soulmates never die

Нура не верит в соулмейтов. Глупо думать, что кто-то с такой же татуировкой может быть твоим соулмейтом. Совсем немногие в современном мире встречают предначертанные им родственные души. Тем не менее, когда она просыпается в день своего шестнадцатилетия, то сразу же начинает искать на теле татуировку. Осматривает каждый миллиметр своего тела, ищет метку на своём лице, смотря в зеркало. Но ничего за ночь не изменилось. Эва говорила, что когда она нашла свою метку, то почувствовала себя по-другому. Нура же не чувствует разницы с предыдущим днём, поэтому, спустя несколько тщетных попыток найти на своём теле метку, она сдаётся. Это всего лишь татуировка, она ничего не значит. Нура перестаёт её искать. Она кажется себе жалкой, но внутри что-то меняется, и она знает почему: метка наконец проявилась. Соблазн есть тут же раздеться и обыскать себя, но она упорно игнорирует это желание. Рано или поздно она всё равно увидит эту татуировку на своём теле, но сейчас она слишком боится этой определённости. И в итоге, как ни крути, Нура всё равно её находит. Через два дня, переодеваясь в пижаму, она видит на своём бедре маленький, практически невидимый, кружочек. Благо, он совсем маленький и почти прозрачный. Нура не почувствовала, когда появилась метка, но зато она очень хорошо почувствовала приближение своего соулмейта в самый первый раз. Прямо на крыльце дома Эвы её бедро схватила острая боль, когда один парень прошёл мимо неё. Боже, почему он? Почему именно Вильям был её соулмейтом? Нура решает не обращать на это никакого внимания. Да, Вильям её соулмейт. И что с того? Кроме того, Нура прекрасно помнит, как он втоптал в грязь чувства Вильде, и забывать это Сатре не собирается. — Перестань вести себя как гребанное клише, — как-то раз она говорит ему это посреди школьного двора, прежде чем круто развернуться и уйти, как ни в чём не бывало. Как этот, чёрт возьми, человек может быть её соулмейтом? Если Нура и знает что-то о Вильяме наверняка, то это то, что он умён. Так что, если она просто даст понять, что он её не интересует, то он наконец отстанет от неё. По крайней мере, она на это надеется. — Дело в том, что ты меня не интересуешь. И никогда не будешь интересовать, — она старается быть как можно более убедительной. — Почему нет? — спокойно спрашивает он, а она поражается, как можно не понимать таких элементарных вещей. — Ты эгоистичен и властен. Ты манипулируешь людьми и используешь их, чтобы добиться своего, — она умолкает на секунду, прокручивая в голове все причины, почему они никогда не смогут быть вместе, — ты холоден, ты эгоистичен… — Ты дважды сказала слово «эгоистичен», — он перебивает её, расплываясь в улыбке. — Возьмём тот раз, когда ты при всех сказал Вильде, что она недостаточно хороша для тебя. Как ты вообще мог сказать такое? — она хотела, чтобы он наконец понял, что такой парень, как он, и такая девушка, как она, никогда не смогут быть вместе, и совершенно неважно, соулмейты они, или же нет. — Я не хотел, чтобы она ещё больше в меня влюбилась, — раздражённо ответил он, будто это самая очевидная вещь на планете. — А ты не мог это сказать более вежливо? — Почему я должен говорить это вежливо? — Чтобы не навредить ей! Чтобы не обидеть её! — А какая разница, если мне на неё наплевать? Лучше сразу всё дать понять, чтобы больше не оставалось ни у кого ложных иллюзий. — И полностью разрушить её самооценку? — Ты действительно думаешь, что это так работает? — А ты думаешь, что нет? — Невозможно разрушить ничью самооценку одним замечанием. Если так произошло, то самооценка уже была разрушена. Если хочешь посмотреть на ситуацию с моей точки зрения, то выглядела она так: Вильде прицепилась ко мне. Она была увлечена мной. Она хотела переспать со мной. Я ей ничего не обещал. А вот ты отшила меня и оскорбила прямо посреди школьного двора. Это делает тебя хорошим человеком? По-твоему, это справедливо? Это заставляет её задуматься. Всё это время она расценивала его как мудака, конченного ублюдка, парня, который занимался сексом с её подругой и не перезвонил ей, но она не потратила ни секунды, чтобы посмотреть на ситуацию под другим углом. Это было не в её характере, обычно Нура была очень чуткой, и, возможно, тот факт, что она ненавидела теорию о соулмейтах, настолько снёс ей крышу, что она стала себя вести далеко не лучшим образом. Тем не менее, она совсем не готова воспринимать его по-другому, он навсегда должен остаться в её памяти мудаком. Однако, почему-то в тот момент, сидя рядом с ним на лавочке, она чуть вздрагивает, когда он в упор смотрит ей в глаза. Нура немного расстраивается, когда он говорит ей, что ему пора уходить. Вильям ни разу не заговаривал с ней о соулмейтах, поэтому однажды её застаёт врасплох его просьба показать метку, и Нура чуть не падает с кухонной тумбы. — Что ты имеешь в виду? — она прикидывается дурочкой. — Камон, Нура, ты знаешь, о чём я, — он закатывает глаза. — Неужели ты серьёзно веришь в эту чепуху? — А ты нет? — Конечно нет, это просто клише. — То есть, ты серьёзно считаешь, что нет ни единой разумной причины, по которой у нас одинаковые татуировки? — он отворачивается от неё к горячему шоколаду, который разогревается на плите. Боже, ну почему он всё время поворачивает всё в свою пользу. — Да, — она пожимает плечами. — Тогда почему ты так боишься этой темы? — спрашивает он, ухмыляясь. — Я не боюсь, — фыркает Нура, — это просто метка, она ничего не значит. — Она несёт тот смысл, который ты хочешь, чтобы она несла, — Вильям медленно приближается к ней, вжимая её в тумбу. — А какой смысл хочешь в неё вложить ты, Нура? — Ты мне не нравишься, — говорит Нура ему, и знает, что врёт. Она чувствует, что готова уже сдаться. Она старалась, старалась не любить его, не думать о его глазах и его запахе всё чёртово время. И это отстой, потому что она стала той самой девчушкой, которой стремилась никогда не становиться. Но она стала, и это было её решением. Она не может быть с Вильямом, потому что это причинит боль Вильде, тем более Вильям был не в её вкусе. Так что мучиться из-за этих чувств нет совершенно никакого смысла. Вот, она стоит перед ним, и холодный ветер кусает её кожу и ерошит ей волосы, а она даже не замечает этого, потому что всё, о чём она может думать — это о мальчике, который стоит напротив неё, и о том, как он действует на неё. За последние два дня она слишком много думала о нём, и ей это надоело, поэтому она наконец перестаёт думать и преодолевает небольшое расстояние, разделяющее их, и её сердце тает, как только его губы соприкасаются с её губами. Время на мгновение останавливается; его губы такие мягкие, такие приятные, исключительно такие, какими она их представляла. А через некоторое время он отстраняется и улыбается ей, и её ноги ослабевают, но его сильные руки обхватывают её талию, удерживая на месте. Внезапно ей уже совсем не холодно, но зато она чувствует кое-что гораздо хуже — подавленность. Может быть, и существует объективная причина, по которой он её родственная душа. Может быть, судьба свела их вместе не просто так. Нура чувствует его дыхание на своей шее. И ровный стук его сердца, бьющегося у её уха. Это потому, что она лежит в его постели, положив голову ему на грудь, а Вильям обнимает её за талию. На самом деле это так нормально — находиться в кровати рядом со своей второй половинкой. Она могла бы остаться навечно в этом моменте, думает Нура, наблюдая за тем, как он спокойно спит. Внезапно она чуть не поддаётся внезапному порыву рассмотреть его тело, чтобы найти метку. Почему её вдруг так интересует этот знак? Она в него не верит, это абсолютно бессмысленно. Нура закрывает глаза, она знает, что чувствует к нему, ей не нужна никакая метка, чтобы доказать это. Нура не собирается заниматься с ним сексом. Она ни с кем не собирается заниматься сексом. По крайней мере, до тех пор, пока не будет полностью уверена в нём и не будет безоговорочно доверять ему. Она усвоила этот урок уже много лет назад. Тогда она была молода и наивна, но она уже очень давно стала другим человеком, и повторять ту же ошибку Нура не собирается. Она не хочет снова убиваться горем. Но это чертовски тяжело, особенно сейчас, когда его тело прижимается к её, и они страстно целуются. Его поцелуи уже вошли в привычку. Она ничего не может с собой поделать, раз за разом постоянно ища его губы. Он устроился между её ног, её руки нежно ласкают его затылок, притягивая его лицо ближе к своему, в то время как его руки опасно блуждают под её рубашкой. Она чувствует, что должна остановить его, но его большие ладони так нежны на её коже, что она лишь крепче сжимает его бёдра своими ногами. Она чувствует, как сильно он прижимается к ней, и даже если знает, что должна остановиться, то всё равно не делает этого. Она хочет его. Она так сильно хочет его, но не может; по крайней мере, пока. Через пару недель Нура сидит на той же кровати в одном нижнем белье и совсем не сдерживает слёзы, смотря на свою метку. Неужели она действительно изменила ему? Она не хотела остаться с разбитым сердцем, но вот-вот теперь разобьёт его. — Если ты не хочешь быть со мной, то хотя бы наберись мужества, чтобы сказать об этом. Нура изо всех сил пытается не заплакать, видя боль в этих прекрасных карих глазах, которые она так любит. — Может быть, дело не только во мне, — начинает она, — если ты думаешь, что мы должны быть вместе только потому, что мы соулмейты, то нам не следовало даже начинать всё это. Ей больно говорить это, и она не может смотреть ему в глаза, потому что уверена, что вот-вот расплачется, поэтому она резко отворачивается. Вильям делает шаг по направлению к ней. — Ты сейчас серьёзно? Она не отвечает. — Нура, я люблю тебя. Мне плевать на эти отметки. Она делает глубокий вдох, прежде чем заговорить, и наконец смотрит на него. — Я хочу быть с тобой. Я хочу быть с тобой больше, чем с кем-либо на свете, — она останавливается на секунду, — но мне нужно написать эссе, которое я должна была сдать ещё вчера. А я не могу его написать, потому что я не могу думать. Потому что я не могу спать! Ты меня понимаешь? Моё сердце просто… просто выпрыгивает из груди. Он наконец обнимает её, и впервые за три дня она чувствует, что снова может дышать. А потом она начинает плакать. — Вильям, пожалуйста, — Нура бежит за ним, и все на школьном дворе смотрят на них, но ей наплевать. — Пожалуйста? — поворачивается он и смотрит на неё. В его глазах читается боль, гнев, и самое ужасное — разочарование. — Что «пожалуйста»? — его голос звучит как никогда грубо. — Я всё объясню… — Я тебя слушаю. -… но прямо сейчас не могу! — ей хочется плакать так сильно, как никогда ещё в жизни. Она терпеть не может плакать, особенно перед людьми. Особенно перед ним. — Ты вообще себя слышишь? Она не отвечает. — А знаешь что? Я не верил в соулмейтов, пока не встретил тебя. Знаешь, я подумал, что, возможно, это не чушь собачья, возможно, нам действительно суждено быть вместе. Он отодвигает край рубашки. У неё замирает сердце. Прямо над его ключицей она видит маленькую метку, точно такую же, как у неё. — Ты была права, Нура, — продолжает он, — соулмейтов не существует. Он уходит, и она позволяет ему уйти. Менее двух часов назад Нура думала, что Вильям уйдёт навсегда. А теперь он был здесь, в её постели, целуя её так, будто ничего не произошло. Она на секунду отстраняется и смотрит на него сверху вниз. У него растрепаны волосы, горят щёки и возбуждённый взгляд. Она сосредотачивает своё внимание на маленькой отметке над ключицей и осторожно проводит по ней пальцами. — Хочешь посмотреть на мою метку? Он обдумывает свой ответ. — Только если ты этого хочешь. — Да, — без колебаний отвечает она. — Окей. — Окей, — улыбается она, — тебе придётся найти её. Вильям не теряет времени даром. Он переворачивает её и оказывается сверху, медленно целуя в шею. Нура закрывает глаза, наслаждаясь этим ощущением, пока его руки медленно опускаются вниз, поглаживая её предплечья. Он медленно опускает вниз, от её шеи к ключицам, от ключиц к груди, оставляя на её теле дорожку из влажных поцелуев. Дойдя до пупка, он на мгновение останавливается, смотря на неё. Она решительно кивает, и он продолжает изучать её тело. Она чувствует, когда он находит метку. Вильям вздрагивает, и она открывает глаза, чтобы посмотреть на него. Он так сосредоточен, любуясь её меткой, словно сокровищем, и нежно целует её в бедро, прежде чем вновь вернуться к её губам. Она не верит в метки. Действительно, глупо думать, что кто-то с такой же татуировкой может быть твоим соулмейтом. Но есть что-то в этом мальчике, может быть, в его сверкающих глазах, или в том как его улыбка топит её сердце, или в его приятных прикосновениях, и всё это заставляет её верить в метки. Всё это заставляет её верить в то, что они всегда были предназначены друг другу. Сама того не осознавая, она ловит себя на том, что внимательно смотрит на него, не отрываясь. — Что? — усмехается он. — Ничего, Вильгельм, — улыбается она, — я просто безумно тебя люблю.