таких стен и дверей даже Бомбарда Максима бессильна. — Гарри, что ты делаешь? Спрячь мантию, и пойдем вместе. — Но ведь нас увидят! — Вот именно. Что на месте стражи ты бы сделал с двумя невесть откуда взявшимися школьниками, которые пытаются войти в охраняемое учреждение? Гарри с минуту недоуменно смотрел на нее, но потом его лицо просветлело. — Впустил бы внутрь, чтобы допросить, — кивнул он. — Надеюсь, что это сработает. Вот только дальше… — Сработает. Но знаешь… Держи палочку наготове, хорошо? Она взяла его за руку и почти насильно потащила к воротам. — Гермиона, подожди… Я пойду один. Это моя затея, и тебе там нечего делать. — Не говори ерунды! Вместе у нас больше шансов. К тому же они нас все равно уже заметили. Бросив взгляд на крепость, Гарри убедился, что она права. Ворота медленно открылись, и оттуда вышли двое в черных мантиях с палочками наизготовку. Мракоборцы? Охранявшие вход дементоры сорвались с места и понеслись к ним, стремительно сокращая дистанцию. Гарри и Гермиона, переглянувшись, поняли друг друга без слов и побежали навстречу жутким стражам. Нельзя, чтобы те увидели Клювокрыла. Когда дементоры протянули к ним костлявые руки, Гарри едва не лишился чувств от накатившей дурноты и ужаса, с трудом удержавшись от непреодолимого желания выхватить палочку. Но нет: маленькая победа над стражами Азкабана здесь, на берегу, вероятно, обернется поражением в конечном итоге. Сжав зубы, Гарри позволил ледяным пальцам сжаться на предплечье и обернулся к Гермионе. Его подруга, похоже, испытывала не меньшие страдания: ее трясло мелкой дрожью, а глаза почти закатились в преддверии обморока. Почему он не послушал ее там, на крыше? Они бы в два счета нашли проклятого Петтигрю, и не пришлось бы им терпеть все это. Он почти не осознавал то, как их, полумертвых, передали в руки мракоборцев и протащили через зал сразу за воротами, заставленный стеллажами с бумагами. Перед глазами промелькнули слабо освещенные стены внутренних помещений крепости, и ему показалось, что их камни шевелятся, словно живые: что-то пульсировало под выщербленной поверхностью, перекачивая черную кровь Азкабана сквозь толщу стен куда-то за пределы времени и пространства, туда, где только пустота и безумие. Он слышал голоса — но не только голоса мракоборцев. Тихий шепот на самом пределе восприятия ввинчивался в уши подобно червю-паразиту, и слова, поначалу казавшиеся разумными, обращались в бессмыслицу. «… Следовательно, высота двумерного симплекса, касательного проекции каузальной сферы, меньше или равна произведению планковского времени на константу темпоральной связности, — хрипло бормотал кто-то невидимый. — Таким образом, теоретический предел для периода полураспада ансамбля виртуальных частиц остается прежним, и смерть неотвратима, и вечная зима в конце пути, и тьма над бездной, только тьма внешняя, и скрежет зубовный…» Его челюсти разжали, и в рот ему хлынула обжигающая приторная жидкость. Горячий шоколад! Гарри сделал глоток и мучительно закашлялся, но в голове немного прояснилось, а голоса стихли. Глаза сфокусировались, и он увидел перед собой плотно сбитого человека в черной мантии — очевидно, одного из тех, кто встречал их у ворот. Лицо мракоборца не выражало никаких эмоций, огромные зрачки почти достигали размеров радужной оболочки, а кожа носила мертвенно-бледный оттенок. Это из-за постоянного соседства с дементорами? Не хотел бы Гарри себе такую работу. Комната, в которой они находились, вряд ли была предназначена для допросов: допрашивать здесь ранее наверняка никого не приходилось. Это было маленькое пыльное помещение с зарешеченным окном у самого потолка. Дверь за спиной тюремщика осталась приоткрытой, но вряд ли им представится возможность выскользнуть наружу, даже если у них не отберут палочки. Странно, что это не сделали до сих пор. Настолько уверены в себе? — Кто вы такие? — спросил мракоборец. — Как вы сюда попали и с какой целью? Гарри неуверенно оглянулся на Гермиону, которая тоже пришла в себя, и теперь сидела на простом деревянном стуле рядом с ним. Они ведь так и не договорились, что им следует отвечать на допросе. Гермиона безразлично пожала плечами и ответила первой: — Мы студенты Хогвартса. Трансгрессировали сюда вместе с одним сильным магом. Он сказал, что мы должны отвлекать на себя внимание охраны. Не знаю, чего он хочет… Гарри мысленно присвистнул. Он и не догадывался, что Гермиона способна выдать такой насквозь лживый экспромт, но не мог не оценить изящество тактического хода: теперь стража будет вынуждена рассеять внимание в поисках неведомого диверсанта. — Проклятье… — пробормотал мракоборец и выглянул за дверь: — Сэвус! Подойди-ка сюда. Гермиона, не мешкая, соскочила со стула и метнулась к Гарри, доставая на ходу маховик времени. Он не успел понять значение того, что она делает, однако послушно позволил накинуть цепочку себе на шею, одновременно схватившись за древко палочки. Конечно, он не ровня взрослому мракоборцу, но, возможно, он хотя бы сможет выиграть для Гермионы лишнюю секунду… Однако этого не потребовалось. В тот момент, когда тюремщик обернулся к ним, миниатюрные песочные часы пришли в движение. Впервые лицо мракоборца утратило невозмутимость, отразив самую настоящую панику. — Не здесь! — крикнул он, вскидывая палочку. В следующее мгновение он растворился в воздухе. Ребята остались одни в комнате, и дверь по-прежнему была приоткрыта. Гарри перевел дыхание. Так вот, что задумала Гермиона! Перед лицом превосходящего противника она безошибочно воспользовалась их единственным козырем — маховиком времени. Обеспечив их поимку, она просто вернулась назад во времени, когда эта комната еще пустовала, и стража не подозревала об их вторжении на остров — просто потому, что оно еще не состоялось. — Мы сместились на два часа в прошлое, — деловито сообщила Гермиона, снимая с него цепочку. — Очень скоро сюда должны доставить Сириуса, и мы сможем выяснить, в какую камеру его поместят. Доставай мантию-невидимку, Гарри. Только теперь он осознал, насколько вокруг тихо и пусто. И еще холодно. Пока они медленно двигались вдорь коридора к предполагаемому выходу, куда вскоре должны были ввести его крестного, его колотил озноб. Гермиона сжала его руку — ладонь ее была невероятно холодной, пальцы дрожали. Как здесь вообще можно находиться? Они даже получаса не провели в этом месте, а заключенные терпят все это годами. После нескольких минут поисков лабиринт коридоров привел их ко входу — к тому, что должно быть входом. Пустой зал — почти такой, каким Гарри запомнил его, едва оказавшись внутри крепости. Вот только это «почти»… Не было стеллажей со стопками документов. Не было массивного стола, вытянутого вдоль зала. Не было ни мракоборцев, ни дементоров. И — последний невероятный штрих — ворота были небрежно полуоткрыты, словно хозяевам этого места нет никакого дела до того, кто может через них войти или выйти. Гарри потянул Гермиону за руку, и они осторожно приблизились к воротам, стараясь ступать как можно тише. За порогом клубился белый туман. Не легкая дымка от мокрых прибрежных камней поутру, а плотная, непроницаемая пелена во всех направлениях, рассеивающая слабый свет, источник которого определить было невозможно. Они стояли у входа в пустую крепость, и что-то случилось со всем окружающим миром. Что-то плохое. — За два часа до нашего появления здесь творилось такое?.. — пробормотал он. — Не могу поверить. Гермиона решительно выбралась из-под мантии и огляделась. — Я не знаю, Гарри, — сказала она дрогнувшим голосом. — Похоже, что маховик занес нас куда-то… много дальше, чем на два часа в прошлое. Я даже не уверена, прошлое ли это. — Этот туман снаружи, — отозвался Гарри и опасливо протянул руку за порог, не ощутив ничего, кроме сырого воздуха. — Почему-то именно так я представлял себе смерть — бесконечным туманом со всех сторон. Мы еще живы? Вместо ответа она взяла в руки маховик времени и поднесла его к глазам. Гарри наклонился к ней, чтобы посмотреть, но ничего особенного не заметил: устройство не казалось поврежденным, все его части были на месте. Показалось ли ему, что маховик немного вибрирует? — Давай попробуем еще раз, на короткое время, — сказала Гермиона и не без усилия закрыла створку ворот. — Если перемещение будет успешным, ворота вновь окажутся раскрытыми. Закинув цепочку маховика Гарри на шею, она один раз повернула песочные часы вокруг оси и бросила взгляд на ворота. Ничего не изменилось — ровным счетом. — Гарри, похоже, что мы застряли, — сказала она упавшим голосом. — Непонятно где. — Я думаю, тот мракоборец хотел предупредить нас. Откуда он знал? — Наверное, тут уже ставили эксперименты с маховиком времени, — пожала плечами Гермиона. — Вот только нам сейчас о другом надо бы думать. Мы должны как-то выбраться отсюда. Если сюда уже кто-то попадал, возможно, они оставили что-то после себя. Хотя бы надпись на стене. Осмотрим крепость? Сказать было проще, чем сделать: Азкабан был воистину гигантским. На протяжении первого получаса Гарри не мог избавиться от чувства нереальности происходящего, вызванного шоком. Потрясение от неожиданного провала спасательной операции, утомительный полет над океаном, близкий контакт с дементорами, а в довершение всего еще и заключение в неведомой безлюдной эпохе — все это вместе лишило его способности адекватно реагировать на происходящее. Гермионе вряд ли было легче: с тем же потухшим взором она шагала рядом с ним по бесконечным коридорам, заглядывая в десятки пустых помещений, и за все это время не проронила ни звука. Опустошенность — правильное слово. Они находились в пустоте, и пустота понемногу вытесняла их чуства: даже понимая это, Гарри ничем не мог воспрепятствовать этому превращению. Когда они поднялись несколькими этажами выше, у него мелькнула мысль, что сейчас он бы порадовался даже дементору, появись тот у них на пути, — только не вездесущему Ничто, безраздельно правящему этим местом или временем. Когда же он осознал, что безумные голоса на границе слышимости вернулись, то впервые проявил нечто вроде холодного любопытства. Любое изменение было благом. «Всякое существование имеет длительность, а значит существование, не имеющее протяженности во времени, есть небытие, — шептал голос, — пространство чистой потенциальности. Но что есть протяженность, как не упорядоченное множество мгновений? Упорядоченность — игра ума, но как же холодно, как же темно, и нет конца боли, и великий Уроборос пожирает себя с хвоста, и страдание лишь заставляет его сильнее сжимать челюсти». — Гарри, ты это слышишь? — спросила наконец Гермиона, остановившись. — Голос? Да. Слышал его еще в самом начале, до перемещения. — Здесь кто-то есть. Мне кажется, голос доносится откуда-то сверху. Пошли на лестницу! Апатию как рукой сняло. Они едва ли не бегом поспешили к повороту, который заканчивался массивной мраморной лестницей. Подъем на самый верх вымотал их донельзя, несмотря на то, что и в Хогвартсе обилие лестничных пролетов не оставляло ноги студентов без нагрузки. Спустя четверть часа они, тяжело дыша, стояли в начале полутемного коридора на верхнем этаже Азкабана — увы, такого же пустого, как и все, что они видели ранее. И все же одно отличие было налицо: они теперь отчетливо слышали голос, резонирущий в каменной плоти стен. «Имеет ли небытие длительность, лишь заполняя промежутки между периодами бытия? Нет! Небытие вне времени и принадлежит вечности, небытие — печать божественности, квинтэссенция трансцедентальности. Я не существую, да. Глупцы полагают, что существование — условие власти, но условие власти — вечность, а вечен лишь тот, кто не существует. Идите ко мне! Идите ко мне и посмотрите в лицо Небытия!» Последние слова голос прорычал с такой яростью, что Гарри вздрогнул и обернулся к Гермионе. — Это нам? — Не знаю. Но выбора все равно нет. И мне кажется, я знаю, куда идти дальше. Коридор, огибавший каждый этаж Азкабана по треугольному периметру, через каждые несколько футов прерывался парой стальных дверей по обе стороны, за которыми располагались пустые камеры. Но только не на верхнем этаже. Здесь двери отсутствовали напрочь, а сам коридор в центре каждой стороны содержал ответвление, ведущее в центр. Когда ребята свернули в одно из этих ответвлений, пронизывающий холод усилился и теперь жалил не хуже озверевшего пчелиного роя. Там, в конце пути тускло мерцала закрытая дверь, покрытая изморозью. Гарри, сделав к ней несколько шагов, взялся за массивную резную ручку из почерневшего серебра, и с криком боли отдернул руку: металл был напитан космическим холодом. — Желающий войти должен ответить на вопросы, — зашептало пространство, заставив их отшатнуться. — К-какие вопросы? — опешил Гарри. — Существует ли человек, способный поднять книгу? Гарри переглянулся с Гермионой: нет ли подвоха в этом кажущемся простым вопросе? Но его подруга ответила столь же недоуменным взглядом и с вызовом сказала: — Существует. Я делаю это каждый день. — Очень хорошо. А существует ли человек, способный поднять гору? — Наверное, нет, — помедлив, отозвался Гарри. К чему клонит их невидимый собеседник? — Существует ли человек, способный выжить в лесу? — Конечно, — пожал плечами Гарри. — А человек, способный выжить в жерле вулкана? — Что за странные вопросы? — вышла из себя Гермиона. — Ответы на них очевидны! — О, не надо спешить, мои юные гости. У нас в запасе вечность. Существует ли… — Пойдем, Гермиона, — сказал Гарри. — У нас нет в запасе вечности. Он отвернулся от двери, намереваясь выйти в коридор, и встал, как вкопанный. Перед ним оказалась глухая стена, и ничто не указывало на то, что пару минут назад здесь был проход. — Вы пойдете тогда, когда вам будет позволено, — прошипел голос, в котором холодного пренебрежения было куда больше, чем угрозы. — Но раз уж терпение — не самая сильная ваша сторона… Входите. Дверь с тихим шелестом отворилась. За ней оказался на удивление обыденное шестиугольное помещение — отдаленно напоминавшее кабинет Альбуса Дамблдора, каким Гарри его запомнил. Стеллажи с полуразвалившимися книгами высились до самого сводчатого потолка. Глубокую стенную нишу по левую руку заполняли артефакты неясного назначения, предсталявшие собой соединенные вместе прозрачные сосуды с постоянно циркулирующими потоками песка. В центре кабинета стоял массивный дубовый стол, заваленный кусками пергамента — исписанными, исчерченными и просто испачканными чернилами. Кто-то сидел к ним спиной в высоком кресле, больше напоминавшем царский трон, и пространство вокруг него казалось еще темнее, чем царивший в кабинете полумрак. — Я давно не видел своего лица, — проговорил хозяин кабинета. — У меня нет зеркал. Возможно, что и лица у меня нет, кто знает? Он поднялся из кресла — высокий, сухопарый чародей в темно-серой, ужасающе ветхой мантии, которая выглядела так, словно ее сняли с мертвеца. Помедлив, он обернулся, и дыхание Гарри перехватило. В первое безумное мгновение ему показалось, что перед ними стоит дементор — покрытая струпьями, сморщенная кожа, обтягивающая кости черепа, вытянутые сухие пальцы — это существо определенно имело нечто общее со стражами Азкабана. Однако черты лица при всем этом оставались человеческими, а ввалившиеся черные глаза смотрели сквозь них с чисто человеческой болью. — Кто вы? — после короткого замешательства выдохнула Гермиона. — Когда я существовал, меня звали Экриздис, — ответил хозяин. — Вы тот самый… — Да. Это я построил Азкабан — мою темпоральную лабораторию. Я был молод. Как я желал постичь природу времени! Эта самая могущественная изо всех стихий пленяла мое воображение, и я готов был продать душу, чтобы постичь ее секреты, не зная, что тайна времени — лишь преддверие истинного могущества. Гарри не знал, что и подумать. Неужели их занесло на несколько веков в прошлое? Экриздис жил в XV веке, но вид у него хуже, чем у покойника. Либо он невозможно стар, либо изуродован в результате какого-то неудачного эксперимента. — Какой сейчас год? — спросил Гарри. — В какое время мы попали? — Ты сказал «сейчас»? — проскрежетал Экриздис и засмеялся сухим, мучительным смехом, почти неотличимым от кашля. — Нет никакого «сейчас», мальчик. Чего еще вы с вашей юной леди ожидали, запустив маховик времени внутри дуопризматической проекции Азкабана? Да, я принял меры предосторожности: было бы неразумным допустить, чтобы кто-то вмешался в хронологию моих экспериментов. Так что добро пожаловать в мое персональное Ничто. — Мы… мертвы? — проборматала Гермиона, побледнев. — Нет, конечно, — раздраженно отмахнулся Экриздис. — Смерть не стирает вас из бытия. Умереть может любой глупец. Но только я, я за всю историю человечества смог постичь, как избавиться от бытия с его узкими рамками возможностей и стать Ничем, вступив на путь, ведущий к божественности. Вы же сами отвечали на мои вопросы. Существует человек, способный поднять книгу, но человек, способный поднять гору, не существует. Существует человек, способный выжить в лесу, но не существует тот, кто выживет в жерле вулкана. Несуществование — условие могущества и бессмертия, — вот правда, некогда открывшаяся мне. Однако как человек, который уже существует, может утратить бытие, не умирая? Только постижение тайн времени позволило мне ответить на этот вопрос. Он резко развернулся, взметнув полы ветхой мантии, и подошел к стенной нише. Открыв один из сосудов, он зачерпнул оттуда горсть слабо мерцающего песка, и, запрокинув голову, неторопливо высыпал песок себе в рот. Поначалу ничего не происходило, но вскоре Гарри заметил, что облако тьмы, окружавшее чародея, почти рассеялось. Сморщенная серая кожа немного разгладилась и даже приобрела какое-то подобие румянца, а страдание ушло из его взгляда, отчего Экриздис предстал перед ними пусть невероятно древним и тяжело больным человеком, но все же человеком. — Он и впрямь безумец, — прошептал Гарри, наклонив голову к Гермионе. — Что он такое несет? — Безумец? — поднял голову Экриздис, и его бледные губы искривились в беззлобной усмешке. — В каком-то смысле — да. Перестав мыслить, как человек, я стал безумцем в глазах людей. Особенно когда они нашли земную часть Азкабана со следами моих старых экспериментов. Ха! Даже в них они так и не смогли толком разобраться, хотя и видели мои черновики с самыми ранними чертежами маховика времени. Глупцы, навеки запертые в трех измерениях своего ущербного восприятия. Истинная тайна — тайна небытия — так и осталась непостижимой для них, даже когда десятки их людей обратились в дементоров при попытке воспроизвести некогда созданное мной. — В дементоров? О чем вы говорите? — утратила терпение Гермиона. — Я читала, что дементоры — ваших рук дело. Вы подвергали страшным пыткам захваченных в плен моряков… Экриздис громко фыркнул. — Я надеялся, вы не лишены некоторой доли ума, леди. Какие пытки способны превратить человека в бессмертное существо, питающееся радостью? Самые жуткие мучения, которые я видел на своем веку, всего лишь делают жертву слюнявым идиотом, неспособным даже самостоятельно принимать пищу. Нет. Первые дементоры, конечно, были созданы мной, но я не упиваюсь болью себе подобных и никого не хотел подвергать страданиям. Вы все еще не понимаете. Возможно, что и не поймете, но я все равно расскажу вам. Я… я очень долго говорил только с самим собой. Последние слова маг произнес шепотом, обессиленно опустившись в свое кресло за столом. Он так и не предложил им присесть; впрочем, кроме его кресла, сидеть здесь было негде. Их имен Экриздис тоже не спросил. Гарри подумал, что это, должно быть, оттого, что безумный маг видит в них всего лишь отдушину — тех, кто может выслушать его впервые за невесть сколько времени… если понятие времени применимо к этому странному месту. — Юная леди, задумайте число от одного до тысячи, — неожиданно обратился он к Гермионе. — Мне его не сообщайте, только если я сам его назову. Она удивленно посмотрела в ответ, но согласно кивнула. — Задумала. Через пару секунд пространство рядом с Экриздисом задрожало, и у них на глазах появилась копия чародея. — Это четыреста семнадцать, — сказал новоприбывший и растворился в воздухе. Экриздис вновь поднял взгляд на Гермиону. — Это так? — спросил он. — Задуманное число — четыреста семнадцать? — Да… — растерянно отозвалась она. — Но в этом нет ничего… — Тогда позвольте мне сообщить об этом себе в прошлом, — слегка поклонился Экриздис и, сделав пару шагов в сторону, исчез. Когда спустя несколько секунд он появился вновь, то какое-то время выжидательно смотрел на ребят, но, так и не дождавшись от них вопросов, с оттенком раздражения в голосе спросил: — Вы поняли, что сейчас произошло? Вы осознали смысл увиденного? — Вы сообщили самому себе в прошлом число, которое задумала Гермиона, — пожал плечами Гарри. — Что в этом удивительного кроме того, что вы можете путешествовать во времени безо всяких устройств? — Да вы тоже тупица, милый юноша, — досадливо поморщился Экриздис. — Ничем не лучше безмозглых людишек, пятнающих собой мой остров. Откуда я, по-вашему, узнал задуманное число, если ваша подруга мне его не сообщала — только подтвердила, что ответ верный? Гермиона раскрыла было рот, чтобы ответить, но замерла на полуслове. В ее взгляде вспыхнуло понимание, и ее реакция не укрылась от чародея, который довольно ухмыльнулся. — Начинаете понимать, а? Все верно, мои дорогие гости. Знаете, что произошло на самом деле? Когда меня не посетил никто из будущего, я спросил у этой леди, задумала ли она единицу. Когда она ответила отрицательно, я вернулся назад во времени и сказал самому себе, что она задумала двойку. Когда она сказала, что это не так, я вновь вернулся назад во времени и предложил себе в прошлом попытать счастья с числом три. Так повторялось до тех пор, пока я не назвал самому себе число четыреста семнадцать. Когда юная леди подтвердила, что это так, хронология стабилизировалась на этом варианте, поэтому вы запомнили только его, да и я сам — тоже. Почему стабилизировалась? Потому что с этого момента уже не было изменений в истории. — Но Дамблдор сказал, что историю изменить вообще невозможно, — попыталась возразить Гермиона. — Идиоты! — рявкнул Экриздис, сжав кулаки и вперив в них яростный взгляд, в котором снова начала проступать боль. — Безмозглые тупицы! Конечно, никто не в силах увидеть изменение истории, потому что ее предыдущего варианта уже не существует: как он мог сохраниться в вашей памяти? — Но… Все эти четыреста шестнадцать предыдущих вариантов, — озадаченно произнес Гарри, проигнорировав эту внезапную вспышку ярости, — что с ними стало? Они просто исчезли? — Вот! — Экриздис довольно откинулся на спинку кресла. — Вот в этом и суть. Мы обязаны этим вариантам. Благодаря им я знаю число, которое вы задумали. Но при этом их не существует. Как выяснилось, не требуется существовать, чтобы жить, мыслить и влиять на бытие. Это и стало моим главным открытием, которое нынешние безмозглые маги так и не смогли понять. Даже маглы догадались, а вы… Он покачал головой, не скрывая презрения. — Маглы? — У меня в запасе вечность. Хватило на то, чтобы ознакомиться с достижениями математики и физики. Если вы когда-нибудь снизойдете до этих дисциплин, то узнаете о виртуальных частицах, которые суть математическая абстракция, но которые влияют на действительность не хуже, чем вполне реальный кусок камня. О виртуальных частицах, которые в определенных условиях могут становиться реальными — и наоборот тоже. Узнаете об эффекте Казимира, эффекте Комптона, об излучении Хокинга, о поляризации вакуума… — Он умолк и досадливо махнул рукой. — Кому я рассказываю? Жалкие невежды. Тьма вновь сгустилась вокруг него, пальцы мага судорожно сжались, а кожа приобрела оттенок мертвечины. Экриздис заскрипел зубами и с трудом выдохнул. — Что с вами происходит? — спросил Гарри. — Мы можем как-то помочь? — Путь к величию лежит сквозь бездну страданий, — прошептал маг. — Небытие перерождает меня. Индуцированные темпоральные циклы разрушают привычный метаболизм и… влияют на разум. Я способен обращать вспять этот процесс, но ненадолго. Если я не найду окончательное средство… если боль сломает меня… я стану одним из них… вернусь в мир людей… в форме дементора, как все прочие, стертые из реальности. Но я сильнее. Я силен! Он ударил кулаками о подлокотники и неожиданно затрясся от рыданий. — Верните себе реальное существование, пока не поздно, — сказала Гермиона. — Вы же можете?.. — Вы все еще не понимаете. И не поймете, не став таким, как я. Я сам себя вырезал из бытия. Я — чистая потенциальность, абстракция. Да, я могу переместиться в прошлое и отменить свой величайший эксперимент, а потом вернуться. Тогда потенциальность обретет плоть, и когда-нибудь вы прочтете в книгах, что некогда жил и умер маг Экриздис, создавший маховик времени. Но моя цель останется мечтой, и я не обрету высшей ступени трансценденции. — И не обратятся в дементоров сотни людей, — тихо сказала Гермиона. — И не будет больше самой страшной тюрьмы на Земле. И вы проживете хорошую жизнь, сохранившись в памяти людей великим магом, постигшим само время. — Великим магом? Великим… Прочь! — взревел Экриздис. — Убирайтесь из моего Азкабана! Убирайтесь с моего острова! — Мы бы и рады, — осторожно ответил Гарри, на всякий случай попятившись и положив пальцы на древко палочки, даже понимая, что против этого… человека у него нет ни единого шанса, — вот только мы, по-моему, даже за порог не можем выйти. — Тупицы, — выплюнул Экриздис. — Даже здесь ваш ограниченный разум ставит для вас рамки, которых на самом деле нет. Вы вольны отправляться в любое место и в любое время, которое имеете в памяти. Вас все равно не существует. Не существовать в Азкабане или в Хогвартсе — не все ли равно? — Откуда вы знаете, что мы из Хог… — Я уже встречал ваших. Убирайтесь. — Экриздис уронил голову в сморщенные ладони, которые за время разговора покрылись струпьями, блестящими от пятен слизи. — Оставьте меня одного. Сейчас будет самое худшее, и… вам лучше не находиться рядом. Идите. Тьма надвигается, и холод не пощадит никого. Уходите. Гарри кивнул, взял Гермиону за руку и, ничего не говоря, потянул ее за собой к выходу. Дверь за спиной захлопнулась, и за ней они услышали протяжный вой, перемежаемый рыданиями и визгливым смехом. — Если он прав, мы можем как-то переместиться отсюда в Хогвартс, — сказала Гермиона, когда они отошли на достаточное расстояние. — Наверное, это похоже на трансгрессию. В теории я знакома с ней, но на практике… — Подожди, а как же Клювокрыл? Он до сих пор ждет нас на берегу! — Если мы вернемся до того, как улетели, то сможем отменить сам полет. Но тогда… — Тогда Сириуса посадят в Азкабан и, возможно, казнят в конце концов, — сказал Гарри. — Нам нужно вернуться раньше и задержать Фаджа, чтобы он не смог помешать. Гермиона нахмурилась и ответила долгим взглядом. — Гарри, — сказала она. — Ты же понимаешь, что тогда мы с тобой… Она закусила губу и замолчала. — Что? — Да нет, ты прав. Вначале нужно попытаться трансгрессировать. Возьми меня за руку. Выполнив ее просьбу, Гарри сделал мысленное усилие, изо всех сил представляя себе двор Хогвартса, но ничего не изменилось. Он пытался снова и снова, как вместе с Гермионой, так и по очереди, но небытие оставалось небытием, и ничего не происходило — только доносился до них безумный хохот Экриздиса, и свет вокруг медленно мерк, погружая в темноту коридоры Азкабана. Гарри отчаялся. Он был готов сражаться за жизнь, биться до последнего, когда видел перед собой противника, когда знал, что делать и чего следует избегать. Сейчас его врагом было Ничто, и что могло противостоять воплощенной пустоте? — Ничего не получается, — всхлипнула Гермиона и обняла его, уткнувшись носом ему в плечо. — Экриздис — просто безумец. Если он и был когда-то великим магом, то сейчас он просто сумасшедший старик с манией величия. Он, на мгновение опешив, обнял ее в ответ и закрыл глаза. Меньше всего ему хотелось в этот момент видеть мрачные и холодные камни крепости, это проклятое царство смерти и пустоты. Если бы он только знал раньше! А теперь… Мало того, что он навсегда сгинет за пределами пространства и времени, так еще и его лучшая подруга с ним. Только сейчас Гарри со всей ясностью понимал, насколько прекрасным было то место, которое он покинул. Древние стены Хогвартса с тысячелетней историей, напитанные волшебством и самой жизнью, горящие окна башен темными вечерами, могучие горы, окружающие замок и кристальная гладь Черного озера у их подножия — он едва не плакал, когда эти образы проносились перед его внутренним взором. А эти скамьи во дворе, где когда-то они сидели втроем с Роном… Что-то изменилось. Мертвый воздух Азкабана оставался неподвижным за все время их вынужденного визита в магическую тюрьму, но сейчас теплый ветерок теребил его волосы и проникал в рукава мантии. Голос Экриздиса смолк, но зазвучал чей-то беспечный смех неподалеку — похоже, что детский. И свет. Яркий, мощный свет проникал сквозь закрытые веки и согревал кожу, как будто они и впрямь оказались там, куда стремились. Как будто? Гарри распахнул глаза и тут же вновь зажмурился от ударившего в глаза солнечного света. Гермиона в его объятиях смотрела вокруг, и на лице ее радость смешалась с недоверием. Они находились во дворе Хогвартса — рядом с теми самыми скамьями, о которых только что думал Гарри. Осталось то, ради чего они вернулись. — Получилось! — выдохнул Гарри. Отпускать Гермиону он не спешил, черпая силы и жизнь в этом прикосновении. — Мы должны задержать Фаджа и вернуться в свое время, — сказала она почти виновато и сделала слабую попытку освободиться. — Тогда Сириус будет спасён, и никто не полетит в Азкабан. Всего этого не будет… Или не было? — И что тогда произойдет с нами нынешними? — спросил Гарри, нахмурившись. — Мы станем дементорами? Или… исчезнем? — Мы и так не существуем, помнишь? — слабо улыбнулась Гермиона. — Я не знаю, как все это работает и работает ли вообще. Но если Экриздис хотя бы отчасти прав, есть шанс, что хронология стабилизируется на этом варианте. Тогда мы… Я имею в виду, мы, которые реальны, больше не вспомним, что с нами было… Вернее, то, чего никогда не было. — Я не хотел бы забывать… — сказал Гарри и бросил взгляд на башенные часы. — Нам нужно поторопиться, Гермиона. Фадж очень скоро отправится к Сириусу со своим предложением. Чья-то тень заслонила от них солнце. Гарри отпрянул и, прищурившись, поднял взгляд на темную фигуру, выросшую рядом с ними неслышно, словно призрак. Дементор? Или, черт бы его побрал, Экриздис собственной персоной? — С каким предложением, Поттер? — процедил профессор Снейп. — И что вы вообще тут делаете? — Профессор! — повернулсь к нему Гермиона. — Мы специально искали вас, чтобы… — Я спросил, с каким предложением? Вот она, возможность! — Министр Фадж хочет отменить смертную казнь для Сириуса, — выпалил Гарри. — Прямо сейчас он собирается вывести его отсюда, поэтому мы решили, что вам… — Фадж? — На лице Снейпа отразилось недоверие на пару с гневом. — Не знаю, откуда вам это известно, но если вы мне солгали… — Мы не лжем, — вмешалась Гермиона. — Поговорите с ним скорее. А мы с Гарри вернемся в палату. Снейп смерил их долгим взглядом и, не говоря ни слова, пошел прочь. Его непроницаемо-черная мантия развевалась следом, но даже ей было далеко до той тьмы, которой они смогли избежать совсем недавно. Если все получится, если хронология будет стабилизирована по выражению безумного Экриздиса, то всего этого не будет… не было. Он не знал, как это будет выглядеть и что он почувствует в момент стабилизации, но думать об этом не хотелось. Он повернулся к Гермионе и крепко обнял ее в то мгновение, когда она запустила маховик времени. Время остановилось.***
Взявшись за края рамы, Блэк высунул наружу голову и плечи — к счастью, он был очень худ — и через несколько секунд он уже сидел на спине гиппогрифа позади Гермионы. — Отлично… Клювокрыл, а теперь скорее наверх! — скомандовал Гарри, дернув веревку. Один взмах могучих крыльев — и они снова летят ввысь, на самую верхушку Западной башни. Цокнув когтями, Клювокрыл приземлился на площадке, окруженной зубчатой стеной. Гарри с Гермионой соскочили с него, и одновременно улыбнулись друг другу. Операция по спасению прошла, как по маслу. Поначалу, увидев Фаджа, спешащего в кабинет Флитвика, Гарри перепугался, что тот может им помешать, но в этот момент путь министру заступил Снейп, отведя того в сторонку, и все обошлось. Теперь Сириус улетит, а они вернутся в больничное крыло, где их ждет Рон — время уже поджимает. Невесть откуда накатил сильный озноб — словно рядом пронеслась парочка невидимых дементоров, — и Гарри, не отдавая себе отчета в том, что делает, взял Гермиону за руку. Что-то шевельнулось в неведомых закоулках его памяти, что-то темное, источавшее холод и безумие, но Гарри, тряхнув головой, отогнал наваждение. У него еще будет время на воспоминания. — Немедленно улетай, Сириус, — сказал он, кивнув своему крестному. Гермиона обхватила его за руку и положила голову ему на плечо, чем его порядком удивила — раньше она избегала подобных нежностей. — Пожалуй, я верну маховик времени профессору Макгонагалл, — тихо сказала она.