бард и профессор

У Поттера шило в жопе, думает порой Северус, идя по пустой лесной дороге, на которой ни единого звука не было слышно — из-за скачущего повсюду Поттера с его балалайкой. — Это лютня, — возмущенно восклицает он каждый раз, как Северус говорит это вслух. Он только ухмыляется и, перехватывая поудобнее тяжелый посох — истую формальность, ему порой кажется, что этим посохом даже дурь из Поттеровской головы не выбьешь, — отзывается: — Вы, мистер Поттер, так в этом уверены? Мальчишка фыркает и надувает губы: привык. — Прекрасно знаете, что да. И больше ничего не говорит, опасаясь попасться на Северусовый крючок. Гарри Поттер, раньше с блеском зачисленный на магический факультет одной из известнейших школ, а ныне — бедовый бард, слишком хорошо знает, что на его бывшего учителя действуют лишь искренние приставания, которые он все равно за искренние не посчитает, да исчезновение посоха, что провернуть слишком сложно. На привале Поттер молчит ровно до того, как бывший преподаватель раздраженно не говорит: — И что же вы молчите сейчас? Язык отсох? Так я могу с этим помочь. Гарри фыркает и молчит, пока чертыхающийся на вавилонском Снейп не говорит тише и как будто спокойнее: — Мистер Поттер, ваш учитель так привык к вашим песням и днем и ночью. Если вы сейчас же не запоете, проснуться рискуете засветло от удара посохом по вашей пустой голове. — Сколько слов, профессор, — смеется чисто и звонко Поттер, и руки его удобно перехватывают лютню, а пальцы мягко и беззвучно проходятся по таким родным струнам. Снейп отворачивается и закрывает глаза. Гарри поет колыбельную.