Последние одинокие девушки Нью-Йорка

Упавшая костяшка домино       Ей больше не с кем было смотреть черно-белые фильмы и играть в домино. Когда-то Кэрри думала, что Джон много работает и стареет, поэтому и становится домоседом. Она кое-что подзабыла – ту операцию на сердце, когда ему не было еще и пятидесяти, но она сходила с ума от тревоги. «У него есть сердце?» - пошутила тогда Миранда.       От первой операции он откупился одной ночью в горячечном поту. Вторая была не так успешна. Крайслер-билдинг пал, оставив после себя проигрыватель и коллекцию пластинок, половину гардеробной костюмов и трех бывших жен – первая и третья были на похоронах. Злые языки манхэттенских гадюк шептались, что также мистер Престон оставил после себя квартиру на Пятой авеню и ворох ценных бумаг; впрочем, миссис Престон никогда это не волновало. Через полгода Стэнфорд заикнулся о книге про то, через что она проходит - и Кэрри впервые захотелось послать своего добродушного старого друга к самой злобной чертовой матери.       Кэрри стала часто отключать телефон. Она подарила водителю Раулю, молчаливому свидетелю всего их романа, одни из винтажных «Ролексов» покойного мужа. Кэрри игнорировала звонки редакторов, слушала пластинки Джона и почти не выходила из квартиры. Следующее поколение       Редкое мероприятие могло объединить в одной комнате Брейди Хоббса и троих подруг его матери. Не то, чтобы он избегал старших – нет, просто Брейди было семнадцать, он казался себе взрослым, но жил с взрослыми на разных полюсах. Его терзали те же вопросы пола и секса, но он никогда не додумался бы просить совета у кого-то из своих так называемых дядь или теть, и лишь иногда, заливаясь краской, разговаривал с отцом.       Брейди мог намного интереснее провести субботний день – погулять со своей подружкой Энди или погонять мяч в Форест-парке, но мама поджала губы, и ему вместе с родителями пришлось покорно тащиться на день рождения Шейлы – младшей дочери тети Шарлотты и дяди Гарри. Он даже не помнил, сколько лет этой мелкой визгливой девчонке, но прекрасно знал одно – Лили и Рози Голденблатт, эти две оторвы, радостно объединятся на один вечер против него, начнут дразниться и изводить. Как тяжела судьба единственного парня-подростка на детской вечеринке! Брейди решил очень внимательно следить за тем, что он есть и пьет, и куда садится.       Переговариваясь, Хоббсы-Брейди ехали в такси через Бруклинский мост. Краем уха Брейди уловил, что сначала они должны заехать в Нижний Манхэттен за тетей Самантой.       Тетей. Блин, как их вообще теперь всех называть? Брейди уже не какой-то ребенок, ему не хочется называть друзей родителей дядями и тетями. Что-то вежливое типа «мисс Джонс», «миссис Престон»? Так он знает их всю жизнь, они с ним нянчились. Брейди задумался. Может, по именам? Но одно дело - когда-то веселая тетя Кэрри, Кэрри, а другое - такая доброжелательная и при этом неприступная тетя Шарлотта.       Счетчик наматывал доллары, мисс Джонс не спускалась и не отвечала на звонки, и дружному семейству пришлось покинуть такси, и как-то из слов мамы выходило, что в этом виновата вовсе даже не тетя Саманта, а сам папа. Брейди уткнулся в телефон, чтобы не быть замеченным, но мама все равно велела папе ждать у входа и потащила сына внутрь многоэтажки.       Саманта открыла не сразу. Она тяжело дышала, казалась взволнованной, ее глаза сияли от радости. Брейди давно ее не видел и мимоходом отметил, что, как говорят, мисс Джонс уже за шестьдесят, но выглядит она не старше мамы и остальных их подруг.       Саманта принялась извиняться перед его мамой. «Ты же понимаешь, ну, Миранда», - подняла бровь она. Та фыркнула и усмехнулась: «Да неужели, Саманта?» Вслед за мамой Брейди шагнул в квартиру и, все поняв и не желая глядеть на восседавшего на диване актера Смита Джеррода, благопристойно уставился в стену и понял одно – он больше никогда не сможет называть Саманту Джонс «тетей». Маленькие детки – маленькие бедки       Она больше не была Йорк или, тем более, Йорк-Макдугал. Положа руку на сердце, она даже не была уже Йорк-Голденблатт. Теперь Шарлотта даже в мыслях была только «миссис Голденблатт». И от своих далеких знакомых она давно не слышала иного обращения.       Шейла родилась, когда Шарлотте было уже под пятьдесят – девочка была неожиданностью, радостной и еще более обескураживающей, чем Роуз, но, боже, как Шарлотта ругала себя за то, что едва выносит гиперактивность и капризный характер и этой дочери! Шейле исполнялось три года, и она была ужасна – даже хуже Рози в свое время. А теперь еще подростки Рози и Лили постоянно враждовали, до слез и драк. Сестринское соперничество, как сказал психолог: «Они должны это перерасти». Но пока что они лишь выживали любую няню Шейлы – а такой хорошей, как первая няня Рози Эрин, Голденблатты больше не находили.       Шарлотта гаденько радовалась, что сегодня придет Брейди Хоббс и выступит для нее громоотводом, который на вечер сплотит этих двоих. За это она чувствовала себя виноватой перед Брейди, Мирандой и Стивом.       Она чувствовала, что стареет. У нее не было энергии на все это. Миранда много раз ей говорила – ты не неудачница! Шарлотта малодушно ждала момента, когда Лили уедет в колледж. Она не чувствовала себя неудачницей – много хуже.       С Гарри у них было все хорошо, но он почти все время проводил на работе.       Шарлотта даже не успевала звонить Кэрри. Раньше та часто звонила первой, но теперь, когда не было Престона, Кэрри словно исчезла, и уже полгода в трубке не было слышно ее легкомысленного голоса. Шарлотта чувствовала себя виноватой перед лучшей подругой, но потом одна из девочек снова начинала кричать. Шарлотта чувствовала себя виноватой за то, что у нее есть все, тогда как у Кэрри не осталось ничего.       Шарлотта чувствовала себя плохо.       Она больше не навещала старую квартиру Кэрри, которую они использовали как берлогу, где можно отпустить себя. Дело было не только в отсутствии времени. Просто раньше Шарлотте казалось, что в этом месте она возвращается в старые добрые времена, теперь – просто во времена, которые никогда не вернутся. О молодых и блистательных       Саманта Джонс стареть не собиралась – ей было шестьдесят, климакс должен был давно победить ее, но, благодаря ботоксу и изнурительной работе над собой, Саманте все еще удавалось покорять двадцатипятилетних красавчиков. Висящая в каждой прихожей каждой ее квартиры «голая» фотография Саманты была ровесницей Брейди Хоббса – будь это какой-то другой зародыш его возраста, Саманта бы позабавилась. Но это сын Миранды – и она нахмурила брови, сурово посмотрела на мальчишку, у которого чуть челюсть не отваливалась.       Молодые мужчины – это весело. Они дарят кураж, заставляют снова почувствовать себя юной девчонкой, которая трахается с парнем, чтобы искупаться в бассейне его загородного дома. Брейди очень юн, но уже хорош собой – этакий наивный голубоглазый ангелок с рыжими кудрями, как на старой картине. Но, когда эксперимент абсолютно невозможен (потому что, кто бы что ни говорил, но у Саманты Джонс есть границы и принципы), всегда есть ее старая любовь – Смит Джеррод. Его последний фильм, снятый Вуди Алленом, был очень хорош, и Саманта снова переспала со Смитом.       «Я чувствую себя стариком», - иногда жаловался ей Смит, но на деле ему нет и пятидесяти, и стареть ему долго, а ей самой - еще очень долго. Саманте не хочется считать, кто из них и на сколько старше. Она лишь помнит, что даже на Манхэттене мужчины умирают раньше женщин.       Кэрри и Престон собирались встретить старость вместе – играть в домино и смотреть на закат над Центральным парком, но у них этого так и не случилось. Надо сказать, смерть Джона выбила Саманту из колеи – она не могла заниматься сексом полгода, до прошлой ночи со Смитом. А ведь они даже не договаривались встретиться на той премьере.       Сентиментальность и страх, думает Саманта, но, возможно, когда-нибудь они со Смитом встретят старость вместе – лет через двадцать, не меньше. Стареть они будут, смотря на Центральный парк, а не на Малхолланд Драйв. Жизнь начинается для Миранды Хоббс       Миранда тоже видела этот взгляд своего сына, и он ее обеспокоил. Она прекрасно понимала, что Саманта не виновата и останется собой даже на смертном одре. Нет, она никогда Саманту не осуждала, но Брейди семнадцать, и Миранда уже долго со страхом ждала, когда он, примерный мальчик с одной-единственной примерной подружкой, начнет выкидывать какие-то фортели. И ей очень не хотелось бы, чтобы этому поспособствовала одна из ее лучших подруг.       Не так давно Стив каким-то образом сумел выведать у Брейди, что у него и его девушки Энди еще не было секса. И Миранда, и Стив с его одним яичком прекрасно помнили, какое это зло во плоти – неудовлетворенный юноша-подросток. Они сами знали, что это не смешно, но немного похихикали над сыном, а потом легли спать. Сексом не занялись – и дело было не в солидарности.       А вообще, Брейди весь в Стива – очень хороший парень; только и хорошие парни знают, как тебя сломать. Миранда это прекрасно знала.       Миранда Хоббс – очень счастливый юрист. Она работает на одной фирме уже больше десяти лет, она партнер. Каждый будний, а иногда и выходной день она с удовольствием проводит над бумагами по очередному заковыристому делу. Миранда Хоббс – очень уважаемый человек. Звонки, конференции, корпоративные ужины, кофе на вынос. Она так счастлива каждый день - а потом садится в поезд до Бруклина.       Года четыре назад Миранда с удивлением поняла, что Брейди вырос. Он перестал хотеть все время проводить с родителями, предпочел друзей и собственные увлечения. В четырнадцать завел подружку – и оставался с ней до сих пор, проявив такую склонность к моногамии, какая его родителям не снилась и в тридцать два. Теперь Брейди не был против, что его мама жила собственной жизнью. А что Стив? Он и так знал все с самого начала. Им было хорошо вместе, но теперь уже как-то по-дружески, так они притерлись друг к другу за двадцать лет. Но чем больше успехов поджидало Миранду на работе, тем сильнее ее раздражал Бруклин. И Стив.       Вместо старой няни Магды в дом Хоббсов-Брейди пришла другая помощница – более молодая и расторопная, и любые домашние дела отпали. Миранде больше не нужно было рано возвращаться домой.       Скоро Брейди исполнится восемнадцать, он пойдет в колледж и посчитает себя слишком взрослым для жизни с родителями. Их дом опустеет – ни детей, ни животных.       На Манхэттене Миранда чувствовала себя той прежней необремененной тридцатилетней девчонкой. Несколько лет назад ее избрали партнером фирмы, и жизнь словно началась заново. Почти каждый день она ела свой обеденный салат на скамейке в Центральном парке.       Только одна вещь на Манхэттене причиняла Миранде боль. Она бывала с Кэрри чаще, чем остальные подруги, и острее понимала, что старой Кэрри Брэдшоу больше нет. Раньше у Кэрри был миллион вопросов. Теперь остался только один: «За что?» Паразитка       Кэрри всегда писала лишь о том, что знала наверняка – о сексе, об одиночестве, о своих подругах и их любовниках. Она всегда была в какой-то мере паразитом – забирала чужие истории и вписывала их в свою, даже не меняя имена, высасывая эмоции и питаясь страстями всех: от лучших подруг и Стэнфорда до друзей третьей значимости вроде Скиппера Джонсона.       Когда-то Кэрри Брэдшоу эффектно закуривала сигаретку и начинала расспрашивать приятеля об его личной жизни – проделывала это не раз, они открывались легко.       Однажды она уже пыталась написать что-то, о чем имела мало представления, о браке, и получила кучу разгромных рецензий. Кэрри до сих пор не могла понять – успела ли она узнать о браке что-то еще, или это все же так и осталось не ее территорией? Но какая теперь разница? Теперь она намного более одинока, чем прежде, чем когда-либо раньше.       Кэрри хотелось погрузиться в мир фантазии. Может, ей стоит написать не о себе? Она открыла ноутбук, нашла старую заметку.       «Ее туфелька попала в лужу и вызвала множество брызг, когда она недовольно нахмурилась и мысленно обругала его за то, что ей приходится так далеко идти пешком.       Он вышел на улицу, взглянул на зеленые деревья, освещаемые солнцем, и послал мысленную улыбку этой маленькой беде, снова надувшейся за что-то этим утром.       Они встретились у часов в Центральном парке, словно герои старого фильма. Они смотрели на Манхэттен, Манхэттен смотрел на них.       В летнем воздухе прозвучали эти прекрасные слова: «Выходи за меня замуж».       Эту короткую историю Кэрри написала, как свадебный тост для своего редактора Энид и кулинарного критика Мартина. Это был второй ее свадебный рассказ, но первый давно пропал.       Часы в Центральном парке – романтическое клише. Еще бы карету туда впихнула – ту, на которой они с Джоном катались в ночь перед рождением Брейди. Впрочем, Энид тогда было уже почти шестьдесят, и в ее жизни романтическое клише было очень кстати.       Вот и все, что у Кэрри Престон есть не про нее, про каких-то незнакомых персонажей.       Кэрри больше не чувствовала себя в своей жизни. Она с трудом привела себя в порядок, надела платье, которое уже надевала трижды на разные вечеринки, и отправилась на день рождения Шейлы. Сливки общества       Вечеринка как вечеринка. Обычный детский праздник. Ничего не произошло – только кресло Брейди оказалось вымазано взбитыми сливками, а он забыл посмотреть, куда садится.       Миранда про себя недоумевала, почему Шарлотта никак не может приструнить своих детей, и они ведут себя как дикие пятилетки? Это Парк Авеню, а не Квинс – Шарлотта явно не покупает мебель в «Икее», а этому креслу пришел конец.       Саманта ворковала со Смитом, которого не могла не взять с собой, и всеми силами держалась подальше от Шейлы – детский вой ее раздражал. Лили и Рози она посчитала забавными зверушками.       Кэрри стояла у стола с закусками, беспомощно хлопая глазами. Миранда поддерживала ее на этом празднике жизни.       Шарлотта не успевала пообщаться со всеми и в глубине души жалела, что вообще устроила это сборище.       Лили и Рози дразнили новую комнатную собачку Саманты и старого карманного сына Миранды.       Гарри и Стив хохотали и напивались.       Брейди, отчищая куски торта со штанов, украдкой поглядывал на Саманту и Смита Джеррода. За пять минут в туалете с телефоном он успел провести расследование и узнать, что связывало этих двоих – хотя все было понятно и без слов. Брейди смотрел на Саманту – на ее приподнятую грудь, на обтянутые платьем бедра, и его жалкое девственное нутро наполнялось таким желанием, которое не могла вызвать ни одна девушка в школе. Манхэттен vs. Бруклин       Сегодня Энди разрешила украдкой потрогать ее за грудь – в кабинете английского и литературы было темно, все смотрели «Убить пересмешника». Впрочем, мысли Брейди были далеки как от Аттикуса Финча, так и от самой Энди. Он бы думал о том, как умудрился еще в детстве подцепить последнюю консервативную девчонку своей школы, если бы ни думал о Саманте Джонс. Он даже не думал о всех тех подслушанных им разговорах мамы и ее подруг – после таких невозможно остаться консерватором.       Он не думал об Энди, но краем глаза подмечал, что Рон Цукерман и Марта Солис сели как-то слишком тесно. Кажется, Марта трогала Рона между ног. Какая радость.       В отличие от своей матери, Брейди не переваривал Манхэттен. Для него это был другой мир, который он не понимал. В Бруклине жизнь менялась также быстро, как граффити на стенах кирпичных домов. Он развивался, застраивался, перестраивался. Самые модные районы теперь сменяли друг друга в Бруклине – его мама фыркала, читая об этом. Манхэттен казался Брейди миром пятидесятилетних леди и джентльменов, миром с застарелым душком классических книг из школьной программы. Подруги матери жили на Пятой авеню и на Парк авеню среди скопищ древних аристократических снобов. Мама говорила, тетя Кэрри ненавидела район парка, пока сама туда ни переехала.       Однако, как бы Брейди Хоббс ни ненавидел Манхэттен, в тот день на «вечернюю прогулку с Энди» он отправился именно туда. Большие детки – большие бедки       В тот день Миранда встретила Уокера Льюиса, с которым спала один раз до и один раз после рождения Брейди. Уокер так и не женился, совсем состарился, но встреча с ним была приятной и вызвала теплые воспоминания.       Возвращаясь домой с работы, Миранда улыбалась. Придя домой, она обнаружила пустой дом, и улыбнулась снова. Стив в баре, Брейди гуляет с Энди, есть только она и телевизор – разве это не прекрасно?       Оставалось только одно – удостовериться, как там Брейди. Миранда давно подселила в его телефон шпионскую программу, поэтому и была уверена, что сын в порядке. Заглядывала она туда, впрочем, не во время каждой его прогулки; вера в благоразумность Брейди всегда шла рука об руку с доверием к нему самому.       (Миранда не знала, что Брейди тоже кое-что мог и, подсмотрев пароль, похитил у нее из телефона номер Саманты Джонс).       Не воспоминания о взгляде Брейди на фотографию Саманты заставили Миранду открыть то приложение – лишь привычка и свойственная ей родительская строгость. С удивлением Миранда наблюдала за тем, как Брейди пересекает Бруклинский мост. В их семье конфликт отцов и детей стал конфликтом Манхэттена и Бруклина, и Миранда не понимала, что сын забыл в нелюбимом им районе. Она пожала плечами, отложила телефон. Попивая чай, посмотрела часовую серию «Карточного домика». Ради интереса снова взяла телефон. Где там Брейди? Брейди находился в Нижнем Манхэттене и приближался к дому, в котором Миранда очень сильно не хотела бы его видеть.       В первый раз за долгое время Миранда запаниковала и позвонила Стиву. Тот оставил бар на Эйдана и примчался домой. Они решили (нет, Стив впервые за долгое время настоял) – нет смысла звонить Брейди и спугивать его или ехать на Манхэттен и кричать на Саманту. Все, что им оставалось – ждать и надеяться на рассудительность всех участников события.       Брейди пробыл в доме Саманты Джонс не меньше двух часов. Миранда пожалела о том, что не может поехать и задать обоим трепку.       - А знаешь, - сказала она Стиву. – Она ведь когда-то переспала с братом Шарлотты. Уэсли. Он тогда еще разводился со своей женой, Лесли.       - Лесли и Уэсли, - протянул Стив.       В другой вечер они бы посмеялись. Сэм Джонс и практически Сэм Джонс       Саманта не собиралась каждый вечер проводить со Смитом – тот был еще в Нью-Йорке, но ее время принадлежало только ей. Саманта умела расслабляться - лежа в ванне с пеной, она вовсе не собиралась читать пришедшие на телефон сообщения и увидела их лишь только через полтора часа. Незнакомый номер прислал ее: «Здрасьте, мисс Джонс. Это я, Брейди Хоббс. Я пишу вам, потому что я тут рядом, а деньги потратил, и вернуться в Бруклин не могу. Пустите посидеть?»       Саманта вздохнула. Видеть сейчас чужого ребенка ей вовсе не улыбалось. Особенно ребенка, который пялился на ее фото, вовсе не как ребенок. Помогать юному раздолбаю не слишком хотелось, но это все же был сын Миранды. Что, если мальчишка действительно натворил какую-нибудь глупость? «Еще актуально?» - написала она.       За такое время уже пешком можно до Бруклина дойти. «Да, пожалуйста», - ответил Брейди Хоббс. Саманта закатила глаза – сама она спускаться не собиралась. Даст мальчишке денег на такси и выставит его к чертовой матери.       Откуда номер телефона, дорогуша?       Саманта надела пушистый махровый халат и поплотнее затянула пояс. Ей не хотелось неприятного разговора, она надеялась, что его не будет, но взгляды Брейди на дне рождения Шейлы заставляли ее сомневаться.       «Я вам за это как-нибудь помогу», - написал Брейди. Ну-ну. Помоги снять фотографию со стены – но лишь на один вечер. Саманта не собирается ставить на себе крест из-за одного распустившего слюни мальчишки.       Саманта Джонс всегда знала, как надо говорить с юными неуверенными в себе поклонниками – строго, словно их мамочка, объяснить, что лучше бы им держаться от нее подальше и встречаться с ровесницами. Она хихикнула, вспомнив Сэма Джонса – своего тезку, тощего студента, который после одного дня страстного секса долго обивал ее порог. Лет двадцать, наверное, уже прошло.       Если Миранда когда-нибудь узнает о происходящем, Саманту ждет очень неприятный разговор, хотя она ни в чем и не виновата.       Звонок раздался почти моментально после ее сообщения. Словно Брейди Хоббс все время провел под ее дверью. Три жалкие розы       Прошло полтора часа, и Брейди уже устал болтаться у ее дома. Он видел подозрительный взгляд швейцара, старался не выглядеть виноватым, но все равно втягивал голову в плечи. В его руке увядал букет из трех роз. Наконец, Саманта ответила, и Брейди почти бегом поспешил к швейцару: «Я к мисс Джонс!» Он уловил иронию во взгляде швейцара, но тот был вынужден его пустить.       Зато во взгляде мисс Джонс иронии не было. Он видел плотно сжатые губы Саманты, Смита Джеррода поблизости не было. Но с чего ей злиться на сына своей подруги? Она знает, мелькнула мысль у Брейди. Такая женщина – умная, красивая, великолепная! Такая точно должна все понять…       - Я… - начал Брейди, - тут… гулял, и… Ну, и это вам.       Саманта не взяла розы.       - Говоришь, потратился сегодня? – подняла бровь она.       Ох, точно! Ну какой же он дурак! Брейди не знал, что и сказать. Мисс Джонс казалась ему непреодолимой миссией в этой игре, Смит Джеррод - боссом.       Он стоял у дома полтора часа, и даже не продумал, что ей скажет. Да и с самого начала не знал, что скажет. Может, стоило отправить ей какое-нибудь сообщение с намеком? Да зачем он вообще здесь?       - Брейди, - как-то мягко начала Саманта, - кажется, мы оба знаем, почему ты здесь. Но ты прекрасно должен понимать. Я старше тебя больше, чем на сорок лет. Миранда – одна из моих самых близких подруг.       Она не была с ним груба, не рассмеялась, никак его не оскорбила. Тем вечером юный Брейди Хоббс чувствовал разочарование и горькую, но не злобствующую обиду. Много позднее взрослый Брейди Хоббс почувствует благодарность к этой прекрасной женщине.       Он безмолвно посмотрел на висящую на стене фотографию многолетней давности – сегодняшняя Саманта была ни капельки не хуже.       - Тебе семнадцать, - сказала она. – Это нормальная реакция. Миранда сказала, у тебя есть девушка.       - Она никогда, - вырвалось у Брейди, - мы никогда с ней... это… не…       - Не занимались сексом, - закончила Саманта. – Называй вещи своими именами.       - Да! Да! – благодарно воскликнул он.       - Ох, милый, - ответила она. – Говори мы об этом в девяносто восьмом, я бы предложила тебе добиваться ее. Но вы – совсем другое поколение. Я не совсем понимаю, как у вас теперь все устроено. Говорят, соблазнение давно вышло из моды. Хотя для меня стиль всегда был выше моды.       А потом он вышел из дома Саманты Джонс и пошел домой пешком через Бруклинский мост. Брейди действительно потратил все деньги на такси до Манхэттена и пожухлые три розы, которые Саманта из жалости поставила в маленькую вазу на кухне, где никогда не бывала. Слом традиций       По субботам четыре женщины почти всегда завтракали вместе.       Шарлотта пришла первой – она очень рано вышла из дома, чтобы успеть побыть в кафе одной минут пятнадцать до прихода подруг.       Второй прибыла Кэрри - она еле оторвала голову от подушки, но все же не опоздала. Если она приведет себя в порядок для выхода из дома, сходит на завтрак, а потом, может, и прогуляется, то еще один день без Джона пройдет быстрее, размышляла она.       Саманта пришла лишь на минуту позднее Кэрри – ночью они со Смитом занимались сексом по телефону, но и это не заставило ее опоздать. Саманта решила ничего не говорить Миранде – это дело касалось только ее и Брейди. Саманта сочла, что самолюбию молодого мужчины и так нанесен огромный удар, незачем впутывать сюда еще и его мать; Брейди тоже сам ничего не расскажет. Для чего ставить под удар их дружбу с Мирандой? Они и так всю неделю не созванивались.       Саманта не спала с Брейди и не собиралась, но все равно чувствовала себя слегка неловко. Ничего, утешала она себя, пройдет еще пара недель, и все забудется. Надо лишь увидеть Миранду и убедиться, что между ними все в порядке. Ее точило какое-то дурное предчувствие.       Миранда опаздывала. На звонки не отвечала. Стив тоже был недоступен (специально). Как и Брейди (но тот просто спал). Может, что-то случилось?       Саманта не знала, потому что никогда бы не связала отсутствие Миранды с историей с Брейди, хотя нехорошее чувство в груди становилось все непереносимее.       Кэрри не знала – они с Мирандой не созванивались на этой неделе. Шарлотта тоже не знала – Миранда не звонила и ей.       Никто из самых близких подруг не знал, чем жила Миранда уже почти целую неделю.       Как же так, подумали они? Они ведь так близки, а теперь выяснилось, что каждая была настолько занята, что и думать забыла о ближайшей подруге и ее проблемах. И ведь знали же, что не все у Миранды идет хорошо – работа процветает, а вот брак снова трещит по швам. «Они разведутся, когда ребенок от них съедет», - предрекла в прошлом году Саманта, Шарлотта возмущенно запротестовала, а Кэрри хихикнула.       Они выпили кофе и позавтракали, но беседа как-то не клеилась.       - Мы должны поехать в Бруклин и узнать, что произошло, - высказалась Кэрри, и это было первое предложение, которое подруги услышали от нее за полгода. И неудивительно – в их четверке именно с Кэрри у Миранды была самая тесная связь. Кэрри и на родах ее была, и крестной сына стала. Раньше Шарлотту это обижало, теперь ей давно уже было все равно.       - Но я не могу ехать в Бруклин, - сказала она. – У няни сегодня выходной, а Гарри нужно к часу на работу.       - Я поймаю тебе такси, - ответила Саманта, и Шарлотта услышала, что голос у нее был суховат, как и всякий раз, когда речь заходила о детях. Кэрри молчала, лишь плечами пожала, словно ее активность на следующие полгода закончилась одним предложением.       По дороге домой Шарлотта поняла, что никто из подруг не спросил, как у нее дела, а сама она не спросила, как дела у них.       Впрочем, что такого с ними может произойти? Миранда работает. Саманта занимается сексом и работает. Кэрри грустит, плачет и спит. Она даже туфли уже полгода как не покупает. Катастрофа       Миранду Хоббс точило дурное предчувствие. Уже неделю она пыталась высмотреть на внешне безмятежном лбу сына приметы двух часов дома у Саманты Джонс. Подростки обычно эмоциональны, и будь ее сыном любой другой мальчишка его лет… Но Брейди был непроницаемым. Всегда вежливый, спокойный, примерный отличник – мечта! Сейчас Миранда была бы рада (на самом деле, не очень) видеть, как он петушится от гордости. Или лучше бы он злился! Стало бы понятно, что Саманта дала ему от ворот поворот.       Миранда понятия не имела, как говорить о таком даже с Кэрри. Она попросила Стива не упоминать о произошедшем (если только он не добудет опровержения той связи!).       Она хотела позвонить Кэрри, очень хотела, но всякий раз, когда тянулась к трубке, то цепенела. «У Кэрри полно своих проблем», - пыталась успокоить себя Миранда, но на самом деле ей почему-то было стыдно. И она была чертовски зла на всех – на Саманту, на Брейди, на Стива. На Кэрри и ее неведение, на ее заточение в собственной голове. На то, что новая Кэрри забрала ее лучшую подругу.       Работы было море, и у нее не было времени думать о том, что она отдаляется ото всех подруг.       В то субботнее утро Миранда хотела, чтобы кто-нибудь из них захотел бы выяснить, почему она не пришла сегодня, и вместе с тем она малодушно этого боялась. Когда перед домом остановилось такси, Миранда вздохнула. Кэрри! Она улыбнулась. Кэрри, именно Кэрри пришла сама, и вместе с ней… Саманта. Рука Миранды, сжимающая кружку с эмблемой Гарварда, задрожала. Кофе испачкал белый рукав толстовки.       - Я устала, очень устала, - Миранда выскочила им навстречу, встала перед дверью, словно защищая вход в свое жилище. – У меня была страшная нагрузка на этой неделе, я проспала, я не успела помыть голову...       Она понимала, что торопится, что врет неубедительно. Кэрри прищурилась.       - Миранда, - спросила она, - что с тобой?       Саманта опустила глаза, словно была в чем-то виновата, и злость огромным комком боли вспыхнула в висках Миранды.       - Что не так? – крикнула она. – Спроси у нее! Спроси у Саманты, что она делала с моим сыном!       Непонимание в глазах Кэрри. Ну, конечно, Саманта, Кэрри не стоит рассказывать о таких похождениях; Шарлотте тем более.       Через секунду они были уже в доме – Миранда все же не собиралась орать на всю улицу. Хорошо еще, что Стив и Брейди пошли погонять мяч на спортплощадку.       Она бросила в лицо подругам все, что узнала из слежки за Брейди, смотрела как Саманта впервые за много лет опускает глаза и краснеет, потом пытается оправдаться, как обмирает на месте Кэрри.       - Постой! – все пыталась вмешаться Саманта. - Я не спала с ним!       Она пыталась рассказать свою версию – мальчишка торчал у ее дома, был отправлен к девчонке-ровеснице. Саманта никогда бы не переспала с ним, он же сын Миранды! В чем ее вина – что она до сих пор нравится молодым мужчинам?       Все выглядело логично, очень логично, но Миранда не верила, выплескивала свою злость на женщину, которая в ее представлении раз за разом лишала невинности ее сына; кричала, что не хочет никого видеть.       Все знали, что терпение Саманты не железное – через много минут бесплодных убеждений она хлопнула дверью.       - Кэрри? – позвала за собой Саманта.       (Кэрри увидела мольбу в глазах Саманты, но Миранда плакала так отчаянно. Она не видела такого, даже когда подруга узнала, что Стив изменил ей. Саманта не могла это сделать, размышляла Кэрри, но она это переживет – в чем только не обвиняли ее за все эти годы.       - Я останусь с Мирандой, - сказала Кэрри, обняв подругу. – Позвоню тебе потом).       Почему-то Миранде хотелось, чтобы и Кэрри ушла вместе с Самантой, но она так и ничего не сказала подруге, избавилась от нее лишь через пару часов, когда Стив и Брейди вернулись домой, и при них Миранде нужно было собраться.       - Я не смогу сейчас сделать это при тебе, понимаешь, - сказала она, и Кэрри ушла. Миранда испытала облегчение.       Пару дней спустя Миранда надавила, сама потом решив, что перегнула, и Брейди тоже сказал, что у них с Самантой ничего не было, рассказал, как прошел тот день, как долго стоял у ее дома. Миранде хотелось бы думать, что они не соврали, что Саманта действительно отказала Брейди, но червь сомнения продолжал жрать ее изнутри.       Чуть позже ее злость улеглась, Миранда смогла трезвее оценить ситуацию. Их истории, истории двух свидетелей отличались только в личностной оценке, не в фактах. Она не могла представить себе их сговор. Она не могла продолжать злиться на Саманту, и умом это она понимала, но сердце было против. Она должна мне рассказать о приходе к ней Брейди, в конце концов, решила Миранда. «Я не извинюсь перед ней, и сама пока что не прощу, потому что она должна была мне рассказать». Клей       Кэрри Брэдшоу была тем клеем, который держал всю компанию вместе. Познакомившись сначала с Шарлоттой, потом с Мирандой, а затем и с Самантой, она свела этих столь непохожих женщин вместе, ее присутствие мирило их между собой.       Как-то Миранда призналась Кэрри, что, когда та уехала с Александром Петровским в Париж и оставила их втроем, она испугалась не только того, что без Кэрри не было старой жизни Миранды Хоббс на Манхэттене. Она испугалась того, что их компания, слишком разношерстная, бегущая за противоположными целями, увлекаемая разными интересами, просто не выдержит отсутствия своего знаменателя, своей золотой середины и рухнет. Может, со временем так и произошло бы, думала Кэрри, медленно идя в сторону дома. Может, кто-то из них стал уже не так близок, как это было ранее.       Она сама понимала, что ее стало меньше в их общих беседах и занятиях. Только ничего поделать с этим пока что не могла.       Саманта чуть не переспала с Брейди, подумать только.       А Миранда, кажется, и ее саму выгнала.       Кэрри не хотелось идти домой, а на улице начал накрапывать теплый весенний дождик. В поисках покоя она забрела в книжный магазин и принялась листать книги. Нашла на полках и свои – уже далеко не в разделе новинок и бестселлеров. Кэрри задумчиво листала свои старые записи, видела знакомые имена приятелей и подруг. Всю свою жизнь она писала о сексе, об одиночестве, о своих подругах и их любовниках. Писала о том, что в их браке с Джоном было прекрасно, а что не удалось. Она писала о любви и ее отсутствии. Но, видя эти имена – Саманта, Шарлотта, Миранда – она поняла, что никогда не писала о дружбе, ее отсутствии и одиночестве в дружбе. Ее подруги были с ней всегда, и она и понятия не имела, что может быть и по-другому. Три столь знакомых прекрасных имени – и не нужны ей никакие вымышленные сюжеты. Дружба – это то, что она знает по-настоящему хорошо.       Кэрри выскочила из магазина, поймала такси и, оказавшись дома, первым делом бросилась к забытому на полгода ноутбуку. Она всегда была в какой-то мере паразитом – высасывая части своих подруг, себя она всегда выворачивала наизнанку, питалась сама собой, и множество раз за время написания ее новой книги Кэрри, вспоминая все события, произошедшие с ними за последние тридцать лет, плакала от боли, а потом радовалась, что эта боль была вызвана не воспоминаниями о смерти Джона. Он так и остался величайшей ее потерей. Четыре воды с лимоном       За неделю после той ссоры Миранда дважды поговорила с Кэрри, перекинулась парой слов с Шарлоттой и сбросила пять звонков от Саманты, но в субботу, ничего не ожидая, пришла на их обычное место.       Они уже были там, все трое. Тоже все пришли, не сговариваясь. Ждали только ее, но, когда Миранда села за столик, никто не мог сказать и слова.       Официантка нависла над ними – что желаете заказать?       - Мы еще не выбрали, - сказали все.       - Воду с лимоном, - ответила Шарлотта. Ей безумно хотелось есть, вчера она трудилась на подготовке к шаббату, но раньше они могли выпить по пять Космополитенов подряд, не замолкая ни на минуту, а сейчас она не была уверена, что досидит до того, как принесут эту воду. Она услышала всю историю от Кэрри, ей было чертовски неловко. Хотелось домой, к Гарри, к девочкам. Сейчас утро субботы, им было бы так здорово побыть вместе впятером.       Одна, две, три, четыре воды. Никто даже не попросил меню.       Миранда думала, что поступила с Самантой слишком резко, что та ни в чем не виновата. Ей хотелось бы извиниться перед подругой, но слова буквально застревали в горле. Еще пару лет назад она бы непременно извинилась, сейчас думала – а так ли это надо? Саманта предала ее в любом случае – она умолчала. Шарлотта вообще ничего не сказала про все случившееся, лишь намекнула, что уж такого-то ужаса точно не ожидала (даже от Саманты). Кэрри потянула одеяло на себя – зарылась в идею о новой книге и пропала с радаров.       - Как ты? – спросила Миранда, Саманта лишь пожала плечами. Выглядела потерянной.       Впервые за целую неделю Саманта не общалась ни с кем из подруг. Миранда понятное дело, с Шарлоттой ей сталкиваться не хотелось – Саманта прекрасно знала, кто всегда осуждал ее сильнее всего. Кэрри тоже осуждала, но Саманта совершенно не понимала, почему и она тоже не позвонила.       Саманта думала, не является ли ее привязанность к Нью-Йорку по большей части привязанностью к людям, которые в нем живут? Что будет с ее чувствами к городу, если она снова останется в нем совсем одна? Саманта знала, что Смит всегда готов позвать ее в Лос-Анджелес, но она вовсе не собиралась сидеть с ним в доме на берегу еще пять лет. Почему бы, подумала Саманта, ей не узнать еще что-то новое про себя, себя и Нью-Йорк и отправиться куда-то дальше, свободной ото всех?       Кэрри всю неделю была страшно занята мыслями о новой книге, где были они все четверо – не так, как в их новой жизни. «Вот моя девочка», - сказал ей Стэнфорд. Он часто приезжал к ней на неделе, приносил еду и подбадривал.       Кэрри и думать забыла о драме Саманты, Миранды и Брейди. Ее мысли поглощала только дружба, но теперь, глядя на своих подруг, она поняла, что не видела никого из них целую неделю, что, думая о них день и ночь, думала скорее о них прошлых, и даже не звонила, и говорила только со Стэнфордом и Энтони? Что они теперь для нее, а она для них – последние уцелевшие куски юности, напоминание о том, какими они все были, объект для литературного исследования?       Она уже придумала название своей новой книги – «Последние одинокие девушки Нью-Йорка», но лишь теперь поняла, насколько оно верное. И дело было не в мужчинах, хотя только у Шарлотты остался брак, на который она могла бы положиться. Дело в том, что они потеряли более старое и постоянное. У них больше не было друг друга, встало озарение перед глазами Кэрри.       Четыре женщины Нью-Йорка, когда-то олицетворявшие его, сидели за одним столиком и не знали, что им сказать друг другу.       - Извините, - прошептала Кэрри и вскочила из-за столика, прикрывая глаза руками.       Официантка так и не успела принести воду. Позже       Кто-то из них продолжил созваниваться, но только Кэрри и Миранда общались более или менее регулярно, но все уже было не так – не было прежней теплоты.       Кэрри почему-то надеялась, что выход ее новой книги снова сблизит их, но, когда этого не произошло, она не испытала большого разочарования.       «Последние одинокие девушки Нью-Йорка» оканчивались крушением дружбы. Книга стала бестселлером, «Нью-Йоркер» опубликовал очень теплую рецензию.       Теперь Кэрри много времени проводила со Стэнфордом, Энтони и их приемным ребенком Джозефиной.       Год спустя все собрались на четвертом дне рождении Шейлы Голденблатт – Шарлотта пригласила из вежливости, никто не отказал.       Они снова встали вчетвером – по старой привычке.       Саманта выглядела загорелой и свежой.       - В Риме все такие же бешеные, как и здесь… Дела по видеосвязи… Одна неделя в месяц в Нью-Йорке… Общаемся со Смитом…       Все кивали.       - Гарри… девочки… дом… Ой, ну все как обычно, все как обычно!       - Думаю, что перееду ближе к работе… Брейди пошел в колледж… Ни к чему такой большой дом… Бросил Энди перед выпускным… Стиву сказал, почему, мне нет… Заведу себе новую кошку…       Саманта как-то сразу затихла и осунулась. Она не хотела думать о том, что творилось в голове у Брейди после встречи с ней, лишь надеялась, что мальчик не поступил с девочкой как скотина.       Миранда заметила, как сникла Саманта, погасила вспышку раздражения. Что даже теперь взять с Саманты? Она знала, что сын так и не смог заняться сексом со своей первой девушкой. Думала, потому-то он ее и бросил. Поступил как скотина.       - Книга… Много общаюсь с редакторами… Стэнфорд говорит, надо попробовать сходить на свидание, но я не готова… Джон же был моей ожившей мечтой… Ну, вы и сами все знаете.       Все отметили, что за год в глазах Кэрри снова появилась радость, хотя и не такая, как при Джоне.       - Здравствуй, Энтони! – воскликнула Кэрри и легко шагнула вперед из их компании.       - Я принесу торт, - сказала Шарлотта.       - Твои снова напали на Брейди, - отметила Миранда, Шарлотта раздраженно сверкнула глазами в ответ.       - Мне через два часа надо в аэропорт, пойду поздороваюсь со всеми, - сказала Саманта.       Их столик, наверное, отдали какой-то другой компании из четырех тридцатидвухлетних подруг.       Они были одиноки.