...и ад следовал за ним.

      С самого начала нашей миссии я чувствовал тревогу. Слишком многое я успел узнать о гребанной секте сумасшедших, державших в страхе целый округ. Но участок выделил лишь один вертолет, ведь шериф был в полной уверенности, что с меньшим количеством вооруженных копов можно будет избежать ненужных потерь и в целом, всё могло бы пройти мирно. Я в это не верил. Как, впрочем,наверное, каждый из нашей бравой команды. Но все держали язык за зубами и старательно топили за то,что, если не рыпаться зря, всё пройдёт удачно и гладко, а главный сектант, провозгласивший себя Отцом, добровольно сдастся в руки властей. Одно это уже звучало смешно.       Перед самым взлетом я попытался уцепить шерифа чтобы высказать свои опасения, но то лишь махнул на меня рукой, вновь назвав «салагой», и не стал даже слушать. Самодовольный придурок.       Весь путь я был как на иголках. Ребята тоже нервно сжимали оружейные приклады, излишне бесстрастно и с напускной небрежностью переговаривались. Я лишь отмалчивался, косясь в окно. Под днищем вертолета проносились высокие верхушки сосен, поблескивала гладь озер, отражавшая только взошедшую луну. Чем ближе мы подлетали к главной церкви сектантов, тем больше на пути попадалось больших горящих в сумерках кострищ, военных вертолетов и грузовиков, наверняка доверху набитых оружием и поехавшими сектантами.       Впереди, среди косых домишек и высоких ограждений с колючей проволокой замаячила светлым пятном церковь. Я нервно сглотнул.       - … все держитесь рядом, не доставайте оружие и помалкивайте, - шериф раздавал указания.       - Внимание! Не зевать!       Едва вертолет опустился на землю, и члены небольшого отряда спрыгнули вниз, я буквально ощутил накатившую волну злобы и опасности. Всё кричало внутри об идиотской затеи этой всей кампании, но являясь в данный момент лишь помощником шерифа, я был обязан выполнять приказ. Поэтому сжав кулаки и стараясь не обращать внимания на смыкающуюся вокруг толпу явно враждебно настроенных сектантов, я проследовал за своим начальником.       - А ну успокойтесь! Тихо, вас это не касается, - шериф раздраженно бросил подходящим сектантам.       Хадсон буркнула ему, всё сильнее сжимая винтовку в руках:       - Тут не сильно уважают значок шерифа…       - Зато ствол они будут уважать, - оскалился маршал.       - Не все проблемы можно решить оружием, - шериф тем ни менее не спускал руку с кобуры.       Вокруг лаяли собаки, всё больше сектантов высыпало на улицу. Изредка уже стали доносится крики, спрашивающие, что копам тут нужно и советующие убираться пока целы.       «Он пришел убить Отца» - полный ненависти шёпот одного из сектантов раздался над самым моих ухом. Я против собственной воли вздрогнул от неожиданности.       Шериф поручил Хадсон следить за дверьми и посоветовав маршалу действовать без шума, махнул мне рукой.       - Про вас скоро в газетах напишут, - ободряюще похлопал по плечу мужчину маршал.       Судя по обстановке вокруг, сложно было поверить, что в заголовках утренних газет будет что-то жизнерадостное. Я усмехнулся про себя с этих мыслей.       Из церкви доносилось пение, видимо служба была в самом разгаре. Едва я вошел в помещение, как тут же в нос ударил странный сладковатый запах, возможно каких-то благовоний. Вокруг царил полумрак, а вдалеке из светового окна над алтарем пробивался лунный свет, столпом, падающий на стоящего человека.       Иосиф Сид. Главного ублюдка, за которым мы сегодня пришли, я не мог не узнать с первого взгляда. Мужчина стоял спиной ко входу, сжимая в левой руке длинные чётки и читал проповедь, будто бы и не заметил вошедших, хотя я был уверен, что это не так.       - Что-то случится… Я знаю вы чувствуете это, мы приближаемся к самому краю. Краю пропасти…       Высокий, голый по пояс мужчина, раскинув в стороны руки и запрокинув голову, тихо говорил, его хрипловатый, но полный силы голос разносился по всему помещению.       Прихожане буравили нас взглядами, по мере нашего продвижения к их предводителю, вставали со своих мест.       Наконец-то обернувшись, Отец продолжал говорить, обращаясь ко всем в церкви, не замечая и шерифа, и напряжённых копов и своих разозленных людей, готовых в любой момент вцепиться нам в глотку. Напряжение возрастало с каждой секундой, его буквально можно было ощутить кожей.       Голос Иосифа становился всё громче. Будто специально провоцируя, он говорил о том, как мы отнимаем всё что им дорого, о нашей «безнравственности и порочности». Гипнотически сильный взгляд, через желтые стекла очков смотрели так, будто пытались заглянуть в саму душу, продираясь через плоть и ребра. Не переставая говорить, он заглядывал в глаза каждому.       Стоя почти позади всех я прекрасно видел, как начал дергаться маршал и как шериф старательно пытался его успокоить. Отец будто бы насмехаясь, неспеша подходил к нам, смотря на маршала. И тот не выдержал.       - Всё, нахер! – он ткнул распоряжением сектанту в лицо. – Иосиф Сид! У меня ордер на ваш арест по обвинению в похищении с умыслом на причинение вреда! Живо выйдите вперед и держите руки перед собой!       Отец с нескрываемым интересом смотрел на разозленного копа, так примерно бы лев смотрел на муравья, мельтешащего где-то у его лап.       — Вот она… Саранча в нашем саду. Они пришли за мной…       В церкви начал подниматься ропот.       - Пришли чтобы забрать меня у вас… чтобы разрушить всё что мы строим!       С каждой новой фразой крики вокруг становились всё громче. Сектанты поднимали своё оружие, целясь в нас, а прихожане что слушали проповедь перед тем, как мы пришли, в злобе кричали за спиной своих вооруженных собратьев.       Неспеша ступая, двигаясь словно в замедленной сьемке, Сид двигался к нам. Слабо улыбнулся:       - Мы ждали этого момента… И мы подготовились.       Одним движением руки, Отец добился полной тишины вокруг.       - Бог не позволит им забрать меня.       Сектанты нехотя расходились в стороны, позволяя своему Отцу подойти к нам.       Медленно, словно во сне, Сид приближался, продолжая читать свою проповедь, будто бы она и не была сорвана. Указал на маршала, посмотрел на шерифа, и наконец-то повернулся ко мне.       Я мог рассмотреть татуировки на его теле и странные шрамы, которые при ближайшем рассмотрении оказались названиями смертных грехов. «Вырезать подобное наверняка очень больно». В голове промелькнула растерянная мысль.       Иосиф Сид видимо заметил, как я пялюсь на его шрамы, он посмотрел мне в глаза, вдруг протянув обе руки ко мне:       - … и ад следовал за ним.       Я застыл.       - Салага, давай в наручники его.       Отец,не обращая никакого внимания на маршала, продолжал смотреть, не мигая мне в глаза, будто приглашающе чуть подаваясь вперёд, спокойно держа вытянутые руки перед собой.       Крест на четках покачивался туда-сюда, свисая с руки мужчины.       - Бог защитит меня, - тихий хрипловатый голос.        Я почему-то медлил, возможно из-за гипнотизирующего взгляда главаря Врат Эдема, а возможно из-за того, что, ну никак не мог ожидать что Отец так легко сдастся. Наконец, я отвернулся от лица Сида, и дернув того за левую руку,щелкнул браслетом.       Дальше всё осталось лишь смазанным воспоминанием.       Вот крепко держа Иосифа за плечо я веду того к дверям.       Вот шум за оными, и оглушающие крики сектантов на улице.       Вопли женщин и мужчин – «Мы не позволим… Отец!.. Они уводят Отца…».       Попытки взлететь, и бешенные глаза сектантов за окном.       Кто-то тянет за ногу, и я бью не глядя, удерживая Отца, хотя тот сидит, совершенно спокойно, даже не смотря в сторону своих людей.       Выстрелы.       А Иосиф Сид будто уже не здесь. Смотрит вверх, прикрыв глаза, будто бы молясь, а может быть это и делает.       И вновь выстрелы.       - Берегись!!       Мрак.       Боль во всём теле не дает сконцентрироваться, всё вокруг смазано и звуки доносятся как сквозь толщу воды. Но тем не менее я начинаю разбирать отдельные звуки с удивлением отмечая тихое пение над самым ухом.       Простонав, я пытаюсь двинутся и понимаю, что вешу вниз головой, крепко пристёгнутый ремнем. А пение, что в начале я принял за глюки, продолжается, я уже начинаю разбирать отдельные слова.       Всё что могу сейчас делать, это пытаться дотянуться до наушников, ответить, что мы здесь, что всё прошло плохо, вызвать подкрепление. Только бы. Дотянуться.       Боль ломит тело, а пение всё продолжает звучать.       Как я схватил Отца за руку чтобы защелкнуть наручники, так сейчас он резко на периферии зрения, ухватился за моё запястье, крепко сжав его, не давая дотянуться до наушников.       Я понял, что это пел он.       Не мигая, мы смотрели друг на друга.       - Я же сказал, что Бог не даст меня забрать. ***       Человечность забывается. Когда ты день за днем убиваешь людей, и неважно какими сволочами те были. Когда, из-за твоих действий умирают, страдают твои близкие люди.       Иаков в чем-то был прав. Забери у человека всё с чем он привык жить, забери все удобства, кинь того в клетку и жди. Очень скоро у того всё человеческое сотрется и исчезнет.       С каждым новым убийством, захватом новых точек, я чувствовал, как всё больше перестаю быть человеком. Машина для убийств, зверь, у которого отняли его свободу и прежнюю жизнь.       Первое время, ночуя в комнатке бункера Датча, или же разбив небольшой лагерь у подножья горы, я рыдал, в истерике кусая руку и проклиная всю свою жизнь. Зачем, ну зачем я тогда поехал с шерифом за этим блядским Иосифом Сидом?! Он продолжал является мне в кошмарах. Все в тех же желтых очках, со своим сраным гипнотически немигающим взглядом и кривыми шрамами на голом торсе в каком-то демоническом алом свете. С каждым новым явлением во снах его голос становился всё громче и злее. Он пытался переубедить меня, подавить волю, беспрерывно твердя о сорванных печатях, о Коллапсе, о конце света, о том, что я делаю только хуже и как бы не стараюсь, ничего не смогу исправить. Метаясь на неком подобии лежанки я просыпался в липком поту, с ненавистью смотрел в небо, вспоминая слова Отца: «Бог защитит меня». Если он, Бог, и правда есть, почему он выбрал для защиты именно Сида? Почему его?       Я просыпался на рассвете, пытаясь отогнать отголоски кошмаров, шел к причалу или к раковине, в отличии от того где в этот раз удалось мне переночевать, обливал лицо холодной водой, тер глаза, пытался обезболом, кофе, чем только было под рукой, заглушить головную боль, проверял мелкие раны, и сжимая в руке рацию, выходил.       Всё правое плечо превратилось в один сплошной синяк от вечной отдачи, ладони были покрыты мозолями, как бы я не бинтовал руки. Я заметно осунулся и похудел, хотя и раньше не мог похвастаться особо крупным телосложением, сейчас шериф, глядя на меня мог только цокнуть языком и отвернуться.       Тем не менее внешность обманчива. Раз за разом я захватывал новый пост сектантов, взрывал грузовики, уничтожал блажь, сжигал поля вонючего дурмана. Может быть как раз-таки, потому что чаще всего я действовал один, меня не могли поймать. Всё-таки в академии я был не лучшим в ближнем бою, зато отлично стрелял и умел маскироваться. Сейчас именно это меня и спасало.       Несмотря ни на что, всё-таки семью Иосифа было трудно убивать. Не только в физическом смысле, всё-таки они были в глазах сектантов практически святыми, а сколько уже в психологическом. Да, они были ещё теми поехавшими ублюдками. Но тем не менее они не родились такими. Как бы тупо это не звучало, но такими их сделала жизнь, и люди в ней.       Разумеется, щадить никого из них я не собирался. Но и удовольствия в их убийстве я не испытывал. Скорее я ощущал всё больше и больше отвращения к самому себе…       Встретившись лицом к лицу со всеми из Сидов, я мог бы, пожалуй, их только пожалеть. Отца точно. Да, я ненавидел его, за всё что он сделал, но кроме ненависти и гнева было ещё что-то… После, я понял, что это была жалость. Он был сломленным человеком, гораздо более сломленным чем кто-либо из нас. Он был сумасшедшим, и лишь в своём сумасшествии нашёл для себя спасение. В глазах остальных, копов, ополченцев, шерифа, маршала, Иосиф Сид был бесчувственным, безжалостным ублюдком. Я же видел в нем не только это. Он чувствовал. Он прекрасно чувствовал всё, он принял своё безумие зная, что он лишь один прав, а все вокруг могут лишь слепо ему верить. Но они никогда не почувствуют, не узнают тоже что и он. Он свято верил в каждое своё слово, просто зная, что это правда.       Настоящую ненависть я испытывал лишь к его брату. Иаков Сид. Он упивался страданиями людей. Вот он уж точно ничего не чувствовал, он просто уже не мог что-то почувствовать. Может быть его сломала война во Вьетнаме? Может, но сейчас это уже совершенно неважно. Его действия уже выходили за грань сектантской религии и прочей ереси. Он убивал, калечил, превращал мозг и разум людей в желе, и от всего этого он получал неизгладимое удовольствие. Как бы о нем сказал бы Отец, он погряз в своих грехах, и он бы никогда от них не очистился.       Именно после встречи с ним сознание дало главную трещину. Тем не менее я знал, что своей жизнью обязан Иосифу, который почему-то решил сохранить её. Будь воля его брата, я уже давно был бы мертв.       Каждый раз, когда я оказывался привязанным в клетке Иакова, то с неохотой отходил от меня и тогда подходил Отец. Иосиф садился возле клетки на корточки, продвигался к самым прутьям, почти касаясь их лицом, и говорил. Рассказывал о своём прошлом, о детстве, рассказал даже о свой жене. Потом и о дочери.       Помню, как после этого рассказа мы несколько минут сидели в тишине. Потом я прошипел сквозь зубы:       - Больной ублюдок… Детоубийца.       На последнем слове Отец явно дернулся и посидев ещё несколько секунд, отошёл от клетки. А потом и вовсе перестал приходить.       С этого момента дни, проведенные в плену у Иакова, были сущим адом. Временами была иллюзия свободы, но потом я понимал, что меня вновь отпустили специально, чтобы вновь проверить действенность экспериментов, проведенных надо мной братом Иосифа.       Глаза болели от резко мигающего света, фотографии расчленённых трупов мелькали перед глазами, а в ушах стояли предсмертные крики людей. Я стискивал зубы, сжимал подлокотник кресла так что ремни, удерживающие меня, впивались в кожу, но чувствовал, как во мне что-то ломается, умирает, и я сам гибну, гибну как человек, рассыпаюсь осколками, раня тех кто рядом. Недаром говорила Тэмми, к Иакову в кресло садятся одни люди, а встают с него другие.       Я отказывался верить в то, что смог измениться под стать семье Сидов. Но не просто же так Отец постоянно оставлял меня в живых.       Несмотря на происходящее вокруг я упорно шел к цели. Я всё реже просыпаюсь от кошмаров. В них всё реже вижу Иосифа. Я стал сильнее. Теперь я не «салага», наивный новичок, едва приехавший в округ Хоуп.       Наверное, убийство Иоанна далось мне сложнее всего. Он управлял самым защищенным бункером из всех, может быть в семейке сектантов он был у Иосифа любимчиком? Но еще на пути к бункеру я ощущал, что ещё чуть-чуть и я либо умру там, либо Отец уже так или иначе не сможет меня оставить в живых. Я уничтожил всю его семью.       В эту ночь мне приснился последний кошмар с Иосифом Сидом. Он рыдал. Рыдал как я в самом начале, расстреляв первый пост сектантов, видя, как умирали и кричали люди, как в воздухе витал запах гари и крови. Тогда не выдержав, я кричал в подушку, чтобы никто в бункере ополченцев меня не услышал. Я рыдал и задыхался, молясь чтобы, когда я проснусь, этого всего не было бы, чтобы всё оказалось лишь очень живым плохим сном. Сейчас так рыдал Отец.       - Моя семья… Никого, никого не осталось… Он заплатит, тот кто сотворил это, он заплатит за всё.       Думаю, я заплатил сполна.        ***              Как же я устал. Одна единственная мысль билась в черепной коробке. Я не понимал ни где я, ни что на самом деле случилось. Было ли то, что мы все видели реальностью, или это никак не могла выветриться блажь. Хотелось бы верить, что это лишь наркотические галлюцинации. А не начало ядерной войны…       Я помню пламя вокруг, жар, и оглушающий грохот. И чьи-то руки, крепко держащие меня. Перед взором покачивалась земля, почему-то перевернутая. Сильно мутило. Но сил не было, ни капли. ***       «Внимание! Внимание! Это система экстренного оповещения… Найдите укрытие! Найдите укрытие! Это не учебная тревога…»       Я приходил в себя с трудом. В ушах всё ещё стоял звон, где-то вдалеке что-то изредка грохотало, помигивали лампы накаливания.       С трудом шевелясь, я обнаружил свои руки крепко примотанными к грядушке кровати. Пытался несколько раз дернуть руками, но тщетно. К тому я был нереально слаб.       Видимо услышав мои копошения, кто-то стоявший у стены широким шагом направился ко мне.       Иосиф Сид.       Мужчина склонился надо мной с нечитаемым выражением лица. В глазах мешалась злоба, горечь и … удовлетворение?       - Ты слышишь это?.. Политиков заставили замолчать. Значит корпорации уничтожены… Значит благодатный огонь очистил этот мир…       Сид стоял передо мной. Без привычных очков, со сломанным мною носом, он тихо говорил, подняв руки к потолку, будто на своей проповеди.       Опустил руки и медленно опустился передо мною на стул. Не моргал, взгляд гипнотизировал.       - Как долго я ждал, пока пророчество, переданное мне Богом, исполнится.       Мужчина придвинулся ко мне ближе, почти прикасаясь, шептал в лицо:       - Я подготовил к этому свою семью! Но ты её отнял… Тебя следовало бы убить.       Лицо Отца искажает злоба. Я нервно жду, ожидая как в любой момент мужчина выкинет руки вперед и сомкнет их на моём горле. Но тот лишь смотрит, водит ладонями вокруг моего лица не касаясь его, и продолжает тихо говорить, моментально успокаиваясь:       -Но ты… Ты всё что у меня есть. Ты – моя семья.       И замирает, а я вместе с ним. Мы долго смотрим друг другу в глаза, и в них я больше не вижу желания меня прикончить. Иосиф говорит правду, или же свято верит в каждое своё слово. Всё равно, по сути,сейчас это одно и тоже.       - Я не хотел этого, - мой голос слишком резко звучит.       Но это ведь правда, ничего этого я не хотел.       Он сидит и смотрит на меня. Над головой грохочут взрывы, мы заперты глубоко под землей, вдвоём, и я пытаюсь наконец-то уложить в голове происходящее.       Война… Если это так, то всё что говорил Иосиф, всё за что умирали сектанты, было правдой?.. Коллапс. Конец света. Он был так близок и вот, он пришёл. И я… Я отчасти помогал всё это время ему свершиться.       Осознание пугает. Настолько что я не сразу начинаю замечать, как задыхаюсь. Сид резко кидается ко мне, сжимая моё лицо в своих ладонях и прижимаясь к моему лбу своим. Отец. И сам Бог.       Нет. Просто человек.Такой, как и я. Я же, по сути, ничем не лучше. Скольких я убил? И только лишь своих врагов? А что блядь вообще такое – «враг»?       Я не могу в полной мере осознать произошедшее. Голова пуста и видимо это защитная реакция мозга, чтобы не свихнуться.       Я пытаюсь вновь дернуть руками, но они слишком крепко связаны.       - Я не могу отпустить тебя.       Огненное дыхание Иосифа опаляет.       - Я не могу позволить, чтобы ты сейчас причинил кому-либо из нас вред. Потом…       Мужчина продолжает держать моё лицо, а я только крепко жмурюсь чтобы не видеть ничего и желательно ничего не чувствовать.Прикосновения Сида почти утешающие, почти ласковы.       - Ты всё что у меня осталось, - вновь повторяет Иосиф.       А я, под гимн апокалипсиса над нашими головами и быстрое дыхание Отца, начинаю ему верить.