Рейвен понимает, что это конец, когда один за одним заключённые с Элигия начинают валиться с ног. Её внутренняя моралистка кричит, рвётся наружу, хочет расцарапать ей лицо, но где-то в подкорке голос разума шепчет: «Если они не закончат свою работу, мы все умрём». И Рейвен слушает его, а не правдивую до скрежета зубов себя, из-за которой они бы сдохли при первой же возможности.
Она отправляет им на помощь Мёрфи, на самом деле не имея цели причинять ему зла, но помогать иначе он не желает, поэтому Рейвен вновь дело берёт с свои руки.
Принять удар на себя просто. Рейвен и раньше таким грешила, делая всё возможное для выживания себя, своих людей и тех, кто был ей дорог. Пытки Линкольна, когда он попытался убить Финна, подрыв моста, кольцо огня и триста сгоревших землян, попытка вместо Финна сдать землянам Мёрфи — всё это было, но ещё очень давно, когда они воевали. В те моменты ничего не могло быть иначе. Тогда она не должна была жалеть тех, кто пришёл убивать её народ, её любимых. И она не жалела, лишь воздавала по заслугам тем, кто пришёл воевать с ними, с теми людьми, которые просто наконец обрели дом. Поступи она по-другому, все бы сдохли ещё тогда. Поэтому она не поступала. Никто из них не поступал.
Но сейчас был выход, возможно рассказать им правду, чтобы они были там добровольно. Был выход, но не было веры. Рейвен Рейес слишком натерпелась от заключённых с Элигия — она не доверяет никому из них. Они все — моральные уроды, убийцы и воры. Решение оставить их в живых Рейвен считает ошибкой. Поэтому она молчала тогда, молчит сейчас и просто просит Эмори и Мёрфи тоже лгать им. Никто и ничто не должно помешать им залатать эти чёртовы дыры в трубах, иначе они все умрут и тогда какой, нахрен, смысл? Правильно, никакого.
***
Рейвен испытывает гору облегчения, когда стрелка неумолимо движется вниз — это значит, что они сумели. Они не умрут сегодня, по крайней мере от радиации точно.
Но Рейвен рано радуется. Стоит ей поднять свой взгляд, полный счастья и надежды, как она видит Хэтча. Его губы шепчут едва различимое «пожалуйста», а тело падает замертво. И Рейвен пробирает. До неё доходит тут же, без лишних слов и додумок.
Её начинает трясти, а тяжёлый взгляд Мёрфи лишь подливает маска в огонь.
Она стала той, кого так тщетно пыталась закопать глубоко в себе, но не удалось. Она вроде как тоже убийца, пусть и крайне умело старалась скрывать это от самой себя. Но такая она вновь тут, на поверхности.
Мёрфи назвал это падением великих. И Рейвен совершенно не знает, как отреагировать на это, поэтому просто решает сдаться.
Каждый удар Никки ощущается таким правильным, заслуженным и ни капли не причиняет боль. Она уже испытывает такую сильную душевную боль, что боль физическая на её фоне блекнет и вовсе теряется.
Мёрфи и Эмори кидаются на женщину, пытаются оттащить её подальше, кричат и просят прекратить, но не выходит у них ничего, ведь они ослаблены радиацией, а Рейвен не применяет никаких попыток выпутаться из этой драки. Дело спасают дружки Никки с Элигия, утаскивая её наконец подальше.
Выдохнуть расслабленно всё равно не выходит. Рейес винит себя — скорее даже ненавидит — в этот самый момент, что прикасаться к себе не позволяет. Ей противно до скрежета в зубах.
***
Она просыпается в странном месте. Здесь свежо, и ничем не пахнет, а воздух приятно холодит кожу. Место ощущается таким знакомым и чужим одновременно. Но Рейвен понять не может, где находится, пока не открывает глаза.
Перед ней вид на лабораторию Бекки — одно из лучших мест, в которых ей довелось побывать. Куча приборов, винтиков, шпунтиков и даже настоящая ракета — всё это было мечтой, но произошло с ней наяву.
Чья-то горячая тяжёлая рука ложится на её бедро и девушка вздрагивает.
— Рейвен Рейес, которую я знаю, никогда не сдаётся.
От до боли знакомой фразы из уст ещё более знакомого голоса в глазах начинает щипать. Рейвен подскакивает на том, что можно назвать кроватью, принимая сидячее положение. Её взгляд падает на мужчину напротив, и она видит в нём того, кого увидеть даже не мечтала.
— Позаимствовал фразу у одного хорошего человека, надеюсь, ты не против.
Перед ней живой и невредимый сидит Майлз Шо и неотрывно глядит на неё с улыбкой на лице. Взгляд всё также искрит добротой и сильнейшей заинтересованностью. Осматривая буквально каждый миллиметр его лица, Рейвен приходит к выводу, что он такой же, каким был при жизни, такой же, каким она его помнит.
— Шо? — на самом деле ей всё ещё трудно поверить своим глазам. Парень, не произнося ни слова, просто кивает. — Что ты здесь делаешь?
Но немного позже её озадаченный тон сменяется восторгом, когда она, сама того не понимая, подскакивает на ноги и падает в объятия парня. Его руки обвивают её талию, а носом он утыкается ей в плечо.
Признаться, Рейвен ждала этого неумолимо долго. Так сильно хотела вновь ощутить тепло его тела, услышать стук его живого сердца, почувствовать его неровное от её общества дыхание у себя над ухом.
Это одни из самых продолжительных объятий в её жизни. И прямо сейчас Рейвен не хочет отстраняться, ей нравится это чувство покоя и подобия дома. Шо не был первым парнем, в которого она влюбилась, но он
был в её жизни, и Рейвен
любит любила его.
Осознание приходит к ней чуть запоздало, будто в замедленной съёмке кусочки пазла складываются в цельную мозаику. Она шепчет тихо, боится:
— Почему ты тут, Шо? Ты же умер.
Она сама видела его могилу и слышала множество речей поддержки, от которых тошнота к горлу подбиралась. Как бы ей не было хреново в те дни, что бы она себе там выдумать не могла, Рейвен точно знает, что
это было, что Шо действительно мёртв, и он, в отличие от Мёрфи и Эмори, воскреснуть не сумеет.
Парень вновь молчит, лишь осторожно пальчиками ведёт по её бедру вниз. Поначалу это жест кажется Рейвен слишком не к месту, но потом она понимает. Его пальцы не упираются в преграду из бандажа, и ей самой стоять легко и просто. Она опускает взгляд и видит ногу без крепления, одетую в привычные бежевые брюки.
— Я сплю, — скорее даже не как вопрос, а как констатацию факта произносит она. И грустно становится от того, что не чувствовать боль она может только лишь во сне. — Почему я вижу тебя?
— Это вопрос не ко мне, Рейвен, — она опускается на кровать рядом с ним. Шо берёт её руки в свои ладони — такие тёплые и непривычно гладкие. — Что произошло, раз ты захотела увидеть меня? — в голосе заботливые нотки, и Рейвен невыносимо приятно вновь слышать его.
Ей хочется ответить, что много чего произошло с момента, как он покинул её, но она на самом деле говорить не желает. Её последний поступок всё ещё больно отдаётся под сердцем, и она предпочитает молчать. Перенести боль легче, если с кем-то ею поделиться, но она не из таких людей. Держать всё в себе, хранить до отправной точки, после которой ураган в её душе рванёт, и она сделает что-то, о чём может пожалеть позже, — в этом вся она. В это все они мастера, на самом то деле. Так было с Мёрфи, так было с Кларк, так было с Беллами, так было много раз и много с кем, но вынести из ситуаций выводы и начать предпочитать общение молчанию выходит всё же плоховато.
— Многое, — на информативность её не хватает. Слишком больно думать о том, что она сделала.
Рейвен порывается встать, но крепкая хватка рук Майлза не даёт ей подняться, потому она просто отворачивает взгляд. И, чтобы хоть как-то отвлечься, начинает неотрывно таращиться в пол. Он белый и чистый. Тут всё такое цивильное и очень красивое. Должно быть это говорит о том, что в её голове всё довольно организованно и разложено по полочкам. Увидеть бы, как выглядят пространства разума других людей. Может быть когда-нибудь ей доведётся. Только если станет одной из Первых, и то если выпадет слишком заселенный носитель, вроде Кларк, только тогда она сумеет посмотреть. Но Рейвен надеется никогда не стать одной из них.
— Не хочешь жить вечно? — усмехаясь, произносит Шо. Рейвен вздрагивает и почти приоткрывает рот, чтобы узнать, откуда ему это известно, как он продолжает: — Я — часть этого пространства разума. Я — это ты, точнее какое-то из твоих воспоминаний, а раз я — это ты, то…
— То ты знаешь всё, что знаю я, — заканчивает Рейвен. Гордая ухмылка на губах Шо выглядит отлично.
— А ты действительно умная, Рейвен.
— Сказала я о самой себе, — прыскает девушка. Но на самом деле ей приятно слышать это, вот, правда, момент совсем не тот.
— Сама себя не похвалишь, Рейвен, — никто этого не сделает.
Да, она бы сто раз поспорила с тем, что она не такого мнения о себе, но что толку спорить с тем, кто такая же часть тебя, как и ты сама.
— Так всё-таки, Рейвен, почему ты так беспокоишься о том, что ты сделала?
Почему она так сильно беспокоится о том, что отправила четырёх людей на верную смерть? Хотя она знала риски. Они стали известны ей не с самого начала, конечно, но, узнав это чуть позже, она так и оставила их там умирать. О своём решении жалеть не приходится, потому что либо они, либо смерть всей планете. Выбор был не особо велик. Тем более они уже были мертвы. Но осадок, который оставило это решение, прогрызает в груди дыру.
— Я считаю, что это было неправильно.
— Неправильно то, что ты спасла кучу жизней?
На самом деле их спасала не она. Их спасла Эмори, рисковавшая своей задницей, их спас Мёрфи, который до последнего не желал помогать, но в самый ответственный момент всё-таки поступил правильно,
как всегда. Жизни жителей Санктума спас Хэтч и его команда, которая погибла из-за неё. Вот, что её гложет, вот, что её волнует, вот, что сжирает её изнутри.
— Не я сделала это, а они. Я лишь приняла нелёгкое решение, за которое теперь себя ненавижу, — она вырывает свои запястья из тёплых рук парня и хватается руками за голову, опуская её на колени. По щекам начинают катиться слёзы.
Проявлять ненависть к себе любят Беллами, Кларк и Октавия — Рейвен же просто любит винить себя.
Всегда. Она винит себя за мать, за Финна, за взрыв на горе Везер, за Синклера, за Луну. Рейвен обвиняет себя за то, что плохо старалась спасти Эмори, за слабость в лаборатории Бекки и простое, совершенно понятное желание улететь к звёздам, а не бороться за жизнь на Земле. Она винит себя за то, что чуть не бросила Эмори и Джона на Земле перед взрывом, винит себя в смерти Шо, ведь именно по её вине, как ей кажется и всегда будет казаться, всё её близкие умирают.
— Что с ним случилось? — Дийоза спрашивает, а у Рейвен в груди всё сжимается.
— Я случилась, — и большего, кажется, не требуется, чтобы описать то, что иметь предвестника смерти под своим крылом чревато серьёзными последствиями.
Рейвен винит себя и за смерть Эбби. Она слишком долго не могла её простить, а потом, когда всё-таки решилась, ведь она душа всепрощающая — может простить даже непрощаемое, — Эбби на тот свет отправилась. Рейвен во всём и всегда винила и винит себя, а стоит ей обвинить кого-то другого, так недовольных лиц не оберёшься.
Но почему-то сейчас она действительно начинает себя ненавидеть. Она думает, будто то, что она сделала, действительно можно считать настолько ужасным преступлением. Но это не так. Она спасала друзей, как и всегда.
— Ты могла гарантировать, что поступи ты иначе, все выжили бы?
Рейвен не может.
Да, она ошиблась в том, что Хэтч не оставит дело, даже когда запахнет жареным и доделает свою работу, но что, если бы она оказалась права? Тогда бы они точно погибли.
— Нет, я не могла, — чётко и почти безэмоционально.
— Тогда смирись со своими шрамами и найди свою опору.
Рейвен усмехается. Её мозг использует её собственную фразу, которую подбрасывает ей, чтобы подбодрить, успокоить. И выходит у него довольно недурно. Ведь кто она такая, чтобы говорить такие вещи, а потом просто сдаваться, забывая о том, что она — борец.
— Считаешь, я сумею? — более уверено, но всё равно с опасением услышать какой-то иной ответ, нежели тот, который ей бы хотелось.
— А когда-нибудь было иначе?
А было ли? Когда-нибудь Рейвен Рейес не могла выполнить абсолютно любую задачу, какую перед ней не поставь? На памяти Рейвен такого не было никогда.
— Ты действительно так считаешь?
— Конечно, я так считаю, Рейвен, — в голосе ни капли сомнения — одна сплошная уверенность и дикая вера. Вера в неё. Вера в Рейвен Рейес.
И пусть сейчас это вовсе не Шо беседует с ней, а лишь её подсознание, которое так умело пытается заставить её перестать себя ненавидеть, но на душе всё равно становится легче. Шо был хорошим человеком, Рейвен это знала, она видела это в его глазах и замечала в его поступках. Они все делали то, чем не гордятся, и пусть Рейвен солгала, когда отмахнулась от этой фразы тогда в таверне, она знала, что это чистейшая правда. Все они грешны. И она, и Шо, и Кларк, и Беллами, но может когда-нибудь они всё-таки станут лучше? В один из дней, когда беды не будут слетать на их головы одна за одной, может тогда у них выйдет? Рейвен мечтает об этом и может когда-нибудь сможет встретить такой чистый и безопасный день.
Может когда-нибудь завтра.
На сей раз, когда она порывается встать, Шо не препятствует этому. Она поднимается спокойно, явные дорожки от слёз вытирая тыльной стороной ладони и вновь глядя на парня так открыто, с интересом, с любовь — прошло слишком мало времени, чтобы она окончательно отпустила.
— На самом деле, я скучаю, ты ведь знаешь, да? — ей кажется таким глупым говорить это ему, ведь он — вовсе он тот Шо, но разве она имеет право не произнести этого, если есть хоть малюсенький шанс?
— Разумеется. Но я могу сказать то, что я все…
— Всегда будешь рядом со мной. Я знаю.
Все, кого когда-либо теряла Рейвен, она хранит у себя в сердце, и в сложные времена они помогают ей. Прямо как сейчас, прямо как тогда в лаборатории.
Она подходит ближе и вновь увлекает его в объятия — такие по-настоящему комфортные и тёплые для них обоих. Когда же они прекращаются, до ушей Рейвен доносится тихий женский голос позади. Она хмурит брови, потому что ей до последнего не верится в его реальность, но Шо осторожно касается её плеча и Рейвен понимает, что пусть она сейчас и находится в своём же собственном воображении, — это не проделки её разума, а действительно происходит, хотя бы просто во сне. Она оборачивается медленно, даже пугливо.
— Мам?.. — тихо вырывается у неё, когда вдалеке комнаты, в которой совсем нет света, начинает виднеться знакомый силуэт.
Но поговорить им так и не дают — голос Мёрфи вырывает её из столь странного сна. Она успевает услышать только Шо, произносящего: «Пожалуйста, только не вини себя», а затем перед глазами вновь оказываются огни медицинского блока Санктума.
***
«Сказать легче, чем сделать», — считает Рейвен, всё ещё продолжая обвинять себя в убийстве четырёх человек. Слова Шо, кажется, вовсе не помогают ей.
Вообще-то ей становится легче, но боль и чувство вины никогда не уходят так быстро, Рейвен это не по наслышке знает.
Даже после слов Кларк легче не становится. Точнее, становится, но не сильно. Но она благодарна девушке за поддержку, после которой ей кажется, что они вновь вернулись в те времена, когда они являлись одной семьёй.
Ей нужно время. Возможно, ей хватит и пары дней, а может придётся подождать недели, но она придёт в себя, она верит в это, ведь это всегда происходило.
А сейчас у неё есть работа, которая не терпит отлагательств. Работа, которая поможет им всем создать мир лучший, чем тот, в котором они живут.
Мир не серых красок, а тот мир, в котором они все станут лучше.
