«Идеальная, вечная, очищенная от ненависти любовь существует только между зависимым и наркотиком.» Зигмунд Фрейд
Психология человека — странная вещь. Но при этом слишком захватывающая, чтобы совсем не разбираться в ней. Людей окружают привычки: будильник в шесть утра, кофе с двумя ложками сахара, выключатель слева от входа в комнату — после длительного времени всё это делается само собой. Зависимость — страшно. Человек добровольно погружает своё сознание в тюрьму. Расширенные зрачки, мурашки на кончиках пальцев, глаза от удовольствия закатываются под веко. хочется больше-ближе-чаще. «Отъебись от меня» — должен сказать Чуя, но получаются только стоны, пальцы на ногах сводит легкой судорогой от удовольствия, чужая рука, сжимающая горло, ощущается как что-то правильное. Парень быстро достигает предела, когда в легких бурлит жидкая лава, и бьет по руке, а после падает на пол, жадно вдыхая. Коленки будут в синяках, но сейчас голова кружится и перед глазами все плывет — больше ничего не надо. Хотел бы Накахара позвонить по волшебному номеру, чтобы его избавили от этой зависимости, но уж слишком сильно он её любит, хоть и в совсем извращенном смысле. Эти отношения давно пора было закончить, — их и начинать не надо было — только вот взаимные эмоциональные качели приносят наслаждения больше, чем самое любимое вино. Достаточно уютный вечер из-за одного только взгляда может перейти в драку с разбитым носом и синяками по всему телу. Любой конфликт за считанные моменты перерастает в грубый секс, Чуя сорвёт голос, а на руках останутся следы от ремня. Сначала было страшно. В глазах Осаму плескалась вся та тьма, что есть в Портовой Мафии. Злость, желание причинить боль, вырывать ногти, снимать кожу кусочками, надавить на психику, рассмеявшись, а потом, когда жертва будет молить о пощаде, убить, назвав себя слишком милосердным. Таков Дазай, а жить в одной квартире с психопатом — совсем не то удовольствие, в котором они нуждались. Напарники и враги. Любовники. Зажимать друг друга в длинных коридорах, отпускать пошлые шуточки, возбуждать друг друга прямо на важных совещаниях настолько, что потрахаться прямо сейчас на столе из темного дерева звучит чертовски привлекательно. Литры пролитого алкоголя, сигареты, потушенные о чужое тело, кровь, слезы, крики, стоны, царапины на спине и русская рулетка, в которой ты всегда проиграешь.Двойной черный — самый могущественный дуэт, держат весь город в страхе.
Но они любят друг друга. Вот так жестоко, но по-другому их никто и не научил. Было жутко, когда Осаму пытался свести счеты с жизнью. Не хотелось возвращаться домой, где могло уже ожидать бездыханное тело, а вся ванна в темной крови. Такое уже было, а повторения совсем не хочется. Обои, кажется, все ещё источают этот противный запах, от которого уже начинает тошнить. Сердце колотится, как бешеное, когда в очередной раз приходится разрезать петлю на чужой шее или перевязывать костлявые запястья. Это больше похоже на какую-то чушь, а не отношения. Нормальный человек не стал бы пытаться умереть, если бы был счастлив. Но Накахаре как-то всё равно. Он сам даёт нож в руки Осаму, позволяя разрезать собственную грудь, а потом слизывать красные пятна горячим языком. Чужой яд попадает внутрь, отравляя последние здоровые клетки. Истинное безумие. Одно на двоих. Настоящее сумасшествие — после всего этого стаскивать друг с друга одежду, попутно оставляя ноющие укусы. Больно, но охуенно приятно. Чую вжимают в твёрдую кровать, наваливаясь сверху. Порез на груди неприятно ноет, и на простыни наверняка останется пятно. — Больно? — чужое дыхание обжигает ухо, по спине бегут мурашки. — Нет, это просто царапина, — нагло врёт Накахара, но на глазах стоят слёзы. Осаму понимает это и гортанно смеётся. Движения быстрые, а стоны громкие. Кровать скрипит, но из-за стонов, криков и шлепков этого совсем не слышно. После будет немного жаль соседей, но сейчас откровенно похуй. Чуя привязан к Осаму, как какая-то глупая собачка. Везде следует за ним, даже если его бьют палками и плетями, нежную кожу поливают жидким горячим воском, острым ножом на внутренней стороне бедра вырезают имя хозяина. Местами это всё слишком больно, до слез на глазах, но осознание того, что Накахара принадлежит именно этому конченому психопату, приносит нереальный кайф. Всё тело в шрамах, но совсем не из-за опасной работы или чего-то такого. Дазай, вполне вероятно, имеет кого-то на стороне, но это совсем не имеет значения, пока он остается рядом. Чуя несколько раз пытался всё это закончить, но его хватало буквально на пару дней, а потом он сам приезжал к Осаму и долго-долго извинялся. Его всего тянуло к напарнику, без него невозможно было уснуть, организм совсем не принимал еду, а эмоции совсем притуплялись, словно вся жизнь зависела только от Дазая. Отвратительная правда, но всё же.Зависимость — это и правда страшно.
Хочется сбежать, спрятаться, закрыть все двери на замок, но всё это было слишком сложно, слишком страшно, этих «слишком» было чересчур много. — Я бы хотел умереть вместе, — в один день произносит Осаму, дико улыбаясь. Становится жутко, но как же он, черт возьми, красив. Шершавые руки как-то нежно гладят медные волосы, и Накахара пожимает плечами. — Что для тебя смерть? — интересуется он, напрягаясь. Ждет подвоха — никогда ещё не получалось предугадать резкую смену настроения Дазая. — Мне кажется, что нам и так хорошо. Мы как Бонни и Клайд. Или Сид и Нэнси, я ещё не решил. — Или Уильям и Кэйт, ага, — смеётся, прикрывая глаза. — Смерть похожа на освобождение. Я верю, что после смерти ничего нет, а в жизни нет того, за что можно зацепиться. Смерть всегда преследует человека, и никогда не знаешь, когда она догонит. Она неизбежна, и это мне нравится больше всего. — Это в твоём стиле, — кивает Чуя. И через несколько дней он возвращается домой раньше, чем обычно, и находит напарника на кухне в милом розовом фартуке. Как забавно и необычно. В раковине грязная посуда, а на столе горячий яблочный пирог. — Сегодня какой-то праздник? — Нет, просто решил порадовать тебя. Пирог был вкусный. С сахаром был явный перебор, но если учитывать то, что Дазай за всю их совместную жизнь готовил что-то раза три, то всё было отлично. Правда аппетит у них двоих был не очень уж и большой, поэтому съели они по два куска. Жаль, что Чуя совсем не заметил приоткрытый ящик под раковиной и странную чужую ухмылку. Накахара и не знал, что сейчас чувствует. Было страшно, сильно тошнило, изо рта шла пена, перемешанная со слюнями и кровью. Живот болел так, словно он съел не шарлотку, а глотал раскаленные прутья. Ужастное чувство. — Ты что-то подмешал мне? — сорванным голосом спрашивает мафиози спустя несколько часов, когда сознание немного проясняется. Дазай же слишком живучий, чтобы хоть как-то болеть. — Ты так плохо обо мне думаешь, милый, — он недовольно качает головой. — Ладно, ты меня подловил. Это был самый обычный антифриз. Он сладкий, и я думал, что мы спокойно умрём вместе, но, судя по твоему состоянию, это больно, мне не нравится. Желание выгнать Дазая только растет, только сил совсем нет, и следующие несколько дней Чуя вообще не помнит. Он чувствует холодные ладони на своем лбу, резинку, сдерживающие волосы. И постоянную тошноту, смешанную с перепадами температуры тела. — Ты хотел убить меня, — холодно произносит Чуя спустя несколько дней, уже более-менее вернувшись в нормальное состояние. — Это уже совсем перебор, ты понимаешь? Хоть раз подумай своей тупой головой, перед тем, как делать что-то подобное. Сейчас тебе лучше уйти. — Что? — Уходи, Осаму, я не хочу тебя видеть. Он ведь и правда уходит, тихо прикрыв дверь. Может чувствует свою вину, а может просто даёт Накахаре время остыть. Дазая всегда было слишком сложно читать, он явно не был открытой книгой, в отличие от того же Чуи. Мафиози ждет, когда напарник вернется. Проходит день. Три дня. Неделя. Дазай и на работу не приходит. Становится как-то совсем не очень, зная его увлечения. Накахара себе места не находит. Жизнь без Осаму похожа на страшный сон, у которого нет конца.Одиноко и не хватает этой тупой боли.
Чуя не знает, ему лучше с партнером или без. Сейчас всё хорошо, но где-то внутри было гадкое чувство беспокойства. Остальные эмоции словно пропустили через мясорубку, а потом выкинули за ненадобностью. Больше Чуя его никогда не видел. Кто-то говорил, что он мёртв, но верить в это совсем не хотелось. Эта мысль причиняла слишком много боли, чтобы принять это. Гораздо легче вообще забыть его.Может, когда-нибудь Накахара будет счастлив и без него?