Брать своё

— Ты не посмеешь… — Я уже смею, понимаешь, Рик? Рик хрипит, но меджай лишь усиливает хватку на горле, тягуче толкаясь. Раз. Два. Три. Замер. Теперь можно отпустить горло, огладить раскрытой ладонью, поймать губами кадык. Но прежде демонстративно отнять от шеи лезвие и поцеловать отблески огня на стали. Потому что она касалась кожи этого потрясающего европейца. О’Коннелл тяжело дышит и кусает губы. О’Коннелл старается не двигаться, — и так песок обагрён его кровью, когда он дёргался на первых порах, игнорируя острое лезвие, — старается давить зарождающийся в глотке звук. Ардет смотрит долгим тёмным взглядом, в котором человеческого мало что осталось. Только страсть, что-то животное, собственническое. Право победителя? В какой-то степени. Они дикие звери, которые сейчас поедят и разойдутся по своим углам, оставив под ногтями лишь фрагменты души и плоти друг друга. Это всего лишь мгновение. Мгновение, где обнажённой влажной спине липнет остывший песок, где отблески пламени от костра пляшут в чужих глазах. Ардет верует в Аллаха, так почему же на Рике сейчас восседает Шайтан? Почему же им обладает сейчас Шайтан? Рик не верил в богов, он не верил богам. Ровно как и демонам. Рик вцепляется в чёрные кудри и сжимает до боли, щуря воинственно глаза. Рик рычит с каждым новым толчком, как непокорный мустанг, не желающий быть осёдланным. Как пленённый тигр, рвущийся из цепей. — Я бы покрыл тебя сзади, —ухмыляется дьявол, единственным светом в глазах которого является отражение костра. — Я бы брал тебя быстро и часто, ты бы упирался дрожащими руками в песок и пытался не скулить. Я бы прихватил тебя за холку, как волк свою подругу, чтобы не дёргалась лишний раз, чтобы не падала. Я бы оставил не один след на твоей коже, чтобы она видела, она знала, что ты принадлежал в тот момент мне. Чтобы она царапалась и ластилась к тебе, чтобы отдавалась полнее, представляя, как такого сильного тебя победили вот так. Она бы представила, поверь мне. Эвелин бы понравилось. Рик стонет, царапая его плечи свободной рукой, зло подмахивает бёдрами и, кажется, вот-вот вцепится в горло, тяжело дыша. Бей лижет царапину на шее, языком растравливает её края, примешивая как специю боль. Голос Ардета впрыскивается ядом египетской гадюки в его уши: — Знаешь, почему я не делаю это сейчас? Потому что она хотела бы это видеть. Может быть, находясь в тот момент под тобой, заглядывая в твои растерянные глаза? Мы обязательно обсудим этот вариант. Ты обязательно будешь принадлежать нам, как мы тебе. Смуглая обнажённая кожа кажется чёрной в отблесках пламени. Шайтан берёт своё и музыка стона из охрипшего горла наполняет его сердце также, как тело опустошает процесс. Белые капли кажутся жемчугом в последней вспышке погибшего костра.