Вечер открытий в клубе "Голубая лопата"

Для охранника Василия это был вечер открытий. Сначала он открыл, что если антеннку рации выдвинуть до упора и запустить сзади под пояс форменных брюк, то её длины вполне хватит для почёсывания зудящей, сгоревшей напрочь кожи на заднице. Потом оказалось, что если меряя шагами фойе, делать четыре приставных вместо трёх, то в зеркальной стене удачно отражается кусочек барной стойки с ненаглядным Аркашенькой, бодро протирающим стаканы и совершенно не страдающим от седалищного зуда. Видимо эта жидкая хренотень в бутылочке, которой по Аркашиному требованию Василий измазал вчера всё бледное тельце своего бойфренда, действительно помогала не сгореть под июльским солнцем. Только вот пока Василий хренотень по Аркашеньке растирал, так возбудился, что в следующие полчаса весьма энергично сверкал в воздухе собственной ненамазанной частью тела, вырывая у Аркашеньки тоненькие вскрики удовольствия вперемешку с задушенными просьбами уменьшить громкость Васиных предоргазменных «охуеть!» и не привлекать внимания соседей по даче. Увидеть их соседи, конечно, не могли из-за высокого каменного забора, но поделиться услышанным с Аркашиным папочкой-банкиром, который Василия заочно недолюбливал и всячески классово унижал в попытках отвратить сына от неподходящей пары, — с великим удовольствием. В итоге на утро Васина задница приобрела павианский оттенок, а соседи проводили задумчивыми взглядами их отъезжающий джип. Третье открытие этого вечера Василию не понравилось совершенно. Какой-то лощёный тип в шикарном костюме, пристроившись за барной стойкой, ворковал с его Аркашенькой. Василий замер, вгляделся внимательней в зеркальное отражение, проверяя не показалось ли ему, что… Ну так и есть! Тип увлечённо вещал о чём-то и наглаживал Аркашину ладошку, а тот, встряхивая кудряшками, улыбался. В голове сигналом тревоги вспыхнуло слово «коварный» — Василий как-то услышал это слово по телевизору и, хотя не совсем был уверен в его значении, глаза сами собой опасно сузились, а руки сжали рацию так, что в ней что-то хрустнуло. Неужели его Аркашенька и правда коварный? А ещё уверял, что всё у них серьёзно, с папой даже обещал познакомить, говорил, может при личном знакомстве родитель поймёт какой ценный клад достался сыночку в Васином лице. Обманщик! А дальше Василий и подавно не поверил своим глазам: лощёный тип обогнул барную стойку и уже вовсю обнимался с коварным Аркашенькой. Тип прямо млел, прижимая Аркашино стройное тельце к себе, а потом и вовсе нахально шлёпнул того по заду. Звук шлепка подействовал на Василия как выстрел из стартового пистолета: он сорвался с места, не успев даже решить какие именно телесные повреждения сейчас нанесёт противнику. Но в том, что нанесёт сомнений не было. Да Василий сейчас этому гаду лощёному руки обломает, чтоб Аркашеньку не лапал! Ноги ему выдернет, чтоб дорогу сюда забыл, сатир престарелый! — Ты! — туго подрагивающая антенна рации с резким свистом рассекла воздух в сантиметре от вражеского уха. — Какого хрена ты его задницу трогаешь?! — Ой! — явно напугался тип в костюме. — А вы должно быть… — Васенька, — пискнул откуда-то сбоку Аркашенькин голос. — А это… — Я Пётр, — представился тип, продолжая удерживать Аркашеньку за ладошку. — Руки убрал, Петя! — раненным медведем заревел Василий, потрясая рацией в опасной близости от правого Петрова глаза. — Вы бы поосторожней с антеннкой, молодой человек, — ловко поставил блок ребром ладони Пётр. — А что с ней не так? — нахраписто сунулся к нему Василий, с мрачной радостью наблюдая, как тот резко отпрянул, в испуге округляя глаза. — Глаз же выколете, — пробормотал менее уверенно Пётр уже откуда-то из-за Аркашиной спины. — Два глаза — роскошь! — рыкнул Василий одновременно с броском кулака, смачно врезавшегося секундой позже в левую Петрову скулу. Пётр отлетел на пару шагов, но устоял на ногах, и, схватившись за лицо, в неверии затряс головой. — Ты с ума сошёл?! — взвился высоким тембром Аркашенькин голос. Но Васин взгляд был прикован к сопернику, наконец выпустившему из цепких ручонок Аркашины хрупкие плечи и теперь зажимающему подбитый глаз. Кто-то кажется дёргал Василия за рукав, до него долетали чьи-то приглушённые взволнованные возгласы, но сквозь красную пелену гневной ярости, Василий видел только подлого разлучника. И тут подбитый Пётр совершил фатальную ошибку: слепо озираясь вокруг единственным здоровым глазом, он пробормотал: — Ар… Аркусичка, ты где? Аркусичка?! Ну всё, этот буржуй холёный сам напросился! В один прыжок Василий оказался перед Петром и крутанул того за плечо к себе. — Два глаза — роскошь! — снова рявкнул Василий в его растерянное лицо и, кровожадно заключив: — А один ни к чему! — припечатал Петра во второй испуганно косящий глаз. На этот раз соперник рухнул как подкошенный, все звуки как по команде смолкли, и только Аркашенька причитал где-то внизу рядом с поверженным Петром, захлёбываясь, как-то по-детски повторял: — Папа… ну папочка! Ой, папа… Василий был твёрдо уверен, что в такие моменты все зовут маму, а Аркашенька почему-то звал папу. Ну что с него возьмёшь — одно слово интеллигент. Однако вид побеждённого противника подействовал на Василия как пощёчина на истеричку, а Аркашины всхлипы и вовсе обвиняюще отзывались в груди — Василий был горяч, но отходчив. — Ну ты это… Аркаш… — нерешительно тронул его за плечо Василий, — слышь, я ж ревнивый. А он тебя тут руками трогал… — Ой, папочка! — Подожди, — снова нахмурился Василий. — Ты любишь его что ль? — Люблю! — сверкнул глазами Аркашенька, интенсивно обмахивая Петра маленьким барменским полотенчиком. — Вот блядь! — в сердцах шмякнул рацию об пол Василий. — Я ж сейчас и тебе зрение попорчу. — Да ты понимаешь кто это?! — завопил Аркашенька, простирая руки к мычащему что-то Петрову телу. — Папа же! — Я чё, дурак по-твоему, да? — набычился Василий. — Сказал же он, что Пётр! Какого ты заладил «папа-папа»? — Да потому что я Петрович, идиот! Тут Василия настигло последнее открытие вечера. Потому что Пётр осторожно сел, аккуратно ощупал оба глаза, а потом… неожиданно выбросил руку вперёд и, сцапав Василия за лодыжку, резко дёрнул на себя. Расстояние до пола Василий преодолел в одну секунду, с силой врезавшись в него задницей. Обгоревшую точку обожгло словно кипятком, а из недр широкой Васиной груди врывался вопль «охуеть!». — Ну, приятно познакомиться, — протянул ему руку Пётр. — А чего это вдруг стало приятно? — Василий, всё ещё оглушённый падением на пылающий зад, машинально пожал протянутую руку. — О, я знаете ли, доверяю своим соседям по даче. А они о вас прекрасного мнения, — улыбнулся Пётр, отчего оба его подбитых глаза превратились в узенькие щёлочки. — Но в следующий раз, Василий, все-таки мажьте жопу кремом.