Гость

Днем спальня казалась тёплой и уютной — теперь же похолодало. Шаги, а затем дверь слегка приоткрылась. На миг в тёмной комнате стала видна жёлтая полоса света, но она исчезла так же быстро, как и появилась. Шуу старался не шуметь: огибал дверной проем, передвигался только по надёжному ковру, пытаясь балансировать с тарелкой на руках. Уже наступил вечер, поэтому он пытался быть обходительным, хотя предполагал, что его постоялец уже спал. Тихий щелчок — затвор встал на место, и едва слышный шорох, когда рука искала прикроватную лампу. — Я разбудил вас? Он осторожно посмотрел на него, помня, что любое его движение могло показаться резким. Канеки открыл глаза и спокойно осматривал свои пальцы. Плюшевые покрывала были сглажены по всей длине кровати, казалось, нетронутые. Он лежал на подушках, за которыми пристроился ещё один ряд подушек, так, чтобы он чувствовал себя комфортно. Канеки был здесь уже несколько дней, и Шуу радовался, что о нём позаботились. Он был печален: может быть, почувствовал запах мяса. Шуу часто замечал, что его гость отказывался от такой еды, но предложить все равно стоило. — Если захотите, оно здесь. Он знал, что Канеки к нему не прикоснется. Он не взглянул на него и не сказал ни слова. Желая внимания, Шуу присел на край кровати. На ощупь простыни отдавали холодом. Присутствие тепла было едва заметно — было бы учтиво вычистить и зажечь камин. Что-нибудь, что сделает обиду полу-гуля не столь сильной. Шуу балансировал на грани просто из-за того, что тот у него гостил. Это была малая попытка исправить свои прошлые ошибки и представить себя в более приятном свете, но он был уверен, что его усилия слишком прозрачны. И удача словно благоволила ему в последнее время. Слева от него стояла нетронутая тарелка с мясом. Его немного беспокоило, что все эти дни Канеки ничего не ел. Он потянулся к его тонкой руке — гость не отодвинулся. Хорошее начало. Он с волнением посмотрел на спокойное лицо. — Мне… — начал он, держа ладони Канеки. — Стоит ли мне что-нибудь сделать для вас? Несколько секунд — его глаза будто отдалились. Шуу понимал, что сейчас желает разговора лишь он. Как бы это не раздражало, он был полон решимости участвовать в жизни Канеки. Он не будет задавать больше вопросов, не будет давить, будет ждать, пока тот не будет готов ответить. Поэтому он подождет здесь. Через несколько минут он сел, скрестив ноги возле неподвижной фигурой Канеки, и начал переставлять несколько больших подушек ему за голову. Пальцы коснулись прядей: мягких, ледяных на ощупь, белых, словно посыпанных мукой. Знал ли Канеки, насколько был хорош? Понимая, что пути назад нет, Шуу оглядел изгиб челюсти и слегка наклонил голову. Чудесная бледно-розовая пыльца немного виднелась на щеках в контрасте с тёмными веками и подбородком. Будто прямо из прекрасной картины. Он тихо вздохнул и убрал руку. Пряди упали на ресницы ясных серых глаз. — Вы видите себя? — прошептал он больше себе. Затем легко улыбнулся и осторожно выровнял волосы. — Может быть, если вы не хотите есть, то поспите? Подушки были взяты из-за спины и разложены по кровати. Чтобы сохранить тепло, самые большие легли по углам. Шуу аккуратно поднял Канеки и переложил на бок. Наверно, так уютнее. То незнакомое чувство, что он держал кого-то на руках, было таким желанным. Ах, если бы он мог делать так всегда. Он обхватил его запястья, аккуратно подвинул бёдра и шею, чтобы его гость чувствовал себя более удобно. Слишком интимно. Цукияма остановился, довольный самодельным коконом. Простыни были холодны, хотя его гость должен быть в тепле. Всё, что угодно, чтобы это продолжалось. Поэтому Шуу вновь переместился: уже под одеяло рядом с ним. Канеки был так спокоен — глаза рассматривали пространство перед собой. Так безмятежно. Мгновения не было слов. Свет от лампы рисовал золотую линию на его лице, тени подчёркивали мучительно красивый профиль. Шуу вздохнул. Как бы он ни старался, он знал, что никогда не получит ни ответа, ни признания. Но сейчас это не имеет значения — думал он. Единственное, что он может, — надеяться, что его усилия не пропадут даром. Он возился с подолом рубашки Канеки. Хлопок так груб, в отличии от тела под ним. Удивительно — ему не отказали. Ни единого возражения. Растопыренными пальцами он надавил на бедро под тканью: гибкая кожа натянулась на костях. Он помедлил, не веря, что это происходит наяву. Должно быть, он хотел, чтобы Шуу проявил себя, доказал, что не сделает больно. Что изменился. Та самая возможность, которую он не хотел упускать, однако в глубине души он понимал, что зашёл уже слишком далеко. И все же, идея была слишком привлекательна. Минутное колебание — и вот его рука ушла дальше, поднимая хлопковую рубашку до тонких рёбер. Кожа была мягкой и бледной, изящно натягивалась на костях. Каждые несколько сантиметров пальцы пробегали по едва заметным выпуклым линиям. Текстура на такой нежной коже казалась жёсткой и неуместной. Наверняка это раны от жестокой драки несколько недель назад. Он сомневался, что они когда-нибудь исчезнут. Его ладони нашли изгибы узкой талии. Лёгкое дыхание сорвалось с губ. Как он посмел? Ударом появилась вторая короткая мысль. А затем он поднялся, чтобы нависнуть над ним. Канеки лежал с пустыми глазами, большими и невинными, тело неподвижно обмякло. Словно не волновал внезапный вес на нём. Будто не заметил звона ремня, пока его снимали. Когда одеяла сдвинулись, случайные порывы воздуха заставили длинные ресницы чуть вздрогнуть. Он оставался таким же тихим и милым, как кукла. Шуу схватил его челюсть рукой, растирая пальцем розовые губы. Теперь эта обязанность легла на него. Он сомневался, что кому-нибудь было позволено так его касаться. — Я люблю вас, — выдохнул он. Возможно, Канеки мог бы ответить, будь он жив.