Бабушка Смерть

Ослепительная, зелёная, мгновенно заполняющая сознание вспышка, стирающая всё на своём пути. И тишина. Пустота. Обволакивающий, желтовато-мягкий свет. Гарри перекувыркнулся через голову, обнаружив себя в пространстве без конца и края, и улыбнулся. Боли больше не было. Неясное чувство чего-то потерянного постепенно отдалялось по мере того, как растворялась его тень. Такая маленькая. Как и он сам. Гарри насупился, соотнеся в своей голове исчезающий тёмный контур и страшное, шумное воспоминание. — Мама кричала, — сморщился он и протестующе замахал руками. — Я помню. Тень нехотя прекратила исчезать. Будто чёрная кошка, решившая полежать ещё несколько минут, если любимый хозяин так просит. — С мамой всё в порядке, — прозвучал женский голос откуда-то сзади. — Я отведу тебя к ней. — Нет. Я сам. — Гарри качнул головой и решительно крутанул маленькой ручкой справа налево на сером пятне, которое смотрелось чужеродным в этом пространстве, полном медового, убаюкивающего света. Маленький Поттер абсолютно был не согласен с домашним распорядком и ранней побудкой. Когда ты маленький маг с бурно развивающимся магическим ядром, папа у тебя — волшебный олень, а дядя — большая лохматая собака; сам ты яркой эмоцией перекрашиваешь кашу в сиреневый, левитируешь обалдевшего лопоухого домовика, превращаешь усталость родителей от выматывающих собраний Красной Птицы в очаровательное изумление… — ты просто не будешь соглашаться с тем, что тебя не устраивает. Но Лили, незаметно подмигнув Джеймсу, заговорщицки шепнула сыну, что если тот будет появляться в столовой, когда стрелки на часах здороваются, или маленькая направляется к большой в гости, само время будет приветствовать его. И с тех пор, ровно в девять, двенадцать и девятнадцать часов из больших бронзовых часов вылетали, оставляя полупрозрачный шлейф, яркие разноцветные бабочки; заливающиеся радостным пением серебристые птички; маленькие, пышущие нежарким пламенем, дракончики. А если Время ему радо, то оно поможет ему вернуться. Тень мальчика начала стремительно наполняться весомой темностью. Гарри почувствовал приятное, родное тепло не «шила в попе», как беззлобно говаривал его крёстный, но своего магического ядра, которое разгоралось внутри него, защищая от этого незнакомого места и его призрачных обитателей. Гарри, со слишком сосредоточенным для однолетки лицом, открыл один, полный детской решимости, глаз. Удостоверившись, что картинка сменилась и обстановка вокруг почти привычная, он открыл второй. Рядом со знакомым белокаменным камином, в котором потрескивали берёзовые поленья, в деревянном кресле-качалке кто-то покачивался. От дома в Годриковой впадине это место отличалось только отсутствием двери в привычном месте и неестественно малым количеством предметов. А вместо потолка простиралась бесконечная звёздная ночь. — Подойди, мальчик мой, — со вздохом произнесла фигура. Возмущённое всей этой ситуацией магическое дитятко резво потопало к камину и запрыгнуло с ногами в соседнее кресло под лёгкий смешок странной гостьи. Удобно устроившись, Гарри с любопытством её разглядел. Тёмная струящаяся мантия с капюшоном, скрывающим лицо, в тонких пальцах — золотая переливающаяся нить. Гарри прислушался к собственной магии, но не чувствовал какой-либо опасности. Только ощущение, будто когда-то давно он уже эту гостью встречал. — Здравствуйте, — вежливо поздоровался мальчик. — Я Гарри. Вы — Время? Фигура мелодично, по-доброму, рассмеялась. — Здравствуй, Гарри. — ответила она. — А почему — Время? — Мы друзья, — важно сообщил малыш. — Хорошо быть другом Времени, — согласилась собеседница. — Я тоже с ним дружу. — Тогда и вы мой друг! — радостно воскликнул Гарри, успокоившись. — А где папа и мама? Смерть с любопытством разглядывала дальнего потомка третьего Певерелла, один из которых имел дерзость и магическое искусство противостоять ей тысячу лет назад. На протяжении всей истории, особенно в Начале Времён, люди бросали вызов существам на несколько порядков сильнее их. Практически всегда проигрывая… но Существа поддерживали равновесие, и откликались с каждым разом всё меньше, уходя в измерения, откуда они могли бы просто наблюдать. Иногда, правда, подбрасывали дров в костёр, чтобы события во вверенном им мире были понасыщеннее. Последним из таких счастливчиков оказался растрёпанный французский мальчишка, днями и ночами трудящийся над средством, что превращало бы вещества в золото. Смерть незримо наблюдала за тем, как высокий худой мужчина с помутившимися от зависти глазами мечется по небольшой, но чистой комнате с небогатым убранством. Большой шкаф, стол, уставленный колбами и мензурками, несколько реторт на подоконнике. На отдельном столе в собственном террариуме беззвучно возмущалась под Силенцио жёлтая колумбийская лягушка — источник редкого ценного яда. — Ничего, Николя. — тихо бормотал мужчина, ежеминутно подновляя модернизированные сонные чары на талантливом однокурснике, собирая годы исследований учёного в кожаную сумку. — Ничего… Смерть поджала бы губы, если бы они у неё были. Жадность. Один из наихудших человеческих пороков… впрочем, тоже где-то полезный. Смерть была беспристрастной. Судят судьи. Это не её дело. Фигура в тёмном балахоне достала из складок своего одеяния большие песочные часы из красного дерева с золотым песком и маленькими ракушками внутри. Из них, утекая в небольшие, прилепившиеся к корпусу как малярийный клещ, серовато-коричневые часики, по тёмным каналам стремительно утекало Время гениального изобретателя. — И не лопнешь, деточка? — Смерть хмыкнула, поставив часы на стол. В её костлявых пальцах соткался золотой экю. — Щит или крест? — спросила она, подкинув монету на стол. Та приземлилась на ребро, продолжая крутиться, как волчок. — Свободная воля, говоришь… Фламель во сне, сидя за алхимическим столом, в сумасшедшем темпе надиктовывал самопищущему перу ингредиенты и места их происхождения, пропорции, положения планет и рунные формулы, что давали бы силу его детищу. Перед ним стояла дымящаяся колба с красноватым зельем, а рядом -- речная раковина из чистого золота. Смерть он заметил не сразу, а когда обратил на неё внимание, лишь грустно усмехнулся, взъерошив волосы. — Я больше двадцати лет трудился над одним единственным рецептом, пропустив, как вырос мой единственный сын и сгинул на войне… чтобы в момент претворения смысла жизни моей я отошёл к Тебе, о Смерть, — развёл он руками, поднимаясь с кресла. Та с минуту безмолвно смотрела на мага, который только что решил великую загадку человечества, и спросила: — Что дороже злата? — Ума палата, — рассмеялся Фламель. — Жизнь всего дороже, не в обиду будет сказано, уважаемая. Драгоценные мгновения, проведённые с близкими, смех ребёнка, да нежность красавицы-жены. Монетка упала щитом. Через три дня после ночной беседы алхимик получил занятный по свойствам эликсир из неожиданно простых компонентов, но весьма и весьма сложной пропорции, которую он никогда больше не сможет повторить. Фламель попробовал его действие на прозрачной розовой шпинели, думая, что сменит её цвет. Эффект получился несколько другой, и Николас уже шестьсот лет живёт, и к праотцам не собирается. Разве что каждое десятилетие спустя той самой ночи оставляет в лесу от чистого сердца лучшие фрукты из своего сада и виноградный сок. В дар. И теперь снова Смерть ощутила, что ситуацию можно выровнять. — Ба-бу-шка? — требовательно окликнул её юнец, упорно не желавший уходить на перерождение. — Бабушка? — Бабушка, — повторил мальчишка. — А кто же ещё? Смерть озадачилась. Конечно, она напрямую повлияла на возможность появления этого непоседы. Последнего более-менее чистого наследника Братьев Певереллов. У отца мальчика была та самая Мантия. Правда, проклятие, наложенное на род одним талантливым завистником сделало своё дело, и последние пять поколений жизни потомков третьего брата становились всё короче и короче… Всегда существовала Сила, что забирала души и переправляла в Иной мир, когда приходил её срок. И за всё существование этой Силы, её жутко боялись. Быстро забыли, что она всего лишь проводник. Без Смерти мир был бы полон призраков, за столетия скитаний сошедших с ума и превративших цветущие сады и стремительно развивающиеся города в мрачное, жуткое место. И называли Смерть или Старухой, или Госпожой, кто уважительно относился к мировому порядку. Но Бабушкой?! — Да, внучок? — медленно откликнулась фигура, словно открывая для себя новое слово. — Пусти, — Гарри, в попытке привлечь внимание, стукнул Смерть по коленке. Золотая нить в руках той налилась ярчайшим огнём и, обратившись в огненную саламандру, выскользнула прямо в камин, а сам камин начал быстро сменять образы событий на белом экране. — Кхм, — Смерть удивлённо перевела глаза на Гарри, который ойкнул, пробурчал «простите» и прикрыл ладошками глаза. Свет ткущейся заново судьбы слепил его. — Это ж сколько в тебе крови намешано… — тихо восхитилась Смерть, оценив смущённого малыша с точки зрения своего статуса. — Гарри сделал плохо? — с опаской уточнил мальчик, зябко поёживаясь под взором Смерти, но руки от глаз не убрал. — Вот сейчас и посмотрим, какую судьбу ты выбрал, внучок… — вздохнула фигура в тёмной мантии, и осторожно усадила Гарри себе на колени. Тому моментально стало тепло и спокойно в ауре Смерти. Он медленно убрал руки от глаз и ощутил, что ему вполне по силам понять то, на что она предлагала ему посмотреть. А в камине, тем временем, разворачивалась История о Мальчике-который-выжил. Максимально подробная. Корзинка под дверью, шрам на лбу, который не смогли залечить колдомедики. Магические ограничения, переправляющие магию дитя на подпитку одного старого реформатора с колокольчиками в бороде. Несчастливое детство зашуганного и сломленного сироты, невнимание, недоедание, неуверенность… Качественно взрощенное чувство вины, и, как следствие, запечатление на доброго дедушку, директора волшебной школы, что с радостью принял его «обратно» в и так родной мир. Избранность, подсадные друзья, преследования чокнутого фанатика с расколотой душой. Ментальные закладки, контроль каждого шага при видимости свободы; постоянные опасности, смерть тех единственных, что заботились о нём… И как закономерный итог — принесение себя в жертву. — Ну что, Гарри Джеймс Поттер, Мальчик-Который-Выжил, нравится тебе такая жизнь? Или всё же со мной пойдёшь? — ласково спросила Смерть, пересаживая мальчика обратно, когда камин вернулся в своё обычное состояние. Переливающаяся змейка сама прыгнула в руки и обернулась нитью. — Не нравится. Но и с тобой я не пойду, Смерть, — вздохнул мальчик, трансформируясь в семнадцатилетнего юношу, что добровольно шёл под вторую — и последнюю Аваду. — И что же ты предлагаешь, потомок Певереллов? Гарри задумался, отрешённо проматывая в голове версию событий, которую только что прожил, соотнося её с взглядом на его жизнь со стороны. Это давалось на удивление легко, и через несколько минут юноша медленно и очень тихо произнёс: — Измените три события для установления равновесия, Госпожа Смерть. Это всё, о чём я прошу. Уже взрослый Гарри Поттер поднялся и окинул глазами комнату, которая когда-то была гостиной его родного дома. Осознав, что очки разлетелись от падения в лесу, он вздохнул и поднял взор в бескрайнее ночное небо, ощущая неведомое доселе спокойствие. — Ты же знаешь, что я не могу воскресить их, правда? — Знаю. Я видел их. Маму, папу, Сириуса, Римуса, — Гарри повернулся к расплывчатой чёрной фигуре. — Благодаря вашему Дару. — Гарри помолчал. — Почему профессор Снейп не пришёл? Теперь его решения мне более чем понятны. Смерть неопределённо пожала плечами. — Когда я забираю душу, я обычно не устраиваю подробное интервью, знаешь ли, — беззлобно заметила сущность. — Теперь, когда ты и прожил, и увидел со стороны, какую жизнь ты выбрал… Что ты хочешь исправить в этом варианте? Смерть с любопытством окинула взглядом семнадцатилетнего юношу с еле тлеющим магическим ядром, сединой в волосах и глубинной внутренней тоской. Такой вариант Гарри Поттера ей решительно не нравился. Тишина нарушалась лишь потрескиванием поленьев. Гарри молчал. — Благодарю за оказанное доверие, Гарри, — произнесла Смерть с улыбкой в голосе. — Я пришла в Годрикову впадину чтобы забрать жизни троих. И я их заберу. Но третьим будешь не ты, а другой мальчик. Мальчик, решивший, будто расколом души можно от меня спрятаться… наивный. — Вы заберёте Волдеморта? — осторожно уточнил Гарри. — Первое изменение в сторону равновесия, — кивнула собеседница. — Но не всего, а только ту часть, что пришла за тобой в ту ночь. — А крестраж в моей голове? — А крестраж в твоей голове — это самое доброе и безобидное, что было в Волдеморте, между прочим. Только из-за вмешательства директора Дамблдора этот перспективный юноша сошёл и со своего ума и со своей судьбы, которую любовно выбирал когда-то, — раздражённо пророкотала Смерть, и замолчала на пару секунд, миролюбиво продолжив: — Порадуй бабушку и перевоспитай потомка первого Певерелла, у тебя будет целых семь процентов от его души. — Смерть жестом призвала к молчанию. — Не перебивай, раз не высказал пожелания по исправлению последствий собственного выбора. Гарри виновато кивнул, всем своим видом показывая, что перебивать он не будет. — А поможет тебе в этом Северус Снейп, гений зельеварения, который сумеет сделать выбор по сердцу своему… с твоей помощью. Она поднялась из кресла, и вытащила из складок мантии простые элегантные песочные часы из лакированного чёрного дерева с золотой табличкой «Северус Снейп», а затем нечто, сильно напоминающее «Нору» Уизли, если бы она, конечно, была часами. Внутри клокотала тёмная жидкость, в которой что-то неаппетитно булькало. У основания конструкции серебрилось имя «Том Марволо Реддл». Оба артефакта послушно зависли в воздухе перед Смертью. Она коснулась самого большого пузыря в странной алхимической конструкции, которая была у Тома Реддла вместо часов. Комнату озарила белая вспышка, и в руках смерти оказались маленькие, абсолютно нейтральные песочные часики. Третьи. — Безумец встретил свою смерть от отрикошетившего заклинания Авада Кедавра на пятьдесят пятом году жизни, — сообщила она, довольная своей работой. — Здесь ровно пять с половиной минут чистого времени. — По минуте за десятилетие? — изумлённо спросил Гарри. — Именно. Смерть что-то прошептала, и новорожденные часы слились с часами Северуса Снейпа. Визуально те никак не изменились, просто впитав дополнительные минуты в себя. — Я знаю, о чём ты думаешь, Гарри, — спокойно сообщила фигура, убирая всё, что она достала, обратно в глубины своей мантии до того, как Поттер заметит новую форму часов Тома Реддла. — Если я попрошу вас разделить эти минуты в значимые периоды его жизни, где их не хватило, это будет нечестно с моей стороны и сильно нарушит ход истории — вежливо рассудил Гарри с грустью в голосе. — И вы уже знаете, что будет третьим… — он осёкся, осознав, что видел в деталях не только сами часы минутой ранее, но и надписи на их; свой детский красный мяч в дальнем углу комнаты, колдографию с родителями на столике из тёмного дерева… — Проживи жизнь зрячим, дитя, — пожелала Смерть. — Это третье. Зрячими будут и глаза твои, и разум твой, и сердце, — припечатала она. Гарри не делал попыток отстраниться, когда к нему приблизилась сама Смерть в мантии, сотканной из космоса, и мерцающая тысячами звёзд, где каждая звезда была душой, принявшей Смерть добровольно и с любовью, встретив её как дорогую подругу, нежели вестницу гибели. — Не боишься? — Боюсь. Но не должен. — Честный. Смерть, кивнув, соглашаясь со своими мыслями, сняла капюшон с головы и полог, приглушающий ощущение её сути. Гарри взглянул на высокую светловолосую девушку хрустальной, скандинавской красоты, и преклонил колено, умело скрывая, что его сбило с ног от мощи проводника одной из первородных энергий. Он моментально узнал её. В перерыве между тренировками в Выручай-комнате на голову Гарри однажды свалилась старая потрёпанная книга. Она раскрылась на нарисованном портрете с описанием на каком-то из древних северных языков. Гарри сумел только разобрать имя. «Хель». — Встань, отрок, — величественно разрешила та, кто забирает души. Гарри неловко поднялся, смотря куда-то сквозь богиню, не смея смотреть ей в глаза. Он был знаком с легендами и мифами, будучи в маггловской школе, а также быстро осознал, что ему крупно повезло оказаться в милости у подобного существа. Хель мягко улыбнулась, разглядывая цветные завихрения эмоций в ауре юноши, доступные к видению только ей. — Посмотри мне в глаза. Я лишь заберу то, что не принадлежит тебе. Гарри Поттер подчинился, всем своим существом ощущая силу иного порядка, гулом отдающуюся внутри его магического источника, да и всего тела. Он был перед ней как на ладони. Со всеми своими страхами, сомнениями, горем… отчаянностью и желанием жить. Выживать он научился. Хель коснулась лба Гарри, длинным тонким пальчиком убирая прядь тёмных волос с его шрама. — Отзеркаленная руна Соулу… прекрасная руна, если, конечно, рисовать правильно. Напротив солнечного сплетения может стать хорошим катализатором для пробуждения Светлого начала, — пояснила она, мягко постукивая по месту вокруг шрама, который под её воздействием начал безболезненно рассасываться. — Этот шрам тебе оставил не Том, прозвавший себя Лордом… А Альбус Дамблдор, направив мощь перевернутой руны Света прямо в голову. Думаю, сейчас твоя природная сообразительность вместе с природными ментальными щитами буквально восстаёт из пепла. Гарри потрясённо молчал, осознавая, как несостыковки в его короткой, но известной всем и каждому биографии, становятся ему чёткими и понятными, как ясный день. — У меня Тёмное начало, верно? — Верно. А ты хотел быть белым и пушистым при Блэках в крови? — И это не зло, как меня убеждали. Я начинаю это чувствовать, — сглотнул Гарри, старающийся держать себя в руках. Мощь богини, ранее сбивающая с ног, становилась родной и убаюкивающей. — Добро и зло придумали люди. Верь своему сердцу. Хель коснулась ладонью грудной клетки Мальчика-который-выбрал-жизнь, и растворила плетения прутьев железной клетки, что стояла на пути к собственной интуиции. — Теперь боишься меня? — задала вопрос богиня, убирая руку. — Теперь нет. — Честный, — удовлетворённо произнесла она. — Одарю тебя в последний раз, Гарри. В знак моего восхищения редким в это время мужеством. Хель нежно дотронулась пальцами рук до щеки темноволосого юноши, в котором постепенно пробуждалась магия с новой силой. Секунду изучающе смотрела на него, выбирая… А затем мягко поцеловала его, стирая поцелуем родовое проклятие, съедающее удачу и везение. Отстранившись, Хель ободряюще улыбнулась Гарри, для которого подобная близость была чем-то сродни нервному потрясению. Позади богини открылась дверь, из которой бил свет, но в этот раз не слепяще-уничтожающий, как от Авады, и не медово-густой, как в Посмертии. Он был приятным. Солнечным. — Живи, дитя.

***

Северус Снейп не успел. Не успел спасти любимую женщину. Не успел спасти друга, с которым они договорились ради разрушения планов Всеблагого Альбуса Дамблдора прилюдно враждовать. Ещё на пути к дому он знал, что не успел. Переступил странную кучку пепла и вздрогнул, встретившись взглядом с Джеймсом, лежавшем на полу, в осколках разбитого сервиза. — Лили… — прошептал он, и рухнул на колени. У окна, в детской кроватке кто-то чихнул. Потом ещё раз. Северус неверяще поднялся, и подошёл к источнику звука. — Се-ве-рус! Тот аж икнул. Они виделись раза три, не больше — Северус, свыкаясь с ролью двойного, а то и тройного агента, старался поменьше контактировать с друзьями, чтобы ни один из противников не достал эти драгоценные воспоминания, что грели его душу и давали силы жить. Откуда мальчик помнил его имя? Так много не успел… Но у Северуса было время принять решение. Он это чувствовал. Молодой пожиратель смерти, увешанный обетами, как рождественское дерево, будто прозрел. — Акцио, обереги, амулеты, артефакты, принадлежащие роду Поттер и всё, что завязано на кровь Поттер! Рядом с зельеваром послушно зависли в воздухе несколько коробочек, сплошь покрытыми защитой, брошь в виде пера, ранее приколотая на платье Лили, неприметный с виду знакомый ключ. Впрочем, выглядело наследство рода Поттер только с виду непримечательно. Северус, откинув чёрные пряди со лба, бережно взял из колыбели невредимого Гарри Джеймса Поттера, в одночасье оставшегося сиротой. Тот не сопротивлялся, только молча рассматривал доброго к нему мага в тёмной мантии. И погладил того по волосам, будто успокаивая и отвлекая от лицезрения двух тел близких людей и кучки пепла, оставшегося от некогда могучего Тёмного Лорда. Ведь впереди ещё три минуты. — Гарри, я буду защищать тебя, хорошо? Я буду заботиться о тебе, малыш, — забормотал Северус, вдруг оставляя опасное для жизни желание самому забрать то, что принадлежит Гарри. Несмотря на договорённость между Северусом и Лили, магия крови требует времени… Снова не успел… — Я прощаю тебя и принимаю как защитника и полноправного опекуна пред лицом Рода Поттер и самой магии, до своего магического совершеннолетия, Северус Снейп, — полностью внятно произнёс годовалый Гарри, наблюдая за голубым ореолом, окружившим замершего от неожиданности Северуса. — Пред лицом магии и космического баланса освобождаю тебя от клятв, обетов, обещаний, что мешают тебе полноценно и безопасно для нас обоих выполнять отведённые мной роли. Энергетические петли и начертания по ощущению зельевара исчезли почти мгновенно, вместе с чёрной меткой, отчего маг ощутимо покачнулся, непривычно почувствовав себя полностью свободным. — С сохранением анонимности данных действий, покуда сам я или Северус Снейп не вознамеримся сделать тайное явным! — отчеканил малыш голосом взрослого юноши, доносящемся словно не изо рта, а отовсюду. — Закрепляю словом и намерением последнего наследника рода Поттер! Голубой ореол, расцветающий всеми цветами радуги, схлопнулся, впитавшись грудную клетку обоих. — Принимаю и подтверждаю, — хрипло подытожил Северус. — Гарри, как… — Не спрашивай ни о чём, — сердито приказал Гарри. — Времени нет. Аппарируй в Поттер-мэнор. Теперь у тебя полноправный доступ. — он потянул зельевара за волосы, вытряхивая того из оцепенения. — И артефакты захвати! Я в тебя верю. Через минуту в Годрикову Впадину аппарировал Дамблдор, проклиная на чем свет стоит очень невовремя выпавшего из его камина самого министра магии. Целых пять минут директор, нетерпеливо позвякивая колокольчиками в длинной бороде, объяснял неучтённой гостье, что очень рад видеть Миллисенту Багнолд, и с уважением относится к Министерству, но пить с ней огневиски в честь Самайна не будет. А уж когда она недвусмысленно начала делать комплименты в сторону «ещё молодого, но такого сильного и привлекательного мужчины», тут же перестал играть в добродушного дедушку, сквозь зубы проматерился и невербально приложил её сонными чарами. А перед молодым черноволосым магом с малышом на руках открывались тяжёлые кованые двери особняка, на который были тщательно наложены чары Сокрытия, предлагая защиту и кров. — Гарри… я и забыл о нём… — облегчённо выдохнул Северус. Малыш, улыбнувшись последнему воспоминанию из жизни, которой не было, обнял его в ответ.