Не смотри

      Как и всегда до этого, от тревоги и обеспокоенности не осталось и следа. Всё опять достигло точки кипения, при которой в недрах души остаётся только ужас и отчаяние. Этот бедняга остался совершенно один в доме своём, один против «него», что с каждым мигом незаметно приближается всё ближе к порогу. И обещанная охрана к большому сожалению придёт не так быстро как хотелось бы, поскольку «он» уже вот-вот этот порог преодолеет и неспеша направится к нему, где бы и как бы он ни спрятался. Вариантов у графа Орея немного, особенно зная то как окончили свои жизни его старые добрые товарищи, дав себя забить словно овцы. Видимо от их былого пыла не осталось и следа, раз уж они, даже будучи прижатыми к углу и в безвыходной ситуации, так легко дали отнять у себя жизнь. Таким образом, он также как и свои ныне покойные друзья, преисполнялся страха, боли и отчаяния, даже при всех своих стараниях взять себя в руки, сосредоточиться и дать самому себе шанс если не на спасение, то хотя бы быструю и безмучительную смерть. Поэтому Орей и не пытался стоять на месте в углу своей комнаты подобно Дирку. Хотя ему и хватило ума иметь при себе меч, которым он так и не воспользовался, чего Орей конечно не хотел повторить. Он искал последние варианты возможных действий против того, кто уже в третий раз совершает свою месть. Он искал возможность заманить в ловушку того, кого на их памяти, своими руками не удастся хоть как-то ранить или задеть.       В этот момент он проклинал себя за то, что не обеспокоился об этом вопросе раньше, когда узнал о кончине Ганнена. И теперь он вынужден совершенно один, со старым мечом наготове прятаться в затхлом и ужасно холодном подвале своего дома, оставшись без охранников и обслуги, что накануне, после первых визитов «гостя», решили покинуть своего господина. О том что он при этом чувствовал, уже даже лень озвучивать. Он чувствовал всё почти тоже самое что и его погибшие старые друзья, за исключением конечно факта того, что он как мог пытался держать ум здраво и серьёзно, настраивая себя на то, что неизбежность нужно смиренно принять сразу. И по этой причине, в отличии от Ганнена и Дирка, чей разум уже был сломлен под ментальным давлением со стороны безжизненных красных глаз, Орей, находясь в холодном подвале при свете свежезаправленных фонарей, старался пробудить в себе давно позабытый хищный и жестокий нрав. Он видел это правильным если не выходом, то хорошей уловкой как шанс или спасти свою жизнь, или продать её как можно дороже. И именно поэтому, вместо того чтобы дрожать от страха в ожидании всего самого худшего, он как ветеран стал вслушиваться в каждый шум, шаг и шорох, что мог издавать призрак из их общего прошлого, ожидая того когда это дойдёт до своей кульминации в тёмном подвале и какой она будет. В любом случае, меч при нём, руки отлично помнят как с этим мечом обращаться и вкупе с боевым опытом всё ещё помнят, как надо встречать опасность.       А шорохи и движения, преследующие его с того момента как «он» приблизился к дому, тем временем перестали быть слышны. Ни сверху, в районе прилегающих к подвалу комнат, ни на лестнице ведущей в сам подвал к запертой накрепко дубовой двери, за которой Орей пытался спрятаться в темнейшем уголочке слабоосвещённого помещения. Как обычно это бывает, данный факт ни коим образом не мог успокоить досточтимого и недавно обедневшего графа, также как и всегда ещё сильнее напрягая его не менее напряжённое состояние разума, при котором он ожидал того, что его обидчик пойдет просто напролом, не думая ни о чём. Но в итоге он, ничего не слыша, находится в такой же опасности, в котором может находиться травоядное животное, не имея возможности расслышать хищника вовремя и на нужном расстоянии. Благо план действий он решил составить из главного правила, не лезть нарожон и смиренно ожидать нападения для оказания сопротивления, а не совершения атаки в ответ на визит красноглазого демона.       Но как ни крути, в глубине души теплилась надежда на то что опасность минует его до прихода обещанной помощи со стороны могущественного старого друга. Таким же образом в нём теплилась и надежда на то, что дверь окажется достаточно крепкой, чтобы дать время переждать эту напасть. И последняя надежда конечно же заключалась в самом себе, в том что он ещё не разучился защищать себя от опасных противников и что руки его всё ещё крепки, чтобы не только дать отпор, но и возможно победить. Учитывая то, как «он» поступил с Ганненом и Дирком, быстрой смерти от рук красноглазого можно было добиться лишь яростью и эффективностью своего сопротивления. Конечно самоубийство тоже выход, причём довольно быстрый, но Орей ещё хочет жить, и лишать себя шанса не станет. Пусть он наверно и не сможет дать отпор, но сможет хотя-бы принять смерть такой, какой она его ждёт, не терпящая поторапливания своего смертного часа.       Тем временем, тишина так и продолжала метаться в воздухе, как будто звук высосали через трубу вместе с и без того ограниченным запасом воздуха в помещении. Он начал чувствовать как дышать ему становится всё труднее и труднее, как будто воздуха на самом деле стало меньше и ему нечем теперь заглушать чувство своего крайнего волнения. Однако пугающе было то, что воздуха стало буквально и действительно значительно меньше чем за пару секунд до этого. Он только что это осознал, но не мог понять причины этого, начав в тревоге поддёргиваться из стороны в сторону. Единственным выводом в данной ситуации было то, что в этом замешан никто иной как «он». Ему непонятно конечно было, как именно, но замешан и точка, ведь «он» здесь и может сделать что угодно с ним, как сделал до этого с его старыми друзьями. Однако меч всё ещё в его руках, и только дай ему возможность, он хоть как-то, но постарается воткнуть в незванного гостя клинок аж по самую рукоять. И нехватка воздуха ему не помешает. Несмотря на то, что с каждой секундой дышать становилось практически невозможно и он еле-еле держался на ногах, улавливая последние потоки уходящего воздуха, он как можно увереннее старался держать меч прямо перед собой, упёршись спиной в угол и от напряжения выпучив глаза в сторону двери, из которой он ожидал «его» скорого прихода. И более того, он уже ждал «его» не со страхом, а с большим желанием, ведь открытая дверь даст ему вдохнуть желанного воздуха, пусть даже если «он» окажется прямо за ней. А умереть просто так, трусливо задохнувшись в подвале, для него было бы довольно позорно, какую бы смерть ему не уготовила бы эта тварь.       В этот миг время замедлилось, как будто некогда сильный ветер сменился на тихий штиль. Глубокая тишина начала дрожать, наполняясь неизвестными до этого звуками. В этот момент он даже забыл о затрудняющемся дыхании, остановившись всеми частями своего напряжённого до каменного состояния, тела, от костей и мышц, до волокон и клеток. И встал он как вкопанный не по своей воле. Его тело застыло в положении, при котором он теперь не мог отвести взгляд никуда, не мог опустить руку с мечом, не мог никак расслабиться и не мог ничего с собой сделать, как бы он ни пытался напрячь всего себя, ища спасение из этого невидимого капкана. Он сразу и с невиданным для себя доселе, ужасом, осознал, что это «он». Это «он» и никто иной, и «он» теперь не просто близко, а совсем рядом и вот вот покажется ему на глаза, переходя к действиям. И это было так и никак по-другому, поскольку «он» уже достаточно с ним наигрался до этого. И поскольку капкан уже сковал Орея как кусок застывшего расплавленного метала, то пришла пора начать основное представление, за которым Орей даже сможет понаблюдать. И это представление будет очень интересным, ибо для своих жертв и тем более старых врагов, «он» подготавливает только самое интересное.       Пришёл «его» час, и он появился. Появился как будто тень, материализуясь из полосы тусклого света подвального фонаря, сначала имея лишь контуры и с каждым мигом приобретая каждую деталь своего вида. Тот самый кого описывали все очевидцы и кого видели его ныне мёртвые друзья. Тот самый красноглазый неупокоенный призрак, стоит теперь прямо перед ним, готовый без лишних слов сделать то, о чём он даже думать не смел, ибо не имел никакого представления о том, что такое вообще может быть. Практически мёртвый взгляд пронизывает его как тысячи и тысячи молний, заставляя каждую клеточку его застывшего тела, дрожать ещё сильнее чем вообще можно представить. Он как будто начинает разваливаться изнутри и не понимает, почему и как это происходит и более того… почему ему так больно сейчас. Почему он, не имея возможности двинуться ни на миллиметр куда-либо, чувствует такую боль, как будто тело его рвётся на куски. Быть может если бы он имел возможность хоть куда-нибудь отвернуться от этого взгляда, то боль может и прекратилась бы, в конце то концов, именно «он» и есть источник этой боли. Не только из-за взгляда «его» глаз, в которых видна лишь кроваво-красная бездна, а из-за той боли что кроется внутри «него», которую «он» мастерски готов перенести в нутро очередного своего мучителя.       Его тело неподвижно, но и одновременно каждая мышца содрогается как при сильнейшей стадии столбняка. Разве что амплитуда содрогания не прекращает своего развития, соответственно ещё сильнее растягивая его мышцы и разрывая мышечные волокна. Мало ему этого, так он ещё и не способен вдохнуть, чтобы дыханием хоть как-то облегчить эту боль. Он не может дышать, вследствии чего его гортань, лёгкие и мозг, начинают как будто втягиваться внутрь себя, вкупе с судорогами лишь сильнее увеличивая степень ощущения всей этой боли. Но и в то же время, он успевает заметить то, что каким-то образом ещё жив, несмотря на отсутствие возможности дышать и содрогание мышц, доходящих до самых мелких клеток его организма.       «Его» нестерпимый взгляд, не выражающий ни одну эмоцию, как будто с той самой болью что он прямо сейчас переносит, говорит: «Всю ту боль, что ты и твои дружки причинили мне, я передам тебе в десятеро больше. И ты прочувствуешь всё, от начала и до самого конца, не пропуская ни одного фрагмента.»       И чувство передаваемой боли реально как все чувства, что он успел испытать в своей жизни. Боль как течение воздуха, проходит расстояние от лика этого демона, до лица Орея, застывшего в тревоге и страхе перед «ним». Но даже это лишь начало перед кое-чем более ужасающим и болезненным. В конце-концов, «он» ведь отплатит ему вдесятеро. И тут же течение боли по его телу внезапно остановилось на миг, как будто знаменуя начало следующего этапа этой магической пытки, не имеющей аналогов ни в мире, ни за его пределами.       Орей перестал дрожать и трескаться изнутри как хрупкая льдинка. Наступил момент, принёсший ему больше всего облегчения за всю его жизнь. Нестерпимая боль, пусть и длившаяся недолго, прекратилась на доли секунды, в течении которых он почувствовал себя в Раю. В эти доли секунды он был готов отдать всё что мог иметь за всё время своей жизни, лишь бы это чувство облегчения длилось как можно дольше и желательно не прекращалось вообще, даруя ему искупление за прошлые поступки.       Доли секунд облегчения окончились, когда он начал чувствовать вновь то, что никогда ранее не чувствовал. Это была не тряска, не судороги, не растягивание и не тряска всех клеток его организма. Это была вещь гораздо более приближённая к тому что чувствует обычный человек. Он начал чувствовать тошноту, желание проблеваться и вывернуть нутро наизнанку, как будто он отравился или увидел нечто отвратное. Однако он и не ожидал того, что выворачивать наизнанку его будет прямо-таки буквально. Чувство того, как внутренности в полостях таза, живота и грудины, начинают постепенно двигаться наверх к его горлу, невозможно описать так, чтобы хотя-бы приблизительно прочувствовать всё то, что чувствует Орей сейчас.       Всё происходило постепенно и неспешно. Просто его кишки и органы двигались вверх, проминая под себя пищевод, разламывая кровеносные пути и практически разрывая ему глотку от настойчивого напора, вследствии чего кровь начинала накапливаться у него во рту и потом водопадом выливаясь на пол, предвещая неотвратимое изрыгание им своих же кишков. А он, не может даже осознать эту боль и этот ужас, что не имеет аналогов в мире. Много кто конечно видел, как может маг разорвать человека силой мысли, но то что происходит прямо сейчас хоть и похоже в своей сути, всё равно отличается некоторыми деталями. «Он» тянет его кишки наружу так, как будто на ощупь ухватывая каждое их волокно и тянет держась за них же, как будто у него несколько тысяч невидимых рук и пальцев с цепкими коготками.       Ну, а тем временем, Орей уже начинает видеть своими глазами, как нечто продолговатое, бежевого цвета и покрытое вязкой кровью тянется из его рта как змейка, увлекая за собой остальные внутренности. И внутренности его, медленно и несмотря на размер, уверенно вытягиваются из его ротовой полости, растягивая её как резину, минуя надгортанник, зубы и язык. И как и ожидалось, он чувствует всё и чувствует так сильно, как не чувствовал до этого ничего в течении всей жизни. Это боль которой нет описания, нет осмысления и при испытывании её, хочется лишь скорого конца, также как этого конца ожидал Дирк, чьё тело Орей в своё время так и не осмелился увидеть воочию.       И всё тем же временем, с неописуемой болью, стоя неподвижно и разинув рот наблюдая за тем, как выползающие кишки начинают витать пред ним в воздухе, описывая небольшие круги словно змейки, пока за ними наружу вылезали лёгкие, сердце и желудок, Орей с ужасом вспомнил что он всё ещё жив и не умирает, при таком то безумии, которое теперь не остановится и будет преследовать его даже после смерти. «Он», исполняя свою справедливую месть, растягивает момент на долгие минуты, если не часы, стараясь выдавить из себя удовлетворение и удовольствие от процесса, будто играя с его ползущими на воздух кишками и думая о том, как же ещё можно использовать эту довольно необычную игрушку.       Буквальное ощущение пустоты внутри накрыло Орея, вкупе с болью от этого отвратного и инфернального процесса, когда его внутренности, окончательно изыйдя изо рта плавно покручивались в воздухе вокруг него, обвивая его отощавшее и ожидающее смерти тело. Как бы ни было всё случившееся отвратительным, оно практически закончилось и внутри его души, изнывающей от внеземного мучения, всё ещё теплилась надежда на то что это всё-таки конец. И в этой надежде был смысл, поскольку даже его больной от действий прошлого разум, не мог вообразить ничего ужаснее из того, что могло случиться с ещё живым человеком и телом в принципе. Однако вспомнившаяся мысль, которую ему передал «он» при начале этой пытки, мигом новоиспеченную надежду задавила. Он вспомнил, что переживет причинённую им боль вдесятеро от начала и до конца. А это значит что только что случившийся ужас, не имеющий имени, является лишь началом.       И осознание этого окончательно закрепилось в нём, когда он, всё обвиваемый своими кишками и пускающий нескончаемый водопад крови из своего рта, начал очень точно и болезненно чувствовать то, как его тело вновь начинает трястись… и очень легко трескаться, как хрупкая льдинка.

***

      Цикличная рутина бесконечного времени продолжала навеваться вокруг всего живого в этом постоянно зимнем, практически мёртвым от ударов холода, но всё-таки чудом процветающим краю. Удивительно что крайний Север, край мира что всегда попадает под удар безжалостной зимы, земля что практически не знает лета и тепла, всё равно каким-то образом остаётся не только обителью для множества людей, нелюдей, животных и чудовищ, но и одним из самых больших сосредоточений разных путей, которыми ходят разные люди с разными целями. Удивительно также и то, что этот край остаётся притягательным при том условии, что он буквально на краю известного мира, дальше которого лишь горы, неизвестность, смерть, холодные пустыни и бездны, что могут в себе скрывать нечто непонятное для известного местным жителям, мира. Хотя неясно, что могло бы здесь привносить большее чувство опаски, чем то что уже присутствует в жизни каждого живущего не только на этой земле, но и в других уголках известного мира. Будь то не вписывающиеся и разрушающие местную экосистему твари из других миров, как один из результатов Сопряжения Сфер, иль будь-то разумные обитатели этих земель, чьи бесконечные возможности в причинении страданий другим для достижения какой-либо своей цели, принесли в этот мир гораздо больше ужаса и боли, чем какие-то там неразумные чудовища, природные и космические стихии, или даже твари из неведомых глубин.       А ведь действительно, живя в таких условиях, мало чему впоследствии будешь удивляться. Тот кто на своём пути пережил десятки смертей, бурь, засух или штормов, будучи близко к гибели или потере рассудка, навряд-ли сильно испугается при виде, например, длиннющих липких щупалец, выползающих из какой-то таинственной глубокой ямы. При таком раскладе, лишь эффект неожиданности при встрече с чем-то ранее не известным, заставит бывалого ветерана или кого-то подобного, ненадолго испугаться, но заставив спустя пару секунд перейти к решительным мыслям и не менее решительным действиям. Только таким образом, многие из испытанных тутошней холодной жизнью, могли воспринимать нечто новое, привносящее смерть и опасность. А неопытные могли воспринимать новую и невиданную угрозу, как предмет для поддержания опасного чувства любопытства, что многих из таких губило в тяжёлых условиях жизни на этой земле. Но сколько бурь не переживай, всё равно среди тебя остаются глупые и наивные словно дети, люди, не понимающие ничего в жизни и вследствии этого стоящие на краю жизненного утёса.       Как раз именно среди таких людей и начала активно ходить молва об очередной страшной напасти, чья суть страшнее чем стая гулей, гнездища с драконами или проклятые обители призраков. Но вот как раз на последнее, новый объект их обсуждения был больше всего похож. Все с упоением, увлечением и дрожью рассказывали о том, что они видели среди заснеженные деревьев и холмов. И все старались описывать увиденное по-разному, путаясь в своей, подбитой испытанным страхом, памяти. Каждый рассказчик добавлял детали к запечатлённому его разумом образу, но также каждый не менял сути увиденного им страшного образа. Все отлично описывали тёмную фигуру, что маскируется среди деревьев, холмов и теней, лишь иногда открываясь при выходе на охоту за теми к кому «он» пришёл, показывая себя полностью и свои красные глаза. Опять эти красные глаза… и как много было сказано по поводу их. А именно гораздо больше чем по чему либо другому, связанному с ним, за исключением других крайне примечательных деталей, что как-ни странно также были связаны с «ним». Многие говорили о том, что стоит отвести от «него» взгляд или просто моргнуть, как «он» уже не будет стоять там, где стоял ранее, за доли секунды встав там, до куда тебе минут десять пришлось бы пешком добираться. В том числе, многие говорили о том, как «он» подобно статуе, часами стоит неподвижно, незыблемый ничем и приковавший свой пресловутый взгляд лишь к чему-то одному и чему-то конкретному. И ой как неприятно будет, если «его» взгляд падёт на тебя. И тем более будет неприятно, когда ты, опять отведя взгляд или моргнув, увидишь что он теперь не так уж и далеко, а постепенно и невидимо на тебя движется. И в этот момент, влияние «его» взгляда и намерения что могли в нём выражаться, могли свести тебя с ума и ослабить пред его неотвратимой хваткой.       Опять-таки со слов разных людей, наблюдаемому образу придавались самые разные черты. Одни говорили о том, что у «него» из спины растут крылья, с помощью которых он просто унесёт того кто попадёт под его взгляд. И этому конечно верили, раз уж граф Дирк, попавший под его ужасающий взгляд, оказался вскоре насажен на ветвь довольно высокого дерева. А другие говорили о том, что из «его» брюха, скрытого в тени «его» плаща, лезут отвратительные щупальца как у кальмара, с помощью которых «он» кормит себя внутренностями своих врагов. И этому верили абсолютно таким-же образом, раз уж граф Ганнен, что был первой «его» жертвой, оказался прямо-таки по зверски выпотрошен. Вот и третьи совсем недавно начали говорить о том, что «он» способен голыми руками, или даже силой мысли оставить от своей жертвы мокрое место. А исходили эти догадки из новостей о недавней гибели графа Орея, которого нашли в подвале своего частного дома в пригороде Понт Ваниса. В подвале, как оказалось, он пытался запереть себя. В итоге Орея даже не смогли собрать в гроб, поскольку весь подвал был буквально от края до края и сверху до низу украшен тем что когда-то было досточтимым графом. И этому в очередной раз верили. Однако везде и всегда, взгляд «его» красных глаз выражался со всех сторон одним и тем же образом, оставаясь неизменным. И это при всех остальных изменениях пришедшего из ниоткуда образа страха, боли, ужаса и возможно самого зла, как кары за совершённые грехи, или как стихии что забирает с собой всех без разбора, кроме самых сильных и приспособленных, или как предвестника чего-то более интересного и страшного.       В любом случае, молва расходилась среди всех слоёв населения словно свежие пирожки из лучшей на всю округу, пекарни. Все подхватывали разрастающуюся легенду, как будто сбиваясь в один снежный ком, на пути которого пока ещё не видно камней. И паралельно этому, серьёзно настроенные представители власти и знати, не сидят сложа руки, ища пути решения всплывшей проблемы. Для них всё усложнялось тем, что данная напасть действительно не походила на действия людей, имея больше схожих черт с призраками или мстительными духами. Вследствии этого, немало дворян серьезно вкладывались в финансирование деятельности магов, ведьмаков и даже друидов по данному вопросу, чтобы понять таинственную природу нежданного гостя. Край постепенно стал наводняться именно такими экспертами в данном жутком и мистическом вопросе. Одни приходили в Ковир как рыбка что клюётся на приманку в виде возможного обогащения, а других вызывали специально и напрямую предлагали немаленькую сумму.       А великий граф Мардохей, что был отлично знаком с вышеназванными жертвами этого непонятного существа, будучи практически правой рукой короля и важной фигурой в совете, не на шутку обеспокоился, хоть и на вид отлично держал себя в руках, активно финансируя деятельность тех, кто вызывался на борьбу с этим и усиливая меры своей безопасности. Где-то кто-то слышал, что великий граф планирует вызвать самого Геральта из Ривии, настоящего мастера, что уже как год отдыхает в Туссенте, повесив мечи на гвоздь. Благодаря всему этому, эта из ниоткуда возникшая легенда приобретает всё большие обороты, становясь одновременно страшной бедой для всех и частью быта народов Ковира и Повисса, жители которого уже начинают запугивать «им» своих детей, укладывая их спать в холодную и тёмную зимнюю ночь.       Молва о страшном существе, о мстительном духе что пришёл из самых глубин преисподней, постепенно идёт за пределы королевства, становясь всё масштабнее и популярнее. И на тот момент, многие из тех что несут эту молву из уст в уста, начали добавлять к образу не только внешние детали, но и внутренние. Люди, не зная причин происходящего, сами создают историю, стремясь наполнить смыслом те случившиеся страшные события и успешно нести её дальше, зарабатывая на ней разными способами. Вследствии этого жители Ковира, будучи людьми разными, из разных сообществ и разных общин, слышали в одно и тоже время абсолютно разные версии происхождения их жестокого призрака. Многие искали в этом связь с древними духами, которым раньше поклонялись и до сих пор поклоняются некоторые подозрительные личности, на основе чего можно было прийти к выводу, что существо с красными глазами могло быть следствием деятельности этих язычников на некогда священных участках земли. Те же многие находили связь в возможной преступной деятельности магов, которых последние лет десять уже мало кто воспринимал с доверием, даже несмотря на разгром Редании и ордена Охотников за колдуньями в последней войне. Ну и так далее.       И в то же время, более любопытные и сообразительные из тех, на кого налетел этот снежный ком информации, первым делом замечали последовательность этих событий и связь между тремя этими жертвами. Капнув глубже в пучину своего простого крестьянского мышления, они вспоминали о том что все трое пришли ко власти на этих землях вместе с графом Мардохеем и были важными составляющими в системе его управления делами государства как важного члена придворного совета и практически правой руки короля. Теперь то всё становилось просто и понятно для этих немногих людей, сумевших догадаться до очевидного, что это Мардохей и его коллеги принесли с собой эту напасть, что или из мести или по каким-либо другим неясным причинам несёт им смерть и ужас, параллельно приводя в ужас и даже иногда лишая жизни тех, кто попадается на его пути. В концов все хорошо запомнили то, что стало с теми, кого граф Ганнен нанял для того чтобы разобраться с «ним» в первые дни «его" явления.

***

      Тем же временем, параллельно растущей и набирающей свою кровавую популярность легенде, жизненная рутина всё-ещё продолжается, даже на убедительном расстоянии от людских селений, будь-то в лесу или в горах. Везде чувства одни и те же, как безцельно и скучно живёт мир вокруг, потеряв к себе интерес. Когда уже нет сил в очередной раз наблюдать за охотой волка или пумы на зайца, лицезреть очередной сход лавины с горного склона, ну или задумчиво смотреть в сторону таинственного и неизведанного Севера или живописного или богатого на жизнь Юга, стоя при этом на высоком утёсе, под грандиозным веянием безжалостных и холодных порывов зимнего ветра. Но в тоже время, тут не остаётся другого выбора, кроме как продолжать наблюдать за этим скучным и одновременно богатым на действия окружением, дабы хоть как-то избавиться от ощущения того, что время идёт болезненно медленно для того, чья жизнь всё ещё имеет хоть какой-то смысл и ничего кроме этого.       И кто бы мог подумать, что жизнь для него теперь выглядит именно так, когда взгляд намертво готов вцепиться в то что он пытается найти, наблюдая за всем что может представлять интерес к достижению поставленных им целей. С самого начала цель была явная и разделённая на последовательные куски, в течении исполнения которых, «его» глаза чрез призму боли от осознания того, что скрывается внутри той цели, смотрели на неё не отрываясь практически ни на миг. «Он» всегда смотрел, как бы эта цель не пыталась от него прятаться и что бы не предпринимала, дабы снять с себя этот зазубренный крючок, застревающий холодом своего железа из которого он сделан, глубоко внутри души своей. И глубоко настолько, насколько до этого от самого себя невозможно было представить, чтобы старательно забытые много лет назад действа всплывали вновь, пробуждая эмоции настолько незабываемые, как будто видимое тобой происходит первый раз, но именно сейчас гораздо болезненнее и ужасней. Ибо за любые действия рано или поздно приходится отвечать. И когда час наставал, они пытались как могли, принять свою неизбежную кончину достойно. Ключевое слово «пытались», ибо принять свою неизбежную и гарантированно мучительную смерть, в их случае, как людей чьи действия в прошлом можно оценить как бесчеловечные, не представлялось возможным никак.       Как люди что творили ужасные вещи, они получили своё и каждому по весомости своих поступков, сделанных по отношению к нему. Ганнен, что руководил поимкой и пленением «его», из всех троих пока-что получил самое мягкое наказание. Дирк, что держал «его» и заставлял смотреть на все происходящие на «его» глазах ужасы, получил равнозначный ответ. Орей, что привел чудовищный механизм для казни в действие, оказался по итогу растерзан и разорван также чудовищно, как и маленькая девочка что тогда была прикована к тому механизму.       Испытывая в течении всего времени преследования и во время своей смерти ужасные мучения, они наконец-то полностью осознали весь ужас и всю боль что они тогда причинили, даже не ожидая того, что избавиться так просто от груза прошлого им не удастся. И факт совершённого правосудия, несмотря на всю пустоту что только и осталась в «его» душе, приносил в эту пустоту щепотку удовлетворения, что в данном контексте, была гораздо весомее всех чувств что только можно в жизни испытать. Как приятно было наблюдать за тем, как они испытывают ту же боль, которую они ранее причиняли. И не менее приятно было наблюдать за тем, как их глаза в самый последний час стекленеют, становясь такими-же пустыми и безжизненными как и «его» глаза, взгляд которых и начинал их долгую предсмертную пытку.       Однако сделанного «ему» недостаточно. Не мало, а именно недостаточно. Осталось ещё довольно много из тех, кто ответит за всё это, за всю эту боль и всю его проклятую жизнь, которую «он» никогда не желал ни для себя, ни для тех кто был близок ему. Благо та мощь, которой они «его» одарили в течение этого ужасного процесса, пока-что удачно играет против них самих, не знающих способа борьбы со своим же творением.       Поэтому месть тем кто остался, продолжится незамедлительно и беспощадно, даже когда отголоски испытанного в прошлом страдания затмевают «его» глаза и пытаются сбить «его» с толку, как видения что насылает чародей, с целью завладеть разумом слабого волей. Всё даже наоборот, ибо эти видения лишь подстёгивают «его» к свершению задуманного, заставляя втаптывать в месиво тех кто станет у «него» на пути. Все эти душераздирающие крики в голове, эти голоса «его» близких, погибших из-за «него» от их рук. Эти ужасные удары и шрамы на теле «его». Брызги крови в лицо, с вырыванием внутренностей из вскрытых животов. Всё это как будто среди потока тихого ветра, периодически вливается в «его» уши, нос и глаза, пускай и очень тихо, но в тоже время пронзительно до дрожи, пробирающей каждый уголок «его» разума.       И таким образом, порой совершенно неожиданно, а порой и очень обыденно, перед «ним» встают те образы, которые никак нельзя назвать по-другому, кроме как кульминационными в его царстве страдания. Меч в груди седого человека что называл «его» сыном, разможённая голова прекрасной и самоотверженной девушки которую он любил и мёртвый лик маленькой девочки что была ему как дочь, посреди месива из остатков собственного тела. Это были все их ужасные деяния, для того чтобы сделать из «него» неостановимое чудовище, которое будет верно служить, будучи ментально сломленным.       Факт того, что час расплаты и отмщения близится с каждым днём, и что оставшиеся виновные во всём этом находятся так недалеко от «него», от своей скорой смерти, всё сильнее и сильнее распалял огонь внутри «его» искалеченной души, привнося в «его» жизнь остатки тлеющего смысла и цели. После этого, всё в окружающем его мире окончательно потеряет для «него» интерес и симпатию, ибо в конце-концов, каким бы банальным это ни было, но только месть даёт «ему» возможность продолжать жить, как существу что уже больше никогда не сможет жить так, как «он» жил раньше. И исполнение заданной «им» цели, подтверждающее «его» новую суть, как орудие убийства и адское отродье, должно поставить точку, как в «его» жизни, так и в его сути. И это будет хорошо как для «него», который не сможет жить в таком ужасном виде посреди не менее ужасного мира, так и для тех невиновных, что при виде «его» испытывают все те же чувства страха и ужаса, что и виновные. «Его» существование после окончательного претворения своего сокровенного желания, просто больше не будет обременять тех, кому весь этот кошмар просто не нужен, какими бы людьми они ни были в глубине своей души. Лишь бы "его» ужасный облик и суть, не привносили в жизнь обычных людей ещё больше страха и опасности.       А пока до этого не дошло, потоки холодного ветра, смешанные с потоками тусклых солнечных лучей, всё ещё продолжают покрывать «его» волнами с такой силой, при которой обычный человек тут же бы свернулся калачиком, укрывая себя от холода и пытаясь сохранить и без того малое количество тепла. Но «он» стоял неподвижно, не обращая внимания ни на что и держа свой взгляд на простирающейся перед ним живописной долине, черты которой удавалось просмотреть чрез волны неутихающего бурана. «Он» казался мёртвым, не проявляя ничего из того, что естественно для живого существа. Даже несмотря на потоки крови, что продолжали струиться в жилах «его», обеспечивая его организм теплом, «он» сам всё ещё оставался холодным, как будто всё произошедшее с «ним», умудрилось не только разум и душу болью затмить, но и ещё подобно страшному заклинанию изменило тело «его» под стать изувеченной душе. В этом моменте можно было разглядеть гениальность и абсолютную успешность того, что с «ним» было сделано. Как не пытайся этого отрицать, но при всех негативных для них же последствиях совершенного ими, что наблюдаются сейчас, на результат их работы нельзя взглянуть без трепета и понимания того, что они были в шаге от полного обладания этим сильнейшим существом на известной им Земле. И это могущественное существо наблюдает за ними также, как человек за муравьями. Причём всегда и везде, будь «оно» совсем рядом, или на самом дальней и высокой скале.       А стоял «он» под ударами ветра на вершинах скал всегда, когда имел цель охватить широтой взгляда всё окружение и постараться поддерживать хоть что-то живое внутри самого себя, ища в предстающей пред «ним» грандиозности и красоты ту толику удовлетворения, которое приносит «ему» исполненная месть. Имея понимание своего скорого конца, когда месть будет окончательно исполнена и смысл его жизни уйдет вместе с ним самим, «он» не откажет себе в возможности найти перед скорой смертью хоть что-то из «его» окружающей действительности, что сможет дать «ему» хотя-бы частично почувствовать себя живой и гармоничной частью этого мира, почувствовать себя как все живые существа, окружающие его в этой жестокой действительности. И «он» был бы рад принять те чувства, что исходят из того прекрасного или интересного что «он» наблюдает. «Он» бы с предыханием позволил отвергнутому чувству радости, вновь возгореться в нём ярким пламенем. И «он» бы, с этой приобретённой радостью принял бы решение найти что-то в этой действительности, что принесёт «ему» не удовлетворение как после отмщения, а само счастье, по ощущению которого «он» так скучает. И не мудрено, когда источники того счастья, что «он» ранее чувствовал, ушли из жизни его. И «он» хотел бы вернуть всё это, «он» бы рад принять красоту того что «он» сейчас видит перед собой, эту жизнь, её течение, разнообразие и грандиозность. «Он» бы сделал это сразу и без сомнений, если бы перед «его» прямым и незыблемым взглядом, помимо окружающей «его» реальности, не представали навязчивые и приносящие боль образы тех его близких, которых «он» в своей ужасной и изуродованной жизни, не менее ужасно потерял.

***

      Как раз-таки в очередной раз твёрдо стоя на скале, даже не думая убирать свой взгляд со зрелища упорного и незыблемого течения жизни в этой холодной земле, «он» не мог не почувствовать слабое и еле заметное изменение в потоках воздуха. Как будто «он», находясь под водой, почувствовал изменение давления от того, что кто-то прыгнул в эту воду всего-то в паре метров от него. «Он» сразу почувствовал чьё-то присутствие, уже определив, что это не животное и тем более не простой человек. От незваного гостя не исходит животный запах и животное дыхание. Он точно не человек, раз уж осмелился приблизиться к «нему». Да и он не кажется чудовищем какого-либо вида, ибо не делает ничего кроме как смирно стоит в паре метров позади «него», держась подальше от края скалы. Этого уже было достаточно, чтобы понять то что пришедший к «нему» таинственный кто-то, является чем-то большим чем обычное живое существо. Вариантов не много. Может маг, может дух в облике кого-то, или вновь болезненная галлюцинация, к которым «он» практически привык. И третий вариант скорее зависит от того, каким голосом заговорит гость и что захочет сказать, тем самым вызвав болезненную реакцию души. Но в любом случае, если взять первые два варианта, то становится очевидным что пришедший наверняка заинтересован в «его» персоне и возможностях, желая что-то интересное или узнать, или предложить.       Но интересное оно только на взгляд гостя, а не «его» самого. Посему нет нужды оборачиваться в сторону пришедшего, каким бы грубым это не показалось. Уже исходя из полученного ужасного опыта за всю жизнь, «он» отлично для себя понимал, что чтобы ни пытался сказать гость интересного и как бы ловко ни плёл, он не сможет сказать ничего такого, что привнесёт в «его» разум что-то новое, свежее и невероятное. Уж слишком много на самом деле невероятного случилось в этой жизни, чего для «него» не было по сути уготовано, или как любят говорить «предназначено». И после всего этого, какое вообще будет иметь значение что-либо из того, что может предложить любое разумное существо этого мира? И поэтому вызывало интерес лишь ожидание того, что незванный гость наверно хоть как-то постарается преподнести «его» разуму что-то, что должно заставить «его» прислушаться. Оставалось только лишь подождать пару мгновений, когда гость таки откроет уста и приложит все усилия чтобы поведать то, что ранее «ему» возможно было не очевидно и также возможно внесёт какое-то изменение в «его» жизнь. Лишь бы неловкое молчание не длилось слишком долго, тем самым обесценивая всю суть незапланированного «им» разговора. Сам же «он», начинать разговор лично не имел никакого желания, таким же образом как и не имел интереса ко всему происходящему, что не относилось к «его» целям.       В любом случае, к счастью молчание долго не продлилось. Оно началось лишь спустя пару секунд после прихода гостя, тем самым приведя к осознанию того, что осмысление его появления и его возможной цели, у «него» заняло лишь миг. И этот факт поразителен, подтверждая в очередной раз разносторонний потенциал силы, которую «он» получил от мучителей своих.       — Прости, если помешал «тебе». Долго я «тебя» искал, красноглазый. И не думаю что «тебя» удивляет моё появление. В конце-концов, в «твоём» случае наверняка уже никогда не удастся чему-то удивиться. — молвили уста гостя, голос которого был поразительно спокоен и даже дружелюбен.       В ответ «он» молчал, не отводя взгляда от живописного вида впереди, даже несмотря на то что и без того тусклый свет солнца ещё сильнее тускнеет с наступающей ночью и её безжалостной темнотой. Но слова гостя, словно заклинание, начинали настойчиво лезть «ему» в уши.       — Судя по «твоему» поведению, «ты» не просто не удивляешься, а даже не замечаешь меня. Как будто я всего лишь муравей, что пытается осмыслить человека. Неужели «ты» действительно думаешь, что я, пришедший к «тебе» уж точно не со злыми намерениями, заслуживаю такого отношения? Я же ничего «тебе» пока не сделал, в отличии от тех кого «ты» успел покарать. — чуть громче прозвучал голос незнакомца, выражая явное недовольство и некоторое расстройство поведением собеседника.       «Он» продолжал молчать, совершенно серьёзно и без слов демонстрируя отсутствие интереса ко всему что бы гость «ему» ни сказал. И цель такого поведения была проста в банальном желании просто избавиться от гостя, зная то что запугать его не получится, с учётом того насколько ему хватило смелости уже просто найти «его» и до «него» же добраться. И в то же время, слова гостя действительно как по заклинанию лезли в его разум, как будто он осознанно имеет за собой цель заставить «себя» запомнить и осмыслить всё сказанное им.       — Ну…ссс. Видимо я всё-таки заслужил. Конечно в этом плане, тут некого винить кроме меня. Поскольку я виноват не только в том, что наверняка помешал «тебе», но и в том что пока-что ещё не смог привлечь «твоё» внимание и вывести «тебя» на диалог. Что неудивительно, ибо я давно не сталкивался с теми кто «мёртв», хоть и жив по всем физическим признакам. — вздохнул гость, в попытке показать смирение со своей неудачей.       «Он», всё ещё сохраняющий тишину, наконец-то отвернулся от тускнеющего пейзажа и повернулся в сторону гостя, создавая ощущение того, что диалогу скорее всего быть. Однако даже обернувшись, «он» держал взгляд свой понуренным, даже краем глаза не затронув стоящий рядом силуэт гостя, что всё ещё не представлял для него интереса и желания хотя-бы взглянуть. И в таком состоянии, «он» просто прошёл мимо гостя, идя по направлению к деревцу, у которого дымился костёр. За «его» шагами к этому костерку, последовали и тихие шаги гостя, всё ещё сохранявшего надежду на то, что цель его прихода будет хоть в чем-то достигнута. Эти секунды были самыми лучшими, поскольку в момент их течения, гостем было не сказано ничего, что несмотря на свою банальность будет настырно лезть в «его» голову.       — Не знаю, удивит ли «тебя» это или нет, но я знаю кто «ты». Я знаю и очень хорошо видел то, какой силой «ты» обладаешь. И меня поражает то, как «ты» отлично пользуешься этим даром, который «ты» к сожалению получил таким ужасным путём. Мне действительно очень жаль что случилось всё именно так. Но даже при таком раскладе, меня не покидает вопрос по отношению к «тебе». Не задумывался ли «ты» о том, что «твоя» месть не вернёт тебе «твою» жизнь и «твоё» счастье? — спросил гость к тому моменту, когда «он» присел и расслаблено облокотился на ствол дерева, в этот раз держа взгляд на тлеющих угольках от сгоревшей ветки.       Но даже при такой прямолинейности и с упоминанием болезненных фактов «его» жизни, «он» продолжал делать вид что гостя тут просто нет и «он» слышит лишь грозное завывание ветра, посреди которого порой слышится вызывающий боль в душе и леденящий нутро, знакомый шёпот. И в тоже время, даже при отсутствии реакции на такую прямоту, гость почувствовал, что красноглазый всё-таки слушает его и более того, понимает суть его слов, что конечно может сыграть ему на руку. Казалось что его слова действительно похожи на заклинание, хоть оно и действует не так хорошо как могло бы.       — «Ты» снова молчишь. Снова делаешь вид что меня здесь нет. Но..... Я отлично чувствую то, что «ты» всё-таки слышишь меня. Я вижу, что «ты» всё-таки задумываешься обо всём этом. «Ты» думаешь о том, что же будет потом, когда сгинет последний из тех кто причинил «тебе» боль… и видишь только пустоту. Но поверь мне, я знаю что пустота… это не то что предназначено «тебе» и твоему дару, что «ты» получил пройдя через такие страдания. — продолжил гость, присев напротив у костра, пытаясь добиться зрительного контакта с «ним» и достучаться до «его» изорванного на куски, разума.       «Он» же продолжал неподвижно сидеть, выдавая лишь еле заметную дрожь, что служила знаком того, что «он», засевший глубоко внутри самого себя, всё-таки слышит всё и очень внимательно. И дело было не только в том, что слова гостя вновь, как заклинание контроля разума, ринулись в «его» голову, и что слова эти адски больно давили на незаживающие раны. Дело было и в том, что «он» пытался понять сказанное гостем. И понять причём не столько то чего на самом деле хочет пришедший гость, хотя и это тоже, а то что он может «ему» дать. Именно это было той искоркой интереса, которую гость всё-таки смог высечь в «его» душе. Он вновь заставил «его» задуматься о том, что находится за гранью «его» видения и понимания. Он заставил поднять перед «собой» вопрос того, что же такого может получить «он», как отвратительное существо что больше не имеет ничего общего с жизнью среди живых.       — Я знаю что «ты» чувствуешь. Я знаю, какую боль «ты» испытываешь каждый миг. Я знаю то, как над «тобой» издевались и как они все… самыми невероятными способами мучали «тебя». Я знаю то, что «твои» близкие, которых «ты» терял на протяжении всей своей ещё молодой жизни, предстают перед «тобой» вновь и вновь… окровавленные и расчленённые. И конечно же я знаю, какую ненависть «ты» чувствуешь по отношению к тем кто сотворил это с «тобой» и с «твоими» близкими. Эта ненависть и боль истощает «твою» и без того чахлую душу, притупляет остатки остальных «твоих» чувств, делая «тебя» ко всему безразличным. Особенно безразличным к самому «себе». Более того, я вижу и чувствую то что больше всего, «ты» ненавидишь даже не их. Больше всего «ты» ненавидишь самого себя. Ненавидишь за все свои действия, что могли привести «тебя» к этому. Ненавидишь эту судьбу, что привела «тебя» к обладанию этим ужасным даром, который возможно… на самом деле может быть ключом к «твоему» исцелению, хоть «ты» и всей своей истерзанной душой, хочешь своей смерти. — нашёптывал гость, сидя с «ним» у костра словно старый друг, выражая в своём шёпоте спокойствие, правду и смирение.       Говоря чистую правду обо всём что «он» чувствует не только в данный момент, но и на протяжении почти всей жизни, казалось что гость лишь в нескольких шагах от того чтобы достучаться до самой настоящей сути его души, желавшей получить нечто новое для себя. Однако на самом деле, пусть даже и всё сказанное гостем больно дёргало его изнутри как за струны лютни что вот-вот от напряжения порвутся, оно всё-таки не оказалось для него новым и переворачивающим взгляд на жизнь. Гость лишь красиво озвучил то, что «он» и так знал до этого, лишь ещё сильнее зарываясь в бездны «его» души, образовавшейся на ней как шрам, не имея возможности затянуться.       — «Ты» хочешь чтобы смерть стала окончанием «твоего» существования, хотя «тебе», пусть «ты» этого даже не представляешь, предназначена дальнейшая долгая жизнь, возможно полная счастья, которое «тебе» ещё предстоит узнать, отпустив всё потерянное ранее и используя свой дар по своему настоящему предназначению. «Тебе» лишь стоит протянуть руку навстречу руке того, кто желает «тебе» только успокоения и жаждет помочь «тебе», жаждет научить «тебя» правильно обладать своим даром и..... жаждет для «тебя» новой, спокойной жизни… и счастья. — прозвучало из уст гостя, приятно и подобно шелесту листьев на ветру, после чего последовали бесконечно долгие минуты тишины, в течении которых максимально утих даже обжигающий холодный ветер.       Всё сказанное гостем и правда звучало так, как то что может достичь глубин души. Неплохая попытка сыграть на самом сокровенном, не только потянув за больное, но и обещая дать то, чего в жизни так сильно не хватает.       Несмотря на то, что всё сказанное гостем, по всем параметрам звучало максимально банально, в «его» ситуации оно могло подействовать лучше всего, как на того, чей разум, обуренный болью и находится на грани самой тёмной и пустой бездны, где буквально нет ничего, желая туда прыгнуть, когда цель «его» существования будет достигнута. И только в глубине души, как до этого неоднократно упоминалось, кроется самое сокровенное желание, попытаться снова жить. Это прекрасное желание, найти новый смысл существования, найти новую любовь и новое счастье, что придет адской боли на смену, да ещё и так, что пережитые страдания забудутся навеки вечные.       Но это сокровенное желание было настолько малым, настолько тусклым, настолько жалким. Ответом на всё то, к чему это желание может привести, было лишь одно слово и заключалось оно в банальной простоте. Смерть. Нет смысла искать исцеление от боли, когда одно простое действие, мигом оборвёт всё, что когда либо терзало его душу. И будь что будет, ибо в любом случае, самые ужасающие страдания уже позади и страшнее уже придумать нельзя. После же, всяко будет лучше чем сейчас.       Пусть это желание и не было столь сокровенно и настойчиво, но именно оно долгие годы оставалось самым притягательным. Именно оно держит «его» на пути исполнения своей цели, и ничто не помешает ему достичь её. Даже то что всячески старается дать ему шанс… на восстановление или замену всего потерянного.       — Не пытайся идти против того, что тебе было уготовано Предназначением. Прими свою судьбу и протяни руку тому, что желает помочь «тебе». Позволь мне хотя-бы приблизительно показать то что «тебе» на самом деле должно быть уготовано. — сказал гость спустя долгие минуты молчания, протягивая руку в «его» сторону буквально через пламя костра, что не причинило его руке вреда. Мало того, протянутая рука ужасным образом манила к себе словно магнит, как будто опять по мановению заклинания пытаясь пробудить в «нём» желание двинуться навстречу и дать всю полноту силы своей тускнеющей мечте о новой жизни.       Когда эта рука помощи оказалась так близко к нему, угольки волшебным образом затерялись на фоне того, что тускло и не полностью представало перед ним. Но даже так, увиденного «ему» хватило, чтобы осознать всю красоту и умиротворение того что предстаёт перед ним. Действительно, практически все действия гостя работали на него как самые настоящие заклинания. Он пробудил в «его» разуме видения того, что было «ему» сокровенным и того что будет сокровенным для него в том будущем, которое гость ему навязывает. И гость в самом деле всего в одном шаге от достижения заданной цели. Благодаря ему в «его» разуме виднеются прекраснейшие и завораживающие картины «его» будущего счастья и величия, вперемешку с видением тяжелейших на пути испытаний, что для «него» несмотря на всю свою серьёзность, с учётом пережитого в прошлом и с учётом того результата, что будет достигнут при преодолении этих испытаний, не казались такими уж невообразимыми. Невообразимым было лишь видение результатов достигнутой цели, где он и его уродливый и ужасный облик, предстаёт в глазах счастливых и очарованных окружающих как лик чуть-ли не самого Бога. И ничего больше. Никакого больше горя, потери и ужаса, лишь счастье и любовь. Никто в здравом уме не отказался бы от такого. Всякий бы пожелал протянуть свою грязную руку навстречу этой руке помощи.       И не будь «он» самим собой, «он» бы так и сделал. «Он» бы протянул руку, возможно открыв себе дверь к этой новой жизни, где «он» счастлив, будучи властелином и спасителем мира благодаря дару своему, всеми любимым и всеми почитаем. Может быть «он» отдал бы миру всего себя, стараясь нести благо и получая взамен признание… и даже любовь. Всё это часто всплывало в безнадёжных грёзах «его», стараясь вышибить из «его» головы всю эту боль. Но опять-таки, зачем всё это, когда всё можно решить одним простым действием, что окончит всё навсегда?       Да и более, «он» всё-таки остаётся такой, какой он есть. Как бы ни был изуродован его дух и разум, «он» всё равно оставался тем, кто ещё способен мыслить и понимать, что всё сказанное гостем, если не точно, то уж наверно с гигантской вероятностью есть ни чем иным, как попыткой манипулировать «им», как существом чья воля на первый взгляд полностью сломлена. Как раз последняя такая манипуляция «его» сломленной волей и поставила самую последнюю точку в истории того, что ранее можно было хоть как-то назвать его жизнью. И второй раз, как бы ни были прекрасны данные «ему» видения, как бы красиво ни звучали обещания гостя, как бы они ни были правдивы и даже если бы они и были на самом искренние и как бы «он» в предлагаемой помощи ни нуждался, «он» никогда более не даст никому возможности управлять «собой» как глухонемым слепцом.       — Нет никакого Предназначения. И всё что мне уготовано, это Смерть. — наконец-то прозвучало из уст «его». И голос «его» звучал как могильный холод, в котором читалась только боль и бездна. «Он» так и не поднимал взгляда в сторону гостя, окончательно утвердив факт того что ему тут не место. И даже вся эта таинственная магия, что пыталась обуять «его» и заставить пойти навстречу гостю, улетучилась как гора пыли под резким, напористым и нежданным потоком ветра.       — Вот как… Ну чтож, «ты» удивил меня. Перед тобой могли быть открыты все двери, навстречу судьбе и тому счастью, что «ты» мог принести «себе» и окружающим. Но «ты» отказываешься от судьбы, думая что «ты» способен ею управлять, хотя это не так. «Ты» ошибаешься и к большому сожалению, «ты» это поймёшь только тогда, когда в очередной и последний раз станет слишком поздно. — ответил гость, резко отпрянув и сменив тон, выражая не только обиду и разочарование, но также и высокомерие и злость, тем самым подтверждая подозрения того, что он пытался скрыть за всеми своими красивыми словами.       — Именно так. Раньше я был невластен над жизнью своей. Но теперь..... — начал «он», да так твёрдо, что тишина на покрытой лесом скале, как будто стала вакуумом. Всё стало предельно тихо и напряжённо, особенно для гостя, что не просто смирно и неожиданно замолчал, но как будто оцепенел… замер как если бы невидимая сила сжала его в тиски.       — Моя судьба в моих руках. — довершил «он», доведя твёрдость сказанного до предела, изгнав тишину и вновь наполнив лесок звуками жизни. Гость же, не издавал ни звука, как будто неведомая сила до сих пор сдавливает его.       Тогда то «он» наконец-то и поднял свой мёртвый взгляд по направлению к гостю, тёмный силуэт которого, видимо до этого стоящий на земле, сейчас висел ровно в воздухе, издавая лишь еле слышное, испуганное дыхание. Рассмотреть же его детальнее, времени к сожалению или счастью не хватило. Не прошло и мига, как силуэт исчез, либо сбежав от ужасающего взгляда самостоятельно, вырвавшись из таинственной хватки, либо будучи изгнанным по «его» же велению.       В любом случае, назойливый и настойчивый гость пропал с глаз долой, что было хорошо. Он ушёл, вместе со своими красивыми речами, обещаниями и попытками казаться мудрее, чем есть на самом деле, оставляя «его» одного. Теперь «он» вновь наедине, с самим собой, своими мыслями и своим поступком.       Теперь в «его» душе больше не кроется мечта о новой жизни, новой любви и новом счастье. Внутри остались только Смерть и тот Адский Ужас, которым он и является, не только в глазах окружающих, но и для себя самого.       «Он» есть честная, неизбежная, и всёзавершающая Смерть, исходящая из таинственной и никому не известной бездны, которая называется Адом, олицетворением сути которого «он» по собственной воле стал и более того, перестал это отрицать.