Пасть кошмаров

Тёмный переулок Тухляка необычайно ярок в своих красках. Будто нет привычного тумана. Каждую деталь было видно, кажется, до самого горизонта. Но Майк не рассматривал. Его внимание привлекало только уродливое, живое граффити, которое будто бугрилось на поверхности стены. Или это было вовсе другое место, не знакомый Тухляк. Майк не мог сказать. Места были похожи, будто сошли из-под руки одного архитектора. Но вполне могли оказаться разными. Возможно, нёккенманы просто любили такую архитектуру. Майк шагает в граффити и с удивлением понимает, что он может идти вперёд, пройти через него. Кажется, в другую реальность. Вокруг ослепляюще ярко. Парень не может понять, что излучает такой яркий свет. Но ему кажется, что ему ничего не угрожает. Он правда ступает по достаточно твёрдой поверхности. Но не успеет обрадоваться этому. Его будто сжимает огромными челюстями. Они берутся из ниоткуда. Невероятная боль от множества острых зубов пронзает, кажется, всё тело. Майк просыпается, с криком садясь на кровати. Он пытается вырваться из чужих рук, что смыкаются вокруг него, прижимая к себе. Он не понимает, откуда они и кому принадлежат. То, что он уже в своей квартире не сложилось в его голове. — Эй, Майк, это был кошмар, — знакомый голос не сразу ассоциируется с руками, но Майк всё равно перестаёт вырываться. Алонсо он узнаёт. И от его присутствия легче. — Это был кошмар, Майк. Ты не там. Я рядом с тобой, — Алонсо звучит испуганно. Майк закрывает глаза и, тяжело дыша, окончательно расслабляется в чужих руках. Он откидывается на чужую грудь, что и без этого достаточно плотно прижималась к его спине. — Чёрт, — только и может сказать Майк, пытаясь перевести дыхание. Алонсо крепче прижимает его к себе и выдыхает облегчённо. Если Майк начал говорить, значит он начал отходить от сна. Это был не первый кошмар. Далеко не первая ночь, когда Майк кричал во сне, сжираемый пастью ужасного рисунка. Он ни разу не говорил Алонсо о том, что именно видит. Кажется, тому хватало его криков и резких пробуждений. Им обоим было тяжело в ночи, когда Майк видел эти сны. Здоровый сон, без таблеток, давно покинул парня. Но тот, не желая привыкнуть к препаратам, раз за разом, вновь пытался спать самостоятельно. И раз за разом у него ничего не выходило. И раз за разом к нему приходит один и тот же сон. Как два месяца назад, когда они с друзьями направлялись исследовать трущобы в поисках информации про нёккенманов. — Оно сжирает меня, каждый раз, — шепчет Майк потеряно, цепляясь за чужие руки. Ему панически хочется касаться Алонсо, знать, что тот — не ещё один сон. Такое бывало у него раньше. Когда один сон проваливался в другой. И он молился, чтобы сейчас это было не так. Алонсо ничего не говорит, только целует его в висок, начиная немного раскачиваться. Майк благодарен за эту попытку. Хоть его и не отпускает ощущение опасности и до сих пор яркая паника, становится немного легче. — Я вхожу туда раз за разом. Когда-нибудь я смогу разглядеть хоть что-то, — говорит Майк тихо. Он понимает, что Алонсо вряд-ли понимает, что он имеет ввиду, но не может остановиться, — И я боюсь этого. Боюсь, что однажды на самом деле увижу то место, куда я каждый раз вхожу. — Боишься, что увидишь его на самом деле или ты боишься, что увидишь его во сне? — спрашивает Алонсо и Майк понимает, что тот понимает его намного сильнее, чем он мог подумать. И это приятное удивление. Каждый раз, когда он понимает, что их взаимопонимание глубже, чем кажется, это приятное удивление. — Кажется, я в любом случае умру. И я не знаю, какой из вариантов будет лучше, Алонсо, — вздыхает Майк, обмякая в чужих руках. На него накатывает невероятная усталость. Но он не чувствует ни капли сонливости. — Не говори так, Майк. Мы, чёрт возьми, пережили такую переделку, что все мистические романы позавидуют, — развернув его к себе лицом, говорит Алонсо. Чужие руки теперь крепко держат его за плечи. — Ты закончишь свою диссертацию, посетишь эти дурацкие города из списка того парня, найдёшь свою мать и всё будет хорошо, — уверенно проговаривает мужчина. Он смотрит в чужие глаза с твёрдой, решительной уверенностью. Иногда Майк правда думает о том, откуда у Алонсо столько уверенности в этом. Потому что никто кроме самого Майка, сразу по возвращению из трущоб, не хотел вернуться к приключениям. — И ты пойдёшь со мной? К нёккенманам? Я думал, что ты больше не захочешь, как Марси и Томми. Я бы понял это, — пытаясь отвлечь себя от отголосков кохмара, говорит Майк. Связные слова даются ему сложно, но он упорно говорит. — Сам бы ни в жизнь ни сунулся, но с тобой я пойду, — говорит Алонсо всё так же серьёзно, Майк на это слабо улыбается, — Я не хотел бы потерять тебя. — Спасибо. Правда, — не в силах сказать что-либо другое. И Алонсо понимает его. Он был именно тем человеком, который всегда чувствовал больше, чем говорил и всегда понимал его, когда сам Майк оказывался в таком же состоянии. Майк редко не мог сказать того, что чувствовал. И быть рядом с человеком, который его поймёт даже так, было прекрасно. Майк утыкается в чужую грудь. Тыкаясь носом прямо над татуировкой акулы с лёгкой улыбкой. Сейчас он дышит почти спокойно. И надеется, что прямо так и уснёт. Это мало похоже на правду, но было бы прекрасно.