Каждый раз, как в последний

       Галошлем сканировал направление зрачков и показывал схематичный рисунок глаза на поверхности LED-дисплея, пока лейтенант Берд старалась думать наперед и решала, к какому противнику ринуться в следующий момент, пока над головой свистели выстрелы капитана, обеспечивая неоднозначное прикрытие. Подскочив к очередному церберовцу сбоку, Берд занесла над его шеей правую руку, держа катану, и в следующее мгновение противник уже захлебывался в собственной крови.        — «Берд, ты там как?» — раздается в наушнике женский голос капитана Леонсии Шепард.        — Порядок, — едва задыхаясь произносит Алехандра Берд, своим искаженным от встроенного модулятора голосом. Она не любит врать, но еще больше ненавидит говорить о своей усталости.        — «Сдаешь позиции, Берд, так скоро на стометровке начнешь задыхаться», — подтрунивает Лео.        — Конечно, тебе там хорошо говорить, Хомяндир, — улыбается в шлеме Алехандра, пусть её улыбки не будет видно в прицел снайперской винтовки Шепард из её укрытия. — Какие у нас планы там еще, ягодка? — натягивая спавший капюшон на шлем и поправив черные волосы, спадающие на плечи, спросила она.        Фамильярность допускалась капитаном. Особенно, если напарник был хорошим бойцом. Они прибыли на Омегу по очередному заданию Альянса. Поскольку дело было серьезное, пришлось идти на него парой, без кого-либо еще, чтобы быть максимально незаметными. Шепард была отличным снайпером, Берд же дралась в ближнем бою, быстро ориентируясь в пространстве и конкретной ситуации.        Алехандра осмотрела последний из трупов на предмет кода доступа и едва вздрогнула, когда, обернувшись, увидела Леону прямо перед собой, на мгновение решив, что это противник.        — Боже, ты меня прикончишь так когда-нибудь, Хомяндир, — улыбнулась она вновь, удивляясь, насколько бесшумно передвигается капитан. — От инсульта эта броня не защитит —- никакого предупреждения смертельного заболевания. Если я и хочу умереть от какой-то болезни, пусть уж она будет связана с сексом, а не от того, что ты как черт из табакерки на меня прыгнешь!        — Не бубни, — парировала Леонсия, и Алехандра протянула магнитный ключ. — Он?        — Да, это то устаревшее дерьмо, что нам нужно, сладкая, — глаз на LED-дисплее моргнул и остался прикрытым, в то время как её голова чуть наклонилась вбок. Разница в росте у них не была слишком большой — Берд сверлила поднятый визор командира чуть сверху. — Полдела сделано. Жду не дождусь, когда можно будет отлично нахуяриться пятизвездочным виски! Либо ты со мной, командир, либо со мной ты, — модулятор голоса едва искажает смех.        Чтоб еще раз Алехандра согласилась на бойню в доках Омеги — само помещение ей крайне не нравилось, никаких по-настоящему защищенных укрытий там нет и приходилось прятаться за чьим-то кораблем, решив не нападать в лоб. Более того, стоило поскорее удалиться отсюда и воспользоваться ключом, чтобы исключить возможность того, что «Цербер» вдруг заметит пропажу своего отряда. И все же, Берд вдруг притихла, наблюдая, как Лео пытается понять, как использовать этот кусок металла. Глаз на изображении прищурился, остановившись зрачком на руках, пока настоящий серый взгляд скользил по скулам Шепард, невольно представив, словно бы она проводит кончиками пальцев по коже, опускается к пухлым губам. Почти ощущая на коже маленькие корочки из-за глупой, но чертовски сексуальной привычки их кусать. Берд сглатывает ком в горле. И тиканье будильника бьет ритмично в уши. Реальность, точнее сказать, её подобие, начинает ускользать от Алехандры, но она отчаянно старается ухватиться за нее: вцепиться в фигуру командира, ощутить под своими пальцами её почти настоящее тепло, прижать к себе, обнять, как в последний, услышать тонну ругательств, на которые жизненно необходимо было бы отшутиться. В конце концов сдернуть чертов шлем! Вдохнуть аромат волос! Откинуть ненависть к себе за столь странные чувства и патологическое желание завести роман, а не одноночную связь, как было бы для нее вернее.        Девушка неохотно открывает глаза. Первым делом взгляд ухватывается за на свет из окна, падающий на пол сквозь работающий на раме вентилятор. Сбоку от нее спит какая-то азари, которую Берд тут же, как можно скорее, выгоняет из своего маленького мира, выдав вещи. Одной рукой открывает ящик тумбы возле кровати и достает оттуда сигареты с именной зажигалкой. Выкурив пару, она наконец поднимается, докуривая третью и бросая пепел прямо себе под ноги — пол этой дешевой загаженной квартиры она и так мыла только при заезде. Лейтенант в отставке едва слушающими после вчерашней гулянки ногами шагает до ванной и устремляет глаза на свое отражение, обрамленное грязью на зеркале. Скулы семидневного мертвеца вряд ли бы одобрил прежний экипаж «Нормандии». Умывшись, направилась одеваться: она носит свои старые черные джинсы и старую толстовку Шепард, по глупости забытую в этой квартире несколько лет тому назад, и по какой-то причине так и не отданную. На том свете ей не нужна одежда, справедливости ради. Алехандра посмотрела на свой провисающий левый рукав, опомнившись, что забыла механический протез, на модернизацию которого потратила почти все свои накопления за службу — она хотела, чтобы внутри было скрытое лезвие, на тыльной стороне предплечья и ладони.        Шумный клуб Омеги уже как второй дом: тут лейтенант в отставке и связывается с клиентами, которые заинтересованы в ней как в наемнике, тут же и закупает эксимо с халлексом. В этот раз работы не подвернулось, а вот знакомый поставщик принес что-то необычное. «Забвение» — так называлась эта радость химика-биолога. Обещал этот наркотик какие-то особенные, совершенно новые чувства. А смысла держаться за свое здоровье Берд более не видела. Алехандра знала только одно важное качество вещества — оно могло вернуть назад, к Ней. В тот день, когда не только потеряла руку из-за осколка обшивки, но и человека, которого больше, как она думала, никак не вернуть.        Капитан Шепард появляется позади дивана, на котором расположилась Берд. Лео кладет свои горячие ладони на её плечи и нежным движением скользит к шее. Прикасается так ласково и невинно, затем кладет пальцы на ледяные щеки, легонько касается. Все нутро Алехандры было взбудоражено, но нельзя было слишком уж сильно реагировать на мираж, что казался ей чарующим оазисом посреди засушливой пустыни, иначе есть вероятность упустить её. Алехандра зверски скучала, мучилась виной каждый день, прожитый без капитана. Ей казалось, что она могла бы спасти Леонсию, если бы была менее исполнительной и ослушалась бы приказа к эвакуации. И сейчас бы эти сводящие с ума касания были бы правдой, дарили бы подлинные мурашки и тысячу электроразрядов. Можно было бы наполнить легкие её таким родным запахом, пусть бы даже случайно, после боя, когда аромат её кожи оттенялся сладкой кровью.        Леонсия, или, точнее сказать, прекрасная нимфа из старинных сказок приемного отца, обходит девушку и садится к ней на колени, самозабвенно улыбаясь. Она почти прикладывается к губам лейтенанта в отставке, но затем, сложив свои пухлые губы в трубочку, слегка дует и ехидно улыбается, — даже тут, в иллюзии, она оставалась неуловимой и недоступной. Многие годы службы Берд усилием глушила любые порывы, решив отдаться службе с головой, но в какой-то момент это стало просто невыносимо. В какой-то момент показалось, что идея «вытрахать Шепард из своей головы» правда имеет смысл, но даже беспорядочный образ жизни никак не мог заглушить гнетущее и секретное влечение. Каждый <i>Её<i/>лишний взгляд в сторону Алехандры, та воспринимала как укол сильнодействующего наркотика, вызывающего привыкание с первой дозы.        Теперь же нет смысла себя травить этим, и Алехандра приняла свою судьбу, решив, что лучшее, что может с ней случится — только трип от настоящей дозы. Псевдо-Леонсия тем временем подается вперед и слегка, и ненадолго, прикусывает хрящик уха, тяжело и горячо дыша (или, быть может, у Берд лихорадка от передозировки?), томно шепча имя лейтенанта. Сердце сейчас будто выпрыгнет из груди, прорвав грудную клетку, вырвавшись куда-то на пол. Приглушенное освещение за ВИП-столиками только способствовало этому сумасшествию. Алехандра кладет руки на талию Шепард, чуть сдавливая и бегая глазами по её подкаченному телу, облаченному в какую-то толстовку и штаны (её типичный выбор), хотелось впиться в её губы, гладить, целовать очень рьяно, опускаясь все ниже и ниже, провести языком по внутренней стороне бедра, заставить увидеть космос невооруженным глазом. Берд, наверняка до боли, сжимает свои пальцы на ягодицах командира, закусывает чужую кожу на ключице, «2177» — регламентировала тату с датой трагедии на Акузе, оттянув толстовку, и валит на диван, рядом с собой. Откинув свои смоляные волосы вбок, нависнув над Шепард, Алехандра кладет ладонь на её талию и поднимает руку выше, под толстовку поглаживая ребра и аккуратную, сравнительно небольшую грудь. Прислоняется своим холодным носом к её шее и опять осыпает жаркими поцелуями. Поднимает толстовку и прикладывается к проколотым соскам, целуя и слегка подминая грудь. Опускаясь к тату с лилиями во весь живот Шепард, девушка стала очерчивать их линии языком, пока та сладко стонала и выгибалась в объятиях.        Стоило поднять глаза, картонная декорация воспаленного разума развалилась. Пред Алехандрой была какая-то девушка, одна из тех, что уже были в её постели однажды. Как её зовут, кстати? Берд отпрянула и грубо закричала, назвав шатенку шлюхой и выгнала её из-за столика. Надеясь прийти в себя быстрее, лейтенант в отставке схватила свою бутылку воды, оставленную на столе предварительно, и, смочив салфетку, промакивает горячий лоб и, скинув толстовку, плечи. Прошел еще час, прежде, чем последние признаки объебанности спали, и Алехандра заказала себе какой-то слабоалкогольный коктейль, опять закурив.        И только она хотела уходить, как услышала знакомый голос:        — Если бы я умела гадать как ты, сегодня утром мне бы точно выпало «колесо Фортуны», беспощадный Десятый Аркан. Кажется, это значит, что все обернется в пользу вопрошающего без каких-либо особых волевых усилий с его стороны, но усилия, все же, приложены были, — поначалу Берд замерла, боясь, что если она обернется, то иллюзия растворится, — и немалые, — но потом повернула голову в сторону звука.        Ощущение, что ты видишь перед собой покореженный живой труп, вогнало девушку в ступор. На лице Леонсии были шрамы, пока непонятно, для Берд, откуда взявшиеся. Глаза точно были синтетически и поблескивали красным. Черт возьми! Появись она на пару часов позже, вряд ли была бы рада такому раскладу.        — Ну что ты смотришь, будто покойника увидела! — шутит Шепард. — Обними же меня! Это приказ!        И Алехандра бросается обнимать.        Каждый раз,        как в последний.