Hemos nacido para esto/Мы рождены для этого

ИСПАНИЯ, МАДРИД 15 СЕНТЯБРЯ 2015 ГОДА 7:30 ДОМ СЕМЬИ ОСУНА Голосами наполнен коридор квартиры. Младшие Осуны подняли всех с кроватей из-за того, что не хотят быть одинаково одетыми в первый день четвёртого класса, как положено истинным кровяным двойняшкам. Дети бегали по своей комнате в поисках старой школьной формы, чтобы убедить стоящих в проёме родителей и няню, что им необходим комфорт, в столь стрессовый день, и их не волнуют взгляды своих богатеньких ровесников. Девочка прыгает одной ногой, а затем второй в изношенную синюю юбку, как и брат, она вещи беречь не умела, поэтому бегала везде, куда можно пролезть и потрогать что-то. Она ей коротка, либо малышка подросла за лето на пару сантиметров, но надеть штаны, такие же, как у брата, она не желает. Дети, которые проучились три года в общественной школе, где, каждый одевался так, как ему удобно, где развивали свой уникальный стиль не только в одежде, но и в мировоззрении, их заставляют забыть старые привычки, и отправиться в школу под названием «Всё естественно нормальное запрещено». Мать двойняшек пытается правильно подобрать слова, чтобы убедить свою кровинушку, что ничего постыдного нет, чтобы пойти в штанах, наоборот будет удобнее гулять во дворе школы. Тем временем отец медленно набирает обороты раздражения, как спорт кар на формуле один, потому что не доспал лишние тридцать минут, и ждёт, когда прозвучит звук готово экспресса от кофемолки, чтобы избежать этих криков, и придать себе больше сил перед очередным рабочем днём. После криков, воплей, имитированных слёз, возмущенный и активной агрессии девочка пошла на уступки при условии, что они закажут ей дополнительный комплект с юбкой у школьного портного, потому что все ученики школы должны быть одинаково одетыми. Глава семьи Осуна подбежал к своей спасительнице «настроения» — кофемолке, и налил себе, и своей супруге по чашечке экспрессо. Жена обвела рукой во круг его шеи, и поцеловала в щёку в знак благодарности, на что дети скривились, и принялись есть свои «готовые» завтраки. -Она снова за своё…- протянул монотонно мальчишка, ложа себе в рот ложку c шоколадными хлопьями. Всю квартиру окутала песня The Kinks — Girl You Really Got Me Now. Каждый раз, когда включалась пластинка в этом доме, означало, что у среднего ребёнка Осуна хорошее настроение для коммуникации с членами семьи, и то, что она не пропустит школу. Слышны подпевания, которые не всегда попадают под строки песни. Пол начинает вибрировать от увеличения звукового потока из колонок. Все сидят за столом, будто и ничего не слышат, и погружены в свои переживания и планы. Музыка затихает до уровня такого, что только человек с отменным острым слухом сможет услышать, и то если наклониться к колонке, и прижмёт в плотную свою ушную раковину. Стройная девушка выходит из своей комнаты, она наблюдает, что почти все принялись за свой завтрак, и не удивлена, что её старший брат после вечеринки «Неофициального посвящения в студенты» отлеживается в своей кровати, а может и не один. Её лук представляет собой тёмно-синюю юбку-шорты, белоснежную блузку с рукавом по локоть и эмблемой школы, и синий обруч, который держит её специально завитые локоны. — Доброе утро, семья, — ярко улыбаясь, приветствует всех за круглым столом, и садится рядом с матерью. — А где же твой любимый аксессуар? — спрашивает младшая сестра, намекая на наушники, без которых её сестра не обходилась весь прошлый год. — Новый учебный год — новые привычки, — отрезала девушка. — Ну что, готовы, к четвёртом классу? Ех помню было время…на своё первое сентября в «лучшей» школе города я покрылась красными пятнышками, и пролежала целый месяц с ветрянкой, но вы та уже знаете, что за болезнь такая…- детей будто током ударило, а тело покрылось разрядом мурашек, от нехотения вспоминать то, как переболели упомянутую болезнь. Они одновременно показали язык своей сестре, и фыркнули, продолжая поглощать пищу. — Пап, а мы пойдём в парк аттракционов после уроков? Мы же заслужили…для нас такой стресс, первый день в новой школе…- говорили по очереди двойняшки, старшая сестра умилялась, когда намазывала арахисовую пасту с белым шоколадом на свой горячий тост. — Вымогатели, — через кашель произнесла слова девушка, и в ответ младший брат двинул её под столом. —Да, вы пойдете вместе с няней, — ответил отец, перелистывая свежо напечатанную газету. —Хоть раз бы с детьми сходил, — произнесла женщина, смотря в телефон. —Чья бы корова мычала, мамочка, они вас обоих три года, как не видят, только мы и няня, а потом вы давите фразочками на жалость, и намекаете на «Идеальную семью», которая давно дисфункциональная, — откусила кусочек тоста девушка. — А ты я вижу, разбираться стала в семейном климате, будет семья, и там будешь умничать, — ответила мать. — Хватит, я схожу с детьми, куда они захотят, и да, дорогая, наша «идеальная» семья давно такой не является, — отец встал со стула, и с хлопком закрыл газету, от чего на лучах солнца, которые окутали белый стол, появились маленькие пылинки. —Отец, — окрикнула его дочь. —Да? —Гусман проснулся? —Спроси у него сама, — девушка обернулась и увидела старшего ребёнка в семье. Его вид кричал о том, что он не желает идти в университет, тошнотворные речи, которые включают ноль мотивации, лишь нервы, нервы, и еще раз коробочку нервов. Потрёпанные волосы, синяки под глазами, истощенный вид, небрежно одетая белая футболка поверху черных классических брюк, и руки, на которых красуются желтые, розовые, фиолетовые пятна от ударов — данный облик Гусмана длиться на протяжении последнего месяца. Парень поцеловал двойняшек в макушки, и присел напротив старшей сестры. Его руки медленно потянулись, вверх делая потягивания, чтобы размять тело, и привести его в бодрое состояние. Он откинулась об спинку стула, а взгляд был прикован к Стефании, которая также смотрела с интересом и беспокойством на него. —Вы будете на посвящении? — спросил парень у родителей, разминая костяшки пальцев, иногда похрустывая ими. —Извини, дорогой, мы должны присутствовать на линейке Агаты и Давида, а после у нас назначены встречи в посольстве. —Так даже лучше…- тихо произнёс парень. —А можно мне пойти? Появится в первый день одинадцатого класса не имеет столь важного значения, — спросила Стефания. —Для тебя ничего не имеет важного значения, — мать еще не отошла от их мини-конфликта, и продолжила нагнетать атмосферу между ними. —Пускай, сходит, поддержит брата… —Нет! — крикнул Гусман, убирая на задний план своё утренние спокойствие. —В смысле нет? — недоуменно уставилась на него Стефания. —Нечего тебя там шляться, иди знания получать. —Может мне любопытно, как устроен университет, куда мне поступать, какие факультеты и тд, и тп… —Тебе интересно кое-что другое, давай по откровеннее. —И то, тоже… Пап, я схожу поддержать любимого братика, — улыбнулась Стефа, и попивала кофе. —Идиотка, — фыркнул тот. —Добро, — отец пошел к входной двери. — Ах да, сын, твою машину вчера вечером пригнали с мастерской, сходи, проверь. —Сделаю. —Агата, Давид обувайтесь, папа ждать не будет, — вставая со стула, сказала детям мать. —Черт, — запихивая себе в рот, последние хлопья с тарелки, ругнулся Давид, а его сестра побежала в коридор. — Хорошего дня, Гусман и Стефа! — посылая им воздушные поцелуи, он спрыгнул со стула, и побежал вслед за сестрой. Пару секунд, и квартира наполнилась тишиной. В ней осталось сидеть не два подростка, а два взрослых, которые пережили за последние месяцы то, что описать культурными словами невозможно. Девушка заметила во взгляде брата некое волнение, которое скрывалось за грозным взглядом, который ни в какой мере, не пугал её. —«Нет»? С чего вдруг такая реакция? —Не желаю, чтобы ты продолжала шляться с Андером. —Опа, грандиозное желание, а не боишься, что оно никогда не исполнится? —Стефания… —Он меня еще полным именем называет… —Закрой свой рот на секунду, а?! Андер идёт в университет, новые компании, в которых новые девушки…его возраста, а ты то малолетка… — в него полетело яблоко, и тот успел его словить. — Спасибо, как раз хотелось чего-то кислого! —Давай мне вот-эти все слова, скажет лично Андер, а не ты, тогда я отстану от него и твоей компании, которая к слову, меня заебала за полгода. —К слову, ты с этой компанией из-за своей тупости. —К слову, я вам жизнь три раза спасла, могли бы отблагодарить. —К слову, Андер думаю, отблагодарил несколько раз, не так ли? — чертёнок Гусмана вылез наружу. Он хотел в последний раз поязвить от души вместе с ней. Стефания встала со стула, и подошла к раковине, пытаясь не подавать виду, что её лицо сейчас будет схоже с красной линией на градуснике, а щёки покроются нежным румянцем. —Что обиду кинула в кое веке? —Нет, — грубо ответила девушка, протирая нож мочалкой, после арахисовой пасты. —Значит, да. Ты не забывай, Андер мой друг, и мы делимся «ВСЕМ», и некоторые подробности меня не смущают, особенно, когда он приходит с расцарапанной спиной, и пытается скрыть тот факт, кто это сотворил с ним…да, Стефания? —Сука, да в тебя, сейчас нож полетит из швейцарской стали, если ты не прикроешь свою лавочку!!! — поворачивается к нему девушка, держа в руке нож. —Какие мы милые, когда злимся, — засмеялся, Гусман. — Ладно, ладно, забили? —Забили, завтра тоже самое будет, — кинула нож на стол. —Завтрашний день не будет обычным для тебя. —Почему? —Узнаешь, — Гусман посмотрел на настенные часы, и прикинул, что посвящение начинается через два часа. — Ты поедешь в университет на метро. —Тебе машину сделали же…с какого, мне тереться с потными людьми в месте без свежего воздуха? —У меня есть дела, и ты в них не присутствуешь. —Отлично, — девушка пошла к коридору, чтобы обуть белые кроссовки. Она быстро их зашнуровала, и посмотрела на себя в зеркало. Перед ней стоит человек, который абсолютно не похож на того, который стоял здесь год назад. Кроме внешних факторов, таких, как длина волос, пару сантиметров в росте, здоровая худоба, имеют место, и внутренние паттерны. Она находилась в состоянии посттравматического стрессового расстройства так долго, что забыла, как это, жить без него, и не видеть повторяющиеся сны, чувствовать раздражительность, вину и стыд, намёки на стокгольмский синдром, и прочее, что мешало ей функционировать со своими сверстниками в конце прошлого семестра. Стала ли девушка, чаще улыбаться, после того, как осознала, что за жизнь необходимо бороться? Нет, она проявляет радость, только с близкими, а как только выходит на улицу, видит снова свои необдуманные поступки, которые она делала ради защиты родных, а на деле ради защиты себя. Она думала, что о ней никто не позаботится, и лишь она сама способна всё исправить. Девушка, стоящая перед зеркалом в сию минуту доверяет брату, год назад, она бы в жизни ему не доверила даже свою любимую вещь, не говоря уже о бесценной жизни. —Подожди, — брат встал рядом с ней, и посмотрел на своё отражение. —Что фотку на память хочешь? Два разъёбанных по всем фронтам, пытаются начать всё заново. —Почему бы и нет? Мы приняли и отпустили, и нас ждёт захватывающий жизненный путь с менее яркими впечатлениями на нашу пятую точку. —Окей, доставай телефон, — Гусман высунул с заднего кармана мобильное устройство. Одной рукой приобнял сестру, а другой нажимал на белый кружочек в чёрном экране. «Нога в ногу», — девиз этих ребят теперь. —Только скинь сразу, а то знаю, как оно бывает, — беря в руки свой тёмно-синий школьный пиджак, сказала Стефа. —На посвяте скину, времени нет, шевелись, — Стефа обняла крепко брата за талию, еще раз посмотрела на него в зеркало, и побежала, оставляя дверь открытой. Он смотрел вслед уходящей сестре, затем повернулся, и осмотрел солнечную квартиру. Гусману сейчас было тяжело, никто ни о чём не догадывался, он так и планировал, он знал, что так будет проще, но когда он обнял свою сестру, поцеловал двойняшек, и увидел родные огоньки в глазах родителей, ему стало больнее. Будто все израильские истребители залетели в его открытое сердце, и разорвались в нём постепенно. Грудь парня нервно поднималась вверх и вниз, набирая больше дыхания, и больше смелости, оттягивая время выхода из дома. Он зашнуровал свои Докторы Мартинсы, и присел «На дорожку», как типичный суеверный парень. Про себя он не читал молитвы, не просил ничего, а просто переворачивал в узорах сознания слово «Простите». Пальцы сжались в плотный кулак, голова прикасалась к стенке, было видно, как желваки играют, и с каждым импульсом от них, вены на руках всё больше появлялись. Гусман резко открыл глаза, и посмотрел в зеркало. — Трус, — произнёс, так горько, что даже почувствовал противный вкус желчи во рту. Он резко встал, и не оглядываясь назад, вышел с квартиры, закрывая за собой дверь.