The girls we wanna kiss

Она была пьяной, когда впервые попробовала. Пьяной и отчаявшейся почувствовать что-то, кроме унылой пустоты от его поцелуев, кроме голоса Элайзы в её голове, вопрошающим, как она могла быть на вечеринке, когда было столько экзаменов, которые надо сдать, столько экспериментов, которые надо провести, сестра, за которой надо приглядывать, вечно недовольная мать, которой надо угодить и мертвый отец, которого надо как-то заменить и заставить гордиться одновременно. Она бы бессвязно бормотала с неистовой скоростью о составе мета, о влиянии, которое он производил на её нервную систему, о том, как именно он смешивался с другими веществами в её теле, заставляя её сердце так колотиться, заставляя её так быстро говорить, и так жёстко трахать его, и складывать уравнения химических реакций в голове, пока он задирает её футболку и она врезается ногтями в его спину. Она была трезвой, как стёклышко — ну, выпив только стакан или два вина, что тогда считалось «трезвой», — когда она укололась в следующий раз. Потому что, боже, в первую ночь, она закончила всю работу быстро, даже несмотря на то, что она была не в себе, даже несмотря на то, что формулы, которые она тестировала, пришли к ней во время рвоты. Элайза хотела, чтобы она получила докторскую в медицине и философии раньше, чем большинство людей получают степень бакалавра искусств? Ладно. Она может работать с этим. С небольшой помощью. Но небольшая помощь переросла в большую и постоянную, и в какой-то момент она обнаружила себя в камере, с каким-то федеральным агентом, заявившим, что знал её отца. Боже, что бы подумал её отец? По коже побежали мурашки, а тело начало трястись, потому что то, что раньше было «к-черту-я-всё-равно-неудачница» решением, теперь превратилось в «как-черт-побери-ещё-я-переживу-эту-неделю» необходимость. Он был первым человеком после её отца — этот парень, Хэнк Хэншоу — который держал её аккуратно, держал её нежно, держал, не желая залезть ей в трусики, не желая ничего, кроме самого лучшего для неё. Держал её, когда она тряслась и кричала, пока не срывала горло, и обвивал свои сильные руки вокруг её запястий, когда она хотела бить, и рвать когтями, и когда она хотела выпрыгнуть из собственной кожи, потому что Господи, разве она не достаточно проваливалась, недостаточно страдала? Он смотрел, как она вставала на ноги, и как она училась сражаться. Он смотрел, как она выбралась из того места в своём разуме, таком же темном, как и некоторые закоулки его собственного. Там обитали тени, монстры и ужасы, которые он редко видел в глазах человека. Он смотрел, как она глядела искоса, как она дышала, как она сжимала пальцами край лабораторного стола, анализируя ДНК пришельцев, как она врезалась кулаками в оппонентов, вместо чьих лиц она представляла своё. Он смотрел, как она стала своим собственным топливом, как она заменила то, что могла получить от иглы, или кончика ножа, своим мужеством и своей растущей любовью к себе. Смотрел, как она звонила младшей сестре, просто чтобы сказать привет, просто чтобы сказать что да, в лаборатории всё шло отлично, потому что наконец-то… так и было. Он смотрел, как ухмылка расползалась по её лицу, когда она впервые его победила, когда завершила подготовку и стала агентом ДЭО, когда она стала защитницей своей сестры — снова, и когда она стала самой собой — снова. Он смотрел, как она впервые возглавляла операцию, как она заработала уважение агентов, которых она сама начала тренировать. Он смотрел, как она клала руку на плечу очередной заблудшей душе, как она держала младшую сестру в её собственных истериках, в её собственных криках, и помогла ей стать своим супергероем. И он улыбался, потому что — вопреки тому, кем была её сестра — Алекс стала его супергероем. И — из её самодовольной улыбки, когда она сообщила, что её сестра пробила звуковой барьер, из облегчения в её глазах, когда она вернула Кару из иллюзии Черной Милости, из счастья в её позе, когда она сказала ему, что лесбиянка, когда сказала, что влюблена, из того, как покраснели её уши, когда Мэгги поцеловала её в приветствии и сказала Джонну, что ей повезло — он улыбался, потому что Алекс наконец стала своим собственным супергероем, тоже.