Знаю, не призовут мое имя грешники, задыхающиеся в аду. В. Маяковский … Долину Вреда обращу во Врата Надежды. (с) Библия
- Бог возносит новую личину каждые два века…и… - Почему? - …почему что? - Почему Богу что-то нужно возносить? Он же Бог. Голос - старый, насквозь больной - заволновался, а второй – молодой – зачастил, срываясь и глотая окончания слов. - Вот вы все заладили, что отец, да и вообще все! Бог то, бог се, два века прошло, ах, надо кого-то выбрать? Зачем? ЗАЧЕМ, я вас спрашиваю!!! - Рин, успокойся… - Да черта с два я успокоюсь! Звякнул фарфоровый стакан – осколки слезинками рассыпались по плитке - и молодая девушка, клокоча от злости, выбежала за дверь классной комнаты, оставляя своего репетитора моргать запавшими, бледными глазами.***
Пусть господин мой не обращает внимания на этого злого человека, на Навала; ибо каково имя его, таков и он. Навал — имя его, и безумие его с ним. (с) Библия
В листве сверкнули два серебристых глаза. Солнечные лучи путались в листве, яркими зайчиками оседая на руках, лице, волосах. Рин тихо рычала сквозь зубы, истово пиная ствол старого дуба. - Эй... Тихий шепот из листвы заставил Рин вздрогнуть. Напряженно оглянувшись, она внимательным взглядом всмотрелась в крону дуба, но никого не заметила. Рука, рефлекторно сжавшая крохотный кинжал, слегка расслабилась и сунула нож обратно в карман походной куртки. - Э-эй… Рин снова дернулась, оскалившись. Голос, зовущий непонятно откуда, казался ехидным. - Не туда смотришь, Богиня… - Какого черта? Рин вскинулась, опять всматриваясь в ветки, и напряженно думала. Кто бы мог так пошутить? Богиня… Об этом знали лишь шесть сановников и отец, неужели кто-то подслушивал? В листве раздался поистине отмороженный смешок и ветки у самой головы Рин задрожали, раздвигаясь, и Рин увидела ее. Лисицу. Животное мягко ступало по нижним веткам, лениво балансируя хвостом. Хищная мордочка пугала своей ненормальностью, она не была такой вытянутой, как у других лис, и длинные, очень длинные острые уши лисицы стояли торчком. Глаза, серебристые, такие же, как и шерсть, с отливом, смотрели до страшного внимательно и осмысленно. Лисица уселась на ветке, обхватывая себя хвостом, и церемонно склонила голову, почти мазнув по девушке кисточками острых ушей. - Здравствуй, Рин. Девушка издала невнятный испуганный звук и попятилась прочь от дерева, в изумлении тыча в лисицу пальцем. Та снова заговорила, открывая свою пасть с острыми зубками. - Не беги от меня, будущая Богиня. Нам нужно поговорить, пока не произошло то, что предначертано… Последнее слово, сказанное с огромным отвращением и пренебрежением, заставило девушку остановиться, а потом подойти ближе. Лисица склонила голову на бок и всматривалась в лицо Рин, скалясь своим мыслям. Рин сглотнула, и, протянув руку, коснулась кончика уха животного. Лисица не шелохнулась, только скосила серебристый зрачок на руку Рин, позволяя ей себя касаться. - Кто ты?.. – выдохнула девушка, убирая и прижимая к себе руку. Пальцы кололо фантомное ощущение жесткой, как наждачка, шерсти. Лисица мягко спрыгнула вниз, на землю, и Рин поразилась ее размером, которого не заметила, пока та сидела на ветке. Стоя на лапах, лисица доходила ей до середины бедра, будучи больше гончих ее отца. Немного вспарывая черными когтями землю, лисица закружила вокруг Рин, принюхиваясь и нервно дергая хвостом. - Считай меня Божьим посланником, - и снова отвращение, А Рин показалось, что она все еще спит. Так ведь не бывает? Украдкой кольнув себя лезвием кинжала, девушка скривилась. Нет, не спит. Тогда, может, сходит с ума?.. - Ты не сумасшедшая, - отрицательно качнув головой, лисица уселась практически у ее ног, и Рин, сама не понимая зачем, тоже опустилась вниз, усаживаясь на землю. – Возможно, ты единственная, кто пока еще… нормален. Теперь они были на одном уровне, и серебристые глаза зверя, казалось, гипнотизировали. Рин слабо улыбнулась, опираясь о землю руками позади себя, откинула голову назад, и взгляд ее запутался в листве. Послышался шорох – лисица встала с места и подошла к ней, передними лапами наступая на колени. Мордочка зверя нависла над лицом Рин, заставляя ее беспричинно сглотнуть. Лисица словно отследила дернувшееся горло и совсем по-человечески ухмыльнулась, качнув почти прозрачными усами. - Вечером. Я приду в твои покои вечером. А потом развернулась, стоило Рин сесть в прежнее положение, и запрыгнула наверх, обратно на ветки. - Стой! Но зверь исчез так, словно его и не было. Только отпечатки прелой земли на коленях подтверждали, что это не привиделось ей. Маленькие отпечатки детских ладошек.***
А для вас, благоговеющие пред именем Моим, взойдет Солнце правды и исцеление в лучах Его, и вы выйдете и взыграете, как тельцы упитанные; и будете попирать нечестивых, ибо они будут прахом под стопами ног ваших в тот день, который Я соделаю, говорит Господь Саваоф. (с) Библия
Весь оставшийся день Рин проходила так, будто была в тумане. Заторможенная и рассеянная, она сердила своих наставников - сановников отца-императора. Мать ее, касаясь лба дочери практически прозрачной, пропахшей болезнью ладонью, тихо спрашивала, все ли у Рин в порядке. Слова вставали в горле шипастыми булыжниками, и она могла только кивать, пряча глаза от всех. Отец молчал, на ужине не проронив ни слова. Но его взгляд, тяжелый и решительный, сверлил челку Рин слишком часто и долго. Значит, скоро он вызовет ее для разговора. Так и оказалось: стоило матери и трем младшим братьям встать из-за стола и отправиться в покои, как отец придержал ее за локоть, кивком приказывая сесть обратно. Подавив усталый вздох, Рин села обратно и сцепила руки на груди, упрямо смотря отцу в глаза. Его же глаза, напротив, смотрели на все, кроме собственной дочери. - И? – не выдержав, Рин нарушила напряженное молчание, подавшись вперед. – Может, скажешь мне что-то новое? Кроме той ахинеи, что несли наставники? - Рин… - глубокий голос отца, казалось, вибрировал от всей гаммы эмоций, тесно в нем роящихся, - так надо… Рин вздохнула, прикрыв глаза, и монотонно протянула: - Когда народ увидел, что Моисей долго не сходит с горы, то собрался к Аарону и сказал ему: встань и сделай нам бога, который бы шел перед нами, ибо с этим человеком, с Моисеем, который вывел нас из земли египетской, не знаем, что сделалось. И сказал им Аарон: выньте золотые серьги, которые в ушах ваших жен, ваших сыновей и ваших дочерей, и принесите ко мне. И весь народ вынул золотые серьги из ушей своих и принесли Аарону. Он взял их из рук их, и сделал из них литого тельца, и обделал его резцом. И сказали они: вот бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли Египетской! Закончив, Рин открыла глаза и перевела дыхания, зло смотря на отца. - Я рад, что ты так усердно учишься, - почти нежно проронил отец, после минутного молчания. - Учеба тут не причем. Просто похоже до странности, не находишь? Дальше говорить? Или ты помнишь? – снова закрыв глаза, она перебила отца, выпалив почти скороговоркой, - … так говорит Бог Израилев: возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего… Под конец горло свело судорогой, и Рин сипло закашлялась. Отец молчал и смотрел в окно. Лицо его, словно высеченное из камня, не выражало эмоций. Но Рин видела, как его руки стиснули ножны на поясе, и по горлу ходил туда-сюда кадык. - Ты – моя дочь. Ты дочь – императорской семьи. И это наша обязанность, - глухой голос отца резонировал в прогорклой тишине комнаты, - наш народ и так прогневал Бога, и случились все те несчастья… - Сколько веков назад они случились? Сколько времени прошло, ты вообще себе представляешь? – Рин вскочила со стула, стискивая кулаки и загнанно дыша. Ярость клокотала где-то в груди, скаля ядовитые зубы. Отец перевел остановившийся взгляд на нее и Рин продолжила: - Это – не нормально! Мы как те безумцы, делаем мнимого тельца, приносим в жертву людей, как… как какие-то язычники, никто не знает, напрасно это или нет, может быть Бога давно нет и мы барахтаемся на этой земле, как куча муравьев вообще без присмотра, может… - Молчать! Отец закрыл скривившийся от крика рот и сделал внушительный шаг к дочери. Рин вздрогнула и отпрянула, запнувшись за стул и рухнув на него. - Не смей богохульничать, ничтожная тварь, не смей имя Его упоминать, не имея на то позволенья! - Чье позволение-то нужно? Твое? Ладонь отца взметнулась, но зависла в нескольких сантиметрах от щеки Рин. Та смотрела на него, не моргая, словно ожидала удара и не собиралась сдаваться. Отец сглотнул и отвернулся. - У тебя семь дней. Сделай все, что хотела, попрощайся с матерью и братьями. И потом ты станешь нашим… «мнимым тельцом», - горечь в его голосе была осязаема, - ты не можешь подвести меня и весь наш народ. Понимая, что отец не скажет больше ни слова, Рин встала и пошла на выход, душа в себе гневный крик. Лишь у самой двери она остановилась, ввинчиваясь отцу в спину холодным взглядом. - Помни день субботний, чтобы святить его; Шесть дней работай и делай всякие дела твои. А день седьмой — суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришелец, который в жилищах твоих; Ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, и море и все, что в них, а в день седьмой почил; посему благословил Господь день субботний и освятил его. – Она перевела дыхание, - твоя гордость и безумие сведут в могилу всех, не только меня, запомни это, пожалуйста. Отец молчал, каменным изваянием застыв у окна. Дверь скрипнула и Рин вышла.***
Не поможет богатство в день гнева, правда же спасет от смерти. (с) Библия
Только в комнате дымка тумана, окутавшая сознание и чуть поредевшая во время разговора с отцом, спала окончательно. Рин нервно завертелась в комнате, перебирая и перекладывая с места на место полюбившиеся безделушки и действительно дорогие сердцу вещи. Ярость больше не душила, просто окутала ее душным одеялом и рвала в клочья спокойствие и разумность, заставляя чувствовать себя загнанным зверем в ловушке. На минуту присев на кровать, Рин застыла, смотря в одну точку, и не двигалась. Тонкий скрип оконной рамы заставил ее подскочить на месте, и схватиться за кольнувшее сердце. На подоконнике, полускрытая шторами, сидела лисица. Мех в свете луны серебрился, как водная гладь в ночи, зверь сидел словно чучело, только горящие глаза выдавали в ней присутствие жизни. - Ты пришла, - выдохнула Рин и подалась к не двигающейся лисице. - Ты чем-то рассержена, - мягко заметил зверь, хвостом оплетая лапы. – Твой разум в отчаянии, а сердце сжимается от боли. Рин стиснула зубы, и опустила руки, коснувшиеся было шерсти хвоста животного. - Отец все-таки сказал мне, и теперь я – «мнимый золотой телец», - уже несколько равнодушно пожала плечами Рин, отворачиваясь от окна и шагая к кровати. За ее спиной раздался шорох. Пола коснулись чьи-то ноги, и гулкий удар подошв о мрамор удивил Рин. Зверь же приземляется на лапы мягко? Рин подождала пару мгновений, страшась неизвестно чего, и резко обернулась. С губ сорвался пораженный вскрик. На окне и полу лисицы не было. Вместо нее у окна стоял мальчишка, абсолютно седой, лет тринадцати. Или даже младше. Глаза его поблескивали серебристой гладью, а коса белых волос, перекинутая на грудь, тянулась до пояса. Одет ребенок был в обычную белую робу, ничем не подпоясанную. - Можешь звать меня Скай. Настоящего имени я не знаю. Рин сглотнула и присела на кровать, не выпуская странного ребенка из поля зрения. - Ты действительно пойдешь на это? Отдашь свою жизнь по приказу отца? – в отличие от нее, ребенок смотрел в сторону, туда, где были снимки всей императорской семьи на ночном столике. - Это моя обязанность, - скрипнула зубами Рин, внимательно наблюдая за тем, как ребенок зачем-то лезет под собственную рубашку и что-то тянет оттуда. Книга? Рин ахнула и вскочила с места, рассмотрев ее обложку. Семиконечная звезда, печать имперского владения на обложке сверкала позолотой. - Откуда?.. откуда она у тебя?! Ребенок поднял на нее мерцающие глаза и усмехнулся. - Взял у твоего отца, она ведь единственная, верно? Рин закивала головой, не сводя взгляда с книги. Святое писание. Когда-то, до того, как их народ прогневал Бога, писание ходило из рук в руки, каждый мог иметь его у себя, и состояло оно не из одной жалкой книги, а множества томов. Но, после гнева, остатки выживших смогли сохранить лишь одну книгу. И она передавалась из поколения в поколение, пока не дожила до отца Рин. И теперь… теперь этот мальчишка просто так берет ее в руки и небрежно листает! - Верни ее на место! – зашипела она, хватая мальчишку за руку. Книга вывалилась из его рук и с хлопком упала на пол. Они молча пялились на нее – Рин с ужасом, что навредили ценной вещи, мальчишка – с полным равнодушием. - Забудь про это дерьмо, - верхняя губа ребенка презрительно дернулась, и он, не обращая внимания на продолжавшую валяться книгу, прошел к кровати Рин. Сел на нее, чуть поерзав, и откинулся на спину, издав довольный вздох. - Двести лет не мог этого сделать, - поделился он с застывшей на месте Рин. Сбросив с себя оцепенение, Рин подобрала с пола книгу, и бережно огладив обложку, положила на подоконник. - Кто ты? – требовательно спросила она у развалившегося на кровати мальчишки. Скай приоткрыл один глаз и пожал плечами. - Не знаю. Посланник Божий. Твой глюк. Человек, дух? Выбирай сама. - Что это значит? Скай заворчал, открывая уже оба глаза и сел на кровати, лицом к Рин. Губы исказила горькая усмешка. - Только то, что я сказал. Я тоже попал под раздачу, - он кивком указал на книгу, - как ты, два века назад. То, что со дня возношения прошло два века – единственное мое воспоминание. Я не помню – был ли я ребенком, или стариком, парнем или девушкой. Кто были мои родители, или же я сирота?.. а может это был не я? Может, с тобой сейчас разговаривает сущность, живущая там, - теперь кивок был в потолок, - а человек, душу которого отдали в руки Бога, умер раз и навсегда? Рин сглотнула. - А ты… видел Его? Скай хмуро глянул на нее и отвернулся к окну. - Никого я не видел. И видел всех одновременно. И Его мне… наблюдать не пришлось. Только не пойму почему – то ли не положено… то ли Его… нет совсем. Рин похолодела, впиваясь пальцами в собственные колени. - А что… что будет со мной? Скай пожал плечами, но неохотно ответил, теребя кончик косы. - Ты умрешь. Или умру я. - Ты? - А ты думаешь, зачем я здесь? Я твой палач. Тот, кто заберет твою душу из окровавленного тела и сожрет ее. А может, твоя душа сожрет меня, и ты будешь той, кто останется смотреть за всем. Почему бы и нет… - Что за бред?.. - Бред – это гордость твоего отца и его упертость. А это – лишь констатация факта. Я не сам сюда пришел. Что-то потянуло меня сюда, заставило принять облик лиса, а потом и человека. Заговорить с тобой. Скай замолчал, откидываясь на подушки, и засопел, будто заснул. Рин изучала его взглядом, пока разум судорожно пытался разобраться во всей информации. А информации было мало, и качества она была сомнительного. - И что ты предлагаешь? Скай тут же подскочил на месте, живо блестя глазами. - Вот он, единственно верный вопрос за весь вечер! Убежим, - улыбнулся он, искренне и радостно. Рин на мгновение перекосило. - Что?! - Что-что? Возьмем вашу дурацкую книгу и исчезнем с этих земель! Без книги твой отец почувствует себя как минимум беспомощным, а без тебя – и вовсе облапошенным и ничтожным. А мы спасемся, - он опять пожал плечами, - ты убережешь себя от смерти, а меня от потери хотя бы этой личности. - Но… - Рин не знала, что сказать, такой выход ей не пришелся по душе. Бросать свою семью и весь народ, уйти втихомолку с этим сумасшедшим. Да как она могла?.. - Знаешь, - Скай слез с кровати, и заносился по комнате, скидывая в ее центр разные вещи, будь то одежда или мелкое походное оружие, медикаменты и книги, - ваш мир далеко не идеален, и не только твои отцом. Ты ведь знаешь о семи грехах? Грех твоего отца – непомерная гордыня, доходящая до абсурда. А его сановники? Сколько их? Шесть? Вот и славно – по греху на каждого. Чистый сердцем и душой человек никогда не будет тянуть свою жадную алчущую руку за куском власти, как сделали они. Они клоака вашей власти: кто-то развращает все, расхищает, кому-то плевать на государство, лишь бы задница была в тепле, а кто-то ослеп и не видит дальше своего носа. В этом ты хочешь жить? В этом хочешь умереть? Рин сцепила зубы, и отрицательно мотнула головой. - Вот оно, - довольно щелкнул пальцами Скай, и выволок откуда-то из-за шкафа огромную торбу, стараясь запихать в нее все накиданные вещи Рин, - поэтому, мы уходим. Ты спокойно доживешь свои триста-четыреста лет, а я, возможно, развоплощусь через столетья. Не такая уж и плохая судьба. Верно? Рин поднялась с места и шагнула к Скаю. - Как мы выберемся отсюда? - кивая на окно, - Самая высокая башня и везде охрана... - С Божьей помощью, - гнусно ухмыльнулся Скай и, закинув ей на лечо торбу, обхватил за талию, - можешь мысленно со всеми попрощаться. Через мгновение комната была уже пуста.Ибо прах ты, и в прах возвратишься. (с) Библия