— ♥ —
Дабы спастись от вчерашнего позора, Чонгук сделал своей целью избегать старшего всеми возможными способами. Плюс-минус три дня и это происшествие станет лишь мимолетным воспоминанием для обоих. Чон в шоке от самого себя за то, что зашел так далеко и попросил Тэхёна провести Рождество с ним! Как будто старший захотел бы провести зимние праздники с кем-то вроде него… Пуффендуец погребает себя под кучей занятий и дополнительных мероприятий, изолирует себя в библиотеке. Где угодно, лишь бы избежать встречи со слизеринцем. Не нужно даже говорить, что это не остается незамеченным для старшего, который, кажется, твердо намерен поймать пуффендуйца, где бы он ни был. Но в тот момент, когда Чон замечает хотя бы намек на змей и зеленый полосатый шарф, он срывается с места, как барсук в дикой природе, убегающий от хищника. Стоит только парню зайти в покои Пуффендуя позже вечером, как его тут же окружают одногодки: –Чон! — Безумно восклицает один из них, словно находясь на грани паники, и шустро хватает парня за лацканы мантии. — Почему ты не сказал нам?! Чонгук непонимающе моргает, будто его только что окатили холодной водой: — Что? — Ты хитрый лис! Ты должен был сказать хоть что-нибудь! — Еще один пуффендуец с ухмылкой на лице слегка подталкивает его в бок. Чонгук мотает головой, совершенно озадаченный: — О-о чем вы говорите? — Тэхён! — Восторженно отвечает девушка, ударяя его по плечу, словно гордится и в то же время не может поверить, что тот самый крутой слизеринец обегал почти весь замок в поисках парня — и, возможно, так и было, потому что иначе зачем он зашел бы так далеко ради одного Чон Чонгука. — Он заходил и расспрашивал о твоем местонахождении. Ты должен был рассказать нам, что близок с самим Ким Тэхёном. Чонгуку требуется не менее пяти секунд, чтобы его мозг смог в полной мере осознать слова. Тэхён. Общежитие Пуффендуя. Спрашивал, где он. Что? Нежно-розовый румянец, расцветший на его щеках, не остается незамеченным, и две пуффендуйки начинают пищать, как влюбленные банши. — Что он хотел спросить у тебя? — Как так получилось, что вы двое близки? — Вы друзья? — Вы проведете праздники вместе? — П-прекратите! — Отступает он, склоняя голову, и как можно быстрее выходит из зачарованного входа в общежитие Пуффендуя, буквально пробегая по коридорам, чтобы избежать допроса своих одногодок. Он никогда и подумать не мог, что Тэхён пойдет и будет искать его. В конце-то концов, он так отчаянно старался избегать его! Но часть него, крошечно маленькая часть, задается вопросом, почему. Он резко останавливается, закусывая губу. Это из-за того, что он сказал вчера? О том, что хочет провести Рождество вместе? Это поэтому он его ищет? Гук покрывается румянцем, натягивая капюшон своей черной мантии, не желая привлекать чье-либо внимание, чтобы никто не смог увидеть, насколько же он красный. Не может быть. Не может быть, чтобы старший думал о том, что сказал Чон… может, он хочет поговорить о чем-нибудь другом. Может, это насчет Травологии или, возможно, ему нужно что-то от профессора Стебль, декана Пуффендуя. Да, давай не будем напрасно надеяться, Чон Чонгук. Успокаивает он себя, его щеки постепенно возвращают свой привычный цвет, пока он идет дальше по коридору, но внезапно останавливается, когда чья-то рука дотрагивается до его плеча. Поворачиваясь, Гук едва не вскрикивает, когда видит Тэхёна прямо здесь. — Хей, Чонгукки, — улыбается Ким, тепло и комфортно, как маршмеллоу в кружке горячего какао. Чонгуку приходится заставить себя сконцентрироваться. — Х-хён, — заикается младший. — Я слышал, ты искал меня. Тебе что-то нужно? Тэхён кивает, после отводя взгляд, выглядя почти робким. Застенчивым. Сам Ким Тэхён стесняется? Он может стесняться? — Я просто… ну, думал о том, что ты сказал ранее, — мягко начинает старший, и на долю секунды глаза Чонгука увеличиваются в размере. Не надейся раньше времени. — О том, чтобы провести Рождество вместе. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Твое предложение еще в силе, Чонгукки? — Спрашивает он, немного склоняя голову, темные кудряшки спадают на его теплый взгляд, небольшая улыбка украшает его губы. Сердце Гука начинает биться с силой семибалльной магнитуды землетрясения. Парень прочищает горло и снимает капюшон мантии, взъерошивая волосы за неимением лучшего применения своим рукам. — К-конечно, — отвечает, настолько мягко, насколько и смущенно. — Конечно, хён. Т-ты не должен был… Тебе не нужно было спрашивать. Тэхён смотрит на него, словно ожидая продолжения фразы, слова которой застряли в горле. Он сглатывает. — Я-я всегда свободен для тебя, хён, — резво проговаривает младший, смущенно опуская голову. Мягкого смешка, сорвавшегося с губ Тэхёна, было достаточно, чтобы младший растаял прямо здесь и сейчас. В том, как старший ведет себя рядом с ним, всегда есть что-то такое нежное и доброе. Чонгук кидает беглый взгляд и видит, как слизеринец застенчиво потирает затылок, словно он настолько же смущен сейчас, как и сам Чонгук. — Ты очень добр, Чонгукки, — отвечает старший, наклоняясь и легко поддевая подбородок пуффендуйца. — Мне очень повезло, что ты у меня есть. — М-мне тоже! — Пищит Чонгук, практически подпрыгивая на месте, чем зарабатывает еще один смешок от старшего. Серьезность в его глазах не так заметна, как минутами ранее, уступив место искрящемуся теплу, когда он смотрит в глаза младшего. — Так, — проговаривает Ким. — Еще увидимся? — Д-да! — Чонгук кивает так быстро, словно дорвавшийся до сладкого ребенок, и, возможно, так и есть, ведь быть рядом с Тэхёном — словно сладкая зависимость: настолько сладко и сахарно, что от этого еще больше хочется продлить момент, даже если совсем на чуть-чуть. Старший подходит ближе и поправляет факультетский шарф на шее Гука: — Тогда до скорого, Чонгукки, — говорит и наклоняется еще ближе, шепча на самое ухо: — Сладких снов, мой маленький пуффендуец. И с этими словами он отступает назад, поворачиваясь в другую сторону, обратно в слизеринское общежитие, оставляя замершего на месте Чонгука со стремительно краснеющими щеками и колотящимся в груди сердцем. Его шарф ощущается настолько же обжигающим, как и разрастающаяся любовь, горящая внутри.— ♥ —
У Чонгука есть миссия, и эта миссия заключается в том, что он должен убедиться, что у Тэхёна будет лучшее Рождество. Он не согласен ни на что меньшее, потому что Ким Тэхён заслуживает все только идеальное. Потому что слизеринец — само олицетворение идеальности. Чонгук составил целый список — он чрезвычайно гордится тем, что у него получилось придумать за три бессонные ночи, умудрившись втиснуть недолгий сон в промежуток между занятиями и внеклассными мероприятиями. Он довольно улыбается, пробегаясь глазами по списку, гордость за проделанное ощущается теплом на душе. Он не может все испортить. Именно поэтому он встает раньше, чем его сова может проухать свое доброе утро, сбрасывая одеяло в радостном нетерпении. За считанные секунды он надевает свой плащ и шарф и покидает комнату. Чонгук буквально выбегает из пуффендуйских покоев, его щеки загораются в восторге, пока он спешит вниз по лестнице в Большой зал. Сытный завтрак стоит первым делом в списке дел, и он хочет убедиться, что у старшего на тарелке будет абсолютная пища для души. Он составил небольшое меню и даже попросил на кухне помочь ему, практически умолял эльфов приготовить это сегодня: вкуснейшие булочки с корицей, запеченные до совершенства, немецкие яблочные блинчики, политые золотистым медом, воздушный омлет с сыром, копченая ветчина, печенье и крупа с обжаренным беконом и чеддером. Когда он добирается до Большого зала, там всего несколько учеников, ведь большинство покинуло замок на каникулы пару дней назад. Чонгук заходит в кухню и берет тележку со всеми приготовленными блюдами, двигая ее в сам зал и расставляя все на деревянный стол для них обоих. Ему остается поставить только кубки, когда он слышит голос Тэхёна из-за спины: — Чонгукки? Сердце младшего делает радостный кульбит в груди, когда он поворачивается, улыбаясь во все тридцать-два: — Доброе утро, хён, — приветствует Гук, закусывая губу, чтобы сдержать себя: это первый день его миссии, он не может провалиться. — Ты хорошо поспал? Тэхён медленно моргает, сканируя глазами творящееся на столе мини-пиршество, прежде чем снова вернуть взгляд на младшего. Что-то мягкое и нежное отражается в чертах его лица, что-то почти влюбленное, но Чонгук слишком возбужден, чтобы действительно распознать это, к тому же он не хочет ничего предполагать. — Ты приготовил это все для меня, Чонгукки? — Д-да, — слегка смущаясь, отвечает младший. — Завтрак, все же, самый важный прием пищи. Я хотел, чтобы он был действительно вкусным и приятным, думаю, он не такой же, как дома, но… — Он идеальный, — отвечает Ким, подходя чуть ближе, всего пара шагов, но он все равно выбивает младшего из колеи. — Правда. Ты не обязан был, Чонгукки, но… все равно, спасибо тебе. Чонгук всматривается в лицо старшего, замечает небольшой румянец на скулах и нежную улыбку. Пуффендуец отвечает своей фирменной кроличьей улыбкой и счастливо морщит нос. — Всегда пожалуйста, хён, — говорит он, беря Тэхёна за руку и подводя ближе к столу, чтобы наконец уже сесть. — Давай же, пора есть!— ♥ —
Тэхён чувствует тепло, разливающееся по всему телу вплоть до покалывания кончиков пальцев, когда он сидит напротив младшего пуффендуйца. Его глаза едва ли отрываются от парня, наблюдая за тем, как Чонгук набивает рот блинчиками, а сладкий мед пачкает его губы — Ким быстро отводит взгляд в сторону, спеша положить в собственный рот кусочек ветчины, чтобы отвлечься. Но он ничего не может с собой поделать, его глаза продолжают возвращаться к пуффендуйцу, к этому милому и невинному пуффендуйцу, который приготовил все это для него таким ранним утром. Все для него. Тэхён сдерживает рвущуюся наружу улыбку, жуя свою кашу. Чон Чонгук слишком милый для своего же блага. Он всегда думал, что… всегда думал, что мальчик, на два года его младше, был просто очаровательным младшим, но ничего более. Ким всегда объяснял свою привязанность к нему как то, что идет вместе со старшинством — хён, на которого тот может равняться… но… Чонгук моргает, смотря прямо на слизеринца, и Тэхён чуть было не подавился своей едой. — Тебе вкусно, хён? — Спрашивает он. — Е-еда нравится по вкусу? Он не обязан был. Ким одаривает младшего смущенной улыбкой. Он не обязан был делать все это для него. Только потому, что он узнал, что Тэхён будет проводить каникулы здесь, вдали от семьи… Чонгук взял и спланировал это прекрасное кушанье для него и, возможно, подумал еще о многом — он догадывается. Тэхён буквально видит искры предвкушения в глазах младшего, он выглядит словно ребенок, который не может дождаться, чтобы открыть уже подарки под рождественской елкой. У Тэхёна сердце разрывается от нежности. — Да, — хрипит старший, опуская глаза, снова чувствуя себя смущенным. — Да, Чонгукки. Все очень вкусно. Гук хихикает и тихонько хлопает в ладоши. Ох, он такой милый. Он всегда был настолько милым? Тэхён улыбается, наклоняясь вперед сильнее, чем обычно, и смотрит, как младший подбирает вилкой омлет, замечает, как его щеки надуваются при еде, как он начинает говорить, пока жует, и Киму приходится напоминать ему остановиться, чтобы вдруг не подавиться едой. Тэхён просто не может не наблюдать.— ♥ —
На следующий день Чонгук ждет возле слизеринского общежития, застенчиво опустив голову, когда те слизеринцы, что остались в замке, входят и выходят из подземелья, недоумевающие, почему один пуффендуец стоит здесь. Чон пытается замять свою неловкость, потому что это не ради него. Нет! Это ради Тэхёна! — Чонгукки? Младший поднимает голову, когда слышит свое имя, и по-кроличьи улыбается, приветствуя старшего. Ким одет в свое теплое зимнее длинное пальто, бело-зеленый полосатый шарф обмотан вокруг его шеи, прямо как Чонгук и сказал ему одеться предыдущим вечером. — Доброе утро, хён! — Восклицает Гук и встает перед старшим. — Ты готов? Тэхён не может не улыбнуться, видя, насколько счастливым и энергичным выглядит его младший, жаждущий сделать его день хоть немного лучше. Но ему, правда, не обязательно было… он не обязан был проделывать такой путь и делать все это для него. Тэхён просто хочет проводить время с пуффендуйцем, потому что, кажется, это отвлекает его от мыслей о доме — о той небольшой отправленной мамой записке, которая заставила его сердце биться в мучительной агонии— — Хён? Оклик вырывает Кима из задумчивости, и он широко раскрытыми глазами смотрит на младшего, который беспокойно теребит свои руки: в конце концов, Гук не хотел как-то неуместно трогать старшего. — Извини, что ты говорил? — Трясет головой слизеринец, прогоняя остатки грустных мыслей, и слабо улыбается парню. Чонгук не повелся на это. — Все х-хорошо? — Спрашивает младший, его яркие оленьи глаза заглядывают Тэхёну прямо в душу, и старший был так близок к тому, чтобы рассказать — ох, он, правда, почти — но остановил себя в последнюю секунду, не желая обременять Чонгука. Это не было проблемой Чонгука. Это никогда не касалось Чонгука, если уж на то пошло. Тэхён лишь тянется вперед и слегка дотрагивается до его носа кончиком пальца, заставая пуффендуйца врасплох. — Ничего такого. Не волнуйся об этом, Чонгукки, — наклоняет он голову, улыбаясь. — Так что спланировал для нас сегодня? Ты попросил меня надеть зимнюю одежду, означает ли это, что мы идем на улицу? И словно по волшебству Чонгук моргает и, кажется, напрочь забывает, что он хотел спросить. Вместо этого он слегка попрыгивает на месте и берет старшего за запястье, смущенно, но одновременно и взволнованно тянет его за собой в сторону выхода. — По правде говоря, я действительно придумал для нас кое-что снаружи! Я надеюсь, тебе понравится! Тэхён обнаруживает, что ему все нравится немного больше, чем он ожидал. Его тащат весь путь до самого выхода, где распростертые снаружи замка равнины, когда-то покрытые буйной зеленью, сейчас были полностью припорошены толстым слоем белоснежного снега. Чонгук отпускает старшего и пробегает вперед, после поворачиваясь и подзывая его рукой. Слизеринец начинает идти чуть быстрее, прищуривая глаза, чтобы по-настоящему поверить в то, что он видит впереди себя, прежде чем залиться смехом. — Это дерево, Чонгукки? Чонгук покрывается румянцем, то ли от мороза, то ли от смущения, Тэхён никогда не узнает, но в тайне надеется, что причиной тому второе. Он нежно улыбается, когда младший обходит вокруг небольшое хвойное деревце, которое было посажено в деревянную коробку, наполненную почвой. Сравнивая с остальным окружающим лесным массивом, это деревце было немного меньше, наверное, потому что его легче было передвигать, чтобы все это устроить. Чон наклоняется позади дерева и достает корзинку с украшениями и гирляндами — оставшееся после украшения замка, кажется. — Я спросил эльфов в Большом зале, собираются ли они использовать что-нибудь отсюда, и они сказали, что им больше не нужно, поэтому я одолжил все это. Мы не смогли помочь с украшением рождественской ели и залов в этом году, а также мы на разных факультетах, но я надеялся… ну, если ты захочешь, хён, я прекрасно пойму, если ты не хочешь— — Чонгукки, — вздыхает Ким с мягкой улыбкой на губах, заставляя младшего прекратить тараторить и вобрать воздух в легкие, прежде чем робко почесать затылок. — М-может, мы могли бы украсить это дерево вместе? Это будет наша собственная небольшая ель. Только для нас, — покрывается румянцем он. — Если ты хочешь. И оу, каким мягким и плюшевым стало его сердце к этому парню. Тэхён опускает голову, тепло постепенно заползает на его щеки, предвкушающие разряды тока добираются до подушечек пальцев, а волна одновременно нежности и желания неожиданно накрывает его с головой. В этом нет ничего особенного, правда, Чонгук просто хочет сделать его Рождество лучше с тех пор, как застал его во дворе. Но это значит так много для Тэхёна. Прямо в этот самый момент. Каждая мелочь, которую Чонгук делает, заставляет его чувствовать в десять раз больше. — Хё… — Гук не успевает закончить, как старший сокращает то небольшое расстояние между ними и обнимает пуффендуйца за плечи, зарываясь лицом в его желто-черный шарф — он пахнет сосновыми шишками и корицей — такой его, что это заставляет старшего еще больше покрыться румянцем. — Тэхёни? — Боже, Чонгукки, — хрипит Ким, а затем смеется, смущенный тем, что он сделал… тем, что думал сделать. — Конечно, конечно, я хочу сделать это. Я бы сделал что угодно вместе с тобой. Чонгук отстраняется, и его щеки окрашиваются в розовый, когда он видит, как Тэхён на него смотрит. Старший не знает точно, как выглядит сейчас, но, должно быть, весьма впечатляюще, если судить по тому, как Чонгук застенчиво опускает голову, мило хихикая. Парни не спеша украшают ель: располагают огоньки вокруг ветвей всей ели и вешают небольшие хрустальные снежные шары с заколдованными танцующими снеговиками и эльфами внутри. Они добавляют рождественские ягоды и блестящие серебряные снежинки на несколько ветвей и даже используют свои палочки, чтобы магией вывести буквы своих имен на верхушке деревца вместо звезды. Это их собственная рождественская ель. Только для них. Только для Тэхёна и Чонгука.— ♥ —
На следующий день был сильный снегопад, сугробы стали еще на несколько дюймов выше, а снег все продолжал падать, образуя вокруг замка небольшие холмы. Чонгук размышлял, можно ли было вывести старшего на улицу сегодня: снег еще шел и было прохладнее, чем вчера. Парень вздыхает, немного разочаровано, потому что планировал сводить старшего в Хогсмид сегодня. Однако дороги замело снегом, и это означает, что добраться туда будет проблематично. Его планы на день были разрушены, и он был слишком оптимистичен, чтобы придумать запасной план. Как глупо с его стороны! Он собирается повернуть и пойти в сторону слизеринского общежития, думая над тем, как извиниться за сегодняшний испорченный день, когда видит идущего ему навстречу Тэхёна: широкая квадратная улыбка на губах и блестящие восторгом глаза. Чонгук чувствует себя паршиво. — Доброе утро, Чонгукки… — старший останавливается, замечает хмурое выражение лица пуффендуйца и быстро сокращает расстояние между ними, инстинктивно беря руки парня в свои. Он запоздало понимает, что сделал, но сейчас уже слишком поздно отступать. — Что такое? Что не так? — Хён, — глаза младшего смотрят строго в пол, и чистейшее разочарование исходит от него волнами. — Хён, извини меня. Я собирался отвести тебя сегодня в Хогсмид, но снег завалил дороги… Будет сложно туда добраться… М-мне правда жаль. Тэхён не понимает, почему младший вообще извиняется за что-то такое, но все равно улыбается тем добросердечным и искренним чувствам, которые томятся в слишком большом сердце его младшего. — Все в порядке, Чонгукки. Это не твоя вина. — Моя! Я должен был придумать что-то еще, — ворчит парень, недовольный своей ошибкой. Тэхён сжимает его ладони в попытке отвлечь. — Тогда давай займемся чем-нибудь другим, — предлагает старший, и когда Чон поднимает взгляд, он видит искры надежды в глазах парня. Слизеринец переводит взгляд на большие арочные окна и видит никем не тронутый белоснежный покров. — Как насчет поиграть в снегу вместо этого? Что думаешь? Мы можем слепить снеговика— — Снеговика? — Оживляется младший, тоже поворачиваясь к окну, и через несколько мгновений снова обращается к слизеринцу. — Да! Снеговика! Хён, ты гений! Тэхён слегка хихикает, когда Чон тащит его к открытому двору, и почти валится за младшим, когда тот от радости спотыкается в куче снега и тянет Кима за собой. — Осторожно, Чонгукки, — мягко напоминает пуффендуйцу, чувствуя приятную боль в скулах от огромного количества улыбок за последние дни. Он знает, что его скул уже коснулся розовый, и, скорее всего, становится только ярче, когда Гук оборачивается и улыбается ему, наклоняясь и собирая снег в ладони. — Спорим, я слеплю снеговика лучше тебя, — бросает вызов младший и смеется, когда видит изменившееся лицо Тэхёна. — Оу, так вот оно что? — Ухмыляется Ким. — И подумать только, что это я был тем, кто утешил тебя и подал идею— — М-мне не было грустно! — Пищит пуффендуец, сминая снег в кулаке и замахиваясь, чтобы кинуть снежок в старшего. — Возьми свои слова обратно! — Практически кричит он с юношеской улыбкой на губах, когда снежок прилетает Тэхёну в плечо. — Йа! — Возмущается Ким, но его выдает такая же широкая и озорная улыбка. Он тоже собирается сделать снежок. — Иди сюда! — Война снежками! — Кричит пуффендуец, и в этот момент Тэхён знает, что у него есть целая стопка, приготовлена, чтобы забросать парня. Через несколько секунд после предупреждения воздух наполняется снежками, настолько качественно сделанными, что некоторые кажутся твердыми и ледяными. Те снежки, что слеплены из только что выпавшего снега, рассыпаются при ударе, осыпаясь кристаллическими осколками, поблескивающими в зимнем свете. Вскоре волосы Тэхёна полностью усыпаны снегом, но усмешка на его лице отказывается таять вместе с ним, пока он отчаянно наклоняется, чтобы сделать запас и нанести ответный удар. По установившемуся затишью он понимает, что Чонгук делает то же самое — пополняет запасы. — Ты проиграешь, хён! — Насмехается он с расстояния в несколько футов. — Да, Чонгукки? Хочешь поспорить? — Доносится все еще запыхавшийся голос старшего. — Ты пойдешь ко дну! Чонгук хихикает, убегая подальше, когда старший начинает свою атаку, попадая ему в спину. Младший вскрикивает, но тут же заливается игривым смехом. Он падает на четвереньки, в спешке сооружая новый снежок для ответа, но как только он поворачивается, то встречается с еще одной белоснежной вспышкой, сбивающей его с ног окончательно. Теплый смех старшего звенит у него в ушах, когда тот приближается. Слышен громкий хруст снега под ногами, и Гук переводит дыхание от слишком сильного и частого смеха, лежа на снегу. Белое море обволакивает его полностью, несколько снежинок украшают его лицо, но недостаточно, чтобы скрыть его сияющую улыбку, которую с легкостью отражает старший. Тэхён устраивается рядом с ним, ложась и вытягивая руки в стороны, как морская звезда. Чонгук поворачивает голову и вглядывается в блаженное выражение лица слизеринца, на сердце становится легче от осознания, что сегодня он сделал его счастливым. Его план по успешному проведению рождественских каникул был близок к провалу, если бы не тэхёнов оптимистичный взгляд на ситуацию. Пуффендуец в этой комфортной тишине начинает двигать ногами и руками в снегу, делая снежного ангела. Тэхён украдкой бросает взгляд и улыбается, повторяя движения младшего. — Спасибо, хён, — смущенно шепчет Чонгук, пока снежинки продолжают падать, некоторые приземляются вокруг них, другие находят пристанище на раскрасневшихся щеках пуффендуйца и покрасневшем носе. Ему показалось, что Тэхён его не услышал, отчего он пропустил момент, когда парень снова повернул голову на бок, чтобы посмотреть на младшего. Это я должен тебя благодарить. Думает про себя старший с нежной улыбкой на лице.— ♥ —
В следующий раз Тэхён решает сам подождать возле пуффендуйского общежития, намереваясь в этот раз удивить младшего, а не наоборот. Последние пару дней были настоящим наслаждением и весельем, и он хотел показать свою благодарность младшему в той или иной форме. Когда он видит открывающуюся дверь общежития, то делает ставку на удачу и спешит по коридору с того места, где ждал. Радостная улыбка нарисовывается сама собой при виде младшего, закрывающего дверь за собой. — Чонгукки! Пуффендуец вздрагивает и оборачивается, широко раскрытыми глазами смотря на парня перед собой. — Хён? Что ты здесь делаешь? — Я подумал, что удивлю сегодня тебя, — улыбается Ким. — Это ты всегда находишь время, чтобы придумать что-нибудь, и подбираешь меня возле общежития или в Большом зале, поэтому сегодня я подумал, будет весело поменяться местами и немного разнообразить наш день. Щеки Чонгука покрываются легким румянцем: — О-ох, но ты не обязан… Э-это все ради тебя в любом случае. Сердце слизеринца пропускает удар, но он берет себя в руки и предлагает руку: — Я придумал кое-что особенное, ты пойдешь со мной? Чон глазеет на вытянутую руку старшего, а затем переводит взгляд на него самого, его скромно милая улыбка превращается в по-кроличьи милую, и он медленно кивает. — Всегда, хён, — отвечает парень, беря Тэхёна за руку. Его ладонь теплая и немного грубоватая, но Тэхён все равно находит это идеальным. Ладони Чонгука всегда были такими теплыми? Их всегда было так приятно держать? Он пока прогоняет эти мысли из головы, осторожно увлекая младшего за собой на пятый этаж замка, где находилась специальная ванная комната, доступ к которой имели только старосты. Но сейчас все старосты вернулись домой на каникулы, оставляя комнату совершенно пустой, за исключением одного довольно любопытного призрака. — Хён, это запретная зона, не так ли? — Тихо спрашивает Гук, боясь привлечь внимание, ведь у миссис Норрис весьма острый слух. Парень чувствует, как его настойчиво тянут вперед. Он никогда раньше не был в ванной старост, по очевидным причинам, но это не значит, что ему неинтересно. Как только дверь открывается, его рот открывается от удивления и восхищения огромными размерами этого помещения. В одной части комнаты находятся кабинки с туалетами внутри, а в другой — огромная, похожая на бассейн ванная с кранами вокруг. Бассейн погружен в землю, но недостаточно глубоко для тех, кто не чувствовал себя уверено в плавании на глубинах. Из всех кранов течет вода разного цвета, пена застилает водную гладь, а мыльные пузыри то и дело парят по комнате, у бортика лежат полотенца и халаты из мягчайшей ткани. — К-как ты вообще… — прерывается Чон, услышав легкое хихиканье, эхом отражающееся от стен комнаты, и незамедлительно подходит ближе к старшему, завидев призрачное появление молодой волшебницы в школьной форме Хогвартса. — Плакса Миртл, — представляет ее Тэхён с хитрой улыбкой на губах. — Она впустила меня. — Всегда приятно впускать таких красивых молодых волшебников, как вы, — напевает она, блики отражаются в ее круглых очках, когда она наклоняет голову то в одну сторону, то в другую, чтобы казаться милой и скромной. Ее глаза, однако, едва отрываются от фигуры Чонгука. Младший издает нервный смешок и неуверенное «привет». Чувствуя дискомфорт пуффендуйца, Тэхён поднимает руку и прогоняет ее прочь: — Достаточно попялилась? Ты заставляешь его чувствовать себя некомфортно. Миртл фыркает и высовывает свой язык: — Ты должен быть благодарен, ты, змеюка! — Я сделал тебе одолжение, не так ли? — Хмф! — Она откидывает волосы назад, прежде чем опуститься вниз и нарушить личное пространство Гука. — Я всегда хотела поздороваться с тобой, Чон. Ты кажешься похожим на меня, всегда хочешь быть один… хандришь— — Он совсем не похож на тебя, Плакса Миртл, — рычит Ким и слегка дергается, когда девушка просовывает руку сквозь него в попытке ударить. Она оставляет их одних после этого, но прежде посылает типичное девичье хихиканье в сторону Чонгука. — Что это… Что это только что было? — Спрашивает пуффендуец, когда Тэхён тянет его ближе к краю бассейна. И он только сейчас осознает, что они все еще держатся за руки. — Ну, я слышал ее стенания о том, что она хочет поздороваться с тобой некоторое время назад — кажется, ты привлек внимание маленького дружелюбного Каспера, хм? Щеки младшего приобретают легкий розовый оттенок, но он мягко пихает слизеринца за дразнящую ремарку, заставляя того засмеяться. — Заткнись, хён. Так что же заставило тебя привести меня сюда? Что мы вообще здесь делаем? — Что ж, мы в ванной комнате, чем, ты думаешь, мы должны заняться? — Поворачивается с ухмылкой Тэхён, и Чонгук на минуту зависает. Но потом он резко выхватывает свою руку и прижимает ее к груди: — М-мы… Мы будем принимать ванну? В-вместе? Хён! Тэхён заливается смехом, ожидая подобной реакции: — Глупенький, я думал скорее о том, чтобы окунуть наши ноги в теплую воду и немного потусоваться здесь. Я слышал, в ванной старост есть несколько прекрасных движущихся стеклянных картин. Как только он закончил говорить, картина перед ними блеснула магическим светом, и из цветного кусочка стекла, изображающего воду, выглянула русалка, после она грациозно устроилась на наклонной скале и стала совершенно беззаботно расчесывать свои волосы пальцами. Чонгук издал пораженный звук восхищения. — Давай, пойдем устроимся поудобнее, — говорит слизеринец, подводя их обоих к бортику, где он снимает свою обувь, носки и подтягивает выше штанины, ожидая, когда младший сделает то же самое. В момент, когда их ступни коснулись водной глади, в ванной открываются краны, и вокруг них разносится несколько различных запахов: немного мяты и лаванды, а также чуть более необычные запахи, например, пряные тыквенные макаруны и имбирное печенье. Чонгук посмеивается над облаками пузырьков и пены, пиная ногами и заставляя их взлетать в воздух. Тэхён повторяет за ним, пока вокруг них не начинают летать пузырьки пены, кружась, как маленькие снежинки. — Ты не обязан был делать это, хён, — говорит младший после мгновений тишины, но Ким лишь качает головой и, будь то из-за атмосферы, из-за звука бегущей воды или из-за витающих вокруг них сладких запахов, медленно тянется — робкие пальцы слегка касаются пальцев парня, пока постепенно они не переплетаются друг с другом, как будто все так и должно быть. Чонгук смотрит на их руки одновременно с Тэхёном. Один момент. Вздох. Рука слизеринца двигается первой, легкое касание сменяется более крепкой хваткой — достаточно ощутимое сжатие, чтобы излить то, что он пытается сказать… что он хочет, чтобы младший знал. Чонгук возвращает мягкое сжатие ладони. Их руки ощущаются теплом в холодном воздухе. Они не разговаривают. В данный момент действительно нет никакой необходимости в словах. Когда старший поворачивается, чтобы взглянуть на пуффендуйца, он встречается с теплым и благодарным взглядом Чонгука. Щеки Тэхёна мгновенно вспыхивают, ощущаются практически раскаленным железом на нежной коже, и он опускает голову с тихим смешком, пока Гук хихикает с его реакции. Они не отпускают друг друга.— ♥ —
С того момента в ванной старост между ними возникло какое-то искристое ощущение, волнительная радость, сладкое напряжение, готовое вот-вот лопнуть мыльным пузырем. Тэхён откладывает мысли об этом на потом, пока следует за Чонгуком к краю Запретного леса. Они оба знают, что не должны быть здесь, но с тех пор, как произошла эта маленькая секретная встреча в ванной комнате старост, между ними словно вспыхнуло что-то озорное и дерзкое, сподвигающее их и дальше идти на риск. Чонгук посмеивается, указывая на небольшое птичье гнездо, аккуратно устроенное в коре дерева и защищенное от зимних морозов. Тэхён следует за направлением пальца и тоже улыбается при виде двух детенышей, уставившихся вниз на них. — Они, наверное, голодны, — Медленно комментирует Чон, оглядывая окрестности в поисках каких-либо признаков их матери. — Должно быть, их мама ушла на поиски еды. — Она сможет найти хоть что-нибудь? Сейчас зима, и в такую погоду фруктов и ягод не так уж много, — размышляет Ким, чувствуя беспокойство, волнами исходящее от младшего. Это каким-то образом делает его милым. Милым? Чон Чонгук… только что был милым? Не был, глупый. Есть. Подсказывает его разум, пока он нежно улыбается младшему. Слизеринец тянется вперед, чтобы взять парня за руку — действие, сейчас кажущееся им более естественным, чем раньше. Чонгук поворачивается к нему и вопросительно моргает. — В Большом зале есть немного ягод, может, мы могли бы принести им чуть-чуть? — Предлагает парень и купается в лучах ослепительной ответной улыбки. — Ты всегда спасаешь меня, да, Тэхёни? — Смеется младший. — Я думал, что это я должен был делать твои дни лучше! — Ты делаешь, — с легкостью добавляет Ким, сам себя удивляя, насколько легко просто взять… и сказать ему все. — Ты делаешь каждый день даже лучше — идеальным, Чонгукки. Младший останавливается в своих словах и сглатывает, пряча свои горящие щеки за шарфом: — О-ох. Мгновения спустя они возвращаются к дереву с небольшими ягодками в руках, поднимая головы и замечая вернувшуюся в гнездо птицу-мать. Парни смотрят друг на друга, сияя глупыми улыбками, и оставляют ягоды возле дерева. — Это похоже на наше собственное рождественское дарение подарков, — шепчет пуффендуец, чтобы не спугнуть птиц в гнезде. Тэхён кивает и чувствует разливающуюся в груди теплую негу, когда Чонгук берет его руку — пальцы легко переплетаются друг с другом в поддерживающем жесте. Их собственное. Все было их. И это только заставляет Тэхёна желать, чтобы это Рождество продлилось немного дольше.— ♥ —
Следующим вечером они вдвоем оказываются в общежитии Пуффендуя — только они вдвоем, прижавшись друг к другу перед камином с клубками разноцветной пряжи вокруг них, оба пытались связать свитер для другого, потому что «вязанные уродливые свитеры — это просто необходимость на Рождество!» сказал Чонгук. Тэхён соглашается не глядя. Он прерывается в своем занятии и поворачивается к младшему, забавляясь с его высунутого в концентрации языка, пока тот возился то с одной ниткой, то с другой. Ким мягко посмеивается и поднимается с дивана. — Хён? — Поднимает голову Чон. — Что такое? — Я подумал, может, приготовить горячий шоколад, — отвечает старший. — Можно мне воспользоваться вашим буфетом? Чонгук, кажется, весь начинает сиять от идеи горячего шоколада, кивая и указывая старшему в сторону их небольшой желтой зоны буфета. Тэхён проходит мимо него, наклоняясь и с чувством взъерошивая черные локоны пуффендуйца, прежде чем добраться-таки до буфета. Он видит кружки и ложки, замечает банки с какао. Парень смешивает какао, немного сахара и щепотку соли вместе с молоком. Потом добавляет еще молока, подогревая на среднем огне, и взбивает, добавляя к напиткам. Теперь было бы еще лучше, если бы у них были маршм— — Маршмеллоу в правом шкафчике, хён! — Щебечет пуффендуец, словно прочитав мысли старшего. Тэхён поворачивается, улыбаясь, при виде младшего, все еще глубоко сосредоточенного на своем свитере и ни разу не поднявшего на него глаза. С усмешкой на губах Тэхён качает головой, протягивая руку к правому шкафчику, чтобы достать банку с маршмеллоу. Он кидает около пяти-шести каждому в кружку, прежде чем отнести их обратно к дивану, где сидит пуффендуец. Чонгук вздыхает и удовлетворенно мычит: — Пахнет вкусно, хён, — хвалит он слизеринца, откладывая свой свитер, чтобы взять кружку в руки. Он немного дует на чашку, прежде чем сделать медленный глоток горячей жидкости. — Вкуснятина! Тэхён улыбается ему своей квадратной улыбкой, повторяя за младшим. На некоторое время между ними воцаряется умиротворяющая тишина. Потом Чонгук придвигается чуть ближе, рукой касаясь руки Кима. Это не удивляет слизеринца, на самом деле, он даже надеялся на это — на контакт. На прикосновение Чонгука. Он берет кружку в другую руку, чтобы протянуть руку между ними и легко просунуть ее в ладонь младшего. Касаться друг друга никогда не ощущалось так естественно — так… завершено. — Хён, — шепчет Гук, и старший отзывается тихим вопросительным мычанием. — Ты… Ты чувствуешь себя лучше? Парень поворачивается, недоуменно моргая: — Что ты имеешь в виду, Чонгук? Младший прикусывает нижнюю губу, вздыхая: — Тебе не нужно заставлять себя, знаешь? Я вижу, что тебя это беспокоит… твоя семья там, дома. Что-то… что-то беспокоит тебя, верно? Дыхание Тэхёна прерывается. Он удивлен, как Чонгук точно уловил суть, или, может, он просто был достаточно глупым, недооценивая младшего. Ким ставит кружку на столик рядом и взъерошивает свои волосы, тяжело вздыхая: — Я не… Я не притворяюсь, что получаю удовольствие, Чонгукки. Эти последние несколько дней я действительно был счастлив. Я все еще счастлив. Ты сделал каждый день таким счастливым и радостным. Но, думаю, это нечестно, что я не рассказал тебе о том, что случилось дома, хм? — Ох, нет, если ты не хочешь говорить мне— — Но… я хочу, — говорит слизеринец, поворачиваясь, чтобы взглянуть на парня. — Я хочу рассказать тебе. Рассказать тебе все. Его сердце заходится в бешеном ритме при слове все. — Только если ты правда хочешь, хён, — говорит Гук, так же отставляя кружку на стол. Он накрывает их соединенные ладони своей свободной, даря старшему еще больше тепла. — Запомни это. Тэхён мягко улыбается парню: — Спасибо, Чонгукки. Тэхён делает паузу. Ему требуется мгновение. Потом он все рассказывает. Рассказывает младшему, как его родители прислали ему письмо несколько недель назад, сообщая новость о том, что его бабушка — его милая и любящая бабушка — заболела и ее нужно было положить в больницу. Зная, насколько они близки, его родители не хотели, чтобы он возвращался домой и грустил во время рождественских каникул — даже его бабушка озвучила: хочет, чтобы Тэхён весело проводил зимние каникулы, а не был занят заботой о ней. Тэхён плакал над письмом, которое он отправил в тот день. Рассказал о том, как считал, что все они ведут себя просто нелепо, что для него нет ничего более важного, чем семья. Рассказал о том, как был напуган, что может пропустить, возможно, последнюю возможность провести Рождество с его бабушкой… Тэхён не осознавал этого, но слезы начали стекать по его щекам, глаза блестели, зрение было затуманено. Он опускает голову, пристыженный. Вместо того, чтобы что-нибудь сказать, Гук тянется к нему, утыкаясь лицом в плечо, его слегка мозолистые пальцы начинают перебирать мягкие локоны старшего. Запах чего-то столь отчетливо пуффендуйского — еловые шишки, свежеиспеченные имбирные пряники, круассаны и горячий какао — забивается в его рецепторы, и это буквально добивает его. Тэхён плачет на плече младшего, обхватив его руками, свитеры и клубки пряжи давно забыты — он рыдает, признаваясь, насколько действительно бесполезным он себя чувствует… чувствует себя совершенно недостаточным из-за того, что не может ничего сделать для своей семьи, чувствует себя виноватым за то, что наслаждается отдыхом без них— Чонгук прижимает его к себе немного теснее и шепчет: — Все в порядке… хён, все в порядке, — замолкает ненадолго младший. — Иногда это нормально, если единственное, что ты сделал в этот день или в любой другой день — это дышал. Тебе не обязательно нести весь мир на своих плечах, хён. Ким прерывисто выдыхает. — Ты… Ты помнишь то дерево, к которому мы ходили вчера? Где было гнездо? — Спрашивает Гук, и старший положительно мычит в ответ, голос дрожит, пока каждая клеточка его тела пронизана грустью и печалью. — У него больше ничего не было: ни листьев, ни плодов, которые можно было бы приносить и давать птицам, живущим внутри него, и все же оно все еще стоит прямо. И оно будет стоять еще долгое, долгое время. Чонгук слегка отстраняется, беря лицо старшего в свои теплые ладони, и мягко улыбается ему: — Прямо как ты, хён. Тебе может казаться, что ты теряешь все, но это не означает, что ты проигрываешь. Нет, ты здесь, и ты стоишь прямо, как то дерево снаружи. Зима пройдет, хён. Она всегда проходит. Тэхён приоткрывает рот и… и ни одно слово не слетает с его губ. Вместо этого он медленно накрывает руки младшего, обнимающего его лицо. Он цепляется за якорь — его якорь — и тихо кивает. Убирая руки парня со своего лица, он подносит их к губам, нежно целуя маленькие мозоли и шепча слова благодарности. Зима пройдет. И все же Тэхён хочет, чтобы этот момент длился вечно.— ♥ —
Рождественские каникулы приближались к концу, и Тэхён был немного разочарован. После этого дня остальные учащиеся начнут приезжать обратно: залы и коридоры замка будут вновь наполнены шумными и полными энергии волшебниками и волшебницами, вернутся старосты, и доступ в ванную комнату будет снова закрыт, охрана на границе между территорией замка и Запретным лесом в очередной раз будет усилена… Их приключений вместе будет меньше, и это ощущается слегка… разочаровывающим. Ким вздыхает и с погрустневшим выражением лица направляется к их собственной рождественской ели, все еще стоящей на своем месте и окруженной снегом. Огоньки по-прежнему аккуратно обернуты вокруг ветвей, а их инициалы на верхушке деревца слегка припорошены снегом. Парень взмахивает палочкой и избавляется от снега. Он нежно улыбается воспоминаниям того дня, после опуская взгляд к своим ногам. Как будто он ждет, что произойдет то, что не может произойти. Что-то… что-то между ним и Чонгуком. Он встряхивает головой и подтягивает свой слизеринский шарф ближе к лицу, скрывая появившийся румянец. После всего произошедшего между ними совсем неудивительно, что все его тело гудит при мысли о младшем пуффендуйце. Словно сам парень был тем, в чем он нуждался, словно его заболевшая бабушка сама привела его в объятия младшего, чтобы словить его, чтобы позаботиться о нем, чтобы… Чтобы полюбить его. — Смог бы он? — Шепчет сам себе Тэхён. — Смог бы он полюбить меня? — Скептически смеется слизеринец, качая головой. Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но сейчас ведь Рождество. И перед этим их маленьким деревцем — сбудется ли его желание, его маленькое желание? Эта мысль почти заставляет его тело дрожать. Не то чтобы он не замечал свои собственные действия: как он украдкой наблюдал за младшим в замке или когда они проводили время вместе, надеясь и молясь, чтобы тот не поймал его за разглядыванием или не заметил это каким-либо образом. Как он теперь ждет, что младший первым начнет разговор, потому что не хочет допустить ошибку и сказать то, что ему на самом деле не нужно знать. Как ему намного легче быть с ним, чем с любым другим человеком— Когда он начал мечтать о том, чтобы каждое утро прогуливаться вместе с младшим по коридорам замка и выходить к зимнему пейзажу? Когда он начал мечтать о том, чтобы каждый вечер заканчивался наблюдением за тем, как Чонгук закрывает свои глаза, сладко засыпая? Когда он начал мечтать о том, чтобы парень окрашивал его дни ярким голубым поверх тусклого серого? Когда он начал мечтать о Чонгуке? Пальцы Тэхёна начали покалывать сами собой, и это было не из-за холода, пока он стоял перед их маленьким рождественским деревцем — Нет. Это было из-за желания. Он желает. Желает большего. — Хён? Слизеринец оборачивается и видит идущего к нему Чонгука, нос пуговкой покраснел от холода, а шея надежно укутана пуффендуйским шарфом. Он одет в то, что для него сделал старший — уродливый вязаный свитер горчично-желтого цвета — но на нем он смотрится очень даже ничего. С Чонгуком все становится на свои места. — Хей, — застенчиво хрипит старший. Он чувствует волну тепла, накрывшую его полностью, когда Гук становится рядом с ним. Младший мгновение смотрит на ель рядом, прежде чем повернуться к Тэхёну: — Что ты здесь делаешь совсем один? Какое-то время парень ничего не говорит. Он просто смотрит вниз, на свои ноги, в его ушах стучит кровь, соблюдая единый ритм с быстро бьющимся в груди сердцем. Чонгук медленно тянется к его руке, и он позволяет — позволяет ему взять ее. Он разрешил бы Чонгуку взять его за руку в любое время. Потому что Гук был здесь — был здесь, когда ему так сильно нужен был кто-нибудь рядом, был здесь, даже когда он не нуждался в нем. Он всегда был рядом. И сейчас Тэхён тоже хочет быть рядом для него. Слизеринец покрепче перехватывает его руку и поворачивается к парню лицом: — Я просто… думал, — мягко начинает он. — Последние несколько дней были невероятными. Ты сделал каждое зимнее утро и каждую зимнюю ночь намного более значимыми, Чонгукки. Спасибо тебе. Чонгук вспыхивает от похвалы и смущенно улыбается, прикрываясь шарфом. — Я-я не могу выразить тебе, как сильно я… — вздыхает старший. — Как много все это для меня значит. — Тебе не нужно говорить мне, хён, — понимающе кивает головой пуффендуец. — Я знаю. Но Тэхён хочет, чтобы он знал больше. Что сейчас он чувствует больше, чем просто благодарность. Что он чувствует все больше, и больше, и больше— Раздается звон колокольчиков над ними, сопровождаемый крошечными искорками магии и волшебной пыльцы. Они оба поднимают головы и видят омелу, парящую между ними. Омела? Чонгук ахает, его глаза расширяются при виде маленького растения: –Ч-что? Откуда это взялось? Тэхёну требуется всего мгновение, чтобы понять, что все это значит. Что это не какой-нибудь дешевый трюк, из-за которого омела появилась из ниоткуда. Что это была настоящая магия, проявившая то, о чем он думал, то, что он чувствовал все это время. Он улыбается и разражается тихим мягким смехом. Ну конечно. Потому что любовь — это само волшебство. Ты мой. Думает старший про себя, застенчиво и в тайне загадывая желание под маленькой цветущей омелой — первым плодом его нераскрытой любви — Ты мой отныне и навсегда. Чонгук озадачено моргает своими широко раскрытыми оленьими глазами старшему в ответ, смущенно возвращая улыбку. Он чувствует нежное сжатие ладони и резко выдыхает, когда слизеринец подходит ближе. Мягкое прикосновение губ к его лбу — едва ощутимое, но такое сладкое, в нем было все, что хотел донести Тэхён. Чонгук чувствует, как горит все его тело, словно весь снег вокруг них растаял, и огромное количество маргариток, тюльпанов и подсолнухов было готово ворваться в этот мир. Тэхён слегка отстраняется, ласково прикасаясь лбом ко лбу парня. — Счастливого Рождества, Чонгукки, — спустя мгновение говорит старший, его теплое дыхание призрачно касается лица Гука. Младший медленно моргает, тихо хихикая. Омела приятно звенит над ними — начало нового сезона и, возможно, начало чего-то особенного… — Счастливого Рождества, хён.