Коралловая диадема

      Клара любит копаться в компах, обычное темное пиво в пятницу вечером и красивых девочек.       Клара не любит, когда ее сравнивают с известной политической деятельницей и борцуньей за права женщин. Не все лесбиянки — феминистки. Хотя, Клара и не лесбиянка. Она просто любит красивых девочек. А кто их не любит, м?       Потому и знакомится в известном приложении для знакомств с Катей, надолго залипнув на ее фото в милых светлых платьишках, на ее бесконечные худые ножки, на вечные шарфики из шелка на изящной шее, на выточенные будто из слоновой кости ключицы. На прозрачно-зеленоватые глаза, — такие русалочьи, что аж сердце заходится от восторга — на пальчики в кольцах, на оранжево-алые зовущие губы. Катю, как любое совершенство, можно описывать бесконечно, и Клара, закуривая вечером на балконе, стоя в одних трусах и накинутой на голое тело кожанке, просто смотрит на ее фото. Любуется. Такая детка, господи, родятся же такие. И почему до сих пор одна?       У Клары мужской профиль в соцсетях, все фото в основном со спины или на байке, в шлеме. Почему нет? Мужики тоже носят удлиненные ассиметричные стрижки, тоже выбривают виски. Тоже курят на балконах в одних трусах. Почему она не может?       — Скучаешь? — спрашивает сосед, нарисовавшись на своем балконе.       В растянутых семейниках, небритый, воняющий разогретыми магазинными котлетами. Сама сексуальность, и именно поэтому Клара любит девочек.       — Нет, — она тушит окурок о перила, смахивает в банку из-под конфеток-монпансье и уходит.       Катя ломается недолго, соглашаясь встретиться вечером, сходить в кафе, поболтать, и для нее Клара пока что Костя. А как еще таких окучивать? Все ведь думают, что лесбухи и даже бишки-бабы такие хамоватые Чапаевы в юбках, называющие мужиков «мясо» и втайне завидующие их членам. И не переубедишь, пока не познакомишься лично, а любая женщина любит, когда ей делают комплименты искренне — Клара умеет, чтоб от души. Она и натуралок уламывала на ничегонезначащий поцелуйчик, а дальше дело техники, главное нежно и аккуратно, особенно с такими, как Катя.       В назначенный день Клара, как назло, застревает в пробке, поднимает руку с часами, злится, расстегивает кожанку, потому что жарко до ужаса. Опаздывает на пятнадцать минут, паркуется у дома, снимает шлем и смотрит на выбегающее из подъезда небесное создание — шпильки, платье в розовый горох, порванная нитка сочных кораллов.       — Так ты?.. — несмело и разочарованно улыбается создание, а Клара хмыкает:       — Я, извини, не купила цветы.       Карл любит фарфоровых кукол, кружевное нижнее белье и шампанское. И брутальных мальчиков.       Карл не любит, когда его трогают за коленки, тискают потными руками и называют геем. Поскольку он не гей, он обычный бишный трап — ему нравятся женские вещи. Он их «выгуливает» по выходным, находясь в вечном поиске своей недополовинки или хотя бы обычного мужика, который отнесся бы к нему с долей уважения.       Уважение, уважение, уважение — он готов повторять это и повторять, но ничего не изменится, ведь все отчего-то думают, что если ты гей или би, то непременно порешься в зад с любым, кто это предложит. А хочется ведь и поговорить, и просто посидеть, пообниматься…       Карл любит, когда его обнимают, поэтому он соглашается на встречу с парнем на мотоцикле, у которого в интересах указана любовь к музыке и красивым вещам. Да и в личной переписке парниша оказался интересным, эрудированным собеседником, умел поддержать юморную нотку и посочувствовать, когда это было нужно.       В назначенный день Карл волнуется — а если продинамит? Понял, что он никакая не Катя, назначил встречу специально, чтобы поиздеваться, а теперь кинет? Платье, чулки, туфли, куда подевалась помада?.. И так, наверное, ждет уже, а он все копошится, как школьница перед свиданием. Карл, перекинув на одно плечо волну светлых волос, сбегает по ступенькам вниз, ориентируясь на звук глохнущего мотора.       — Так ты?..       За рулем байка девушка.       Невысокая, — ниже Карла, — спортивная, без намека на полноту и наличие груди, с выбритым виском и пирсингом в носу, на запястьях видно начало татуировок. Интересная такая, типичная «львица», бруталочка.       Но девушка. Голос хриплый, прокуренный.       — А ты… очень даже, — взгляд темных глаз облизывает ноги в чулках. — Кофе хоть выпьешь со мной? Зря ехала?       — Да у меня дома есть, — вздыхает Карл. — Пошли, раз приехала.       Узнав, что его зовут Карл, она долго и заразительно хохочет, потом представляется, и тогда они смеются вместе, спугнув кошку, заснувшую было на подоконнике. Клара, на самом деле, действительно интересная, глаза у нее умные, пронзительные, а улыбка хоть и ироничная, но по-своему обаятельная. И Карл не знает почему у него так замирает в груди, когда она берет его руку и рассматривает острые ноготки.       — Французский маникюр, — констатирует, опустив густые ресницы. — Полоски ровные. Красиво.       Карл впервые смущается — мало кто обращает внимание на такие мелочи. А потом гладит ее руку — она жесткая, как у мужчины, но горячая, а Клара вдруг — совсем рядом, совсем близко, и целует его, смазывая тщательно нанесенную матовую помаду. На кровати оказываются непонятно как, причем толкает его на постель маленькая, но настойчивая, как голодная кошка, Клара, задирает подол платья, целует бедра, и Карл откидывается на спину со стоном.       Хорошо как, кто бы знал…       — Блин, — ее узкие губы растягиваются в улыбку. — Какое потрясное белье!       Карл мог бы кончить от ее искреннего восхищения, но он только перехватывает ее горячие руки, оттягивает резинку трусиков и кладет их на свой член, такой же гладкий, как шелковое белье.       Оказывается, язык у Клары тоже проколот, это чувствуется, когда металлический шарик трется о чувствительную головку. Язык у нее потрясающий, он может такие умопомрачительные вещи вытворять, что поджимаются пальцы на ногах, и в сравнении с этим меркнет то, что член в ее горло не входит и до половины. Клара делает это с удовольствием, нежно, а потом очень пошло, обсасывая яички, выцеловывая живот, добираясь затем до сосков и влюбляясь в них, похоже, надолго. Карл разводит ноги, цепляется каблуками за упавшую подушку, лезет наманикюренными пальчиками в ее расстегнутые джинсы, а там — потоп.       — Ну, типа, да, — горя щеками, признается Клара. — У меня на тебя тоже стоит.       Карл достает из припасов в аптечке, которую хранит в тумбочке у кровати, нераспечатанную упаковку дюрексов, раскатывает резинку по члену сам, оттопыривая пальцы с острыми ногтями, а Клара садится на него сразу, прикусив губу.       — А. Ху. Еть, — говорит она и начинает двигаться.       У Карла на первых же минутах складывается впечатление, что «давно так не ебали». Клара не трахается — она насилует его собой, шлепая влажными ягодицами о его бедра. Разворачиваясь спиной, чтобы было удобно сжимать яички свободной рукой, и снова насаживаясь, раз за разом, пока Карл, сдавленно выдыхая на каждом таком шлепке, царапает ее задницу ноготками.       Как киска — говорит потом Клара. Моя кошечка…       И ему это нравится до звона в ушах. До зубодробящего сумасшедшего оргазма.       — А. Ху. Еть, — выдает он, сдвигая ноги и отбрасывая в сторону разодранные трусики.       — Кошечка, — улыбается Клара, целуя его в шею так нежно и ласково, что пробирает мурашками. — Так я останусь на кофе?       — Утреннее? — шепотом спрашивает Карл — охрип.       — Вечернее, — уточняет Клара. — Завтра все равно выходной. А кораллы твои я собрала, они в кармане лежат. Сделаем тебе диадему. Принцессам бусы ни к чему.