Настойчивость

Мурата знал, что в нём нет ничего примечательного. Он был обычной наружности, с обычным именем и приличными навыками владения мечом, которые, впрочем, никогда бы даже рядом не стояли с уровнем хашира. Проще говоря, Мурата был самым заурядным парнем. И это его вполне устраивало. Быть обычным парнем означало, что его любые впечатляющие достижения становились намного более значимыми, чем если бы он уже был одарён. Когда на горе Натагумо он сдерживал охотников, управляемых о*ни, чтобы позволить Танджиро и Иноске пробиться вперёд и найти кукловода, он ощутил гордость, которую никогда бы не испытал, не являйся он вашим обычным парнем. Конечно, может та ночь и закончилась на более низкой точке – он никогда больше не сможет смотреть на Кочо-сан – но Мурата выполил свой долг, сделал что мог, и сделал это хорошо. И он гордился этим. Позже он навестил Танджиро, застал Иноске в довольно жалком состоянии, встретил ещё одного их друга, который, как он понял, победил одного из главных демонов-пауков? Но парень не производил впечатления, будто хоть чем-то близок к уровню Танджиро или Иноске, и Мурата рассудил, что в любой группе друзей всегда должен быть обычный парень. Не каждый может быть исключительным. До поры, парень вовсе не задумывался об этом. Миссии приходили и уходили в почти ошеломляющем потоке. Он заработал несколько новых шрамов. Касугаи объявил о гибели огненного хашира, Рэнгоку Кюдзуру, в битве против Высшей Луны Три. Мурата помнил Кюдзуру-сан, с того раза, когда он должен был дать краткий отчёт событий на горе Натагумо перед собранием хашира. Они все ужасали его, но Рэнгоку казался тёплым, под слоем гнетущей и подавляющей силы. Жаль, что он умер. Мурата был уверен, что многие оплакивали его, не просто как хаширу, но именно как личность. Не он. Потеря хаширы - это ужасно, но Мурата не знал, как чувствовать печаль – настоящую печаль, а не просто лёгкое чувство беспокойства или сочувствия к семье – о смерти того, кого он даже не знал. Поэтому он продолжал делать то, что мог, и стремился делать это хорошо. Он выполнял больше миссий, помогал большему количеству людей и старался жить так, чтобы гордиться каждым прошедшим днём. Однажды он тоже умрёт, и он хотел не иметь никаких сожалений, когда это случится. В Доме Глицинии, готовясь к своей новой миссии, Мурата снова встретил Агацуму. Очевидно, их обоих послали по следу одного и того же демона. Дополнительная помощь всегда приветствовалась, но зачастую это означало более сильную мишень. Хотя и не слишком сильную, иначе они не послали бы нормального из группы друзей Танджиро – разумеется, никто не хотел повторения Натагумо – но больше, чем Мурата мог справиться сам. Всё в порядке. Мурата привык работать в командах. Быть обычным парнем означало, что у него часто не было другого выбора, если он хотел выжить. Он мог сделать это, и он мог сделать это хорошо. Или мог бы, если бы Агацума не был таким надоедливым плаксой. Серьёзно. Мурата думал, что он всё ещё был немного ошарашен, когда они встретились в первый раз: немного нервный от того, что едва не умер в битве с демонами-пауками и почти превратился в одного сам – тревожность была понятна. Но нет. Он всегда такой: плакал, ныл и постоянно утверждал, что умрёт в следующий раз, когда увидит демона. Этот парень умрёт никчёмной смертью. Он умрёт, и когда он оглянется на всё, что сделал в своей жизни, он не увидит ничего, чем мог бы гордиться. Это выводило Мурату из себя. И всё же миссия. Командная работа. Даже если Мурате придётся тащить Агацуму силком, даже если ему придётся постоянно скрипеть зубами, чтобы не вопить на блондина каждый раз, когда он жалуется, он выполнит свою работу. И он постарается сделать это хорошо, ну или настолько хорошо, насколько позволят обстоятельства. Хотя для парня, настолько уверенного, что не переживёт задания, шёл Агацума довольно резво. Он жаловался, ныл и плакал, но его ноги не переставали следовать туда, куда направляли воро… эх… вороны? - Касугаи - это вороны. Почему тогда у этого парня воробей? - Ситуация всё ещё раздражала, но оказалась лучше, чем ожидал Мурата. А потом он остановился. Прямо посреди дороги. Ночью. Слева крутой обрыв, справа лес, и абсолютно ничего на пути. Мурата собирался спросить в чём, чёрт подери, проблема, но Агацума поднял руку, указывая, что он прислушивался к чему-то. К чему именно, Мурата не знал. Ветер свистел сквозь листву, какое-то животное копошилось в подлеске. Ничего стоящего остановки. Но Агацума оставался неподвижным, и его глаза расширились прямо перед тем, как он толкнул Мурату и… Демон вышел из-под земли. Он походил на извращённую пародию на крота, прорывающегося из недр в кровожадном торнадо пыли, когтей и зубов - которое почти разорвало Мурату на куски. Без Агацумы он был бы мёртв. Охотник обнажил меч. Сделал глубокий вдох. Демон ушёл обратно под землю, и Мурата понятия не имел, когда он снова покажется. Но Агацума мог знать. Агацума услышал его в первый раз – значит, сосредоточившись, он смог бы предугадать где и когда ударит о*ни. И тогда Мурата отрубит ему голову. Командная работа. Каждый из них сделает то, что может, и сделает это хорошо. Даже если Агацума снова будет готов расплакаться. Погоди, нет - он определённо уже плакал, просто на сей раз молча. И он ещё не вытащил свой меч, даже если рука лежала на рукояти. Честно говоря, Мурата сомневался, что Агацума сможет держать себя вне опасности, если не убежит, но их выживание зависело от его ушей. Так что Мурата будет защищать его, насколько это возможно. Эта ночь будет долгой, как пить дать. Агацума воскликнул «слева» и схватил Мурату за ворот как раз вовремя, чтобы вытащить его из зоны досягаемости демона. Конечно, это также означало, что Мурата просто рубанул мечом по воздуху, но с другой стороны, его ноги не стали фаршем. Так продолжалось снова, снова и снова, и Мурата заключил, что им нужен новый план. Сохранить себя в безопасности было невозможно, не пожертвовав способностью убить демона, и ни за что на свете он не использовал бы Агацуму в качестве приманки, не тогда, когда его уши - единственное, что поддерживало их обоих в живых, когда он являлся ключом к завершению этой миссии - не тогда, когда он так настойчиво держался, как бы несчастно он ни выглядел. Мурата защитил бы Агацуму и выполнил бы свой долг - даже ценой собственной жизни. В этом была его гордость как охотника на демонов. Поэтому он велел Агацуме держаться на расстоянии, избегать атак, направленных на него, и предупредить Мурату об остальных. Агацума посмотрел на него такими большими глазами, серьёзными - даже с соплями, стекающими с носа – сам выглядя... сдержанно? Нет, не то слово. Горько? Но даже тогда он всё равно отступил, как было велено, и приготовился. Демон напал снова - раз, другой - никогда не целясь в Мурату. Это расстраивало, но парень должен был сохранять своё дыхание ровным и глубоким, чтобы в любой момент нанести удар, так быстро, как он мог, и надеяться, что получит голову о*ни, прежде чем тот отнимет его жизнь. Агацума выкрикнул, и Мурата рубанул вниз. - Дыши глубоко, направь кровь в руки, не отвлекайся на боль в ногах или на то, как твой меч замедляется костями… Демон отступил живым, а Мурата упал. Больно. Он делал неглубокие и неэффективные вдохи-выдохи, которые не помогали справиться с болью, кровотечением или с тем фактом, что он потерпел неудачу. У него была только одна работа, и он не смог её выполнить. Не хорошо, от слова «совсем», и если Агацума умрёт из-за этого, у Мураты будет о чём сожалеть, даже если раньше он делал всё возможное и жил своей жизнью так, чтобы он мог ей гордиться. Больно. Он был ранен, истекал кровью по земле, и было просто невозможно, чтобы демон не напал на него снова. Поэтому он велел Агацуме бежать, чтобы выжить – здесь нужен был кто-то сильнее, кто-то, кто мог использовать уши Агацумы с толком, и этого не произойдёт, если никто не будет жив, чтобы позвать на помощь. Но этот идиот, эта плаксивая размазня, каким-то образом выбрал именно этот момент, чтобы не быть трусом, которым он хотел быть с самого начала. Он бросился к Мурате, подхватил его - бормоча о том, чтобы спрятаться среди деревьев и о нежелании наблюдать чью-либо смерть снова - а Мурата хотел задушить блондина. Он пытался устроить себе благородную смерть! Смерть, которой он смог бы гордиться, как человек и как охотник! Конечно, демон атаковал снова, прежде чем кто-либо добрался куда-либо. Мурата не был уверен в происходящем – у него болели ноги, в голове была странная легкость, и всё двигалось слишком быстро, – но он оказался распластанным у корней дерева, чудесным образом живой, и видел странные волосы Агацумы там, на другой стороне дороги. Он тоже лежал на земле. Неподвижно. Вероятно, он был отброшен туда нападением и выбит из сознания ударом об утёс. В лучшем случае. Мурате захотелось плакать. Но затем Агацума снова поднялся, и что-то изменилось. Нет, всё изменилось. Его осанка, его дыхание, отсутствие плача или нытья. Намёки на это были и раньше: в том, как он всегда успевал увести Мурату с пути о*ни, в том, как он сосредотачивался на том, чтобы слушать и сдерживать слезы, в том, как он, казалось, совсем не уставал в течение этой долгой, слишком долгой ночи. Но это всё, что было. Намёки. Мурата смотрел на этого Агацуму сквозь туман собственного угасающего сознания и больше не видел обычного парня. И думал, что, может быть, это и есть тот самый парень, который убил одного из паучьих демонов тогда, и что это не было счастливой случайностью, как он заключил ранее. Но прямо сейчас демон атакует Мурату, и этот исключительный Агацума будет слишком далеко, чтобы помочь. Хотя всё в порядке - если впоследствии Агацума сумеет закончить работу, Мурата уверен, что и он сможет покоиться с миром. Даже если сейчас он не достиг, чего хотел, всё хорошо. Ведь он просто обычный парень, который сделал всё что мог. С того места, где он лежал, опустив голову на землю, Мурата на самом деле мог слышать грохот предвещающий появление демона: своеобразное глухое эхо оползня – они иногда случались дома. Поля были в долине, и иногда возвышающиеся холмы поглощали их, весь годичный урожай и некоторые дома, одним махом. И ничего не оставалось, кроме как ждать, когда бедствие пройдёт, чтобы потом выкопать поля и мёртвых, и снова взяться за работу. И так же, как тогда, Мурата ждал, потому что не мог сделать ничего другого. Он чувствовал, как демон вышел прямо у его ног, вероятно потому, что там сейчас была большая часть его крови, слышал что-то вроде грома вдалеке, а затем появился Агацума, в одно движение отрезая голову о*ни. Агацума рухнул, Мурата наблюдал, как демон превращался в пепел, и никак не мог понять, какого чёрта он ещё жив. Было невозможно, чтобы Агацума двигался так быстро, и всё же он это сделал, и это спасло Мурату. По крайней мере, пока он совсем не истечёт кровью, что выглядело всё более и более вероятным. Хотя это была бы паршивая смерть. Он попытался применить дыхательные техники снова, глубоко дыша, сквозь боль и туман в голове, и медленно сосредоточив всё своё внимание на ногах – и больно, блин, как же чертовски больно – до точки, где всем, что он мог чувствовать, были длинные раны на его икрах и бёдрах, проливающаяся кровь и разорванные сосуды. И охотник продолжил дышать - даже если это было так больно, что он наверняка почувствовал бы себя лучше умирая - потому что он мог сделать это, и он никогда не простил бы себе, если хотя бы не попытался. Кровотечение не прекратилось, но замедлилось, и этого может быть достаточно. Агацума снова начал ныть. Жаловался о том, как не чувствует ног. Мурата лишь простонал в ответ. Со всей честностью, он не мог сказать, что скучал по этому. Ну, по крайней мере Агацума был в сознании. Мурата выдыхает. Плача, жалуясь и ноя больше, чем когда-либо, Агацума поднялся на колени, вероятно, готовясь уйти и найти кого-то, кто мог помочь, или хотя бы владел швейным набором и чистыми бинтами. Или... или чтобы схватить руки Мураты, обернуть их вокруг своей шеи и помочь охотнику сесть. Блондин нёс Мурату на спине, жалуясь на то, как болели его ноги - и как он едва мог ходить, после использования Божьей скорости, и как он почти наверняка сломал по крайней мере три ребра, и что Мурата должен быть благодарен, так что ему лучше не умирать до того, как они доберутся до Дома Глицинии. Этот вариант тоже сработает. И Мурата подумал, что, возможно, он был неправ. Может быть, старый добрый "сознательный" Агацума тоже по-своему удивителен - своим настойчивым следованием вперёд, вопреки собственному нежеланию и неприязни этой работы. Это почти восхищало.