-
14 июня 2020 г. в 08:00
— Чимин-хён! — Тэхён недовольно скрестил руки на груди, осматривая запыхавшегося после танца парня, все еще сжимающего в руке веер. — Это не слишком… Как бы тебе сказать… Вызывающе? Ты ведь тоже знаешь слухи о нашем императоре. Его еще никто не смог полностью удовлетворить. Будешь выделывать такие пируэты — он и тебя нагнет.
— Это-то мне и надо, — шаловливо улыбнулся юноша, глядя на друга светящимися глазами. — Никто не смог, а у меня получится, вот увидишь.
— Только не говори, что…
— Хочу его член, — отрезал Пак, с невозмутимым видом перебирая принесенные веера.
— Чимин-хён! Ты же парень… — сделал очередную попытку вразумить съехавшего с катушек друга Тэхён, но жалобно вздохнул, увидев, как в ответ безразлично пожали плечами. — И несовершеннолетний.
— Наложницами становились и раньше. А мне уже 16.
— Но ты же прекрасно знаешь, чем закончились прошлые попытки его ублажить! — он поднял полный тревоги взгляд и попытался коснуться чужого плеча. — Отрубленной головой, хён. Ты думаешь, одна попытка стоит твоей жизни? Да он же безумен!
— Ну-у-у-у, — задумчиво протянул Чимин. — С этим я бы поспорил. На его счету нет ни одного поражения, а территория империи увеличилась почти вдвое. Помимо этого, снизились налоги и прочее, прочее, прочее… Ты разве не знаешь, как крестьяне уставали, пытаясь собрать подать? То, что мы благородные, вовсе не означает, что нас это все не касается. Он не безумен.
— Ну да, конечно, — фыркнул в ответ юноша. — Он просто рубит головы всем, с кем провел ночь или кто на это покушался. Сколько уже? Десятка два?
— 31 человек, — с укором ответил Чимин. — Это же нужно кому-то прекратить.
— И ты решил, что этим кем-то будешь ты? Да с чего ты решил, что у него на тебя вообще встает!
— А минуту назад ты сказал, что он точно меня нагнет с таким подходом… — надул губы Пак, припоминая другу его же слова, но потом вернул прежний настрой, раскрывая два понравившихся веера. — Который?
— Пусть будет рыжий, — угрюмо вздохнул Тэхён. — А знаешь, коли так хочешь — вперед. А я через неделю посмотрю на твою казнь и заодно верну опороченное тело в родной дом.
Чимин пожал плечами. Если Ким обиделся, то это надолго. Немного грустно, что он пророчил именно такую судьбу, когда он сам был уверен в обратном. Император его не казнит. Просто… Просто он чувствовал это. И хуже всего было, когда лучший друг даже не вышел провожать его перед отъездом в столицу. Обиды обидами, но… Возможно, они виделись в последний раз. Тэхён был уверен, что в последний. Интересно, как долго он теперь не будет с ним разговаривать?
К счастью, дорога прошла довольно спокойно. И по приезде он снял небольшую комнатку в первом попавшемся трактире. Все уже было назначено. Выступление завтра. Он надеялся, что все пойдет по плану. И уже с самого утра начал готовиться в предвкушении. Сначала отрепетировал все это с танцорами, которые должны были быть на подтанцовке, и после побежал приводить себя в порядок. Собрал каштановые волосы в высокий хвост, надевая повязку, и потратил несколько минут на разглядывание ханбока. Красивый. Блестящий серый шелк был расшит золотыми нитями, и кое-где даже виднелись вкрапления насыщенного солнечного янтаря. Вся эта затея была приурочена к празднованию Чусока, поэтому вопросов у местных не было и до истинных мотивов наследника одной из богатейших семей никто так и не добрался. На всякий случай надел на волосы еще золотые украшения, чтобы уж точно выглядеть эффектно в ярком солнечном свете, и, захватив с собой рыжий, показанный одному лишь Тэхёну, веер, выбежал из дома.
Сердце набатом отдавало в ушах. Казалось, он сейчас не услышит даже музыки. По открытой арене разносились звуки неспешных шагов. Несколько мучительных минут, и император занял свое место, вальяжно обводя взглядом танцоров. Чимин тут же покорно опустил голову, не смея даже взглянуть на него. Кровь будто закипела. Адреналин прилил к голове, отшибая всякий страх. Сейчас или никогда. Первые удары барабанов точно попали в ритм его сердца. Сзади чувствовались неспешные движения подтанцовки. И он, в такт музыке, плавно повел рукой в сторону, следуя за ней всем корпусом, раскрывая огненно-рыжий веер и пряча за ним лицо. Прыжок. Резкие движения моментально сменялись нежными и плавными. Музыка заполняла все пространство вокруг, пока в нем кипела жажда. Он глубоко вздохнул, обмахиваясь веером, и рискнул поднять глаза на единственного зрителя. В угольно-черном взгляде плясал огонек. Чимин сложил веер, с насмешкой похлопывая им по телу, ведя от плеча до самых бедер, зная, насколько завораживали его изгибы. Непослушный нежный шелк соскользнул с плеча, оголяя светлую кожу. За его спиной с шелестом раскрывались белые веера, пока он описывал круг своим. Его тело слишком хорошо, чтобы так нагло демонстрировать его возможности.
— Достаточно, — холодный приказ слетел с молчаливых губ. — Все вон.
У Чимина внутри все сжалось, ожидая продолжения, которое, он чувствовал, искрилось в воздухе, но все не смело приобрести какую-то конкретную форму. Разглядывая песок под ногами он чувствовал прожигающий взгляд, направленный на него. И только сделал шаг в сторону, повинуясь прозвучавшему ранее приказу, как давящую тишину содрогнул новый:
— Кроме тебя. Поднимись.
Чимин тут же дернулся, как от удара, и на дрожащих ногах отправился к месту императора. Спотыкаясь едва не на каждой ступени, он все же поднялся. Теперь их разделяла несчастная пара метров, а он по-прежнему разглядывал пол, не смея поднять взгляда и рассмотреть его внимательнее.
— Танцуй, — почти с издевкой коснулось его ушей.
— Н-но… — он нервно сглотнул, краснея слишком сильно, чтобы списать это на волнение. — Нет музыки, Ваше Величество.
— Так спой, — эта усмешка, будто сквозной выстрел, окончательно выбила из него всю смелость.
Он неловко переставил ноги и принялся тихо напевать только что звучавшую мелодию. И тело покорилось первым звукам, смиренно и плавно следуя за нехитрым мотивом.
— Громче, — Чимин вздрогнул от грубого голоса, чувствуя, как голодный взгляд, в котором все сильнее разгоралось пламя, медленно его раздевал. — Хороший мальчик.
Он совсем не так себе это представлял. Не ожидал, что его просто подавит аура императора, заставляя быть таким послушным и безвольным, что даже местами бросало в дрожь. Теперь он не смел поднимать взгляда и заигрывать. Его нежный голос оседал на предметах, сопровождаемый лишь шумом изящных движений и шелестом огненного веера. Тело покорилось танцу, красивое, соблазнительное, стройное, гибкое. Так и норовило оказаться в крепких руках.
— Подойди ближе, — и Чимин послушно сделал шаг, завороженный чужим голосом. — Сядь. Посмотри на меня.
Юноша поднял смущенный взгляд, наконец получая возможность рассмотреть мужчину. Его приказ шел в разрез с правилами. Если кто-то узнает, можно и головы лишиться за то, что возымел дерзость поднять любопытный взгляд и так нагло рассматривать самого императора. Его длинные белоснежные волосы струились ниже плеч. Шрам, проходящий по правому глазу и доходящий до середины щеки. Хотелось прикоснуться к нему дрожащими руками. Прильнуть к нежно-розовым губам. Но он полностью подчинен властному взгляду его бездонных черных глаз. Это так дурманило.
— Ты же здесь не ради танца? — взгляд мазнул по оголенному плечу, замечая, как нежная кожа пошла мурашками.
— Хочу Ваш член, — тихо проговорил он, еще сильнее заливаясь румянцем. — Хочу Ваш член в себе.
Император ухмыльнулся, нагло и властно рассматривая сидящего на его коленях лицом к лицу юношу.
— А с чего ты взял, что мне нравятся такие грязные мальчишки?
— Я невинен! — выпалил было опешивший на секунду Пак и тут же отвел взгляд.
— Докажи, — и снова кошачья ухмылка заиграла на красивых губах.
— Я… — Чимин замялся, явно не ожидая такого приказа: не было сомнений в том, что он благородных кровей, а такие до свадьбы, как правило, блюли честь. — Мне всего 16…
Руки императора легли на его бедра, заставляя полностью лишиться самообладания. Юноша шумно выдохнул. Щеки пылали, а к низу живота приливал жар. Он-то представлял, что это он будет управлять ситуацией, но вся его уверенность испарилась по щелчку тонких пальцев, и он полностью вверился его власти. Так непривычно. Чимину многое сходило с рук из-за его милоты, но тут… Он не посмел бы выкинуть ни малейшей выходки при нем.
— Насколько сильно ты меня хочешь, малыш? — император забрался ладонями под ханбок, легко оглаживая бока, чувствуя, как тело под ними покрывалось приятными мурашками, а дыхание сбивалось.
— Оч-чень, — прошептал юноша, плавясь даже от нехитрых прикосновений. — Очень хочу сделать Вам приятно…
Император удивленно поднял бровь, но явно остался доволен таким ответом. Провел ладонью по щеке, издевательски поднял за подбородок красное от смущения лицо на себя, заставляя смотреть в глаза, тонуть в их глубинах. Ресницы дрожали, выдавая волнение и повиновение. Но в следующую секунду мужчина с высокомерной ухмылкой просто скинул его с коленей, давая понять, что ему теперь стоило следовать за ним. Чимин посеменил следом, теребя в руках яркий веер. Даже если сейчас роскошные ткани и скрывали это, но, сидя на нем, он чувствовал насколько император уже твердый. Насколько он хотел коснуться его тела.
Он вошел в светлую комнату дворца, сразу начиная осматриваться и слыша за спиной щелчок. Дверь заперта. Уже темнело, медленно погружая пространство в полумрак. На эту ночь Чимин принадлежал ему. Юнги подошел со спины, сразу начиная стягивать с него одежду, но остановился, почувствовав дрожь.
— Передумал? — он прошелся подушечками пальцев по кромке штанов, но в ответ получил лишь слабое покачивание головы. — Хорошо. Потому что ты не сможешь выйти отсюда.
Чимин откинул голову назад, закрывая глаза и снова шумно выдыхая. Он снова чувствовал чужое возбуждение… Будоражило. С ним такое впервые. Его толкнули на постель и нависли сверху. С этого ракурса император смотрелся даже еще соблазнительнее. Торс уже свободен от одежды, и волосы теперь щекотали плечи. Золотистые лучи закатного солнца едва освещали помещение, играясь в золотых и янтарных украшениях. Такая волшебная, таинственная атмосфера.
— Правда, есть одна неприятность, — император уселся на его бедрах, доставая что-то с боку кровати. — Я тебя свяжу, Пак Чимин.
Юношу прошибла дрожь. Слишком властно сказано, чтобы отказать. Да он бы и не потерпел этого. Единственный раз он был заворожен кем-то, а не наоборот. Он подчинялся.
— Вы… В-вы знаете мое имя? — он нервно сглотнул, покорно отводя взгляд.
— Я знаю имена всех своих чиновников и их домочадцев, — тихо прошептал на ухо, обвивая торс и делая первые узлы. — Я должен быть уверен, если придется устранять заговорщиков.
Чимин облизал пересохшие губы. Император знал о нем больше, чем казалось. Веревки, ведомые его длинными пальцами, змеями переплетались, образуя узоры и прочные узлы.
— Перевернись, — Пак чувствовал себя на привязи, а возбуждение уже ударило в голову, мешая здраво мыслить, на что мужчина нервно цокнул, но вмешиваться не стал. — Быстрее.
Юнги одним рывком лишил его последней одежды и грубым толчком заставил упасть грудью на кровать, раздвигая ноги. Было боязно. Веревки спускались ниже, принялись обвивать бедра, фиксируя их к кровати. Чимин жалобно проскулил. Даже без прелюдии член уже просил внимания. А все эти прикосновения умелых рук и зажатые узлами чувствительные точки только усугубляли положение. Терпеть становилось сложнее с каждой секундой.
— Пож… жалуйста… — проскулил он, сжимая в руках простынь.
— Тебе нравится? — ответом на легкий шлепок послужил сладкий стон, давая понять очевидное: он едва себя сдерживал. — Разве ты можешь пошевелиться?
Чимин на пробу дернул связанной ногой. Приложив все возможные силы, оставшиеся в безвольно теле, ему удалось ее сдвинуть разве что на пару сантиметров. Веревки держали крепко.
— Не особо…
— И тебя это не волнует? — Юнги отстранился, рассматривая красивое тело, теперь еще и увитое веревками, делающими его еще более хрупким и уязвимым.
— Разве смысл связывания не в том… Не в том, чтобы я был обездвижен? — Мин не выдержал и проронил смешок: его лишили возможности хоть как-то себя обезопасить, а он не то, что не паниковал, но еще и получал от этого удовольствие.
— Так нравится быть связанным?
— Только потому что это сделали Вы… Пожалуйста, — повторно проскулил он, и император обратил внимание на его член. Сочился смазкой. Должно быть, болезненно. — Я так… Ах… Хочу Вас в себе… Прошу Вас…
— Знаешь, нормальные люди уже после этого чувствовали себя неуютно, — сладко прошептал мужчина, невесомо касаясь подушечкой пальца набухшей головки, а после медленно проводя по стволу. — Я был прав. Ты все же такой грязный мальчишка… Хоть и девственник… Сколько раз ты сможешь кончить подо мной?
Чимин стонал. Ему хватило нескольких минут, чтобы почувствовать пик, а вместе с ним и слабость до дрожи. Но стоило ему попытаться рухнуть на постель, как Юнги натянул веревки, болью принуждая сохранять позу. Он снова вскинул задницу вверх, открываясь и стараясь вернуть утерянную уверенность. Мужчина разбил его на кусочки. Так хотелось получить все и сразу, но он с поражающей стойкостью продолжал обвязывать его узлами. Ноги разъехались чуть шире под натиском веревок. Он тихо простонал, пытаясь найти равновесие. Немного больно, но эта боль скорее приятная. Она не предупреждала об опасности, а дополнительно нагружала его ощущения, делая грядущее еще более желанным.
— Протяни руки вверх.
Чимин, не задумываясь, выполнил приказ. Казалось, он даже понял его смысл уже после того, как тело само приняло нужную позу. Запястья также оказались в плену веревок и закреплены на изголовье. Он едва мог пошевелиться.
— А теперь я возьму твою игрушку, — юноша почувствовал, как между узелков по его спине плавно двигалось что-то мягкое, дразнящее. — Ты же не против, малыш?
Чимин застонал в ответ на шлепок. Не настолько сильный, чтобы оставить синяк, но император усмехнулся следу своей ладони на упругих ягодицах.
— Аппетитная попка. Вижу, ты старался, — Пак чувствовал себя попавшим в его плен с каждым словом все больше; он точно знал, как на него подействует похвала, когда он в таком уязвимом положении. — Все еще нравятся мои игры?
— Д-да…
— Я не слышу, — последовал новый удар, а у Чимина, кажется, уже кружилась голова; он хотел больше.
— Да! — уже громче повторил он, довольно жмурясь от руки в своих волосах.
— Послушный мальчик, — император коснулся губами его плеча, а юноша уже не мог поверить в свое счастье, когда тот перешел на шепот: — А теперь самая интересная часть. Готов принять в себя?
Тело хотело, требовало близости. Острых ощущений и обнаженных чувств. Он облизал губы и высунул язык, ожидая ощутить на нем вкус длинных пальцев. Еще несколько поцелуев легли на его плечи. Юнги нежен. Почему ходили слухи, что он невероятно жесток в постели? Он мягко гладил обнаженное тело, забирался под узлы, натягивая веревки, и проходился языком по распаленной коже. Чимину нравились эти ласки. И даже ноющие связанные конечности это не перекроют. Аккуратное прикосновение на щеке, и он ощутил соленый привкус, посасывая первые фаланги двух пальцев. Безумно длинные. Пробрались уже так глубоко, что он чувствовал их задней стенкой горла. Слюна стекала по подбородку, а он не мог даже толком поднять голову. Даже несмотря на полное лишение возможности двигаться, Мин старался быть ласков. Чимин чувствовал в нем желание не навредить ему. Редкие короткие поцелуи на спине заставляли терять голову.
— Мгх…
— Хороший мальчик… Податливый, — проворковал Юнги, гладя его по спине. — Уже все?
Император усмехнулся, снова касаясь его набухшей головки. Первый раз самый волнующий. Когда все в новинку и нет абсолютно никакой выдержки. Когда смущенный румянец от каждого лишнего звука. Чимину сложно держать себя в руках.
Юнги провел влажными пальцами по упругой заднице, спускаясь в ложбинку и касаясь подушечкой мышц. Юноша ответил тихим стоном и попыткой дернуться назад, но помешали веревки. Нетерпеливый.
— Ты считаешь? Это уже второй, — император издевательски шлепнул, зная про повышенную чувствительность и извлекая из этого выгоду для своих прикосновений. — Ну же, малыш. Продержишься еще немного?
— Угу… Ах! — Чимин уперся лбом в простынь, пытаясь утереть слезы хоть обо что-нибудь.
Юнги успокаивающе провел по спине, проталкивая палец глубже. Не солгал. Действительно невинный. И такой узкий, что теперь, чувствуя это на себе, желание охватывало его с головой. Он уже видел полосы от веревок на тонких запястьях, но юноша упрямо терпел, тихо постанывая и делая тщетные попытки дернуться навстречу.
— Красивый… Такой красивый… — тихо шептал Юнги на ухо, вводя второй палец. — И так сладко стонешь… Ты же кончишь без прикосновений? Кончишь для меня?
Он готов быть аккуратнее, нежнее, внимательнее, готов принять его. Единственного, кому нравились его прикосновения. Чимин устало кивнул. Он все еще был возбужден, но силы его уже понемногу оставляли, хоть он и старался понравиться и доставить как можно больше удовольствия. Отзывчивое тело. Юнги нашел так много чувствительных зон, одно прикосновение к которым заставляло его извиваться и стонать, а медленные и ритмичные движение внутри окончательно лишали рассудка. Веревки лишь подчеркивали изящество его тела, эти плавные линии, которых хотелось касаться вечно. Нежная кожа, где так быстро появлялись следы. И весь он такой ирреально податливый, завораживающий, хрупкий, мягкий… Дышал сбито, почти прерывисто. Захлебываясь слезами и стонами. Такой красивый для Юнги. Старался. Не вырваться, не сбежать, но остаться.
Император наклонился, чтобы поцеловать поясницу, оставляя там метку. Собственность. Да, Чимин его собственность. И юноша рад ей быть. Гладкие стенки растянуты достаточно, чтобы, пусть и с болью, но без увечий принять в себя. Мин провел губами по линии позвоночника, с упоением целуя каждую выпирающую косточку. Он не мог терпеть дольше. Поднял за подбородок его голову, вытирая ему слезы и проясняя взгляд. Пусть видит все желание. Пусть чувствует жажду. Пусть хочет.
— Сделай это, — голос императора дал слабину, задрожал под таким открытым, почти влюбленным, взглядом.
Чимин приоткрыл рот, закрывая глаза. Замирая с видом удовольствия и предвкушения на лице. Его губы неумело коснулись головки члена, медленно вбирая глубже. Непривычная тяжесть на языке. Головокружительное чувство заполненности и близости. Юнги зарывался пальцами в волосы, роняя тихие стоны. Одного желания юноши быть лучшим сейчас хватало. Он не боялся невозможности пошевелиться. Ему нравилось подчинение. Нравилось делать минет, вслушиваясь в хриплый голос, нравилось самому терять рассудок, едва не срываясь на крик. В голове пустота. Его глотку медленно трахали, пока на запястья капала вязкая слюна. Тихий стон разнесся по комнате, когда он уронил голову и получил возможность отдышаться. На опухших губах неровная улыбка. Сильный шлепок, приводящий в чувства.
— Три, — с громким стоном выпалил юноша, помня приказ считать свои оргазмы.
— Так понравилось делать минет? — Чимин на это бессвязно промычал, чуть сильнее прогнувшись в спине и выражая этим явную просьбу. — Молодец. Такой хороший мальчик.
Юнги снова шлепнул и сразу же прильнул к оставшемуся от ладони следу, принимаясь зализывать. Чимин заскулил. Он еще не отошел от прошлого оргазма, как возбуждение накатывалось с новой силой, а разум окончательно отказался соображать. Мин провел ладонями по бокам, слегка зацепая кожу ногтями, и остановился на бедрах. Безумно красивые. Уперся членом меж ягодиц, дразня и без того сломанного юношу. От одного вида, как он изводится, пытаясь насадится сам, в паху жгло. Но император продолжал лишь тереться, нарочно медленно снимая с себя одежду.
Кожа к коже. Так приятно. Мягкие поглаживания по покоренному телу, позволяющие расслабиться. Чимин тихо простонал, когда член начал погружаться. Колени уже дрожали. Под веревками появились красные следы, и все тело жутко затекло. Но вместе с тем было приятно. Настолько, что он едва не кричал. Плоть скользила между гладких, растянутых с трудом стенок. Казалось, он чувствовал каждую венку. Всецело был его. Столь долгие минуты выжидания… И размашистое движение попало по нервам, заставляя сорваться на крик. Он и думать не мог, что это окажется настолько приятно. Чимин слышал хриплые стоны откуда-то сверху. Удовольствие грозило захлестнуть его насовсем, и он старался продержаться подольше. Но отсутствие опыта взяло верх: во время очередного грубого чувственного толчка, попавшего точно по простате, он снова кончил, шепча совсем слабое: «Четыре…»
А дальше был нарастающий звон в ушах и постепенно утихающая боль от продолжающихся движений в чувствительном теле. В голове образовывалось огромное черное ничего, захватывающее все больше и больше. Разум охватило приятное спокойствие и умиротворение. И где-то на фоне мелькала мысль о том, что его теперь, скорее всего, казнят, как и всех предыдущих, но его это уже практически не заботило.
Но утро его встречало не сыростью темницы, а слабым светом, струящимся из окна, тихим, нежным, еще совсем юным рассветом, теплом и звоном каких-то безделушек над головой. Он приоткрыл веки, тут же заставляя себя проснуться. В глаза лезли светлые волосы, а под головой мирно вздымалась обнаженная грудь императора. Его рука была где-то на талии, и иногда, сквозь сон, он начинал еле заметно поглаживать округлые бедра. Над головой, по кромке балдахина, висели золотые бусины, от слабого ветерка задевающие друг друга с тихим звоном. Он в императорских покоях. Судя по ощущениям, одежды ни на одном из них не было. Но он хорошо помнил, что терял сознание в гостевой. Прошло немного времени, об этом свидетельствовали еще свежие следы от веревок. Кисть прямо на сердце, позволяя чувствовать мерное сердцебиение. Если слухи не лгали, еще никто не был здесь. Его решили оставить. Он теперь собственность Мин Юнги.
Чимин аккуратно приподнял голову. Светлые волосы разбросаны по подушке и переплетались с его, темными. Завораживающее зрелище. Император выглядел таким уязвимым во сне. На нежно-розовых губах полуулыбка и легкий румянец на щеках. Кажется, ему снилось что-то приятное… Чимин невольно потянул руку к шраму, желая прикоснуться, но мужчина открыл глаза, заставляя резко дернуться и спрятать лицо на чужой груди и в одеяле. Небрежное, совсем хозяйское прикосновение к его волосами, отзывающееся мурашками по всему телу.
— Я разрешаю тебе смотреть на меня, — Пак мог поклясться, что сейчас на чужом лице играла усмешка, и юноша неловко поднял голову, заглядывая в черные глаза. — Отныне ты принадлежишь мне. И спишь только здесь, со мной.
Чимин чувствовал, как щеки заливались румянцем. Он понравился. Его действительно не убьют. Он тряхнул головой, чтобы убрать мешающие волосы, но все никак не мог отвести взгляда. Угольно-черные бездны завораживали. Казалось, они и вовсе не имели зрачка, и в них тонул даже свет. Прекрасные. Чимин поднялся чуть выше, из-за чего одеяло спало, обнажая засосы. Невинная кожа безбожно помечена. Если кто-то это увидит, его моментально лишат наследства. Он бросил быстрый взгляд за окно. Точно. Тэхён. Ему нужно отправить письмо. Хоть они и поссорились, но юноша наверняка переживал. Чимин снова посмотрел на Юнги. До какой степени он являлся собственностью?
— Если я захочу уйти, я могу… — должно быть, вопрос прозвучал слишком дерзко, ибо глаза императора загорелись злостью.
— Нет, — грубо бросил мужчина, скидывая его с себя и поднимаясь с кровати. — Ты не имеешь права покидать территорию дворца. Я лично тебя накажу, если посмеешь ослушаться, Чимин.
Юноша почувствовал, как дрожь прошла по телу. Юнги жесток. Сейчас совсем не тот, каким был ночью. Он быстро оделся, забирая с собой что-то ярко-рыжее, в чем Пак спросони едва распознал свой веер, и к щекам прилил жар. Кто бы мог подумать, что эта вещица будет так приятно касаться обнаженного тела?
Он огляделся, находя приготовленные ему одежды. Приятная дорогая ткань и почти полная свобода в течение дня. Император был с ним обходителен. И он старался давить в себе желание беззлобно подшутить над прислугой. В его доме к этому уже все привыкли и относились с добродушной улыбкой, но теперь он уже не хозяин и даже не наследник. Он наложник. Такая же вещь, как и они. Собственность, обязанная подчиняться владельцу. Наверное, даже в большей степени. У прислуги была хоть какая-то гордость, он же принадлежал без остатка. Идиот. Любое ослушание равносильно смерти. И он сам загнал себя в эти сети.
Хотя, если подумать, не все так плохо. Императору он явно импонировал, раз проснулся в его покоях заботливо вымытый. Да и прислуга обращалась к нему на «Вы», зная о его положении в обществе. И сам Юнги едва позволял себе бросать на него двусмысленные взгляды, когда они пересекались при посторонних.
— Господин Пак, — его в саду нашла одна из служанок, вежливо опуская голову и не смея взглянуть. — Его Величество ждет Вас у себя.
Чимин коротко кивнул, направляясь по петляющим коридорам в сопровождении девушки в покои императора. Но входить внутрь она не стала: захлопнула дверь, как ловушку. В холодном свете полной луны был хорошо различим Юнги в одной лишь ночной рубахе. Юноша сделал несколько аккуратных шагов к кровати, но так и не получил ни малейшего внимания. Его игнорировали. И только когда он опустился коленями на кровать, почувствовал на себе прожигающий взгляд.
— Сними это, — Чимин дрогнул, следя за пренебрежительным взглядом, остановившемся на его единственной одежде. — Не хочу видеть на тебе хоть что-то в своей постели.
Юноша залился краской, осторожно поднимая подол рубахи. Он не имел права возражать, и поэтому беспрекословно снял ее, опуская на сложенную ранее одежду. Одеяло скользнуло по торсу вниз, скрывая приватные места. Против этого возражений не было, что очень радовало. Он осторожно улегся рядом. Холодно. Он поднял опасливый взгляд на мирно закрывшего глаза императора. Выглядел безобидно. Даже в какой-то степени уязвимо. Осторожно коснулся рукой его груди. Никакой реакции. Он снова перевел настороженный взгляд на Юнги и затаил дыхание, но мужчина его упрямо игнорировал. Правда, только до того момента, пока он рывком не прижался ближе, укладывая голову на плечо, после чего замер, ожидая ответных действий.
— И что это? — император смахнул с лица его волосы, оказавшиеся там по воле случая, но прогонять не стал. — Не боишься, что убью?
— Мне холодно, — тихо отозвался Чимин, все еще пряча красное лицо в одеяле и дыша через раз. — И так удобнее.
Верно, он проснулся именно в такой позе и не встретил ни единого упрека. Да и вряд ли он сам это сделал: тело до сих пор отзывалось болью на каждое движение, и тогда он еще к тому же был без сознания. Просто безвольная кукла. Как положишь — так и останется.
— А с утра собирался уходить, — фыркнул в ответ мужчина, и Чимин невольно напряг слух: он услышал в голосе что-то слишком похожее на обиду. — Какой ты двуличный…
— Нет! — юноша резко замотал головой, пугая этим даже себя самого, и вцепился в плечи, прижимаясь лбом к торсу. — Я не хотел этого. Ведь я… Я… Влюблен в Вас.
Повисло неловкое молчание. Короткая пауза, во время которой для Чимина исчезли абсолютно все звуки, кроме чужого сердцебиения. Но он по-прежнему не получил в ответ ничего. Разве что только легкую ухмылку, на миг появившуюся на нежно-розовых губах. Ладонь Юнги с нежностью прошлась по лопаткам, плавно спустилась по спине к пояснице и остановилась на бедрах. Пак чувствовал, как по телу шли волнами мурашки и оно расслаблялось. Почему-то он уверен, что Юнги не причинил бы ему зла.
— Так нравятся мои прикосновения? — и снова усмешка играла на его лице от одного вида разомлевшего парня в своих руках, который, спустя некоторую задержку, выдал тихий, но вполне уверенный утвердительный ответ. — Вчера ты потерял сознание. И у тебя до сих пор следы на запястьях. Разве не боишься, что я снова сделаю так же?
— Вчера было приятно. Даже если я не смог продержаться достаточно долго.
— И ты бы согласился повторить? — Юнги провел рукой по темным волосам, а в его голосе слышалась надежда.
— Да, — почти успокаивающим тоном прошептал Чимин, обнимая и немного закидывая ногу с тихим болезненным стоном.
Юноша чувствовал в нем обиду. Его не принимали. Боялись. Возможно, именно из-за этого родилась жестокость? Он видел в нем не того высокомерного и холодного императора, каким он был на всех торжествах, а скорее человека, о котором никогда не заботились без личной выгоды. Даже девушки, так рьяно желавшие оказаться в его постели, шли на риск только из-за того, что хотели очаровать его, подмять под свое влияние по средствам красоты и получить за это вечное благосостояние. Но Юнги не был так прост. Его аура была намного сильнее, и они просто не смогли с этим смириться. Не хотели всегда подчиняться. Но Чимин чувствовал, что на самом деле это не так. Еще во время церемоний он замечал тоскливые и скучающие взгляды. О нем хотелось заботиться. Быть для него тем, кто всегда любит и ждет, кто утешит, кто будет рядом и примет слабость. И юноша понимал, что для этого понадобится время, но он готов сам открыться ему полностью первым.
Пак сонно зажмурился от казавшегося слишком ярким света. Проснулся первый. На этот раз точно. Он хотел уделить мужчине внимание, хоть как-то оправдать свое присутствие здесь, и еще вечером заметил возбуждение. Его тело красиво. Должно быть, трудно было сдерживать себя рядом с ним.
Пухлые губы растянулись в озорной улыбке. Он всего лишь немного поможет. Решение совершенно спонтанное, и, скорее всего, ему потом будет жутко стыдно, но он уже забрался под одеяло, и отступать теперь поздно. Тело все еще болело, но не так сильно, так что он мог позволить себе больше движений.
Аккуратно, стараясь не разбудить ненароком, устроился между ног. Под одеялом неудобно. Жарко. Но он слишком упрям, чтобы остановиться, и уже наклонился, целуя бедра. Рубашка поднялась без его участия, и он видел, как простые ласки делали его дальнейшие действия все неизбежнее. Поцеловал и головку, собирая предъэякулят языком. Сверху послышалось довольное мычание, и Чимин заскользил губами к основанию. Прикрыл глаза, привыкая к тяжести. Если его за этим застукают, ему будет крайне неловко, но смущенному румянцу не граничить с жаром, развивающимся в паху: стыд пропал почти совсем.
Первый взмах темноволосой макушки и первый хриплый стон. Считайте его сумасшедшим. Ему так нравилось доводить Юнги. А дальше тягуче медленные движения, больше нацеленные на то, чтобы подразнить. И пробуждение мужчины уже не казалось чем-то страшным. Ему хотелось ответить за свои наглые действия. Ускоряя темп, он слегка задевал зубами. Челюсть затекла, и было крайне неудобно. И он замер, лишь почувствовав вкус спермы, глотал ее, едва не захлебываясь и облизывая с губ остатки «преступления».
— Наигрался? — одеяло соскользнуло с плеч, открывая его взору мужчины. — Даже обидно, что ты не кончил. Но мы это исправим, да, малыш?
Чимин непонимающе раскрыл глаза и выглядел бы невинно, если бы не подтеки спермы на губах. Юнги поднял его голову за подбородок и притянул к себе за талию. Теперь он выглядел потерянным. И туман в глазах полностью пропал, стоило ему оказаться прижатым к кровати.
— Я не…
— Не играл? — Мин игриво усмехнулся, опуская взгляд вдоль красивого тела. — А твой член говорит обратное.
Чимин засмотрелся на огни в его глазах, пропуская тот факт, что руки оказались привязаны к изголовью кровати. Да и когда заметил, страшно от этого не стало. Юнги хотел, чтобы он был послушным. Чтобы принадлежал ему. Завороженно водил по телу, снова завязывая узлы. Уязвим, когда связан. Но слишком приятно находиться в сильных руках, чтобы чувствовать из-за этого опасность.
— Лучше не дергайся: будет больно, — прошептал мужчина, ведя большим пальцем по опухшей после минета губе. — Теперь моя очередь играть с тобой.
Чимин не успел среагировать, как Юнги припал к его губам. Вел себя властно, знал, что юноше сносило крышу и он в миг становился безвольным. Целовал с жадностью, без единой капли отвращения, будто и не чувствовал вкус собственного семени. Чимин задыхался. Отчаянно старался хватать воздух, но тот слишком быстро заканчивался снова. Сердце отбивало какой-то бешенный ритм, и так хотелось обнять… Юнги гулял руками где-то по бедрам. Затуманенный удовольствием разум слишком плохо разбирался в происходящем, и с губ слетали неконтролируемые стоны.
— П-пожалуйста… — жалобно проскулил юноша и, воюя с веревками, выгнулся в спине. — П-прошу.
— Какой нетерпеливый, — цокнул Юнги, касаясь сочащегося смазкой члена.
Несколько движений, и он кончил, топя громкий стон в поцелуе. Солнце красиво блестело на бледной коже. Чимин хотел ее коснуться. Но мужчина не давал. Собрал с пухлых губ слюну и принялся проталкивать сразу два пальца. Юноша болезненно застонал. Его растягивали совсем недавно, но от этого повторная процедура сделалась разве что немного менее неприятной. Тем более, когда его тело особенно чувствительно. И его сознание было готово отключиться, когда мужчина попал по нервам. Это слишком… Слишком хорошо, чтобы он мог хотя бы думать.
Пальцы заменил член. Теперь движения были более размашистые и уходили глубже. Из глаз катились слезы, и, как бы он не пытался их смахнуть, они все равно затекали в уши. И он все меньше понимал, какие слова срывались с губ и почему. Ему было чертовски хорошо, немного больно, и он почти не чувствовал рук.
— Юнги! — громко проскулил юноша, жмурясь от приятных ощущений, но голос выражал боль.
Мужчина остановился, тут же понимая, что затянул веревку на запястьях слишком сильно, и сразу наклонился, чтобы развязать. Мозг же отозвался язвительным наблюдением, что ни для кого другого он бы подобного не сделал, будь ему хоть в тысячу раз больнее, да и такого обращения не простил бы. Но Чимин… Он был нежным. Был его. Юноша ощущал спокойствие рядом с ним и не боялся. Он был настоящим. Влюбленный мальчишка, с такой преданностью отдающийся каждый раз. Юнги поймал себя на мысли, что не хотел делать ему больно… И это был конец.
Затекшие холодные ладони коснулись его затылка, притягивая ближе. Он никому не позволял себя касаться. Трясущиеся пальцы трепетно водили по лопаткам и плечам, будто исследуя территорию и вызывая ответную дрожь. Он никому не позволял открывать в себе слабости. Чимин зарылся в волосы, чуть надавливая, требуя поцелуя и получая его. Юнги никому не позволял командовать собой. Но почему-то именно ему он не мог отказать. Юноша такой горячий, такой податливый и открытый, что в нем единственном он не чувствовал опасности.
— Быстрее, — умоляющий шепот на ухо, и мужчина ему повиновался.
— Ну-ну, хороший, самый хороший мальчик…
Юнги целовал его в висок, в переносицу, в лоб, в щеку и в губы… Эти прекрасные сладкие пухлые губы. В нем никогда не было столько нежности и трепета, как теперь, когда он пребывал на пике и так сильно вжимался в его тело, когда он одними губами шептал: «Люблю тебя». Этот юноша покорил самого Мин Юнги.
Чимин проскулил, по-прежнему держась за плечи. Внутри была сперма, он хорошо это чувствовал. Рассудок потихоньку возвращался, и тело снова накрывала сильная боль. Он сидел на коленях мужчины, без возможности отстраниться. Уставший, вспотевший, но по-своему счастливый.
— Сейчас, сейчас… — Юнги оставил последний поцелуй на помеченном плече и принялся распутывать веревки, увивающие его с торса до самых щиколоток.
Чимин послушно расслабился и положил подбородок на чужое плечо, наблюдая, как веревки медленно отступали, оставляя за собой следы. Немного приподнялся, слезая с члена, как только получил свободу. По бедрам потекла белесая жидкость, и он бы непременно рухнул с кровати от усталости, если бы его не поймали сильные руки. Засыпать рядом с Юнги под лучами восходящего солнца — восхитительно.
Он проснулся только к обеду и, не найдя императора рядом, решился пойти его отыскать. Едва отмывшись, немного криво надев ханбок и то и дело встречаясь с настороженными его растрепанным видом взглядами прислуги, он дошел до библиотеки, в которой Юнги обычно проводил «свободное» время, вычитывая о дипломатии и стратегиях войны. Юноша прошел меж длинных стеллажей и только в самом конце нашел мужчину, сидящего за столом среди кучи свитков. На всякий случай осмотрел все, убеждаясь, что никого постороннего рядом нет, и только тогда позволил себе тихим голосом позвать его:
— Хён, — к щекам подступил жар, и он совсем не уверен, что имел право так называть императора, но тот лишь наклонил на бок голову, осматривая его вид.
— Ты что здесь делаешь?
— Мне было скучно, — солгал Чимин, подходя вплотную, и, чувствуя необходимое тепло, нагло опустился на колени, заглядывая в глаза сверху вниз. — Ты оставил меня одного…
Нежный поцелуй лег на шею, и юноша позволил себе прикрыть глаза, а после с любопытством принялся вчитываться в пергамент, но не нашел там ничего интересного и решил заняться рассматриванием других разбросанных по столу вещей. В основном это были свитки, но так же можно было отыскать и перо, чернила, сургуч, печать…
— А это что? Мой веер? — Пак потянулся к другой стороне стола, едва дотягиваясь до ярко-рыжих перьев.
— Ты очаровательно смотришься с ним, — пробубнил Юнги, но так и не отвел взгляда от текста.
Чимин на это насупился, обиженно обводя заваленное свитками помещение. Даже если мужчина хотел сейчас набивать голову знаниями, у него были другие планы. В конце концов, он ведь должен развлекать своего императора, так? По лицу расползалась хитрая улыбка, и он соскользнул с коленей, расправляя веер и закрывая им почти все лицо, кроме глаз. Тихий напев медленной мелодии, за которой плавно и грациозно начало следовать гибкое тело. Ярко-рыжие перья описали большой круг по воздуху, и веер собрался у самого носа императора. Невозможно отвести взгляд от этой игривой, но детской улыбки. Движения нежные, почти осторожные. В них больше нет того соблазна, только невинность. Завораживающий…
Юнги смотрел на красивые движения веера и на то, как столь прекрасный юноша управлялся с ним, при этом напевая что-то. Его глаза светились чем-то мягким и искренним, и этот взгляд из-под ресниц — робкий и влюбленный — заставлял поверить в то, что он полностью принадлежал одному лишь Мину. Шелест веера и легкая поступь шагов успокаивали. Он милый, он податливый, согласный быть рядом.
— Хён… — тихо протянул Чимин, снова опускаясь на колени мужчины и принимаясь ластиться. — Разреши мне выходить в город. Пожалуйста.
— Зачем? Здесь есть все, что тебе может понадобиться, только попроси… — император зарылся носом в его волосы, выказывая свое нежелание отпускать юношу далеко от себя.
— Хочу погулять по улицам, встретиться с друзьями… — Пак грустно улыбнулся, делая свою самую милую мордашку. — Умоляю. Ты знаешь, я не сбегу.
Юнги вздохнул. Выдерживать этот жалобный взгляд было выше его сил.
— Хорошо, — хоть решение и далось ему тяжело, но засиявшее лицо напротив полностью оправдало его. — Но до заката ты должен быть тут.
Чимин кивнул. Он благодарен, что Юнги позволил ему не только быть рядом, но и быть счастливым. Аккуратно приобнял, прижимаясь ближе и вслушиваясь в биение сердца. На душе в миг стало хорошо и спокойно. Казалось, он мог сидеть так часами, просто наблюдая за мужчиной. Так глупо: влюбиться в императора. И так странно: получить в ответ заботу.
Из дворца он вышел рано утром. Стража на него даже не посмотрела: видимо, была предупреждена заранее. В городе все еще были украшения, оставшиеся от праздника, да и в целом царило довольно веселое настроение. Он решил сразу же наведаться в трактир, забрать немногие оставшиеся там вещи. Но вместо вещей нашел не находившего себе места друга.
— Хён! Живой! — юноша бросился к нему с объятиями, едва он переступил порог. — Я уже весь город оббегал, спрашивая о тебе. Многие говорили, что видели, что ты вместе с другими танцорами выступал для императора, но потом их выгнали, а тебя — нет. И потом тебя несколько дней не видели… Ты сбежал?
— Нет. Он разрешил мне гулять в городе, — Чимин пожал плечами, желая убедить Тэхёна в том, что волноваться за него действительно не стоило. — А где мои вещи?
— Прислуга забрала домой сразу, как только ты пропал, — фыркнул Ким. — Ты собираешься вернуться туда?
— Да. Я обещал, что не сбегу. Да и не хочется… Он ласков. Все те слухи — полный бред!
— Хён, — с укором нахмурил брови парень. — Это глупо. Он наверняка уже подыскал себе невесту. Ему нужны наследники. Не ты. Да и представь, какой скандал поднимется, если кто-то узнает, что император спит с парнем! Тут и до восстания недалеко!
— Никто не узнает… — Чимин смущенно улыбнулся, выглядя сейчас как маленький ребенок, выпрашивающий новую игрушку. — Я осторожен, честно. Мы оба осторожны.
Тэхён фыркнул. «Осторожность» своего друга он прекрасно знал. И еще лучше он знал, чем она обычно заканчивалась. Поэтому, пройдя через долгие-долгие уговоры, в процессе которых Пак и угрожал, и строил жалобные мордочки, и чего только не делал, парень все же согласился пойти с ним во дворец. Но уже у ворот ему стало как-то не по себе. Стража на него косилась с подозрением, но, кажется, пока он с Чимином, сделать ему ничего не могли. Юноша легко и быстро шел петляющими коридорами, когда Тэхён уже окончательно запутался, сколько раз в какую сторону они повернули, и вряд ли смог бы выбраться отсюда. Но по-настоящему страшно ему стало только когда из-за очередного угла показалась фигура в императорском одеянии. Казалось, на этом его деяния закончатся, но Пак широко улыбнулся и почти вприпрыжку бросился к мужчине. Длинные светлые волосы и золотистый дракон на одеждах — все, что успел разглядеть парень до того, как император обернулся в их сторону и ему пришлось в почтении опустить голову.
— Юнги-я! — от выкрика друга по спине Тэхёна пошла дрожь: такое обращение просто непростительно! — Можно мой друг останется на несколько ночей здесь?
Чимин хихикнул. Мужчина выгнул бровь, неодобрительно осматривая вошедшего, в то время как этот самый «вошедший» упрямо смотрел в пол и, казалось, даже зажмурился от страха — картина совершенно незабываемая. Юнги перевел взгляд на юношу, вглядываясь в совершенно жалобное личико, будто ища в этом подвох. Но потом все же смирился, вздохнул и наигранно безразлично пожал плечами, бросив на прощание что-то из разряда «Да пусть остается». Тэхён на это чуть было не упал, а потом еще долго пялился то на Чимина, то на угол, за которым скрылся император.
— Идем, — Пак мило улыбнулся, принимаясь тащить тормазившего друга за рукав. — Хён разрешил выбрать любую гостевую комнату.
— А… Твоя где?
— Нет. Я с Юнги-хёном, — обыденно бросил Чимин, а у Тэхёна в голове заскрипели шестеренки.
— И как часто… Ну… Он тебя? — Ким покраснел от своего вопроса: знать ему это, может быть, и не следовало, но любопытство все равно не удержишь.
Юноша на это лукаво улыбнулся, давая понять, что не все карты могут быть открыты. Парень внимательно его осмотрел: выглядел он, конечно, немного помято, да и сквозь белый шелк просвечивали какие-то следы, но император вел себя с ним довольно… Нежно? Кто в здравом уме впустил бы в дом незнакомца, а возможно, и убийцу? А он вот согласился. Когда Чимин… Этот совершенно безнадежен: весь вечер влюбленно щебетал всякие небылицы и даже решил показать пару меток на плече в подтверждение. Тэхён же упрямился и не верил, сколько мог. И это самое «мог» закончилось как-то совсем не скоро, поэтому Пак был вынужден идти в комнату на цыпочках посреди ночи.
— Ты поздно, — его встретило небрежное замечание, стоило ему только открыть дверь. — Чем можно было заниматься полночи?
— Мы разговаривали… — Чимин аккуратно подошел к кровати, начиная стягивать с себя ханбок.
— О чем?! — мужчина наконец обернулся на него, позволяя увидеть недобрый огонек в своих глазах. — О чем можно говорить столько времени?!
— Хён… — юноша в замешательстве посмотрел на него, медленно придвигаясь ближе, пока и вовсе не забрался на колени. — Ты ревнуешь?
Парень мягко улыбнулся, находя на лице мужчины легкий смущенный румянец. Он угадал.
— Это довольно мило.
— Да, я тебя ревную, Чимин, — Юнги приобнял его и принял даже слишком серьезный вид. — Потому что люблю. И потому, что ты принадлежишь только мне.
— Хён… — Пак замер, не в силах даже пошевелиться, казалось, он вот-вот расплачется, а потом вдруг резко прижался к груди, лихорадочно обнимая. — Я тоже люблю тебя… И я всегда буду твоим. Даже когда ты женишься. Даже когда у тебя будут дети. Я всегда буду рядом, Юнги-хён. Буду рядом, пока не надоем тебе… Обещаю.