Молитвы

Когда Рюджи молится, то иногда зажмуривается, а иногда — глядит перед собой уверенным взглядом широко раскрытых глаз. Рин смотрит на него каждый раз — так пристально, так близко и так откровенно, что только дурак не обратит внимания. Ну, или напарник и любовник в одном флаконе, слишком хорошо знающий степень внимания полудемона к таким деталям. Рин смотрит на него почти всегда — разглядывает вблизи лицо, бесстрашно глядит в глаза, дырявит взглядом спину, когда Сугуро отворачивается. У них уговор: не трогать друг друга на людях, потому что из одного прикосновения Рина к Рюджи любой человек сможет понять, в каких отношениях они находятся. Потому что Рин — тактильный маньяк, и то, что он делает взглядом, — мелочь по сравнению с тем, как он касается, как прижимается телом к телу, как целует каждый сантиметр кожи, до которого дотягивается. Рин любит подушечками пальцев, мягкой кожей на чувствительных боках, тонкими, искусанными до множества белых шрамиков губами. Любит глазами, не сходящими с одного человека, пока их обладателя не отвлекут. Рюджи, каждый раз чувствуя его взгляд, чувствуя, с какой нежностью зарываются в его волосы длинные пальцы, как щекочуще сухие губы ведут линию от яремной впадинки до подбородка и как юркий язык углубляет поцелуй, думает, как так получилось, что именно он привлек его. Тот, кто первым грубо отозвался на его слова, тот, кто вызвал его на спор, едва появилась возможность самоутвердиться. Тот, кто не раз оскорблял его, кто первым высказался насчет того, что Рин — сын своего отца. Но любит Рин — этой своей всепоглощающей, вездесущей любовью — именно его. — Почему? Рин поднимается с простыней и виснет на плечах Сугуро, зевает широко, показывая клыки, и трет тыльной стороной ладони глаза. — Что «почему»? — сонно переспрашивает он, больше не в силах двинуться. Но Рюджи сильный — ему вес Рина на плечах что котенок в ладони. — Почему ты… любишь меня? — негромко озвучивает свой вопрос Рюджи, и Рин замирает, прислонив руку к глазам. Молчит какое-то время, а потом опускается лицом на чужое плечо, щекой трется о горячую кожу шеи, как будто медленно качает головой. — Для любви нужны причины? — спрашивает он негромко в ответ, но, подумав, продолжает: — Почему меня любишь ты? Это «любишь» звучит из его уст так же естественно, как приказы на миссиях, где он является командиром, старшим по званию. А Рюджи стесняется этого слова, боится, словно огня — не хочет разочароваться, если чувство не оправдает ожиданий. Если слово не будет таким же сильным, как их чувство. Рюджи мотает головой и пытается понять, что он хочет сказать. На ум приходит многое: взгляды Рина, его прикосновения, его улыбка и обнаженные в зевке клыки, чувствительные кончики заостренных демонических ушей, его сила и тепло, голос, смех… Он не заговаривает минуту, две, три. Рин молчит тоже, какое-то время ждет, а после сам отвечает: — Вот видишь: определиться сложно. — Ты… — Рюджи не заканчивает, не знает, что должен сказать. Это Рин болтает всегда и обо всем, а он так не умеет: он больше привык действовать молча. — Да? — Рин поднимает на него все еще сонный взгляд, смотрит мягко, чуть улыбаясь самыми глазами и уголками губ. — Я просто люблю тебя, понимаешь? Всего тебя. Даже то, что меня в тебе бесит, — люблю. Люблю то, каким ты был и каким стал сейчас. Я же все помню, — он тычется лбом в подбородок Сугуро и устало опускает голову сразу после этого нехитрого действия: слишком мало спал за последнюю неделю, а ведь он не чистокровный принц Ада, чтобы месяцами забивать на сон. Продолжает он уже глухо: не поднимая лица, прямо в плечо Рюджи: — как мы с тобой в старшей школе не ладили, как ты меня боялся, когда Амаймон только раскрыл мою личность. Да и грубым ты быть не перестал, — послышался тихий смех, слабый, едва слышный. Рюджи нахмурился, обещая себе, что сегодня Рин весь день будет только спать, — но я привык, — в то время продолжал полудемон. — А ты все не можешь, да? Привыкнуть к тому, что я сейчас и тот, с кем ты конфликтовал в старшей школе, — один человек? Мало поменявшийся, но теперь любящий. Сильные теплые руки обвивают шею Рюджи, и тот выдыхает совсем тихо — чтобы не разрушить сложившуюся атмосферу: — Мой? Рин снова слабо смеется, так щекотно — прямо в низ шеи Сугуро, и кивает пару раз. — Твой, глупый. Ложись в кровать: я так хочу спать, а без тебя холодно. Сугуро кивает и Рин отодвигается на общей широкой постели, падает на подушку и позволяет укрыть себя одеялом. Рюджи устраивается рядом, обнимает напарника ниже и уже в плечах, закрывает глаза с одной мыслью в голове: что того тепла, что Рин дарит ему, не хватает на его собственную мерзлявую тушку. Рюджи лучше всех знает: Рин не то чтобы мерзляк, но любому, даже самому незначительному холоду он предпочтет комфортную температуру чуть выше комнатной. Он же демон. Теплолюбивый демон, любящий говорить, чувствовать и Сугуро Рюджи.