Оберег

      Рыдай, всё равно никто не услышит. Главное не выходи ночью. Не выходи ни в коем случае. Прямо как мать говорила. Нельзя ее ослушаться. Знает Тсуна, как опасно советов матери не соблюдать. Мать будто Юнона семью свою хранила, да дочь лет с малых как в месте этом выжить поучала. Не отпускает Намимори детей своих, да тех, кого в сете свои город заманил. Нельзя тут долго оставаться, ежели уйти захочешь. Жаль не было у них выхода. Горела душа матери огнем таким ярким, да теплым, что не отыскать во всем мире подобного. Затмила собой она сильнейших мира сего. Да и сгубило ее это же. Не мог Намимори силу таку без внимания оставить. Спасла она мужа жизни своей ценой. Сбежал тот их города, не обернувшись ни разу, ни дочь ни жену не вспомнив, а с матери твари даже костей не оставили. Осталось для Тсуны наследством пламя такое же. Горит ее душа, да не может свободы найти, нашел на них город управу. Не знает она давно ли людей других акромя судьбы своей видала. Много ли живых в городе есть? Страшно одной дома сидеть, да не может пока Киоко с ней поселиться, живет она у себя да брата родного все ждет, пропустить боится. Жив ли брат ее? Не знает Тсуна, но боится, что глаза медовые судьбы ее потухнут, а потому просит надежды не терять. Жаль не может Тсуна с Киоко рыжей ждать вместе — не так прочен Киоко дом, разрушат твари его восставшие, чуть запах души небесной почуят.       Светает. Четыре утра на часах пробьет. Забудет Тсуна про завтрак, одежду сменную, лишь умоется водой свежей, да бежит босиком она по траве мокрой, да асфальту старому, в одной рубашке ночной, да с оберегом кровавым на шее. Только встает солнце над землей, не успевает оно весь град осветить. Не попрятались по норам, да местам темным твари восставшие, но не боится их больше Тсуна. Быстро она бежит, да быстро солнце встает, болтается оберег на ходу — не успеют они вреда нанести. Лишь бы в порядке была рыжая Киоко. Ведь не пошла же она на охоту? Ведь не могла же, да?       Издалека видит Тсуна, как дверь резная отворяется, да Киоко оттуда сонно выглядывает. Вздох облегчения на Тсуну падает, замедляется та, лишь только сейчас осознав, как устала от бега на желудок голодный. Окликнуть бы Киоко, чтобы заметила та, но сорвано дыхание, лишь шепот с губ ее срывается. Бредет Тсуна к Киоко, немного совсем осталось. Но ожидать чего хорошего в такое время глупо и опрометчиво. У Тсуны за спиной следы кровавые. Для них есть запах трапезы. Бежать бы Тсуне поскорее, да сил никаких нет. Глупая, догонят же. Не кажда тварь к утру исчезнет, так торопилась бы скорее. Не тем святым молитвы взывала ты, не тех богов чтила. Не работает твой оберег, да и с ним бы жизнь длиннее не стала. Тогда сгореть бы лучше ей, не оставив к судьбе любимой тварям пути.