Пироман херов

– Нет, – жёстко говорит Рихард. – Почему? – Тилль делает невинное выражение лица и с щенячьей преданностью глядит ему в глаза. – Потому что я не хочу. – Ну, Риха… – просительно тянет Тилль. – Ну, пожалуйста. – Я, кажется, уже всё сказал, – Рихард затягивается сигаретой, показывая, что для него дискуссия подошла к концу и на аргументы оппонентов ему покласть с прибором. – А мне, в отличие от Рихарда, гитара не мешает, – радостно заявляет Пауль. – Я тебе отсосу. Дело не в гитаре, это ясно всем присутствующим, но Рихард игнорирует подъёбку. Просто Пауль, как всегда, не упускает возможности поступить наоборот – он бы вывернулся наизнанку, если б мог так стать кардинальной противоположностью Рихарда. Если Рихард называет что-то чёрным, то Пауль утверждает, что это белое, если Рихарду холодно, Паулю жарко, что для Рихарда горько, то для Пауля сладко. Естественно, если Рихард скажет «Нет», то Пауль заорёт «Да». Он делает всё ему назло. Рихарду смешно наблюдать за паталогическими потугами Ландерса играть в «анти-Рихарда». Вроде бы это давно должно было осточертеть всем причастным, но было ощущение, что никто, кроме Рихарда, закидонов Пауля не замечает. Рихард даже побился бы об заклад, что и сам Пауль не видит, настолько глубоко сидит у него в подсознании желание быть не таким, как он. Это чисто бзик, и нужно относиться к Ландерсу со снисхождением. – Встану на колени и отсосу, – с улыбкой продолжает Пауль. – Будет круто. Давай прямо сейчас попробуем? – он светится энтузиазмом. Тилля это что-то не особо воодушевило, он тоскливо смотрит на Рихарда. Тот молча дёрнул подбородком в сторону Пауля, мол, прислушайся, тебе там и просить не пришлось, человек на всё согласен. Тилль уязвлённо посапывает. Он не привык, что Рихард не одобряет его планов, потому что Круспе обычно за любой кипиш, кроме голодовки, и поддерживает его разнородные идеи, а то и подбрасывает пару своих. И в действительности Рихард не возражает, чтобы Тилль изображал, как трахает Флаке, размахивал резиновым членом и обливал из него всех смесью молока и воды – получилась как раз белесоватая жидкость, напоминающая сперму. Но у Рихарда есть только один вопрос: как бы устроить так, чтоб Тилль кончил, а не тряс бутафорией? Группа уже около сорока минут по косточкам разбирала будущий провокационный номер, соревнуясь с самими собой в эпатажности. Решили в виде исключения ничего не жечь. То, что Тилль трахает на сцене именно Флаке, в подробностях обсудили вчера, за ночь все свыклись с этим, а сегодня Линдеманн приволок искусственный член и продемонстрировал, как внутри штанины крепить к нему шланг с насосом. Изобретатель, блин. Инженер хуев. Но народу зашло. Шнайдер предложил, чтоб Тилль окатил его, сидящего за установкой. «Если подсветку выставить, чтоб сверкало, то будет вообще зашибись», – добавил ударник. Тут Рихард подумал, что он теперь догадывается, откуда, оказывается, растут ноги у дурной привычки Кристофа забрызгивать всю ванную вплоть до лампочки под потолком несмотря на повешенную специально для этих целей занавеску. Может быть, Шнайдера вдохновили какие-нибудь откровения Тилля со съёмок в эротическом шоу в Фульде неделю назад, куда они попёрлись вдвоём, вынув короткие спички из кулака? Потом парни поэкспериментировали с тем, как зажимать шланг, чтоб брызг было побольше, так что сейчас влажные волосы Шнайдера завивались кудряшками надо лбом и у висков – добровольно взявший на себя обязанности качать насос Оливер постарался, чтобы условия были максимально приближены к боевым. Свитер Шнайдер заранее снял и в данный момент светил голым торсом, обсыхая. А затем Тилль сказал, что было бы ещё прикольнее, если бы он так же облил Рихарда. И Рихард однозначно ответил «Нет». Пауль схватился за гитару, принялся наигрывать припев «Bück dich», покрутился волчком, не прекращая играть, опустился на пол, призывно раскрыл рот и высунул язык. Смотрелось настолько умело, что и Рихард какую-то секунду был готов ему присунуть. Как говорится, совместить приятное с полезным: видит бог, никому бы не помешало, если бы Ландерс немного помолчал, и в первую очередь ему самому. Судя по окаменевшему лицу Шнайдера, Рихард в своём порыве был не одинок. Флаке растерянно хихикнул – а что ему остаётся? Оливер нежно обнял насос и громко охнул. Что, в общем-то, и требовалось доказать. Пауль – та ещё сучка. Редкостная по своему таланту выносить мозг, но очень горячая блядь. Тилль улыбается, но как-то вполсилы. – Занятная поза, – лениво роняет он и обходит вокруг Пауля, оценивающе присматриваясь. – Ти-и-и-илль! – зовёт Пауль и снова высовывает язык, дразня. В конце концов Тилль морщится, недовольно мотает головой, встаёт на колени рядом с Паулем, берёт ручку микрофона ртом и поджимает пальцы рук на уровне груди – ни дать ни взять, какой-то диковинный зверёк внушительных габаритов просит вкусняшку у хозяина. Мысль про хозяина приходит Рихарду на ум, ибо Тилль не сводит с него молящего печального взгляда. Он едва заметно стрельнул глазами вправо-влево – его ответ всё ещё «Нет». Тиллю раньше надо было думать. Пауль начинает проигрыш к куплету. Тилль убирает изо рта микрофон, поднимается с колен, хлопает Пауля по плечу и примеривается к его рту пахом: – Сойдёт. Но не на коленях, лучше наклонись. Рихард раздражённо жмурится. Как же любит Тилль играть словами, просто хлебом не корми. – Ты обиделся, что ли? – после репетиции Тилль оттаскивает Рихарда в угол и впервые за долгое время пытается побеседовать с ним наедине. – Риха, в чём дело? Рихард хмурит брови и сухо отвечает: – Я не обиделся. – Но ведь классная задумка! – Я не спорю. Но давай без меня, – шепчет Рихард и отворачивается, всем видом подчёркивая, что разговор завершён, но потом какая-то сила подталкивает его опять поглядеть на Тилля: – Вот только попробуй, Тилль. Если на концерте хоть капля из твоего шланга попадёт на меня, я тебя сразу же уебу гитарой по самое не балуй, и это станет нашим последним совместным выступлением, я тебе обещаю. Возможно, это вообще будет твоя последняя песня. Понятно? – Это что, так принципиально? – ворчит Тилль. – Я. Тебя. Предупредил. За спиной мягко звякают тарелки, и Рихард оборачивается на звук. Шнайдер пристально смотрит на них обоих, выпятив нижнюю губу. Услышал. Испугался. Рихарду Шнайдер буквально по барабану. Тот как-то своими претензиями к Ландерсу у него крови попил, теперь пришёл черёд Рихарда заставить Кристофа волноваться. Дальше объясняться он не намерен. Шнайдер позвонил Рихарду на домашний часов в шесть. В целом, неудивительно. По самоедству и мозгоёбству этот персонаж впереди планеты всей, ему лишь повод дай закопаться в себя и запаниковать на ровном месте. Порой Рихард думал, что лично оплатил бы ему курс лечения у психоаналитиков экстра-класса, только бы Дум не трепал ему нервы своими приступами тревожности. – Риха? – Чего тебе? – Ты же не всерьёз Тиллю угрожал? – Во-первых, я не угрожал. Во-вторых, я был стопроцентно серьёзен. В-третьих, тебе не пофиг ли? – Риха, не шути так, пожалуйста. – В-четвёртых, я и сейчас не шучу. Шнайдер тяжело вздыхает – в телефоне зашуршало: – Я тебя не понимаю, Рихард. Бесишься, как будто в первый раз эту песню увидел. Словно мы ничего такого никогда не делали. Прям оскорблённая невинность. Сама благовоспитанность. «Ах-ах-ах, да что люди подумают, если меня понарошку обкончают молоком?» – В-пятых, я не бешусь. Я спокойно сказал. – Нет, Риха, не спокойно. Почему у тебя тараканы в голове на этот счёт? – Шнайдер, это не тараканы, это моя личная просьба к Тиллю. Он предусмотрительно спросил, кого можно облить. Ты согласился, Пауль согласился, Флаке – ну, тут чего уж мусолить, я отказался. Точка. Я что, не имею права отказаться? – Конечно, имеешь, но… – Ну вот и всё. – Это же просто шоу, ты сам всегда так говоришь! Что за табу? Рихарду стало надоедать его нытьё, и он без обиняков наехал на Шнайдера: – Слушай, Дум, ты с ним когда-нибудь ебался? – С кем? – на том конце трубки Шнайдер, судя по шуму, подавился воздухом, языком, зубами и своими дурацкими вопросами. – С мужиком? – слегка переформулировал фразу Рихард. – Дал бы кончить себе на лицо? На грудь? На волосы? – Это здесь причём?! – чуть ли не завизжал Шнайдер. – Не слышу ответа. – Иди в задницу, Круспе! – В твою? Это приглашение? Короткие гудки. Рихард не смог не рассмеяться. До чего ж у Кристофа кишка тонка для разговоров на скользкие темы! И этот человек учит его, как вести себя при виде чужого оргазма? Тьфу. Не прошло и получаса, как раздался звонок от Ландерса. – Добрый вечер, Рихард! – Добрым он был, пока ты не стал меня вызванивать, – съехидничал Рихард. – Знал бы, что это ты, Пауль, то и трубку бы не брал. Давно пора купить определитель номеров с автоответчиком… – … а ты всё жлобишься. – Есть немного, жаль тратиться ради тебя одного. Тебе чего? – Я насчёт сегодняшнего предложения Тилля, – объявил Ландерс. – Ну? Хочешь ему во время исполнения ещё и римминг сделать? Я считаю, это будет технически трудновато. – Я не … – О, я должен извиниться, я вовсе не сомневаюсь в твоих умениях, я не про твою технику работы языком! – Рихард, блять! – Пауль, ты был великолепен, честно. Я в восхищении от твоих навыков минета. – Вот и поговорили, – констатировал Пауль и отрубился. – А чего звонил мне? Чего хотел? Страсть как интересно, – сообщил Рихард своему отражению в зеркале. Звонок от Кристиана вырвал Рихарда из душа, и вот тут он в полной мере почувствовал, что начинает по-настоящему закипать. – Алло?! Рихард, это ты? – Нет, это не я, а Дитер Болен! Флаке, тебе-то чего? – Мне подумалось, что нам надо кое о чём побеседовать. – Да ладно?! Уж не о резиновом ли члене со шлангом? – Как ты догадался? – искренне удивился Кристиан. Рихард закатил глаза. Они там сговорились? – Так вот, – продолжил Флаке. – У меня создалось впечатление, что ты почему-то решил, что для тебя быть обрызганным Тиллем из резинового пениса унизительно, якобы это может негативно сказаться на твоём имидже мачо. – Чо-чо? – Тебе, короче, западло быть облитым, как все. Типа, когда я вынужден изображать, что ебусь с Тиллем, это нормально, а вот если тебе чуть-чуть достанется, то это позорище для твоего эго. Хочешь быть таким чистеньким, да? Рихард мысленно взвесил его слова и пришёл к выводу, что задевает его в затее Тилля с обрызгиванием отнюдь не имитация спермы на коже. Но Лоренца совершенно необязательно посвящать в детали. – Флаке, – Рихард прибавил проникновенную откровенность в голос. – Ты отчасти прав, я тебе скажу, но никому не передавай, договорились? – Конечно. – Это иррационально, и я осознаю, что никакой фактической основы под моими страхами нет, но… Блять, признаваться стыдно… – Рихард, ты же знаешь, я тоже очень мнительный, я тебя в любом случае пойму. – Я боюсь, что меня ударит током, – соврал Рихард. – Идиот, да. Но боюсь. У меня в руках подключённая гитара, я играю, Тилль меня поливает, искра, буря, короткое замыкание… – Ой… – кажется, Флаке ожидал услышать от него что угодно, только не это. Рихард по его молчанию почуял, что он поверил, и нагнетал дальше: – Огонь, если что-то пойдёт не по правилам, успеют потушить. Чтобы сильно обгореть, надо ещё постараться, а вот с этой хренью… Ты можешь гарантировать, что не замкнёт? – Не знаю, но попробую у кого-нибудь из специалистов спросить, – пообещал Кристиан. Хороший он всё-таки парень, даром что наивен, как детсадовец. – Спасибо. – Но я, Рихард, считаю, тебе всё равно нужно что-то особенное сделать для этого номера. Что-то необычное, чтоб остальные не думали, что ты филонишь. – Ты что-то придумал? – забеспокоился Рихард. Как бы не попасть из огня да в полымя, мало ли что способен выкинуть их тихий с виду клавишник. – Ну, я не буду настаивать, но было бы здорово, если б ты перед началом поиграл за меня на синтезаторе. Что-нибудь простенькое для фона. Мне и Тиллю к «Bück dich» требуется подготовка: мне шорты и ошейник надеть, да и Тилль не может ведь с накладным членом весь концерт ходить. А за полсекунды его не засунешь, там шланг опять же… – Я давненько не играл на фоно, но, надеюсь, с воплями раненного в жопу динозавра справлюсь. – Если что, можем синтезатор поджечь. – Посоветуемся ещё с парнями, я не против. – Значит, я сейчас поищу, что у меня есть в загашнике несложное для прелюдии, то есть преамбулы, окей? – Окей. – Тогда до завтра, Рихард. – До завтра. Здесь Рихард подумал-подумал, да и набрал Оливеру хер знает зачем, разве что назвать это превентивными мерами. Олли, к счастью, где-то носило, и разговор не состоялся, иначе трудно было предсказать, что пришлось бы нести в качестве повода для своего звонка. Рихард с полминуты послушал долгие сигналы и пошёл курить на балкон. Он смотрел, как дым поднимается вверх, а пепел падает вниз, и вспоминал. Можно сказать, впервые он потрахался с Тиллем по пьяни. Как и все начинающие в однополый секс, наверное. Так проще. Это произошло у Тилля в деревне, в августе, после выхода сингла «Du riechst so gut». Тогда уже стало ясно, что теперь-то у группы на музыкальной ниве всё серьёзно, а они вдвоём на выходные умотали из Берлина, чтобы отдохнуть и поговорить о работе, в частности, выкроить время и подобрать что-то из стихов Тилля на будущее. Никаких девиц в радиусе пятнадцати километров, разумеется, и в помине не было, зато было навалом разномастной выпивки, и они в результате упились настолько, что обоим захотелось неизвестно чего. К вечеру ощутимо похолодало, от озерка неподалёку тянуло сыростью и кваканьем лягушек, а звёзды сияли ярко-ярко и нереально близко. Возле старомодной лампы с выцветшим абажуром порхали мотыльки, то и дело под ухом пищал комар, Тилль невнятно бормотал «Du, Rich, bist gut», ел Рихарда глазами, слащаво скалился, и в итоге завалился к нему на продавленный диван, вжал в подушки и поцеловал. А Рихард только тихо рассмеялся в ответ и не оттолкнул его. Оказалось, что им в ту ночь было достаточно одной нежности. Тилль дёргал Рихарда за волосы, корректируя положение его головы, но делал это мягко, и было приятно плавиться в его руках и чувствовать себя слабым и ведомым. Всё-таки Рихард не чурался экспериментов, в том числе и на эротической почве. Если откровенно, то сопротивляться у него не было ни сил, ни желания, проще было отдаться новым впечатлениям. Было непривычно царапаться о щетину, пальцы выскальзывали из короткой стрижки Тилля, в бедро упирался чужой стояк, но даже лошадиная доля алкоголя в крови не притупляла уверенности Рихарда, что если он шепнёт «Нет, не надо, не хочу» и отвернётся, то Тилль тут же прекратит. Но он этого не шептал. Тилль, осмелев, забрался широкой ладонью в его джинсы и, не переставая целовать, освободил его член и принялся надрачивать. Вскоре Рихард потёк Тиллю в кулак и счастливо расхохотался ему в губы. Тилль довольно улыбался, но сам не дал себя поласкать ни тогда, ни позже, когда они проснулись в обнимку на том же диване в районе полудня. Едва Рихард запустил руку ему в пах, Тилль вскочил, выбежал из дома и бухнулся в озеро прямо в одежде. Они не обсуждали случившееся, и без слов всё было понятно, но с того дня Тилль начал регулярно дрочить Рихарду. До этого Рихард вообще не мог сказать, что с кем-то в интиме испытывал такое всепоглощающее доверие. Тилль оказался единственным, с кем он отпускал себя и ни о чём не думал. Тилль заводился с пол-оборота, в самых неожиданных местах, чаще всего без видимого резона, ну, или как минимум по небанальным причинам, в его коллекции было всё: от «Меня возбуждает то, как ты держишь вилку» до «Тебе ремень не жмёт? Полоска на твоём животе такая красная». Рихарду льстило быть желанным, а особенно его распаляло то, каким Тилль был покорным и открытым в вопросах секса. И ненасытным. Страсть сжигала его изнутри, жрала с чавканьем, высасывала через трубочку, как коктейль. К зиме не осталось ни дня, когда бы они пересекались и при этом Тилль не довёл бы его до оргазма руками или ртом. С Рихардом такого, как Тилль, ни одна девушка не вытворяла, а ему было с чем сравнить. Если у них был шанс уединиться, Линдеманн отсасывал ему везде, где только можно было вообразить. Рихард не отказывал и тоже старался сделать Тиллю хорошо. Он действительно хотел быть для Тилля неповторимым и шикарным любовником, каким тот был для него, самым лучшим, уже при мысли о котором сладко замирало бы в груди. И вот здесь начинались сложности. Тилль ему не отдавался. Ни в какую. Он в присутствии Рихарда даже ни разу не кончил, пусть и в комфортной обстановке, не позволял быть сверху и передать ему инициативу дольше, чем на пару минут. Вроде бы вот оно, как на ладони: Рихард целует шрам у Тилля на животе, проводит языком по пупку, трогает мошонку, гладит член с вздувшимися венами и обнажившейся пурпурной головкой. И только он собирается с духом, чтобы взять в рот, как Тилль с диким рыком отпихивает его, мчится в ванную, включает там воду и болезненно стонет. Соло. Без Рихарда. Как будто он совсем и не нужен. Рихард заметил эти странности не сразу. Да и заметив, некоторое время ничего не предпринимал; свой кайф он получает, а уж что там с Тиллем, его не колышет. Но постепенно нежелание Тилля хотя бы ненадолго поменяться ролями стало его напрягать, а затем и раздражать. Он, Рихард, тут, между прочим, переступил через свою гордость и морально готов к оральному сексу в принимающей позиции, а Тиллю, значит, похуй? Как будто Рихард каждому встречному минет предлагает, и Тиллю впадлу соглашаться, и это при том что в душе Рихард от одного вида на Тилля снизу – заросшего тёмным курчавым волосом, пахнущего потом, горячего, вот с та-а-а-акенной елдой торчком – приходил в священный ужас. Мужчины, коллеги, друзья… Рихарда злило быть с партнёром не на равных, а именно это, по сути, его и вставляло с Тиллем больше всего. Да, вероятно, физически Тилль был сильнее, но ненамного, плюс у Рихарда борцовский опыт за плечами, так что он вряд ли легко бы сдался, если б дошло до драки. Вздумай они пособачиться, то и здесь Рихард бы Тиллю не уступил по владению базарной руганью и изысканными оскорблениями. Они не ссорились вплоть до той ночи накануне дня рождения Линдеманна, когда Рихард, вынырнув из жилистых рук Тилля, не отважился встать в коленно-локтевую и прогнуться, приглашающе отклячив зад повыше. Он, что называется, жопой чуял, что Тилль не причинит ему боль умышленно, если перейти грань, то только с ним. Но Тилль, вместо того чтобы соответственно оценить такой роскошный подарок, по традиции спрятался в ванной. Рихард в отчаянии обложил закрытую дверь матюками. Шум льющейся воды был ему ответом. Когда Тилль соизволил покинуть своё убежище от сексуальных домогательств, они впервые разосрались не на творческом поле, а из-за несостоявшегося траха, и это было в разы жёстче, чем с любой бабой. Рихард вежливо спрашивал, что он делает не так, умолял быть с ним честным, убеждал, что его в их связи всё устраивает, докапывался, о чём Тилль думает, орал в гневе и в целом вёл себя как натуральная истеричка с недоёбом, а Линдеманн виновато молчал и мрачно зыркал на него глазами, полными тоски. – Тилль!.. Что тебе не так?.. Чего ты от меня хочешь?.. Зачем это всё?.. Я не понимаю, что мне ещё сделать?.. Ты мне не доверяешь?.. Ты не гомик?.. Какого тогда хрена ты мне дрочил?.. Почему я не могу подрочить тебе, что тут такого?.. Вопросы типа «Друзья мы или нет?» и «Играем ли мы дальше в группе вместе или нет?» уже вертелись на языке, и Рихард лишь каким-то чудом умудрялся не впутывать работу в их отношения, хотя и был близок к этому, как никогда. Тилль же пошёл на кухню и раскроил себе ладонь ножом, а потом опять заперся в ванной. Когда он оттуда вышел, то курящий Рихард равнодушно бросил ему усталое «Уходи». С тех пор прошло два месяца. В январе «Раммштайн» сопровождали уже знакомых «Clawfinger», а после этого «Ramones». В феврале откатали второй по факту сольный тур по закоулкам страны, а сейчас готовились к выезду на фестиваль в Лондон и по советам Хелльнера и Фиалика потихоньку размышляли над материалом для следующего альбома и, прежде всего, над композициями, не вошедшими в дебютный диск. «Bück dich» решили точно брать. На группе облом их интимной связи никак не отразился. Рихарду иногда казалось, что это всё ему приснилось, хотя на недостаток секса грех было жаловаться. Он сам поначалу удивлялся, но они оба притворялись, что между ними нет ничего, кроме песен, благо, гастроли помогали отвлечься, и особо рассусоливать драму было некогда. Надо признать, Тилль был мастер замалчивать острые темы. Например, от него Рихард не услышал ни одного слова о своей дочери, а ведь Тилль поневоле оказался в постели Рихарда вторым человеком по фамилии Линдеманн и, как ни крути, единственный в мире имел право его подколоть. Тилль или был выше этого, или догадался, как Рихарда с этого вымораживало, и не наступал ему на больную мозоль. Он умел быть деликатным. Всё-таки им месяцами удавалось держать свои поебушки в тайне от остальных участников «Раммштайн», так успешно прикрываясь двусмысленными шуточками, что даже Якоб перестал недоумевать и переспрашивать, о чём это они. И вот вчера Тилль объявляет, что ему для счастья в «Bück dich» не хватает голой задницы Флаке – тощей и бледной задницы, где костей больше, чем в музее палеонтологии. Флаке, однако, был польщён. А Рихарду пришлось это проглотить. Значит, вот какие жопы Тиллю нравятся настолько, чтоб живописно обкончаться у всех на глазах, а не в одиночку, закрывшись в ванной. А может, он там со шлангом упражнялся или реализовывал свои грязные эротические фантазии? Надо будет как-нибудь ненавязчиво расспросить Шнайдера про съёмки того шоу с Тиллем в Фульде, но, конечно, в отдалённой перспективе, когда барабанщик остынет… Обжёгшись тлеющей сигаретой, Рихард остервенело отшвырнул окурок в пепельницу и облизнул пальцы, отгоняя мысли о том, придёт ли Тилль к Флаке, чтобы порепетировать их будущий коронный номер. Наверняка предложит перед зеркалом раскорячиться, а то и на видеокамеру заснять, как это смотрится со стороны... Всё ради искусства, мать его. В прихожей затрындел домофон. Кого там ещё принесло на ночь глядя? – Да вы издеваетесь?! – зарычал Рихард в трубку. – Открой, чувырло патлатое, – попросил Тилль. – От писающего мальчика слышу, – огрызнулся Рихард, но открыл ему и встал в дверном проёме, привалившись плечом к косяку. Тилль шагнул из лифта, и Рихард сразу перешёл в наступление: – Неужели ты тоже собираешься обсудить сценографию публичного анального секса? Со мной сегодня вечером никто не хочет говорить о чём-либо другом. Чувствую себя экспертом, причём абсолютно незаслуженно. – Рихард, тебе не надоело выёживаться? Да, нам с тобой нужно перетереть. – Тилль решительно пёр на него, и Рихард очнулся уже в прихожей, куда его вдавило этим напором. Дверь за спиной Тилля хлопнула, и Рихард капризно произнёс: – Что, Флаке тебе не даёт, и ты по старой памяти зарулил ко мне? Тилль безмолвно повесил куртку и шапку на вешалку. Рихард продолжил нарываться на конфликт: – Так ты б сказал, что отсосать ему хочешь, а там бы и засадил. – Шолле, не дури. Флаке – последний человек на Земле, на которого у меня встанет. – И поэтому ты на сцене будешь трахать его? Не вижу логики. – Изображать, что трахаю. Ключевое слово «изображать». Рихард развёл руками: – То есть, эрекция никак не должна мешать тому шлангу у тебя в штанах? – Рихард, ты ревнуешь, что ли? – Тилль воззрился на него с укором. – Шланг ни при чём. Только Флаке сможет одновременно и играть свою партию, и выёбываться со мной. Я никого из вас не могу поставить на четвереньки, кроме него. – А сам раком встать не думал? – Риха, пожалуйста, не ершись, я пришёл поговорить о нас с тобой начистоту. На Рихарда навалилось безразличие. Не хотел он с Тиллем говорить. Тем более, пресловутое «о нас» прозвучало натянуто и фальшиво. – Да я сказал уже всё, – холодно отрезал он. – Шолле, ебать тебя в рот, ну почему ж ты такая зараза? – обречённо вздохнул Тилль и впечатал его в стену. Рихард и пискнуть не успел. Все его протесты насчёт того, кто из них двоих зараза и кого тут надо ебать в рот, оказались раздавлены жадными губами Тилля. Хотя нельзя не отметить, что отвечал на поцелуй он охотно. По крайней мере, себе-то Рихард не врал: он скучал по Тиллю, и сейчас беззастенчиво закрывал глаза от нахлынувших ощущений. Ладонь Тилля бесцеремонно перекочевала ему в штаны, и он протяжно застонал: Тилль отлично его изучил, не возникло даже мысли заартачиться и взбрыкнуть. Тилль лучше всех знал, как и где нужно на Рихарда нажать, чтобы он утих. Просто повезло, что он не злоупотребляет своими умениями по укрощению Рихарда, иначе их творческий рабочий процесс превратился бы для самолюбия Круспе в ад. Хорошо, что можно потрахаться, а потом помириться… Впрочем, пока неясно, дойдёт ли у них до койки в полном смысле этого слова. Оставлять всё на том же уровне, что и раньше, Рихард определённо не планировал. – Где ванная, тебе известно, – дружеским тоном выдал он, как только смог что-то сказать. – Я тебя подожду, как раз вот-вот Лига чемпионов начнётся, дортмундская «Боруссия» с «Аяксом» играет. Вместо ответа Тилль бережно провёл по уздечке подушечкой большого пальца и властно сжал кулак – аккурат на границе боли и удовольствия. Рихард оскалил зубы и чуть ли не взвыл от желания разрядки. – Ты считаешь, что если ты мне отсосёшь, то я тотчас соглашусь на обливания из шланга? – спросил он, отдышавшись. Тилль мощно и ритмично задвигал рукой, вынуждая Рихарда толкаться бёдрами ему навстречу: – Мне на это похуй. Не хочешь – не надо, я не настаиваю. Там и без того весело. Рихард упёрся рукой в его грудь и попытался вывернуться из объятий: – То-то тебе так похуй, что ты аж сорвался мне подрочить? – А я не подрочить приехал, – возразил Тилль. – Неужели? Тилль опускается перед Рихардом на колени: – Но ты не беспокойся, тебе понравится. Расхожая фраза для соблазнения девочек-целочек, которые напоказ выпендриваются, а сами текут, хоть простыни выжимай, едва раздвинешь им ноги. Рихард и не думал, что когда-нибудь услышит её в свой адрес. – Сначала я сделаю тебе приятно, – продолжает Тилль низким голосом. Пробирает до мурашек. Вожделение тугим узлом ворочается в низу живота. Рихард запрокинул голову так, что чуть шею не сломал – Тилль одним плавным движением заглотил его член целиком, взяв так глубоко, как можно было только мечтать. На душевом шланге тренировался? Рихард прикусил себе костяшки пальцев. Язвить в состоянии экстаза было нереально, бороться с инстинктами – тоже. Его рука просительно скользнула Тиллю по щеке, и тот подчинился, глотая всё до конца. После оргазма ноги держали с трудом. – Вот теперь ты готов, – заявил Тилль с ухмылкой. – Я тебя сейчас выебу. Как следует выебу. – А раньше тебе что-то мешало? – Да. Но сегодня я покажу тебе, что конкретно. – Ты говоришь загадками, – протянул Рихард. – Но сдаётся мне, если б я согласился на шланг, то тебя бы здесь не было. – Не без того, – с этими словами Тилль потащил его в ванную, на ходу избавляя от футболки. – Нам обязательно это делать в ванной? – заныл Рихард, расстёгивая пуговицы его рубашки. – Что у тебя за фетиш странный! – Если ты не хочешь спалить свою кровать, то лучше там, – ответил Линдеманн. – Я не хочу ебаться с тобой в душе, как какие-то шлюхи! – Господи, Риха, ты меня и к тем тёлкам из Фульды ревнуешь, что ли, а не только к Флаке? – Я ни к кому не ревную! – зашипел Рихард. – Я просто хочу трахаться в постели, как цивилизованный человек. Я что, слишком много прошу? Тилль включил в кране над раковиной воду и подставил руку под струю: – Ты мне как-то обиженно выговаривал из-за того, что я с тобой не кончаю. А ведь единственная для меня возможность кончить с тобой – это резиновый шланг и насос. Рихард гневно засопел: – У тебя на меня не встаёт, я правильно понимаю? Типа, тебя, в отличие от меня, мужики не заводят? Тилль сбросил штаны и присел на край ванной: – Какие попало мужики не заводят. А вот ты, твой рот и твоя прекрасная задница – ещё как. Ни одну бабу так не хотел, как тебя – засадить в твою узкую дырку под корень, чтобы ты елозил на моём члене и кричал моё имя... Когда ты себя предложил, я чуть живьём не сгорел. Рихард с ожесточением выплюнул: – Не верю. Я себя такой грязной блядью почувствовал, когда ты развернулся и ушёл. Было мерзко. Никогда тебе не прощу. А ты ещё и извиниться не торопишься. – Рихард, потрогай меня. Не веришь словам – потрогай. Я тебе это рассказываю, а у самого в яйцах печёт. Знал бы ты, чего мне стоило остановиться. И почему я должен был так себя вести. Рихард медленно подходит к нему, неловко гладит по груди. Где подвох? – Давай-давай, Рихард, – подбодрил его Тилль. – Ты что, болен чем-то венерическим? – Типун тебе на язык. – С тобой что-то не в порядке? – Рихард судорожно перебирал варианты. Страх и стыд опять постепенно завладевали его душой. Пока его не выебали, он формально оставался обыкновенным мужиком, и можно было успокаивать себя тем, что он бисексуал и настолько неотразим, что ему радо отсосать любое живое человеческое существо. А вот после... Тилль встал: – Это не болезнь. Точнее, это не лечат. – То есть с тобой всё нормально? Тилль молчал, вода лилась. Рихард набрал воздуха в лёгкие и сдёрнул с него трусы, обнажая член. Тилль скидывает бельё на пол и притискивает Рихарда к себе: мокрая рука на спине, влажная головка тычется в живот. Рихард поднимает лицо навстречу поцелую и заставляет себя расслабиться. – Ещё не передумал дать мне поиметь тебя в жопу? – шепнул Линдеманн. Тилль большой, Тилля много, Тилль везде – на губах, на кончиках пальцев, между ягодиц. Рихард ощущает его вкус, его запах, жар его тела, слышит, как Тилль глухо урчит, отзываясь на прикосновения, пока Рихард исступлённо дрочит ему. – Хочу тебя, – ничего умнее ему в голову не идёт. – Сейчас кончу, – жалобно ноет Тилль, пытаясь вырваться из его хватки. – А вот и кончай, сука, – зло отвечает Рихард. – Кончай сам, а не молоком из шланга. Я тебе не резиновый суррогат. – Руку убери, а то… – Ай, бля! – Рихард обжёгся второй раз за вечер. Он засовывает ладонь под кран. Холодненькая… Так немного легче. Остаётся надеяться, что он не прожёг себе пальцы до мяса. У Тилля вместо спермы жидкий огонь. Невероятно. У Рихарда от удивления не закрывается рот. Он в шоке. Он полностью обескуражен. Тилль внимательно смотрит в его лицо и смущённо улыбается. Они касаются друг друга под струёй. Тилль выливает пригоршню воды на свой член. До пола долетает лишь несколько капель, всё остальное испаряется, гася язычки ярко-жёлтого пламени на головке. – Ёбаный нахуй, – всё, что Рихард способен выговорить. Он не может отделаться от мысли о том, что этот хуев огнемёт мог очутиться у него во рту. Или в жопе. Сжечь себе прямую кишку во время траха – к такому медицинская страховка его точно не готовила. Рихард в ступоре. Мозг отказывается функционировать. Тилль садится на ванну и тянется к полотенцу, а Рихард тянется к нему: обводит ноющими от жгучей боли пальцами губы, и солёный пот с кожи Тилля добавляет неприятных ощущений, но они отходят на задний план, когда Тилль ласково лижет ему руку. Рихард наклоняется, касаясь своим лбом лба Тилля, и спрашивает, глядя ему в глаза: – И давно это с тобой? – С восемнадцати лет. – Всегда так? Тилль на миг опускает веки и кивает. – И с бабами тоже? – Угу. – И тебе в этот момент больно? – Нет. Мне в этот момент хорошо. Очень. – С гандоном тоже такой эффект? – Ага. Только ещё палёной резиной несёт. – Понятно, – говорит Рихард, хотя ему как раз ни черта не понятно. Он отстраняется, выключает кран, подаёт Тиллю полотенце, а сам изводится от желания закурить. – Вот так-то, Риха. – Слушай, – любопытство Рихарда перевесило тактичность. – А как же у тебя дети появились, если… вот это вот всё? Тилль, кажется, не удивлён. – Мой огонь гасит либо вода, либо кровь. Если ебать бабу во время месячных, то она даже не заподозрит. – Логично, ничего не скажешь. Дьявольски логично. И как же ты намеревался меня сегодня поиметь? Ждать, пока у меня месячные начнутся, бесполезно. – Да я пошутил, успокойся, – махнул рукой Тилль. – Но можно попробовать в ванной, как с той мадамой на съёмках. – А ты её ебал? – закипел Рихард. – Нет, ты что? Но подстраховался я тогда изо всех сил, она ко мне в душ всё-таки голышом запрыгивала. Организм мог как-то отреагировать, а там камеры кругом были выставлены. Да ещё и шампанское это идиотское… – Да уж, – пробормотал Рихард. – Так что теперь ты, надеюсь, не против Флаке и резинового шланга на «Bück dich»? – Учти, что я и днём был не против, – с облегчением признался Рихард. – Но да, некоторое возмущение у меня было, так как со мной ты кончать не хочешь, а вот с ним, получается, организуешь из этого перфоманс. – Я ведь предлагал тебе… – А я всё равно откажусь. Именно поэтому. Ты же собирался поговорить о нас? Тилль цапнул его за резинку штанов, притянул к себе и обнял за бёдра: – Иди сюда. – Пошли в постель, – просит Рихард. Язык внезапно цепляется за это слово, и Рихард, кладя руки Тиллю на плечи, деловито вопрошает: – А что ты там брякнул насчёт «спалить кровать», а, пироман херов? Тилль удовлетворённо оскалился: – Ну, были прецеденты. Как ты видишь, «Wollt ihr das Bett in Flammen sehen» – буквально автобиографическое произведение. Просыпаюсь я как-то, а у меня от утреннего стояка одеяло загорелось. Чёртова синтетика. А что это ты там ляпнул про «встать раком»? В его глазах пляшут огоньки. Он серьёзно? – Вот как ты заговорил… – Рихард в нерешительности почесал в затылке. – «Auf allen vieren», значит. – Тебя что-то не устраивает в моём предложении? Рихард снова возвращается к тому, что ему необходимо чётко разделить сценический образ Тилля и реальную жизнь и не смешивать одно с другим. – Короче, Тилль, на концерте кончай, как хочешь, – сказал Рихард. – А у меня кончай по-настоящему. Огонь так огонь. Хрен с ним. – Ты, главное, не дай мне сгореть. – Если потребуется, буду тушить. Только притворяться со мной больше не надо, – слова Рихарда звучат как ультиматум. – Не буду. Мир? – уточняет Тилль, сдавливая его ягодицы. – Мир. Если ты, конечно, не про «Sex ist eine Schlacht, Liebe ist Krieg». – Риха, блять, да хватит уже наши песни цитировать. Оставь это фанаткам. Рихард поджимает губы и лукаво щурится. Нет, он никому ничего не обещает.