Цветок

Ночь давным-давно накрыла мегаполис своей завесой и теперь от яркого, непорочного дня ничего не осталось. Теперь все сулило только страсть и разврат, драйв и безумие. Юра чувствовал себя одновременно и наполненным этими эмоциями, но и одновременно чего-то в его коллекции не хватало, чего-то маленького и простого, но такого неведомого ему. Мужчина спускался по винтажной стеклянной лестнице вниз дорогого и довольно элитного клуба-борделя, который принадлежал его друзьям. Руслан с Мишей часто звали его просто отдохнуть и расслабиться, но чаще всего Музыченко много пил и капал на мозги, какой он бедный и одинокий, что его никто не любит. Но иногда, всё же, мужчина проводил ночь с пользой: брал предложенного из этого заведения друзьями мальчика и развлекался с ним всю ночь напролет. И он ведь и сам буквально заманивал таких вот сладких красавцев, а потом жёстко и безжалостно трахал, пока партнер не попросит, еле дыша, остановиться. Но и в такие случаи он не останавливался. Ненасытный. До безумия. Пройдя за столик на втором этаже, где постоянно сидели друзья и откуда было всё и всех видно, Юра небрежно садится на диван, сразу же делая глоток виски, который так кстати не допил Кшиштовский. — И тебе доброй ночи, Юр, — здоровается Миша, на что ему пожимают руку. — Ты какой-то нервный сегодня… Переполненный… Пить что-нибудь будешь или сразу спать в комнату пойдешь? — суетится Усачев, присаживаясь рядом с Музыченко. Томас, кажется, даже и не слушает, а просто сверху рассматривает всех шлюх и посетителей на первом этаже и недовольно, двусмысленно хмыкает, хмуря брови. Всё не то… Всё не так… А ты что, блять, принцессу себе тут найти собрался? Вот же смешной еблан какой. Тут хоть и элитные бляди, но всё равно продажные, готовые сделать всё что угодно ради твоего бабла в кармане, а не ради тебя. — Хочу трахаться! — резво и внезапно заявляет, приходя в себя и смотря на ребят. — Приведите самых лучших, чтобы у меня был хоть какой-нибудь выбор, а то всунете опять какого-нибудь слабого и самого сладкого, что потом скучно ебать его будет. На это громкое заявление Миша поднимается, кротко целует своего парня в щеку, ведь так не хочет прощаться с любимым человеком и уходит. Юра уже даже не завидует. Любви не существует — кажется ему постоянно — а про «не нашёл» даже и не хочет думать. Он же у нас такой важный и крутой, что это не он должен искать любовь, а она его. Да, а в борделе самое то, блять. Ещё один глоток виски, чтобы включить мозг и своё природное обаяние, и через пятнадцать минут подходит и Мишка. Юра с непониманием смотрит на чересчур радостного Руслана рядом, который кротко кивает своему парню, прося сесть. Вот это полное понимание, вот к такому только и надо стремиться. Томас теперь решает оглядеть и предоставленный ему выбор. Неплохо-неплохо. Только, вот, эти две хитрые задницы прекрасно просекли все его вкусы за это время, раз тут были такие парни, которых хотелось попробовать. — Твоему вниманию, Юр, представлены самые первоклассные шлюхи моего заведения, — начинает говорить Усачев, приобняв друга. — Первый — Ванечка. Очень отзывчивый и приятный мальчик, интеллигентный и исполнит любой твой каприз. Длинные ножки, подкаченное тело, симпатичное личико и маняще сладкая кожа с татуировками… Как тебе? — Если бы я хотел сегодня себя почувствовать богом и оседлать этого мустанга, то так бы и сделал. Прости, Ванечка, но ты мне на этот раз не подходишь, — пожимает плечами Юра, требуя следующего. — Второй — Эльдарка. Такая моя радость. Нежный в постели, иногда острый на язык, поэтому можешь услышать во время секса столько пошлого и грязного, что захочешь выебать его сильнее. Низенький лезгин — считай экзотика! — всё восторгается Руслан. — Боюсь, что моего напора он точно не вынесет, так что… А дальше было еще несколько претендентов на жаркую ночь с самим графом Музыченко. Но никто ему не понравился, всех он считал слишком недостойными и чересчур блядскими, ни один не тронул его за душу, как хотелось бы ему в этот вечер. Когда Кшиштовский и Усачев уже всё перепробовали и ругались на него чуть ли не благим матом, то Музыченко просто показал им средний палец и вышел в коридор, по которому хотел попасть в свою спальню, но по случайности набрёл на какую-то другую: с большим кожаным креслом, фортепиано и ещё что-то по мелочи, что не замечает, ведь он сразу почувствовал, как хочет просто сесть и расслабиться. И только Томас проходит внутрь, только садится на кресло и, довольно закрыв глаза, плюет на всё и вся, как тут же слышит тихое «ой» и сразу же сталкивается с двумя большими карими глазами, обладатель которых скромно сидел на стульчике около музыкального инструмента и удивлённо хлопал ресницами, явно ничего не понимая. Юра смотрит на мальчишку в упор и всё ему кажется таким прекрасным в нём и невинным, что невольно хочется осквернить этот цветок, чтобы он больше никому не достался, а потом любить и заботиться. — Простите, пожалуйста, но это моя комната… — тихо бормочет парень, а Музыченко ничего не может разобрать, поэтому хмурится и невольно грубо спрашивает: — А ты можешь говорить внятно? От такого тона, кажется, мальчишка ничуть не смущается и не боится, только сжимает кулаки с готовностью и повторяет. — Простите, пожалуйста, но это моя комната, — и карие глаза смотрят теперь прямо, без смущения и робости. Томас мысленно усмехается от того, какой этот парень переменчивый и думает, что это что-то интересное. — А! Ты один из этих шлюх борделя? — словно и не было никакой реплики со стороны. — Не называй меня так. Я особенный, — поднимается, и элегантной походкой направляется к Юре, садится на колени перед ним и смотрит прямо в глаза, словно в самую душу. Музыченко и сам не понимает, что на него находит, когда от одного взгляда и голоса начинает сильно возбуждаться. Эта мешковатая одежда, тонкие запястья, пухлые губы, растрёпанные волосы и худенькое тело манят его, просят взять сполна. Он тянется к мальчишке, гладит по голове, но с таким видом, мол, ничего особенного и ты просто блядь своих хозяев, которая должна раздвигать ноги по первой их просьбе. — Ну и где ты особенный, а? Трахаешься за бабки. Нравится, когда чужие мужики кончают в тебя? — а в своей голове и сам бы с удовольствием кончил в этот соблазнительный ротик… — Нет. Я сплю с теми, кто мне симпатичен. Сам себе выбираю клиентов, а в основном просто выступаю на сцене и, как говорит Вихлянцев про мою деятельность, можно смотреть и слушать, но не трогать, — пожимает плечами парнишка, кладя подбородок на одно колено своего «нового знакомого». — А я тебе симпатичен? — дыхание сбивается почему-то, а руки все не могут оторваться от волос, приятный запах трав которых так и манит. Томас и сам запоздало понимает, что и сам так пахнет. Это их аромат. — Я люблю действия, а не слова, — хитро улыбается парень, медленно облизывая губы и расстёгивая ширинку на чужих штанах. Юра ничего не может сказать от шока, только наблюдает, как его каменный стояк уже освобождают из штанов и боксеров и долго смотрят с каким-то азартным блеском в глазах. — Знаешь, я люблю сосать леденцы. А особенно такие большие, как у тебя, — звучит многозначительно, а губы уже вбирают головку. Незнакомец одной рукой держит у основания, пока же губы и язык ласкают головку, играя с уздечкой. При этом мальчишка водит ею по губам и пошло, громко чмокает, то вбирая, то вынимая, посасывая, и пальчиками двигаясь по стволу. Музыченко откидывает голову чуть назад, тихо стонет, прикрыв веки, хоть пару минут назад дал себе обещание этого не делать. Но этот проказник, видимо, знает своё дело, раз теперь глубоко вбирает весь член в рот и, убрав руки за спину, начинает медленно двигать головой, с каждым разом заглатывая всё глубже и сильнее сжимаясь на члене. Юра даже в забвении кладет на его голову одну ладонь. Сначала массирует, а затем, от особенно яркого ощущения, жёстко сжимает волосы, оттягивает, громко простонав. Ему не было так приятно очень давно. Если вообще можно было «никогда» окрестить этим словом. Никто ни разу не делал это… Просто так? И из-за того, что в первую очередь нравится он, а не его кошелек, это, кажется, прибавляло ещё немного охуенности этому минету. Хотя, надо признать, ему никогда ещё не отсасывал сам ангел. Голубые глаза опускаются вниз и видят невероятно прекрасную картину: мальчик удобнее сел на колени, широко разведя ноги, и вовсю ласкал своим ротиком немаленьких размеров член, который он заглатывал полностью. Движения головой стали быстрее, губы ещё больше сомкнулись вокруг, а язык тоже показывал уровень мастерства, когда ласкал весь периметр ствола, вызывая всхлипы и одобрительное мычание. И в какой-то момент член выпускают изо рта и просто губами проходятся по всей его длине пару раз. А когда язык лижет головку, когда губы вновь решают пососать эту сладость, когда карие невинные глаза с бесенятами внутри их обладателя поднимаются вверх и смотрят на измученного, от такого удовольствия, Музыченко, то Томас тут же сразу и кончает прямо в рот, громко простонав и прогнувшись в спине. А его пальцы до сих пор сжимали волосы, только ещё сильнее и грубее. Мальчик сглатывает всё до конца, облизывает губки и даже слизывает всё то, что вытер ладонью. Томас на это смотрит с диким сердцебиением в груди. Сердце готово было хоть прямо сейчас выпрыгнуть из груди и уйти в руках этого ангела. Нет. Оно уже было у него в руках. — Ты очень вкусный, — поднимается незнакомец с колен, отряхиваясь. — Надеюсь завтра продолжить, если захочешь, Юра, — его имя он произносит как-то по-особенному, с придыханием. — Кстати, Илья, — протягивает руку и, не дожидаясь ответа, сам берёт чужую, целует, смотря в глаза. — Мне было очень хорошо с тобой… До встречи… — ласковая улыбка на прощание и поворот в сторону выхода. Юра видел, как уходил парень, запомнил каждую деталь в нём. А когда закрыл глаза, то до сих пор чувствовал чужие губы и чужое присутствие. Словно Илья и сам отдал ему своё сердце. Как важно его не потерять теперь…